Образование и разбитие СССР 19 страница

Однако в мае 1941 г. времени для радикальной перестройки разъяс­нительной работы в СССР уже не оставалось. Видимо, останавливал и страх перед полной реабилитацией национализма из-за возможного отождествления сталинской политики с гитлеровской.

Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами. В их ряду были изначально ошибочные установ­ки национальной политики, обусловившие пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюцион­ной отечественной истории, к роли русского народа в межнациональ-

304

ных отношениях. Коррекция национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 30-х годов, не позволи­ла до конца преодолеть все эти изъяны. Процессы консолидации на­родов СССР в единый советский народ оказались далеко не завер­шенными. Не способствовали этому и репрессии.

Политика утверждения общенационального советского патриотиз­ма к началу войны еще не стала столь действенной, как это изобража­лось в официальной пропаганде. Подготовка Советского Союза в этом отношении оказалась незавершенной. Все это сказалось уже в первые недели Великой Отечественной войны. Без решительного перехода правящей партии на национально-патриотические позиции защиты общенародных интересов победа в войне была бы недостижима.

Глава V

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА. 1941-1945

§ 1. Начальный период. 22 июня 1941 — 19 ноября 1942

Гитлеровское вторжение. Германия напала на Советский Союз на рассвете воскресного дня 22 июня 1941 г. На основных участках совет­ско-германской границы немецкие войска начали боевые действия в 3 часа 15 минут. Через 15 минут в Генштаб РККА начали поступать сводки о бомбардировках советских городов Украины и Белоруссии. С первыми залпами немецкой артиллерии началось осуществление «плана Барбаросса», предусматривавшего исчезновение СССР с кар­ты мира через 4—6 недель. Вопреки распространенным утверждениям, полный текст плана оставался неизвестным советской стороне.

Бомбардировка советских городов началась до предъявления гер­манской декларации об объявлении войны. В Берлине она была вруче­на министром иностранных дел И. Риббентропом советскому послу В. Г. Деканозову. Германский посол в Москве Ф. Шуленбург вручил соответствующий документ наркому иностранных дел В. М. Молотову. Другие члены высшего руководства СССР узнали о декларации вско­ре после прибытия (5 час. 45 мин.) в кабинет Сталина в Кремле. Не­мецкая сторона представляла «военные контрмеры» (слово «война» не использовалось) как превентивные.

В документе значилось: «Враждебное отношение Советского пра­вительства и концентрация советских войск на восточной границе Германии, представляющая серьезную угрозу, вынудили правитель­ство Третьего рейха предпринять военные контрмеры». Впоследствии эта фашистская позиция неизменно воспроизводилась политиками и историками, пытающимися обелить величайшее преступление XX в. Выдумка о превентивной войне была попыткой придать нападению на СССР хотя бы какую-то видимость морального оправдания и при­влечь на свою сторону западные державы в качестве союзников для похода на Восток.

В действительности решение о вторжении принято не потому, что СССР угрожал Германии, а потому, что гитлеровцам представлялось нетрудным одержать над ним победу. В заявлении фюрера, зачитанном по немецкому радио министром пропаганды И. Геббельсом в 7 часов

306

утра, утверждалось, что опасность с Востока может быть быстро устра­нена. Если для разгрома Франции, армия которой считалась сильней­шей в мире, потребовалось шесть недель, то, для того чтобы покончить с Россией, усилий понадобится меньше: «Нужно только громко хлоп­нуть дверью». Экономическую систему России Гитлер представлял как находящуюся в состоянии хаоса, коммунистическую диктатуру — не­навидимой народами страны. Руководитель прессы Третьего рейха Г. Фриче на Нюрнбергском процессе в 1946 г. говорил, что «никаких оснований к тому, чтобы обвинить Советский Союз в подготовке во­енного нападения на Германию, у нас не было. В своих выступлениях по радио я прилагал все усилия к тому, чтобы запугать народы Евро­пы и население Германии ужасами большевизма».

Внезапность нападения вызвала явное замешательство высшего руководства СССР. В Кремле обсуждалась возможность предотвраще­ния дальнейшего военного развития событий повторением Брестско­го мира в новых очертаниях — уступкой Германии значительной час­ти Украины, Белоруссии и всей Прибалтики. В директиве Главного военного совета СССР, направленной в войска начальником Гене­рального штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии генералом ар­мии Г. К. Жуковым через 15 минут после трансляции речи Гитлера, предписывалось «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу», но «границу не пе­реходить». Приказ никак не соответствовал складывающейся обста­новке. Генерал-полковник немецко-фашистской армии Ф. Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск, лицо, ответствен­ное за ежедневную оценку состояния Красной Армии, записал в свой дневник: «Русские части захвачены в их собственных бараках, само­леты стояли нетронутыми на взлетных полосах, а атакованные войс­ками части запрашивали свое руководство, что им делать».

До середины дня советский народ оставался в неведении о начав­шейся войне. Председатель СНК И. В. Сталин отказался выступить с обращением к стране, ему было еще «нечего сказать народу». Видимо, он чувствовал свою вину за просчет и внезапность нападения бывше­го союзника. Только в полдень 22 июня В. М. Молотов объявил собрав­шимся у радиоприемников и громкоговорителей о том, что «сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Совет­скому Союзу и без объявления войны германские войска напали на нашу страну». Призвав советский народ дать решительный отпор аг­рессору, Молотов закончил свое лаконичное выступление словами, ставшими программными для всех дней войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

В первые же дни в войну против СССР на стороне Германии всту­пили Румыния, Финляндия, Италия; в июле к ним присоединилась Венгрия. Военные действия на границе с Финляндией начались 29 июня, на границе с Румынией — 1 июля. Вооруженные силы Гер-

307

мании перед нападением на Советский Союз насчитывали 8,5 млн человек. К западным границам СССР были выдвинуты 153 дивизии и 2 бригады. Кроме того, там приводились в боевую готовность 29 диви­зий и 16 бригад союзников Германии. Всего в восточной группировке противника насчитывалось 5,5 млн человек, 47,2 тыс. орудий и мино­метов, 4,3 тыс. танков, 5 тыс. боевых самолетов.

Им противостояли советские войска в западных военных округах численностью 2,9 млн человек. Это было более половины (60,4%) все­го личного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) и Военно-Морского Флота (ВМФ). Всего к июню 1941 г. в армии и на флоте насчитывалось 4,8 млн человек. Кроме того, в формированиях других ведомств, состоявших на довольствии в Наркомате обороны (НКО), находилось около 75 тыс. человек. Еще 805,3 тыс. военнообязан­ных было в войсках на «больших военных сборах». С объявлением моби­лизации 22 июня они были включены в списочную численность войск.

Всеобщая мобилизация военнообязанных мужчин 1905—1918 гг. рождения, в возрасте от 23 до 36 лет, позволила уже к июлю попол­нить армию на 5,3 млн человек (ее размеры увеличивались более чем вдвое). В августе 1941 г. в связи с восполнением боевых потерь, а также для создания резервов были мобилизованы военнообязанные 1890— 1904 гг. и призывники 1923 г. рождения. Призыв последующих возрас­тов (вплоть до 1927 г. рождения) осушествлялся в обычном порядке. За все годы войны в армию и для работы в промышленности было моби­лизовано, с учетом уже служивших к началу войны и ушедших вое­вать добровольцами, 34,5 млн человек, или 17,5% от довоенной чис­ленности населения страны. Более трети этого состава находились в армейском строю, из них 5—6,5 млн служили в действующей армии. (Для сравнения: на службу в вермахт были привлечены 17 893 тыс. человек, или 25,8% численности населения Германии в 1939 г.) Мо­билизация позволила сформировать в годы войны 648 новых дивизий, из них 410 — в 1941-м.

Советские войска, выдвинутые к западным границам страны, имели 167 дивизий и 9 бригад; в них насчитывалось 32,9 тыс. орудий и минометов, 14,2 тыс. танков, 9,2 тыс. боевых самолетов (16% общего числа танков и 18,5% самолетов находились в ремонте или нуждались в нем). В целом силы и средства Германии и ее союзников в начале войны в 1,2 раза превосходили имевшиеся у СССР. По ряду позиций Вооруженные силы СССР количественно превосходили армии про­тивника, однако уступали ему в стратегическом развертывании, ка­честве многих образцов вооружения, опыте и подготовке кадров. В отличие от германских, 75% советских войск не обладали современ­ным боевым опытом. Значительная часть командных кадров РККА (55%) занимали свои должности менее шести месяцев. Это было свя­зано с тем, что численность Красной Армии увеличилась почти вдвое с 1939 г. Кадрам был нанесен урон сталинскими чистками.

308

Настроенные на блицкриг германские войска после недолгой арт­подготовки устремились в глубь СССР по трем основным направле­ниям. Группа армий «Север» (командующий генерал-фельдмаршал В. Лееб) имела задачу уничтожить советские войска в Прибалтике и захватить Ленинград. Группа «Центр» (генерал-фельдмаршал Ф. Бок) наступала по линии Минск—Смоленск—Москва. Группа «Юг» (гене­рал-фельдмаршал Г. Рундштедт) должна была разгромить силы Крас­ной Армии на Западной Украине, выйти на Днепр и наступать в юго-восточном направлении на Киев. По планам германского командова­ния основную задачу войны должны были решить войска Ф. Бока, обладающие наибольшей мощью. Советские стратеги ошиблись в оп­ределении направления основного удара, и основные силы отпора врагу были сосредоточены на южном направлении.

К исходу первого дня войны германские войска продвинулись в глубь советской территории в Прибалтике на расстояние до 80 км, в Белоруссии — до 60, на Украине — до 20. В тот же день германская авиация разбомбила около 70 аэродромов, уничтожив на земле 1489 самолетов. 322 советских самолета были сбиты в воздухе. Немецкие танковые колонны, не боясь воздушных ударов, могли смело идти впе­ред. На основных направлениях германской армии удалось обеспечить трех-четырехкратное превосходство в силе над пытавшимися насту­пать советскими частями. В течение решающих первых дней войны мос­ковское руководство не обеспечило управление войсками. Верхом непо­нимания складывающейся ситуации был поступивший вечером 22 июня приказ наркома обороны СССР маршала С. К. Тимошенко советским войскам «немедленно отбросить противника на его территорию».

В ряде приграничных мест советские войска оказали ожесточенное сопротивление наступающим войскам противника и надолго задержали его продвижение в глубь страны. Три с половиной тысячи защитников Брестской крепости (в их числе героически сражались представители более 30 народов СССР) во главе с капитаном И. Н. Зубачевым и пол­ковым комиссаром Е. М. Фоминым целый месяц сковывали пехотную дивизию врага, поддерживаемую танками, артиллерией и авиацией. Контрудары 8-го, 9-го и 19-го механизированных корпусов (к началу войны создано 9 и 20 таких корпусов находились в стадии формирова­ния) нанесли серьезный урон наступающим немецким танковым ди­визиям в районе Дубно, Луцка и Ровно, отбросив их на 10—35 км, что не только задержало вражеское наступление на Киев до конца июня, но и позволило вывести из-под угрозы окружения главные силы Юго-Западного фронта в районе Львова.

Не имея должного представления об обстановке на фронтах, Со­ветское правительство занялось спешной перестройкой руководства Вооруженными силами. 22—24 июня на базе довоенных приграничных округов были образованы Северный, Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Их командующими стали генерал-лейтенант

309

М. М. Попов, генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, генерал армии Д. Г. Павлов, генерал-полковник М. П. Кирпонос. 25 июня из 9-й и 18-й армий был сформирован Южный фронт (генерал армии И. В. Тюленев). На последующих этапах войны одновременно действовали до 10-15 фронтов. Каждый из них включал: 5-9 общевойсковых армий по 8-9 стрелковых дивизий; 1-3 танковые, 1-2 воздушные армии; несколь­ко отдельных танковых, механизированных и кавалерийских корпу­сов; соединения и части артиллерии; специальные войска фронтового подчинения. Численность офицеров и солдат в составе фронта дости­гала 800 тыс. человек.

На второй день войны СНК и ЦК партии создали Ставку Главно- го Командования во главе с маршалом Тимошенко. Само наименова­ние говорило о восстановлении русских исторических традиций. (Пос­ледней ставкой было верховное командование России в Первой миро­вой войне.) Ставка была призвана принимать решения стратегического характера, она включала в себя маршалов Советского Союза, началь­ника Генерального штаба, руководителей военно-морских и военно-воздушных сил; позднее в нее были включены главы родов войск.

Смятение в Москве длилось до конца июня. Из всех приказов, поступавших в войска.. фактически действовал лишь один — сражать­ся до последнего. Однако ситуация на фронтах к лучшему не менялась. Советские войска отступали. 24 июня они оставили Вильнюс, 28 июня были вынуждены покинуть Минск. 30 июня немцы захватили Львов, вели бои за Ригу, которая пала 1 июля. Непрерывной бомбардировке подвергались Мурманск, Орша, Могилев, Смоленск, Киев, Одесса, Севастополь. 29 июня Гитлер заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». 30 июня Гальдер произнес: «Русские потерпели поражение в этой войне в течение первых же восьми дней». И вскоре «уточнил»: «Кампания против России выиграна за четырнад­цать дней». Эти оценки, пока еще вполне согласные с «планом Барба­росса» и самоуверенностью агрессора, были ошибочными. Основные события на советско-германском фронте только начинались.

Перестройка страны на военный лад. Начавшаяся с первых часов войны, перестройка жизни в стране стала приобретать заметную орга­низованность с конца июня 1941 г. По образному замечанию наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, «государственная машина, направленная по рель­сам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов». Вечером 29 июня Сталин был крайне удручен потерей Минска и гран­диозностью масштаба катастрофы, разворачивающейся на западе стра­ны. При выходе из Наркомата обороны он произнес фразу, которую позже в разных вариантах воспроизводили мемуаристы, а Н. С. Хрущев обнародовал на XX съезде партии: «Все, что создал Ленин, мы потеря­ли навсегда». Чувствуя ответственность за катастрофическое развитие событий, Сталин, видимо, считал себя не вправе играть первую скрипку

310

в руководстве военными делами и страной. Он воспрянул духом толь­ко после того, как соратники не только не высказали ему никаких претензий, но и предложили образовать и возглавить чрезвычайный орган — Государственный Комитет Обороны (ГКО), а также передать ему всю полноту партийной и государственной власти в стране.

Решение Президиума Верховного Совета СССР, Центрального Комитета ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР о создании ГКО принято 30 июня. Вначале в него помимо Сталина были включены В. М Молотов, К. Е. Ворошилов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия. В дальнейшем постановлениями Президиума Верховного Совета в феврале 1942 г. в состав ГКО введены А. И. Микоян, Н. А. Вознесенский и Л. М. Каганович, а в ноябре 1944 г. — Н. А. Булганин, сменивший Ворошилова. При образовании ГКО заместителем Председателя был назначен Молотов (практически второй человек в государстве). Однако, с учреждением 8 декабря 1942 г. Оперативного бюро ГКО и утвержде­нием Берии его руководителем и заместителем Председателя ГКО, Молотов стал постепенно утрачивать свое положение, а на вторые роли после Сталина выходил неофициальный тандем: Берия — Маленков.

Комитет обладал обширной компетенцией: назначал и смещал высшее командование, решал военно-стратегические вопросы, зани­мался подготовкой военных и трудовых резервов, налаживал работу промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Каждый член ГКО ведал определенным кругом вопросов. Постановления Комитета име­ли силу законов военного времени. Все партийные, государственные, военные, хозяйственные и профсоюзные органы были обязаны бес­прекословно выполнять его решения и распоряжения. В своей деятель­ности ГКО опирался на аппарат СНК СССР, своих уполномоченных на местах, которыми, как правило, были секретари партийных коми­тетов краев и областей; на местные городские комитеты обороны, партийные и государственные органы.

Рабочими органами и исполнителями решений Комитета были наркоматы обороны, ВМФ и их управления. Стратегическое руковод­ство вооруженной борьбой осуществлялось через Ставку ВГК. В горо­дах, оказывавшихся в непосредственной близости к фронту, создава­лись городские комитеты обороны (в составе председателя из местных руководителей, командующего фронтом, представителя НКВД). Они действовали в более чем 60 городах и наделялись правом объявлять город на осадном положении; производить мобилизацию, эвакуацию населения; создавать народные ополчения и истребительные отряды; давать предприятиям задания по выпуску вооружения и боеприпасов; организовывать строительство оборонительных рубежей.

За годы войны ГКО принял около 10 тыс. постановлений, руково­дил деятельностью всех государственных ведомств и учреждений, от которых зависели ход и исход войны. Под руководством Комитета Ставка спланировала 9 кампаний, 51 стратегическую и 250 фронто-

311

вых операций. Не все оказались успешными, но многие из них стали, по оценке Г. К. Жукова, «беспримерными в истории войн, как по своим масштабам, так и по классическому их осуществлению». К их числу принадлежат битвы под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге; Ясско-Кишиневская операция; разгром немецких войск в Бело­руссии; Висло-Одерская и Берлинская операции.

30 июня 1941 г. Совнарком СССР утвердил общий мобилизацион­ный народно-хозяйственный план, предусматривающий перестройку экономики на военный лад в кратчайшие сроки. В августе принят во­енно-хозяйственный план на последний квартал 1941-го и на весь 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии.

Основная программа действий по превращению страны в единый боевой лагерь сформулирована в «Директиве СН К СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мо­билизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков» от 29 июня 1941 г. В ней осуждались сохранявшиеся в стране с довоенных времен «благодушно-мирные настроения», непонимание смысла угро­зы и опасности, создающейся продолжавшимся наступлением герман­ских войск. Разъяснялось, что целью нападения является не только унич­тожение советского строя, но и ограбление страны, захват хлеба, не­фти, восстановление власти помещиков и капиталистов, что в войне «решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабоще­ние». Родина оказалась в величайшей опасности, и «мы должны быс­тро и решительно перестроить всю свою работу на военный лад».

Из текста первоначального варианта директивы был вычеркнут призыв к мобилизации всех сил для «организации победы». Упор сде­лан на оборонительные задачи, необходимость «отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойствен­ные нашему народу». Директива призывала «организовать беспощад­ную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, пани­керами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсан­тов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие истребительным отрядам». Отдельный пункт директивы требовал «немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, невзирая на лица».

При вынужденном отходе частей Красной Армии директива при зывала оставлять на пути захватчиков лишь выжженную землю и ни одного паровоза, ни одного вагона, ни килограмма хлеба, ни литри горючего, угонять скот. «Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться».

312

В занятых врагом районах требовалось «создавать партизанские от­ряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской ар­мии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога скла­дов и т.д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Эта директива была положена в основу выступления Сталина по радио 3 июля и определила характер действий советского руководства и всего народа в годы войны. Сталин, однако, включил в речь ряд новых важных тем, а главное, сумел найти такие слова и такой тон, которые превратили директиву в одну из самых волнующих его речей, оказавших колоссальное воздействие на сограждан. Он признал тяже­лые потери, оправдывал заключенный в 1939 г. Пакт с Германией, сказал о нависшей над страной громадной опасности, выразил на­дежду на помощь Британии и Америки, которые становились союз­никами в борьбе. Необычными были первые слова обращения: «Това­рищи! Граждане! Братья и сестры!*, явно перекликавшиеся с обраще­ниями служителей РПЦ.

Сталин, скорее всего, уже прочитал «Послание пастырям и пасо­мым Христовой Православной церкви» Патриаршего Местоблюсти­теля, митрополита Московского и Коломенского Сергия (в миру — И. Н. Страгородский). Оно было написано рано утром 22 июня. Свя­щенники (в 1941 в СССР их было официально зарегистрировано 5665) оглашали послание в церквах, и вскоре оно стало известным значи­тельной части верующего населения страны.

В своем послании высший иерарх церкви писал: «В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснется нашей страны, но фа­шизм, признающий законом только голую силу и привыкший глу­миться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на jtot раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обру­шились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла швед­ского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христиан­ства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божею помощью и на сей раз он развеет в прах фашист­скую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой и выходили победите­лями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, род-

313

ные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и об­щим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабо­чим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и стари­кам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.

Вспомним святых вождей русского народа, например, Александ­ра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых рус­ский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наго­лову Соловья-разбойника. Православная наша Церковь всегда разде­ляла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».

Первоиерарх призвал священнослужителей не оставаться молча­ливыми наблюдателями за ходом войны, а ободрять малодушных, уте­шать огорченных, напоминать о долге колеблющимся.

Сталин не мог не обратить внимания на то, что доводы иерарха в главном совпадали с аргументами руководителей государства, а так­же на то, что слово Предстоятеля Русской Православной Церкви не­сло огромный заряд патриотизма, указывало на глубинный истори­ческий источник народной силы и веры в конечную победу над вра­гами. Важнейшее совпадение обнаруживалось и в необходимости определения начавшейся войны не как классовой, а как всенарод­ной, отечественной, патриотической. По свидельству религиоведа Э. И. Лисавцева, в июле 1941 г, состоялась краткая встреча Сталина с митрополитом Сергием, которой оба остались довольны. Как бы то ни было, фактическая нормализация отношений между Церковью и го­сударством прослеживается с самого начала войны. В стране прекрати­лась антирелигиозная пропаганда и перестали выходить в свет журна­лы «Безбожник», «Антирелигиозник». С осени 1941 г. почти не было арестов священнослужителей.

С началом войны Сталин прекратил всякие попытки актуализиро­вать популярную ранее идею о превращении войны в революцию. Ру­ководитель «штаба мировой революции» Г. Димитров уже утром 22 июня получил указание: «Коминтерн пока не должен выступать открыто. Партии на местах развертывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведет Оте­чественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о раз­громе фашизма, поработившего ряд народов и стремящегося порабо­тить и другие народы». На срочно собранном заседании Секретариата ИККИ Димитров повторил эти установки: «Мы не будем на этом этапе призывать ни к свержению капитализма в отдельных странах,

314

ни к мировой революции», коммунисты должны включиться в борьбу «за национальную свободу» в качестве ее «руководящего элемента». В шифровках компартиям, секциям Коминтерна, отправленным в тот же день, подчеркивалось: «Учтите, что на данном этапе вопрос идет о защите народов против фашистского порабощения, а не о социали­стической революции».

Эти же мысли прозвучали в июльской речи Сталина. В ней особый упор сделан на то, что война с фашистской Германией не должна рассматриваться как обычное противостояние между армиями, это — «война всего советского народа», «всенародная отечественная вой­на», «война за свободу нашего отечества», которая «сольется с борь­бой народов Европы и Америки за их независимость, за демократи­ческие свободы». Не забыл Сталин и национальные аспекты войны. Он говорил об опасности разрушения национальной культуры и на­циональной государственности русских, украинцев, белорусов, ли­товцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, ар­мян, азербайджанцев и других народов Советского Союза, угрозе их онемечивания, превращения в рабов немецких князей и баронов.

Выступление, начинавшееся со слов о вероломстве врага и гро­мадных потерях, о зловещей угрозе, нависшей над страной, по ходу речи давало психологическую установку на активное сопротивление нашествию, ставило конкретные задачи, уверенно призывало к реши­тельным действиям и немедленной перестройке всей работы и жизни страны и каждого советского человека на новый, военный лад, в ре­зультате чего врагу не должно быть пощады. По определению К. Симо­нова, главное впечатление, возникавшее у слушателей этой волнитель­ной речи, можно было обозначить как «конец иллюзиям». В то же время выступление воодушевляло и вселяло уверенность: Сталин готов воз­главить страну в час тяжелейших испытаний и привести ее к победе.

В основу перестройки деятельности партии, органов государствен­ной власти и управления был положен принцип максимальной цент­рализации руководства. За годы войны ни съездов партии, ни плену­мов ЦК (за исключением сентябрьского 1941 и январского 1944) не проводилось. Оргбюро ЦК не собиралось, решения от имени Секре­тариата принимались путем устного опроса. Политбюро ЦК осущест­вляло свои функции постольку, поскольку практически из его соста­ва был сформирован ГКО.

Тенденция к централизации прослеживается и в эволюции такого института, как Ставка. 10 июля 1941 г. Ставка Главного Командования была реорганизована в Ставку Верховного Командования. Вместо Ти­мошенко ее фактически возглавил Сталин. С 19 июля он заменил Ти­мошенко и на посту наркома обороны. Тенденция к централизации и дальнейшее восстановление исторических традиций проявились так­же в учреждении в СССР поста Верховного Главнокомандующего. Одним из деятельных проводников этих тенденций был заместитель

315

наркома обороны СССР маршал Б. М. Шапошников, признанный военный теоретик, начальник Генерального штаба с июля 1941 г., окончивший Военную академию Генштаба еще в 1910 г.

8 августа 1941 г. указом Президиума Верховного Совета на пост Верховного Главнокомандующего назначен Сталин. Тогда же Ставка Верховного Командования преобразована в Ставку Верховного Глав­нокомандования (ВГК). Возглавляя одновременно партию, правитель­ство и Вооруженные силы, Сталин был наделен чрезвычайными пол­номочиями по отношению ко всем ведомствам и учреждениям стра­ны. Г. К. Жуков, назначенный в августе 1942-го первым заместителем наркома обороны СССР и заместителем Верховного Главнокоманду­ющего, позднее вспоминал: «Трудно было разобрать, где кончается Государственный Комитет Обороны и начинается Ставка, и наобо­рот». Сталин «командовал всем, он дирижировал, его слово было окон­чательным и обжалованию не подлежало». Но, отмечал полководец, в начале войны он «плохо разбирался в способах, методике и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом». По оценкам маршала А. М. Василевского, «на первых порах войны Сталин явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной». На практике это означало лишние потери на фронте.