Образование и разбитие СССР 22 страница

В сентябре 1943 г., в разгар Сталинградской битвы, советская ар­мейская разведка обнаружила, что против войск Закавказского фрон­та действуют вместе с немецкими войсками национальные формиро­вания из военнопленных — выходцев с Кавказа и из среднеазиатских республик. В составе вермахта были также легионы из мусульман По­волжья и Крыма, казачьи соединения, западноукраинские и прибал­тийские эсэсовские дивизии. К концу войны украинские коллабора­ционисты были объединены в Украинское освободительное войско («бандеровцы»), а русские — в Русскую освободительную армию («вла­совцы»). Обшая численность таких формирований достигала милли­она человек. Всего на германских фашистов в годы войны работали до 1,5 млн предателей Родины.

Официальная фашистская пропаганда с первого дня представляла войну как освобождающую народы СССР от «еврейско-большевист-ского ига». Обращаясь к немецкому народу утром 22 июня 1941 г.,

337

Гитлер утверждал, что «никогда немецкий народ не испытывал враж­дебных чувств к народам России... Не Германия пыталась перенести свое националистическое мировоззрение в Россию, а еврейско-боль-шевистские правители в Москве неуклонно предпринимали попытки навязать нашему и другим европейским народам свое господство». В тот же день Й. Геббельс разослал своим пропагандистам тайное «Указа­ние № 13», озаглавленное — «Ответ Германии на предательство ев-рейско-большевистского Кремля», которое предписывало им пред­ставлять войну как вынужденную самооборону: «Война ведется не против народов страны большевиков, а против еврейского больше­визма и тех, кто его представляет».

В СССР, по сути только начинавшим выходить из состояния «обо­стрения классовой борьбы», еще не оправившимся от потрясений, вызванных коллективизацией, массовыми репрессиями, существова­ла определенная часть не только населения, но и партийно-государ­ственной элиты, недовольная экономической и социальной полити­кой Сталина. Некоторые из этих людей допускали, что с приходом немцев «хуже не будет»: германцы, дескать, «простых людей бить не будут», они только избавят страну «от евреев и коммунистов», пока­рают воинствующих атеистов — «врагов самого Бога», а к нуждам верующих будут относиться с пониманием. Давали о себе знать и про-западнические настроения части советской интеллигенции. Некото­рым казалось, что «при нашей военно-технической отсталости нам одним сломать гитлеровскую налаженную и испытанную военную машину, пожалуй, не под силу, что на какой-то срок нами могут завладеть варяги — англичане и американцы — и навести в стране политический и экономический порядок».

Однако предатели (в том числе невольные) и разного рода колла­борационисты не имели шансов привлечь на свою сторону основную массу народа, противопоставить его руководству страны и оказать серь­езное влияние на исход войны. Подлинное состояние страны и ее армии хорошо выразил попавший в немецкий плен и с достоинством держав­шийся генерал-лейтенант И. Н. Музыченко: «Когда дело касается судь­бы России, русские будут сражаться — потеря территории ничего не означает и указывать на недостатки режима бессмысленно». Речь шла о русских в самом широком смысле слова, т.е. народах СССР, все больше идентифицировавших себя с русскими в рамках единого советского народа. Такой «недостаток режима», как репрессии, в годы войны прекратиться, конечно, не мог, но характер их изменился. На первое место в репрессивной политике вышли мотивы измены, коллабора­ционизма, национал-сепаратизма.

Основная масса людей на захваченной врагом территории не те­ряла надежды на освобождение. Одни сопротивлялись оккупантам, саботируя их мероприятия, другие — уходя в подпольные организа­ции и партизанские отряды, повсеместно возникавшие с первых дней

338

оккупации. Ядра отрядов составляли заранее подготовленные партий­ные и советские работники; не сумевшие выйти из окружения воен­нослужащие; разведывательно-диверсионные группы, перебрасывае­мые из-за линии фронта, с Большой земли. Уже в 1941 г. на оккупиро­ванной территории действовали 18 подпольных обкомов партии, объединявших 65,5 тыс. коммунистов — партизан и подпольщиков. К осени 1943 г. число подпольных обкомов увеличилось до 24. Общая численность партизан за годы войны составила 2,8 млн человек. Дей­ствуя как вспомогательные силы Красной Армии, партизаны отвлекали на себя до 10% вооруженных сил противника. В августе—сентябре 1943 г. операциями «Рельсовая война» и «Концерт» партизаны на длительное время дезорганизовали железнодорожные перевозки в тылу врага. Одно­временно по тылам противника был проведен Карпатский рейд под командованием С. А. Ковпака. Борьба советских людей в тылу врага сыг­рала немалую роль в обеспечении коренного перелома в Отечествен­ной войне и освобождении в 1944 г. советской земли от оккупантов. Фашистская пропаганда и оккупационная политика не могли не обострять существовавшие в стране противоречия, в частности в меж­национальных отношениях. Одним из результатов этого стала подлин­ная трагедия еврейского населения на оккупированной гитлеровцами территории СССР. Например, в Литве, где до ее включения в СССР евреи составляли заметную часть компартии, ситуация кардинально менялась в 1940 и 1941 гг. «В первые советские годы, — пишет А. Бра­заускас в книге воспоминаний, — некоторые евреи стали активными сторонниками оккупационного режима и оказались вовлечены в реп­рессивные акции по выселению невинных людей в Сибирь. Следует отметить, что ссылке подверглась и большая часть зажиточного ев­рейства, владельцы предприятий, а также члены национальных партий — не только "буржуазной" сионистской, но и социалистиче­ского Бунда... Когда Литву заняли немцы, новые активисты постави­ли знак равенства между евреями и коммунистами, т.е. преступления отдельных людей перенесли на всю еврейскую общину. Вдохновителя­ми и организаторами еврейского геноцида были власти гитлеровской Германии, но, к нашему стыду и боли, в экзекуции было вовлечено и немало литовцев». В одной из инструкций Фронта активистов Литвы, учрежденного еще в 1940 г., указывалось, что литовским коммунис­там «только тогда будет прошение, если они на деле докажут, что ликвидировали хотя бы по одному еврею». 22 июня 1941 г. в воззвании этого Фронта говорилось: «Наступил решающий час окончательного расчета с евреями. Старое право прибежища, предоставленное евреям во времена Витаутаса Великого, полностью и окончательно отменя­ется». Хотя многие литовцы, пишет далее Бразаускас, «рискуя жиз­нью, спасали евреев», в Литве за годы войны «почти полностью по­гибла одна из самых многочисленных еврейских общин Европы — более 200 тыс. человек».

339

В масштабах СССР «еврейский вопрос» не мог не обостряться так­же из-за явного несоответствия представленности этой национально­сти в руководящей и культурной элите, среди эвакуированных и на фронте, на чем особенно успешно играли гитлеровцы. Согласно пере-писи 1939 г., евреи насчитывали 1,8% населения СССР, к началу войны их доля в населении увеличилась до 2,5%. По данным Совета по делам эвакуации на начало декабря 1941 г., евреи составляли 26,9% от всех эвакуированных из районов, которым грозила оккупация гитле­ровскими войсками. Среди мобилизованных на фронт евреи составля­ли 1,4%, среди погибших в войну военнослужащих — 1,6.

Партии пришлось фактически признать изъяны в проводимой преж­де национальной политике. Так, в докладной записке управления про­паганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарям ЦК партии от 17 августа 1942 г. отмечалось, что «в течение ряда лет во всех отраслях искусства извращалась национальная политика партии». Выразилось это в том, что «в управлениях Комитета по делам искусств и во главе учрежде­ний русского искусства оказались нерусские люди (преимущественн евреи)». Такие же «извращения» были обнаружены в Большом театр Союза ССР, Московской государственной консерватории, музыкал ной критике; в отделах литературы и искусства центральных газе В результате производилось «частичное обновление» руководящих кад­ров не только в учреждениях культуры, но и в других ведомствах. Одна­ко, как отмечается по результатам специального исследования, в годы войны инициатива управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) «не привела к каким-то организационным выводам и значительным кадровым перемещениям. Скорее всего, она в данный момент не на­шла поддержки у советского вождя и его ближайшего окружения». Никак не сказалась на ситуации в Союзе писателей Украины доклад­ная записка руководителя НКВД Украины на имя Н. С. Хрущева от 27 марта 1943-го о том, что видные деятели украинской культуры А. П. Довженко и Ю. И. Яновский находят ненормальным, когда Союз возглавляет еврей по национальности.

В коренном переломе военной ситуации в пользу СССР обнару­жила себя несопоставимость духовных потенциалов агрессора и жерт­вы. Человеконенавистнической фашистской идеологии расизма и ге­ноцида в отношении порабощаемых народов советская сторона про­тивопоставляла такие общечеловеческие идеи, как национальная независимость, солидарность и дружба народов, справедливость, гума­низм. Несмотря на то что практическая политика по претворению этих принципов была далека от идеалов, постоянное декларирование питало надежду на их полное воплощение в жизнь после победы. Популярней­шая кинокартина «Свинарка и пастух» (кинорежиссер И. А. Пырьев), повествующая о любви русской девушки и парня из Дагестана, была близка своим гуманистическим пафосом умам и сердцам миллионов людей. Он привлекал к СССР и симпатии демократической обше-

340

ственности за рубежом, обеспечившие расширение помощи в его борь­бе с фашизмом.

Идеология патриотизма. В идеологии в течение всей войны прово­дилась линия на укрепление патриотизма и межнационального един­ства народов СССР. В ряды Красной Армии призывались граждане всех национальностей, на фронте они сражались за общую Родину. В самую тяжелую пору, когда довоенная армия была, по сути дела, уничтожена врагом, а украинские и белорусские земли оккупированы, пришлось в большей мере использовать демографический потенциал неславянских народов СССР. Создавались национальные воинские формирования в значительной мере из-за слабого знания русского языка призывниками. Национальные республики Востока приняли эвакуированные предпри­ятия, вовлекались в налаживание их работы, вносили посильный вклад в общую борьбу. Укрепление братского содружества народов было од­ной из ведущих тем пропаганды и приносило свои плоды. Хотя в годы войны имели место многие случаи измены и предательства среди пред­ставителей разных национальностей, а также проявлялось недоверие к некоторым народам, дружба народов это тяжелое испытание в це­лом выдержала.

По ходу войны объективно и во все большей мере возрастала роль русского народа. Известно, что в составе населения СССР русские составляли накануне войны 51,8%, в общем числе мобилизованных за годы войны их было 65,4; среди погибших — 66,4. Удельный вес русских в рядах сражающихся был особенно велик в самый трудный период войны. Это заставляло руководство страны все чаще обращаться, как к наиболее вдохновляющим, к исконным стремлениям и ценностям рус­ского народа, к его историческим корням и самобытным традициям. Классовые, социалистические ценности заменялись обобщающим по­нятием Отечества. В пропаганде перестали делать особый упор на прин­цип классового интернационализма. Утверждению этих тенденций спо­собствовала смена руководства Главного политического управления Красной Армии, произошедшая весной 1942 г. Патриота-интернацио­налиста Л. 3. Мехлиса на ответственном посту начальника ГлавПУ РККА сменил А. С. Щербаков, имеющий стойкую репутацию патриота-госу­дарственника. В 1942 г. начата работа по замене «Интернационала» на патриотический гимн, в котором был бы отражен исторический путь пародов страны, а не борьба международного пролетариата. С начала 1944 г. официальные торжественные мероприятия и ежедневные пере­дачи советского радио начинались с исполнения гимна о нерушимом союзе республик, сплоченных навеки великой Русью. В его основу поло­жена величественная музыка А. В. Александрова с ее устремленностью и призывом к подвигу, так необходимыми сражающейся стране.

Огромную вдохновляющую роль сыграло учреждение орденов в честь великих русских военачальников — Александра Невского, Су­ворова, Кутузова (июль 1942), позднее — орден Богдана Хмельницко-

341

го (октябрь 1943; орден воодушевлял украинцев в их борьбе за изгна­ние оккупантов, за свою национальную будущность), орденов и ме­далей Ушакова и Нахимова (март 1944). Советской Армии возвраща­ются традиционная форма русской военной одежды с погонами (ян­варь 1943), офицерские звания. Учреждаются Суворовские и Нахимовские училища (август 1943) типа старых кадетских корпусов. На фронте и в тылу пропагандистская работа организуется на основе директивы о вос­питании советского патриотизма на примерах героического прошлого русского народа (1943). В октябре 1944 г. на самом высоком уровне рас­сматривался (был подготовлен соответствующий проект Указа Прези­диума Верховного Совета СССР) вопрос об официальном разрешении военнослужащим носить полученные еще в Первую мировую войну солдатские Георгиевские кресты. Задуманы были ордена, носящие име­на Дениса Давыдова (для награждения партизан), Николая Пирогова (офицерам-медикам). Для гражданских лиц проектировался орден Ми­хаила Ломоносова, а также медали, которые носили бы имена Черны­шевского, Павлова, Менделеева. Известны и проектные рисунки со­ветского ордена «Петр Великий». Проекты остались неосуществлен­ными, видимо, из-за отсутствия острой необходимости в дальнейшем поощрении «националистической» тенденции в наградном деле.

В мае 1943 г., когда события на фронте для советской стороны вновь поворачивались к худшему, а второй фронт еще не был открыт, руководство ВКП(б) пошло на принятие одного из самых сенсацион­ных за годы войны решений. Распущен был Коминтерн, известный всему миру как «штаб мировой революции». Такая идея впервые вы­двигалась в апреле 1941-го. Тогда она мыслилась как разменная карта в торге с Гитлером. На этот раз важно было как можно скорее развеять распространенные на Западе подозрения о коминтерновских планах «большевизации» Европы и добиться укрепления союзнических отно­шений с капиталистическими странами ради расширения их помощи советскому народу в его борьбе. Между тем эти отношения в мае 1943-го совсем не удовлетворяли СССР, причем настолько, что советские послы М. М. Литвинов и И. М. Майский были отозваны из столиц США и Великобритании.

О предстоящем роспуске Коминтерна было объявлено в прессе 15 мая, в самом начале Вашингтонской конференции с участием Руз­вельта и Черчилля, от результатов которой зависело, будет ли открыт в 1943 г. второй фронт. Объявление было положительно воспринято в странах Запада, особенно в США, и привело к укреплению их отно­шений с Советским Союзом.

При обсуждении постановления о роспуске Коминтерна на засе­дании Политбюро ЦК ВКП(б) 21 мая было отклонено предложение М. И. Калинина сохранить эту организацию и перенести ее центр в столицу одной из западных стран, например, в Лондон. Отстаивая необходимость роспуска, Сталин говорил: «Опыт показал, что и при

342

Марксе, и при Ленине, и теперь невозможно руководить рабочим движением всех стран мира из одного международного центра. Осо­бенно теперь, в условиях войны, когда компартии в Германии, Ита­лии и других странах имеют задачи свергнуть свои правительства и проводить тактику пораженчества, а компартии СССР, Англии и Америки и другие, наоборот, имеют задачи всемерно поддерживать свои правительства для скорейшего разгрома врага. Есть и другой мо­тив для роспуска КИ, который не упоминается в постановлении. Это то, что компартии, входящие в КИ, лживо обвиняются, что они яв­ляются якобы агентами иностранного государства, и это мешает их работе среди широких масс. С роспуском КИ выбивается из рук врагов этот козырь. Предпринимаемый шаг несомненно усилит компартии как национальные рабочие партии и в то же время укрепит интерна­ционализм народных масс, базой которого является Советский Союз».

Сталинское «якобы» было весомым аргументом. Принимался во внимание и довод старейшего члена ИККИ В. Коларова, который ут­верждал, что Коминтерн «давно перестал быть на деле руководящим органом. Перестал, потому что изменилась обстановка. Существует СССР, этот новый фактор такой огромной силы, что Коминтерн является ар­хаизмом. Коминтерн был создан в момент революционной бури, но надежды на быструю революцию не оправдались». Распуская Комин­терн, ни Политбюро, ни бывшие руководители КИ не собирались от­казываться от руководства коммунистическим движением в мире. Они стремились лишь избежать его афиширования, доставляющего опреде­ленные неудобства и издержки. Вместо Коминтерна в ЦК ВКП(б) был создан отдел международной информации во главе с Г. Димитровым, а после войны был образован Коминформ. Работа, которую до мая 1943 г. вед Коминтерн, приобрела еще больший размах.

С 1943 г. получило широкую известность сталинское суждение, во многом определившее последующую национальную политику: «Не­обходимо опять заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но не могу сказать, что мы его всегда правильно решали... Это проклятый национальный вопрос... Некоторые товарищи еще не­допонимают, что главная сила в нашей стране — великая великорус­ская нация Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведется за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются, Великая Отечественная война ведется за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом».

Сугубо прагматическими соображениями вызвано и широко раз­рекламированное решение пленума ЦК ВКП(б) от 27 января 1944 г. о расширении прав союзных республик в области обороны и внешних сношений. Оно было связано с предстоящей организацией ООН и предложениями МИДа добиваться включения в состав ООН всех 16 советских республик. Добиться этого можно было, придав (хотя бы

343

символически) больше прав, самостоятельности, суверенности со­юзным республикам и сделав их тем самым такими же субъектами мирового сообщества, какими являлись британские доминионы (Ка­нада, Южно-Африканский союз, Австралия, Новая Зеландия) и ко­лония (Индия). В расчете на это приняты указы Верховного Совета СССР о преобразовании союзных наркоматов обороны и иностран­ных дел в союзно-республиканские. Проекты доклада В. М. Молотова и указов Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело 26 января, пленум — 27 января, а Верховный Совет СССР — 1 февраля.

Необходимость предложенных мер мотивировалась результатами политического, экономического и культурного роста союзных рес­публик. Подчеркивалось: «В этом нельзя не видеть нового важного шага в практическом разрешении национального вопроса в многонацио­нальном советском государстве, нельзя не видеть новой победы на­шей ленинско-сталинской национальной политики». Конституция СССР была дополнена статьей 18: «Каждая союзная республика име­ет право вступать в непосредственные сношения с иностранными го­сударствами, заключать с ними соглашения и обмениваться диплома­тическими и консульскими представителями». Республики получили конституционное право иметь самостоятельные воинские формиро­вания. Истинные цели просматривались в заявлении В. М. Молотова на пленуме ЦК: «Это очевидно будет означать увеличение рычагов со­ветского воздействия в других государствах. Это будет также означать, что участие и удельный вес представительства Советского Союза в международных органах, конференциях, совещаниях, международ­ных организациях усилятся».

Однако на практике в то же время набирала силу тенденция пря­мо противоположного характера. По предложению Наркомата внут­ренних дел, ГКО 31 января 1944 г. принял постановление о выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР, фактически предрешив ликвидацию Чечено-Ингушской АССР. За годы войны это был уже четвертый случай ликвидации советского национально-госу­дарственного образования (в 1941 выселены немцы Поволжья, в 1943 — карачаевцы и калмыки).

Явно противоречил декларациям о всестороннем развитии насе­ления национальных регионов, о морально-политическом единстве и великой дружбе народов страны ряд постановлений ГКО. 10 января 1942-го было принято решение, предписывающее «всех немцев — муж­чин в возрасте от 17 до 50 лет, годных к физическому труду, выселен­ных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края и Казахскую ССР, мобилизовать в количестве 120 000 человек в рабочие колонны на все время войны» и направить их на лесозаготов­ки, на строительство заводов и железных дорог. В октябре 1942 г. при­нято постановление о дополнительной мобилизации немцев для на­родного хозяйства, в соответствии с которым ей подлежали немецкие

344

мужчины в возрасте от 15—16 до 51—55 лет и женщины в возрасте от 16 до 45 лет включительно. 14 октября 1942 г. январское постановление ГКО, касавшееся немцев, было распространено на проживавших в СССР румын, венгров, итальянцев, финнов. В соответствии с поста­новлениями ГКО от 13 октября 1943 г. и 25 октября 1944 г. не произво­дился призыв в Вооруженные силы представителей коренного насе­ления Средней Азии, Закавказья, Северного Кавказа.

В достижении победы значительную роль сыграла патриотическая позиция Русской Православной Церкви. Тяготы войны, утраты и ли­шения оживили религиозные настроения в народе, он открыто потя­нулся к Церкви. Власть высоко ценила ее патриотическую деятель­ность по сбору денежных средств и вещей для нужд фронта. (Всего за годы войны в Фонд обороны от граждан поступило 24 млрд руб., из них 300 млн, не считая драгоценностей, вещей и продуктов, собраны в храмах РПЦ.) Государство делало все новые шаги к признанию важной роли Церкви. Ей была отдана типография Союза воинствую­щих безбожников. В ней в 1942 г. напечатана большая книга под назва­нием «Правда о религии в России», предназначенная, главным обра­зом, для пропаганды за границей. В книге отмечались полная свобода религии в СССР, традиционный патриотизм Русской Православной Церкви от Александра Невского до наших дней; подчеркивалась тес­ная связь между русским народом и его Церковью; говорилось о необ­ходимости обращения к Богу, так как только Его помощь может обес­печить победу. Советскую кинохронику, посвященную победам Крас­ной Армии в битве под Москвой в декабре 1941 г., открывали немыслимые еще недавно кадры: колокольный звон московских церк­вей; крестный ход, возглавляемый православным духовенством в пол­ном облачении с высоко поднятыми крестами; встречи армейских ко­лонн в освобожденных городах местными жителями с иконами; солда­ты, осеняющие себя крестным знамением и прикладывающиеся к святым образам; освящение танковой колонны, построенной на пожертвова­ния верующих. В марте 1942 г. в Ульяновске был созван первый за время войны Собор епископов. На нем рассмотрена ситуация в РПЦ и осуж­ден епископ Луцкий Поликарп (П. Д. Сикорский) за сотрудничество с фашистами и восстановление на оккупированной немцами террито­рии неканонической Украинской автокефальной церкви.

Весной 1942 г. власти впервые способствовали организации рели­гиозного празднования Пасхи. 2 ноября того же года один из трех высших иерархов РПЦ, митрополит Киевский и Галицкий Николай (Б. Д. Ярушевич), управляющий Московской епархией, был включен и Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и рас­следованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В феврале 1942 г. с открытием своего банковского счета Патриархия приобрела урезан­ный статус юридического лица. Растущее значение имело осуждение руководством Церкви представителей духовенства, сотрудничавших с

345

оккупантами. Осуждены были как «изменники веры и отечества» мит­рополиты Сергий (Д. Н. Воскресенский), архиепископы Алексий (А. Гро-мадский), Филофей (В. Е. Нарко) и др. Это не могло не сокращать об­щих масштабов коллаборационизма на оккупированных территориях.

4 сентября 1943-го состоялась встреча И. В. Сталина с митрополи­тами Сергием, Алексием и Николаем, во время которой был очерчен круг вопросов, неотложно требующих решения для нормализации государственно-церковных отношений в СССР. Сразу же после этого Патриархии был передан особняк (Чистый переулок, дом 5), занима­емый ранее германским послом Ф. Шуленбургом. 8 сентября был со­зван Архиерейский Собор для избрания Патриарха, престол которого пустовал со дня смерти Патриарха Московского и всея России Тихо­на в 1925 г. 12 сентября Собор в составе 19 иерархов (3 митрополита, (I архиепископов и 5 епископов) избрал митрополита Московского Сергия новым Патриархом Московским и всея Руси. Затем Сергий, уже в новом качестве, объявил об образовании совещательного орга­на при Патриархе — Священного Синода из трех постоянных и трех временных членов. Собор принял актуальный для военного времени документ, в котором говорилось, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как про­тивник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или ^; клирик — лишенным сана». Не менее значимым было обращение Со- ^: бора к христианам всего мира с призывом «объединиться во имя Хри-: ста для окончательной победы над общим врагом».

8 октября 1943 г. образован Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР. С конца года открываются для службы хра­мы, растет число православных общин, возвращается из лагерей реп­рессированное духовенство. 28 ноября 1944 г. принято правительствен­ное решение об открытии Православного богословского института и богословско-пастырских курсов для подготовки кадров священнослу­жителей. Характерно, что в 1944 г., вскоре после смерти Е. М. Ярослав­ского, фактически перестал сущестовать созданный им Центральный музей истории и атеизма: его здание передали под киностудию «Со­юзмультфильм».

По мере освобождения советских земель от оккупантов в лоно РПЦ возвращались монастыри и храмы, в большом количестве от­крытые по разрешению немецких оккупационных властей в целях противопоставления их Советской власти. Всего за три года на заня­той гитлеровцами территории восстановлено около 9400 церквей, более 40% от их дореволюционного количества. В то же время фашистское нашествие привело к разрушению 1670 православных храмов, 237 кос­телов, 532 синагог, 69 часовен, 258 других культовых зданий. Гитлеров­цы, в принципе враждебно относящиеся к любой форме христианства. религиозную свободу допускали временно. В последующем, как писал гитлеровский идеолог А. Розенберг, «христианский крест должен бып.

346

изгнан из всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным символом — свастикой». Однако первый этап религиозной политики гитлеровцев на оккупированной территории оказал существенное вли­яние на государственно-церковные отношения в СССР.

Кульминацией признания Советской властью роли и авторитета Церкви стало проведение 31 января — 2 февраля 1945 г. Поместного Собора РПЦ, созванного в связи со смертью Патриарха Сергия. В его работе участвовали 41 архиепископ и епископ, 126 протоиереев при­ходского духовенства, а также делегации семи автокефальных церквей, что позволяло проводить параллели со Вселенским Собором, не созы­вавшимся несколько столетий. Собор принял «Положение об управле­нии Русской Православной церкви», которым Московская патриархия руководствовалась до 1988 г., и избрал тринадцатым Патриархом Мос­ковским и всея Руси ленинградского митрополита Алексия (С. В. Си-манского), возглавлявшего РПЦ в течение последующих 25 лет. Урегу­лирование государственно-церковных отношений в годы войны рас­пространилось и на другие религиозные объединения, развернувшие активную патриотическую деятельность в годы военного лихолетья. Так, евангельские христиане-баптисты собрали средства на транспортный самолет, Армяно-григорианская церковь — на танковую колонну «Да­вид Сасунский».

К концу войны в СССР действовали 10 547 православных церквей и 75 монастырей, в то время как перед началом Второй мировой вой­ны было только около 380 церквей и ни одного монастыря. В 1945 г. Русской Православной Церкви возвращается Киево-Печерская лав­ра, из запасников музеев передаются в действующие храмы «чудот­ворные мощи», изъятые в 20-30-е годы. Размах и интенсивность рели­гиозного возрождения в СССР в годы войны позволяют говорить об этом времени как о «втором крещении Руси». Открытые церкви стали новыми центрами русского национального самосознания. Христиан­ские ценности становились важнейшим элементом национальной иде­ологии и культуры. Некоторые исследователи (например, Ж. А. Медве­дев) неодобрительно пишут о войне как о времени, когда была осу­ществлена «наиболее важная националистическая реформа — полная легализация Русской православной церкви». На наш взгляд, более вер­ным и значимым является суждение доктора церковной истории мит­рополита Иоанна (И. М. Снычева) о том, что отступление богобор­ческой власти в войне с Церковью и сталинский тост «за русский парод» подводили черту «под изменившимся самосознанием власти, сделав патриотизм наряду с коммунизмом официально признанной опорой государственной идеологии».

Любовь к Родине, ненависть к врагу, вера в победу, патриотизм и героизм советского народа были ведущими темами произведений ли-i ературы и искусства. Советская литература еще до начала Великой Отечественной войны, по словам А. Н. Толстого, «от пафоса космопо-

347

литизма пришла к Родине». Война многократно усилила эту патриоти­ческую тенденцию в публицистике и всей художественной культуре. Публицистика А. Н. Толстого, М. А. Шолохова и И. Г. Эренбурга; лири­ка К. М. Симонова, А. А. Суркова и А. Т. Твардовского; симфонии С. С. Прокофьева и Д. Д. Шостаковича; песни А. В. Александрова, Б. А. Мокроусова и В. П. Соловьева-Седо го; картины С. А. Герасимова, П. Д. Корина поднимали моральный дух советских граждан, развивали чувство национальной гордости, укрепляли настроенность на победу.