Для установления начальной стадии коммуникации между матерью и ребенком даже такое грубое различие, как различие между «да» и «нет», не имеет значения. Все. что мать воспринимает в укоренении, — это специфическое моторное поведение ребенка, которое она может интерпретировать и которое, поэтому, действует как сигнал. Это моторное поведение не меняется в зависимости от того, стремится ребенок к соску или от него отказывается. Для матери это моторное поведение, этот сигнал, является индикатором потребности ребенка. Она решает на основании ситуационной последовательности, чего хочет ребенок — получить сосок или от него избавиться. Нет ос-
1 Быховски (1956) описал регрессию к таким неинтегрированным стадиям Эго в патологических состояниях.
69
нований считать, что неоднозначность сигнала, который мать воспринимает у ребенка, ослабит его эффективность в создании системы коммуникации между ними.
Мы предполагаем, что появление друг за другом укореняющего поведения, затем отказа от соска и, наконец, семантического жеста «нет» в ходе развития представляет собой генетическую последовательность. Это предположение дает нам правдоподобное объяснение эволюционных изменений врожденного моторного паттерна укореняющего поведения, пока его моторный элемент не становится включенным в семантический жест. Другое наше предположение, а именно, что глобальное (но отнюдь не универсальное) использование семантического жеста «нет» основывается не только на идентификационных процессах начинающего ходить ребенка, но и на генетической предрасположенности к самому жесту, ныне подтверждено документально и может быть оставлено в силе.
Размышления о предыстории
Мы можем поэтому позволить себе — не в ущерб вышеприведенному аргументу и независимо от него — поразмышлять о роли определенных особенностей кормления ребенка в предыстории человека и их возможном влиянии на развитие коммуникации.
Является хорошо известным этнологическим фактом, что в так называемых «примитивных» обществах (пожалуй, их лучше называть дограмотными обществами) кормление ребенка грудью не ограничивается первым годом жизни, а продолжается в течение всего второго, а иногда третьего и четвертого годов жизни (Ploss-Bartels, 1927), когда оно становится несистематическим и постепенно прекращается. Поэтому в этих обществах поведение, связанное с кормлением грудью, в возрасте, в котором Эго ребенка уже достаточно организовано, по-прежнему является неотъемлемой частью отношений между матерью и ребенком и играет непосредственную роль в возникновении семантического жеста. Таким образом, различные паттерны поведения, связанного с кормлением грудью, становятся доступными для целей коммуникации благодаря процессу функционального изменения1. Следовательно, отказ от соска, как тип поведения, непрерывной линией продолжается от досигнального уровня до уровня формирования символа.
1 Моторный паттерн вращения головой при укоренении представляет собой способ поиска, выполняющий функцию приближения, которое в наших концептуальных рамках обладает качеством утверждения. Вращение головой подвергается функциональному изменению, когда после трех месяцев развития оно используется как поведение отказа от соска. Функция утвердительного приближения меняется на функцию отказа (негативный уход). Это качество отрицания делает вращение головой пригодным для того, чтобы стать моторным прототипом семантического жеста «нет».
70
Реципрокная идентификация
Мы можем добавить к этому рассуждению еще один хорошо известный факт, а именно, что родители во всем мире имеют тенденцию имитировать жесты и слова своих детей — в шутку или в целях коммуникации с ними. Вряд ли найдется семья, в которой отдельные слова из лексикона ребенка не были бы включены в «малый язык», в частный диалект семьи. Не всегда осознается, что не только дети имитируют родителей, но и родители имитируют детей.
Мы говорили об этой тенденции ранее при обсуждении идентификации (глава VII) и показали, что шутливая взаимная имитация жеста и слова полезна как для взрослого, так и для ребенка. Мы добавим здесь, что почти все без исключения детские выражения и жесты, включенные в «малый язык», имеют значение юмористического намека, шутки. Они являются свидетельством понимания между использующими их людьми, секретом, из которого исключен остальной мир. В своем качестве шутки эти выражения действуют как средства, избавляющие от бессознательного напряжения у взрослого, побуждая к свободной от комплекса вины регрессии к бессознательным инфантильным содержаниям. Шутливая взаимная имитация с ее сознательными и бессознательными вознаграждениями представляется поэтому вероятным средством человечества для передачи инфантильного жеста миру.
Нас спросят, не будет ли слишком большой натяжкой — рассматривать возможность того, что поведение ребенка, когда он отказывается от соска, имитировалось или до сих пор в шутку имитируется матерями во всем мире. В этом акте они, вероятно, перенимают одно из гипотетических значений жеста «нет». Это — значение, которое происходит от избегающего поведения, связанного с отказом от соска; оно относится ко многому и означает «нет» в смысле нежелания того, что есть там. В терминах Фрейда: «Это должно быть... вне меня».
Другим значением жеста «нет» является то, что что-то не находится там, что-то не обнаруживается. В терминах Фрейда, это является суждением о существовании чего-то. Это значение проистекает из функции моторного паттерна укореняющего поведения, а именно из сканирования окружающей обстановки и обнаружения соска.
Нет» как абстракция
Произвольное использование идеационного содержания отрицания в семантическом жесте «нет», без сомнения, является наиболее ярким интеллектуальным и семантическим достижением в раннем детстве. Оно играет существенную роль в отношениях ребенка с его окружением. И что еще важнее, оно является очевидным сигналом развития у ребенка функции суждения. Пожалуй, оно является первым завоеванием жестового или вербального символа абстрактного понятия. Слова для обозначения конкретных предметов и людей отчасти при-
71
обретаются, отчасти еще значительно раньше создаются детьми. Они появляются уже к концу первого года жизни в форме «всеобщих слов», таких, как ма-ма. Первое всеобщее слово используется ребенком для сообщения о своих потребностях либидинозному объекту, то есть матери, которая является также тем, кто их исполняет. Оно обозначает все подряд: голод, скуку, дискомфорт и т.д. и желание освободиться от них. точно так же, как оно обозначает печенье, игрушку, мать и стремление их получить. Другие такие всеобщие слова приобретаются ребенком в последующие недели, и достигается определенная степень специализации отдельных слов. Очевидно, что по своему характеру эти первые обозначающие потребности вербальные символы являются пока, если использовать классификацию Карла Бюлера, обращением, а не описанием. Новый уровень интеграции достигается после восемнадцати месяцев жизни. Вербальные символы, которые приобретаются теперь, используются не только с целью обращения, но также с целью описания, и разрабатывается специфический индивидуальный синтаксис. Мы не будем вдаваться в детали этого процесса и ограничимся утверждением, что теперь вербальные символы могут выполнять функцию абстракции. В терминах Куби (1953), ребенок приобрел символическую функцию. Я полагаю, что жест семантического негативного покачивания головой является наглядным показателем того, что ребенком достигнута абстракция отказа или отрицания. Это первая такая абстракция, а ее символический жест репрезентирует абстрактное понятие установки «я этого не хочу». Как таковая она является первым шагом на пути к гораздо более обширной символической функции в вербальном поле, которая появляется во второй половине второго года жизни. Важность для ребенка достижения этой единственной особой абстракции, покачивания головой в значении «нет», проявляется в том, что она становится, так сказать, триумфальным лозунгом целого периода в развитии ребенка, о котором психоаналитики по-разному говорили как о периоде негативизма. И Фрейд (1908), и Анна Фрейд (1951) также говорили об этом периоде как о периоде анального упрямства.
Понятия «нет» не существует в бессознательном. Отрицание является творением Эго и служит его функции суждения. Поэтому его окончательное появление основывается на установлении наиболее ранних функций Эго, а именно на сознательном различении и на зачатках вторичного процесса. От этих истоков процесс эволюции, происходящий на протяжении всего первого года жизни, приводит к формированию того, что мы можем назвать идеационным понятием отрицания. Это достигается на втором году жизни, между пятнадцатым и восемнадцатым месяцами. В это время реактивируется моторный паттерн (укоренения), а жест «нет» в виде покачивания головой становится очевидным выражением отрицания.
С учетом этого соображения целесообразно еще раз рассмотреть два аспекта в зарождении, развитии и появлении семантического же-
72
ста «нет». Первым аспектом является идеационное содержание, вторым — моторный паттерн.
Первый из них, идеационное понятие отрицания, имеет свою предтечу в ситуации кормления грудью в трехмесячном возрасте. В частности, на третьем месяце жизни ребенок становится способным произвольно отказываться от соска. Он становится способным обозначать решение вращением головой. Примечательно, что это достижение совпадает с появлением реакции улыбки. Мы полагаем, что на пути к окончательной консолидации отрицания на втором году жизни одной из станций является тревога восьми месяцев. Мы обсудим наши доводы в пользу этого утверждения в главе XII. Сейчас же мы отметим то изменение, которое произошло при переходе от предшественников отрицания на третьем месяце к консолидации его различных идеационных содержаний на втором году жизни. Дихотомия на третьем месяце заключается в утверждении: «Я бы вместил это в себя, и я бы держал это вне себя». После консолидации понятия отрицания эта дихотомия транспонируется в абстрактное суждение, которое подтверждает или отрицает, что вещь имеет данное свойство. В сущности, это являлось также решением, принимавшимся, когда хотелось чего-либо принять или что-либо не допустить, поскольку это решение переходит затем в суждение «это хорошо, а это плохо».
Второй аспект, моторный паттерн жеста «нет», восходит к рождению. Его прототипом является укоренение, поведение, сформированное в филогенезе. Укоренение не включает в себя какого-либо решения и не имеет идеационного содержания.
И идеационное содержание жеста, и его моторный паттерн проистекают из ранних стадий ситуации кормления грудью. Но если непрерывность концептуального содержания очевидна, то у моторного паттерна на третьем месяце происходит изменение функции. Хотя укоренение с самого начала не включало в себя решения, этот же моторный паттерн приобретает на третьем месяце функцию отказа от соска. Продолжающееся использование этого филогенетически переданного моторного паттерна в жесте «нет» предстает архаическим остатком из анаклити-ческой ситуации — если процитировать Фрейда, «так сказать, сертификатом происхождения, подобным "сделано в Германии"» (1925).
