Аргумент в пользу моей позиции, навскидку, есть вывод из четырех посылок:
1. Сознательный опыт существует.
2. Сознательный опыт не является логически супервентным на физическом.
3. Если существуют феномены, не являющиеся логически супервентными на физических фактах, то материализм ложен.
4. Область физического каузально замкнута.
Из посылок (1), (2) и (3) с очевидностью вытекает ложность материализма. И это вместе с посылкой (4) и правдоподобным допущением о том, что физически идентичные существа будут иметь идентичный сознательный опыт, ведет к взгляду, который я назвал естественной супервентностью: сознательный опыт возникает из физического в соответствии с определенными законами природы, но сам не является физическим. Различные альтернативные позиции могут быть классифицированы в соответствии с тем, отрицают ли они посылки (1), (2), (3) или (4). Разумеется, некоторые из этих посылок можно отрицать разными способами.
Отрицание посылки (1):
i. Элиминативизм. Согласно этому взгляду, позитивных фактов о сознательном опыте нет. Никто не сознателен в феноменальном смысле.
Отрицание посылки (2):
Посылку (2) можно отрицать по — разному в зависимости от того, как происходит выведение, о котором идет речь, — то есть в зависимости от того, какие физические свойства главным образом ответственны за выведение сознания. Я называю все эти взгляды «редуктивным материализмом», поскольку все они предполагают возможность такого анализа понятия сознания, который оказывается совместимым с редуктивным объяснением.
Редуктивный функционализм. Согласно этому воззрению, сознание концептуально выводимо из физического вследствие функциональных или диспозициональных свойств. Быть сознательным для какого‑то состояния — значит играть определенную каузальную роль. В мире, физически идентичном нашему, исполнялись бы все релевантные каузальные роли, и поэтому все сознательные состояния были бы теми же самыми. Зомбийный мир, таким образом, является чем‑то логически невозможным.
Нефункционалистский редуктивный материализм. В соответствии с этой позицией факты о сознании концептуально выводимы из физических фактов вследствие какого‑то нефункционального свойства. Возможными кандидатами могут быть биохимические и квантовые свойства или же такие свойства, которые еще предстоит установить.
Материализм новой физики. Согласно этому взгляду, сейчас у нас нет представления о том, как физические факты могли бы объяснить сознание, но это связано с тем, что наши нынешние представления о физических фактах излишне заужены. Когда кто‑то доказывает логическую возможность зомбийного мира, в действительности он доказывает, что все поля и частицы, взаимодействующие в пространственно — временном многообразии, постулируемом современной физикой, могли бы существовать и при отсутствии сознания. Но новая физика может внести изменения в эту картину. В радикально иной теоретической модели этих сущностей могло бы оказаться достаточно для выведения и объяснения сознания.
Отрицание посылки (3):
Нередуктивный материализм. Это позиция, согласно которой, хотя факты о сознании и могут быть логически невыводимы из физических фактов, и поэтому сознание не может быть редуктивно объяснено, оно все же физично. Физические факты «метафизически вынуждают» факты о сознании. Несмотря на то что идея зомбийного мира совершенно непротиворечива, подобный мир является метафизически невозможным.
Отрицание посылки (4):
Интеракционистский дуализм. Эта позиция допускает нефизичность сознания, но отрицает, что физический мир каузально замкнут, так что сознание может играть самостоятельную каузальную роль.
И есть моя позиция, принимающая посылки (1), (2), (3) и (4): Натуралистический дуализм. Сознание естественно супервентно на физическом, но оно не является логически или «метафизически» супервентным.
Встречается и восьмая позиция, характеризующаяся общей недостаточной определенностью:
viii. Ничего не понимающий материализм. «Я ничего не понимаю в сознании. Оно кажется мне совершенно таинственным. Но оно должно быть физическим, так как материализм должен быть истинным». Этот взгляд широко распространен, но не в печатных версиях (хотя см. (Fodor 1992)).
Кратко подытожим ситуацию, как она видится мне. Вариант (i) кажется очевидно ложным; (ii) и (iii) опираются на неверный анализ понятия сознания и поэтому подменяют предмет обсуждения; (iv) и (vi) делают слишком большие и малоперспективные ставки на будущее физики, а также сталкиваются с фатальными концептуальными проблемами; a (v) либо неоправданно апеллирует к крипкеанской апостериорной необходимости, либо опирается на экстравагантные метафизические допущения. Я питаю определенную симпатию к (viii), но эта позиция, судя по всему, в конечном счете должна трансформироваться в одну из более конкретных концепций, а ни одна из этих концепций, как кажется, не работает. В таком случае единственным приемлемым вариантом остается вариант (vii).
Теперь обсудим все это в более медленном темпе. Начнем с вариантов (iv) и (vi). Вариант (vi), интеракционистский дуализм, требует, чтобы в физике обнаружились некие пробелы, которые могут быть заполнены действиями нефизического ума. Имеющиеся факты указывают на то, что это едва ли произойдет. Вариант (iv) требует столь радикального изменения облика физики, что из нее можно было бы выводить факты о сознательном опыте; но никто не представляет, каким образом какая бы то ни было физика могла добиться такого результата. В самом деле, если согласиться, что физика в конечном счете имеет дело со структурными и динамическими свойствами, то представляется, что все, что можно будет когда‑либо вывести из физики, будет иметь отношение к новым структурам и динамическим характеристикам, из которых (если не принимать другие редуктивные варианты) никогда не будет выводимо существование опыта.
Глубочайшей причиной, по которой надо отвергнуть варианты (iv) и (vi), является то, что они в конечном счете сталкиваются с той же самой проблемой, что и более привычная физика: феноменальный компонент может быть без противоречий вычтен в них из каузального компонента. Если говорить об интеракционистском воззрении, то мы видели, что даже если нефизические сущности имеют какой‑то феноменальный аспект, мы можем непротиворечиво вообразить удаление этого феноменального компонента, оставаясь с чисто каузальной/динамической историей, характеризующей взаимодействие и поведение соответствующих сущностей. Если же говорить о позиции, указывающей на роль новой физики, то даже если она недвусмысленно вводит в свой состав феноменальные свойства, факт феноменальности этих свойств не может играть существенной роли в каузальной/динамической истории; мы остались бы с когерентным физическим воззрением, даже если бы мы вычли этот аспект. В любом случае динамика — это всё, что нам нужно для объяснения каузальных взаимодействий, и никакой набор фактов о динамике не сможет выдать факт о феноменологии. Значит, мы по — прежнему сможем рассказывать историю о зомби.
В ответ на это можно предпринимать самые разные маневры, но каждый из них может быть осуществлен и при стандартных физических представлениях. К примеру, быть может, абстрактная динамика упускает из виду тот факт, что нефизическое начало в интеракционистской концепции является сущностно феноменальным, и поэтому феноменальные свойства оказываются глубоко вовлеченными в каузальную сеть. Но равным образом возможно и то, что абстрактная динамика физики упускает из виду тот факт, что ее базовые сущности являются сущностно феноменальными (в конце концов, физика характеризует их только с внешней стороны) — и итог будет тем же. В любом случае, мы имеем дело с однотипной объяснительной нерелевантностью внутренних феноменальных свойств для каузальной/динамической истории. Шаг к интеракционизму или к новой физике поэтому не решает каких‑либо проблем, присущих концепции дуализма свойств, которую я отстаиваю. В итоге они могут рассматриваться как более запутанные вариации той же позиции.
Что же касается варианта (iii), наиболее привлекательной выглядит та его разновидность, которая указывает на неизвестные и пока не замеченные нами свойства как на ключ к выводимости. Но в конечном счете мы сталкиваемся с той же проблемой: физика говорит нам только о структуре и динамике, а структура и динамика не ведут к феноменологии. Единственными доступными свойствами казались бы те свойства, которые характеризуют физическую структуру или функцию, или же свойства, сконструированные из них. Но структурные свойства явно не могут быть результатом анализа понятия сознания; ненамного лучше обстоит дело и с функциональными свойствами (хотя ниже я еще рассмотрю их). Любая подобная концепция в итоге приводит к подмене предмета обсуждения.
Остаются варианты (i), (ii), (v) и (vii), соответствующие позициям, вызывающим наиболее серьезное отношение в современной литературе: элиминативизму, редуктивному функционализму, нередуктивному материализму и дуализму свойств. Вариант (i) я отвергаю как находящийся в противоречии с очевидными фактами. Быть может, с помощью какого‑то экстраординарного аргумента и можно было бы показать, что сознательный опыт не существует, но я никогда не видел аргумента, имеющего хотя бы отдаленное отношение к доказательству этого тезиса. При отсутствии подобного аргумента останавливаться на варианте (i) — значит попросту уходить от проблемы путем отрицания интересующего нас феномена.
Вариант (v) зачастую оказывается привлекательным для тех, кто хочет относиться к сознанию всерьез и вместе с тем сохранить материализм. Я, однако, доказывал, что это попросту не работает. Нередуктивный материализм, отстаиваемый Серлом, сталкивается с внутренними проблемами и коллапсирует в одну из других концепций (скорее всего, в дуализм свойств). Другие защитники этого подхода обращаются к крипкеанской апостериорной необходимости, но та разновидность апостериорной необходимости, которая выявляется Крипке, не может спасти материализм. Вариант (v) можно последовательно принимать лишь при апелляции к сильной метафизической необходимости, выходящей за пределы крипкеанской апостериорной необходимости, и накладывании изначальных ограничений на пространство «метафизически возможных» миров. Мы видели, что у нас нет оснований верить в подобные ограничения или в некую третью, промежуточную разновидность возможности миров. Эти метафизические допущения не подкрепляются никакими другими феноменами, и трудно понять, как они могли бы подкрепляться ими.
Но даже если принять эту метафизику необходимости, при решении большинства объяснительных задач эта позиция будет походить на тот взгляд, который я отстаиваю. Из нее следует, что сознание не может быть редуктивно объяснено. Из нее следует, что сознательный опыт объяснительно нерелевантен в области физического. И из нее следует, что теория сознания должна прибегать к связующим принципам для соединения физического и феноменального, принципам, которые сами по себе не могут быть выводимыми из физических законов. В данной концепции эти принципы объявляются «метафизически необходимыми», но во всех практических отношениях ее итог оказывается тем же самым. Подобная теория будет иметь те же очертания , что и отстаиваемые мной дуалистические теории, и почти всё, что я буду говорить в ходе разработки нередуктивной теории в ряде последующих глав, будет в раной степени применимо и к ней.
Вариант (ii), редуктивный функционализм — самый серьезный из всех материалистических подходов. Если оставить в стороне различные безумные концепции, то, если материализм истинен, сознание является логически супервентным, и единственная имеющая хотя бы отдаленную видимость правдоподобия трактовка его возможной логической супервентности может быть дана на путях функционального анализа. Таким образом, согласно этой позиции, сознательный опыт означает лишь исполнение определенной каузальной роли в какой- то системе. Феноменальные свойства трактуются точно так же, как психологические свойства, связанные, к примеру, с обучением или категоризацией.
Проблема этой позиции состоит, разумеется, в том, что она неверно интерпретирует смысл сознательного опыта или сознательности. Когда я интересуюсь, являются ли другие существа сознательными, я интересуюсь не их способностями или внутренними механизмами, о которых я уже могу располагать всей информацией; я интересуюсь тем, имеется ли у них нечто, выражающее то, каково это — быть такими существами. Есть много известных способов подкрепить эту мысль. Можно, к примеру, отметить, что даже после того как мы объяснили различные функциональные способности, это может не решить проблему объяснения опыта. Можно сослаться на то, что мы можем вообразить исполнение любой функциональной роли при отсутствии сознательного опыта. Можно также опереться на тот факт, что знание функциональных ролей автоматически не дает знания о сознании. Есть и другие возражения, выдвигавшиеся ранее и связанные с тем, что функционалистский анализ не может объяснить семантическую определенность атрибутирований сознания и приводит к коллапсу концептуального различия сознания и осведомленности.
В конечном счете редуктивный функционализм мало чем отличается от элиминативизма. Оба этих воззрения допускают существование различения, категоризации, доступности, способности дать отчет и т. п.; и в обоих отрицается существование чего‑то еще, что нуждается в объяснении. Главное различие между ними состоит в том, что редукционисты полагают, что некоторые из объясняемых данных заслуживают названия «опыт», тогда как элиминативисты отрицают это. Помимо этого терминологического разногласия, суть этих взглядов очень близка. Часто отмечается, что граница между редукционизмом и элиминативизмом размыта и что редукция постепенно соскальзывает к элиминации по мере того, как мы оказываемся вынужденными модифицировать соответствующие понятия для осуществления редукции. Допуская существование сознания лишь в той степени, в какой оно определяется как какая‑то функциональная способность, позиция редуктивного функционалиста наносит такой урон понятию сознания, что ее, возможно, лучше трактовать как одну из версий элиминативизма. Оба этих взгляда не принимают сознание всерьез.
Это оставляет нас с вариантом (vii), а именно с дуализмом свойств, который я отстаивал, как единственным приемлемым вариантом. Нельзя отрицать, что он кажется выводом из хорошо обоснованных посылок. В определенных отношениях эта позиция контринтуитивна, но это единственная концепция, лишенная какого‑либо фатального дефекта. Кто‑то может счесть неприемлемым ее дуалистический характер; но вскоре я попытаюсь доказать, что подобный дуализм не является столь уж неправдоподобным, как казалось многим, и что в его адрес можно высказать не так уж много серьезных возражений. Самая большая проблема, связанная с этим воззрением, состоит в том, что из него вытекает некая нерелевантность феноменальных свойств для объяснения поведения и что оно может приводить к эпифеноменализму, хотя и не автоматически. В следующей главе я, однако, буду доказывать, что эта объяснительная нерелевантность не имеет фатальных последствий. В итоге эта позиция позволяет создать непротиворечивую, натуралистичную, лишенную мистики картину сознания и того места, которое оно занимает в природном порядке.
Охватив более широким взглядом эту логическую географию, мы можем сказать, что существует три главных класса представлений о сознательном опыте.
Концепции A — типа признают — по различным функционалистским или элиминативистским соображениям, — что сознание в той мере, в какой оно существует, логически супервентно на физическом. В концепциях В — типа признается, что сознание не является логически супервентным и что нет априорного импликативного перехода от физического к феноменальному; при этом они говорят о своей материалистичности. Концепции С — типа отрицают как логическую супервентность, так и материализм.
Концепции A — типа существуют во множестве разновидностей — элиминативизм, бихевиоризм, разного рода редуктивный функционализм, — но у всех них есть нечто общее. Теоретик A — типа скажет, что (1) физические и функциональные дубликаты, лишенные того типа опыта, которым мы обладаем, непредставимы; (2) Мэри ничего не узнает о мире, когда она впервые видит красное (в лучшем смысле она обретает какое‑то умение); и (3) всё, что надо объяснить относительно сознания, может быть объяснено объяснением реализации определенных функций. Среди образцовых теоретиков А — типа — Армстронг (Armstrong 1968), Деннет (Dennett 1991), Льюис (Lewis 1966) и Райл (Ryle 1949). К числу теоретиков A — типа, возможно, также относятся Дретске (Dretske 1995), Рей (Rey 1982), Розенталь (Rosenthal 1996), Смарт (Smart 1959), Уайт (White 1986) и Уилкис (Wilkes 1984).
Концепции В — типа, или нередуктивные разновидности материализма, обычно разрушаются под грузом внутренних проблем. Единственной концепцией В — типа, кажущейся хотя бы внутренне когерентной, является та, что придает ключевую роль сильной метафизической необходимости. Занимая эту позицию, теоретик В — типа должен считать, что (1) зомби и инвертированные спектры представимы, но метафизически невозможны; (2) Мэри узнает что‑то, когда она видит красное, но от этого знания можно отделаться с помощью анализа лоровского типа; и (3) сознание не может получить редуктивное объяснение, и тем не менее оно имеет физическую природу. Главная позиция В — типа никогда четко не формулировалась, но ближе всего к ней подошли Левин (Levine 1983, 1993) и Лор (Loar 1990). Среди других авторов, которые, как кажется, одобряют физикализм, но не логическую супервентность, — Бирн (Byrne 1993), Фланаган (Flanagan 1992), Хилл (Hill 1991), Хорган (Horgan 1984b), Лайкан (Lykan 1995), Папино (Papineau 1993), Тай (Туе 1995) и ван Гулик (van Gulick 1992).
Взгляды С — типа включают различные виды дуализма свойств, признающего ложность материализма и допускающего нередуцируемость неких феноменальных или протофеноменальных свойств. Согласно этой позиции, (1) зомби и инвертированные спектры логически и метафизически возможны; (2) Мэри узнает что‑то новое, и ее знание является знанием о нефизических фактах; и (3) сознание не может быть редуктивно объяснено, но могло бы нередуктивно объясняться в терминах дополнительных законов природы. Это позиция Кембелла (Campbell 1970), Хендриха (Honderich 1981), Джексона (Jackson 1982), Г. Робинсона (Н. Robinson 1982), У. Робинсона (W. Robinson 1988), Сприджа (Sprigge 1994) и автора настоящей книги.
Стоит, пожалуй, отдельно упомянуть уже обсуждавшуюся позицию, отождествляющую феноменальные свойства с внутренними свойствами физических сущностей. Подобную позицию занимали Фейгл (Feigl 1958), Локвуд (Lockwood 1989), Максвелл (Maxwell 1978) и Рассел (Russell 1926). Я тоже симпатизирую ей. Я рассматриваю ее как разновидность С — воззрений, так как здесь признается фундаментальность феноменальных или протофеноменальных свойств, хотя ей и присущи свойственные только ей метафизические очертания. В частности, она более монистична, чем наиболее естественные интерпретации С — воззрений. Возможно, стоит называть ее позицией типа С', хотя обычно я буду относить ее к типу С.
На пути А, В и С имеется две главных развилки. Во — первых, является ли сознание логически супервентным (тип А против остальных)? Во — вторых, является ли истинным физикализм (тип В против типа С)? Если начать со второй развилки, то я не испытываю особых колебаний относительно отрицания типа В. Хотя его достоинством является то, что мы видим здесь серьезное отношение к сознанию, позиции этого типа опираются на некогерентные или туманные метафизические допущения, к тому же во многом немотивированные; главной мотивацией выступает просто стремление любой ценой избежать дуализма. В конечном счете это воззрение имеет ту же объяснительную форму, что и тип С, — но с налетом метафизической таинственности. Тип С характеризуется большей прямотой.
Главной развилкой является выбор между типом А и остальными типами. Редуктивный функционализм и элиминативизм кажутся мне ложными с такой очевидностью, что я с трудом представляю, как кто- то мог бы принимать воззрения, относящиеся к типу А. Мне кажется, что подобные воззрения можно было бы принимать лишь в том случае, если бы принимающие их считали, что с сознанием вообще не связано каких‑либо значительных проблем. Тем не менее опыт показывает, что почти треть людей готова без особых колебаний принять позицию A — типа. Это указывает на Великое Разделение, упомянутое в предисловии, — грань между позициями, принимающими сознание всерьез, и теми, которые не делают этого.
Во многих отношениях грань, отделяющая тип А от остальных типов, является гораздо более глубокой, чем та, что имеется между типами В и С. Различие между двумя последними типами связано с весьма тонкими метафизическими проблемами, тогда как первое из них затрагивает самые что ни на есть фундаментальные интуиции. Несмотря на то что как тип В, так и тип А являются «материалистическими» воззрениями, воззрения типа В по своему духу оказываются гораздо ближе к воззрениям типа С. Обе этих позиции, в отличие от A — типа, признают глубину проблемы сознания.
В конечном счете при обсуждении этой проблемы мы не можем двигаться дальше, опираясь на аргументы. Если кто‑то настаивает, что объяснение доступа и способности давать отчет объясняет всё; что Мэри ничего не узнает о мире, впервые получая опыт красного, и что функциональный изоморф, отличающийся сознательным опытом, непредставим, то я могу лишь заключить, что, когда речь заходит о сознании, мы оказываемся в разных плоскостях. Быть может, наша внутренняя жизнь драматически разнится. Быть может, один из нас «когнитивно замкнут» по отношению к интуициям другого. Более вероятно, однако, что один из нас запутался или находится под влиянием какой‑то догмы. В любом случае как только диалектика доходит до этого места, мы оказываемся на мосту, который мы не можем пересечь с помощью аргументации. Здесь мы можем лишь грубо скрестить интуиции, как нередко бывает при обсуждении глубоких философских вопросов. Детальная аргументация в силах содействовать тому, чтобы обособить и описать эту схватку, но не решить ее исход.
В начале этой работы я сказал, что мой подход предполагает серьезное отношение к сознанию. Теперь мы можем уточнить, о чем идет речь. Серьезно относиться к сознанию — значит признавать, что помимо реализации различных функций имеется и еще что‑то интересное и нуждающееся в объяснении[114]. Это имеет статус prima facie посылки, которую мог бы опровергнуть лишь исключительно сильный аргумент. И ни один из известных мне аргументов даже не приближался к этому результату. В самом деле, теоретики A — типа обычно не выдвигают аргументов против этой посылки, а попросту отрицают ее. И наоборот, за какой‑то чертой оказывается почти невозможным приводить аргументы в пользу этой посылки, как и в пользу существования сознательного опыта. В лучшем случае можно попробовать прояснить эти моменты в надежде на просветление.
После прояснения указанных моментов читатели могут решить для себя, стоит ли всерьез отнестись к сознанию. Всё, что я утверждаю, — так это то, что если мы всерьез относимся к сознанию, то дуализм свойств оказывается единственным разумным вариантом. Если мы отвергли редуктивный функционализм и элиминативизм, то нам придется признать, что сознание не является логически супервентным на физическом. А если мы отвергли логическую супервентность, то перед нами прямой путь к дуализму свойств. Воззрения В — типа популярны, но, как кажется, не выдерживают серьезной философской проверки. И главный метафизический выбор, который остается сделать, — это выбор между стандартным воззрением С — типа и воззрением С'-типа. Мы не обязаны сразу решать этот вопрос — я сам не решил его для себя, — но в любом случае можно заключить, что, если мы хотим всерьез относиться к сознанию, мы должны признать фундаментальность феноменальных или протофеноменальных свойств.
Некоторые из концепций, представленных в философской литературе, не укладываются с очевидностью в нарисованную мной схему. Но эта схема позволяет без труда локализовать их и проанализировать их проблемы. В примечаниях я кратко обсуждаю девять таких позиций: биологический материализм[115], физикалистский функционализм[116], психофункционализм[117], аномальный монизм[118], репрезента — ционализм[119], концепцию сознания как высокоуровнего мышления[120], редуктивный телеофункционализм[121], концепцию эмерджентной каузальности[122] и мистерианство[123].
