Некоторые психические расстройства относятся к личности, поведенческой роли и темпераменту — тому, что связано с характерными стрессовыми реакциями. Мы видели пример этого в предыдущей главе, посвященной депрессии: почти у половины людей, страдающих депрессией, уровень глюкокортикоидов значительно выше, чем у других людей, причем часто настолько, что возникают проблемы с метаболизмом или иммунитетом. А иногда организм депрессивных больных не способен отключить секрецию глюкокортикоидов, поскольку их мозг менее чувствителен к таким сигналам отключения.
В предыдущем разделе в связи с некоторыми проблемами обезьян мы говорили о том, что существует расхождение между видами стрессоров, воздействию которых они подвергаются, и копинг-реакциями, которые они выработали. Усвоенная беспомощность, лежащая в основе депрессии, по- видимому, является еще одним примером такого расхождения. Возникает затруднение, и как реагирует депрессивный индивид? «Я не могу, это для меня слишком, зачем что-то делать, ведь все равно ничего не поможет, вообще, что бы я ни делал, ничего никогда не помогает...» Расхождение в том, что, сталкиваясь со стрессовыми ситуациями, депрессивный индивид даже не пытается проявить реакцию преодоления. Еще один вариант расхождения виден на примере людей, подверженных тревоге.
Тревожные расстройства
Что такое тревога? Беспокойство, ощущение болезненности, неуверенности, неустойчивости — словно под ногами грозно колышутся зыбучие пески, и единственной надеждой эффективно защитить себя может быть только постоянная бдительность.
У тревожных расстройств есть разновидности. Вот лишь некоторые из них: генерализованное тревожное расстройство именно таким — общим — и является, фобии же сосредоточены на конкретных вещах. У людей с приступами паники тревога прорывается парализующим, перехватывающим дыхание ощущением опасности, которое вызывает предельную активацию симпатической нервной системы. При обсессив- но-компульсивных расстройствах тревога затаивается и занимает себя бесконечными вариантами успокаивающих, отвлекающих ритуалов. При посггравматических стрессовых расстройствах тревогу можно проследить до конкретной травмы.
Ни в одном из этих случаев тревога не сопровождается страхом. Страх — это состояние настороженности и потребность избежать чего-то реального. Тревога — это опасение и предчувствие чего-то, что рисует вам воображение. Как и у депрессии, первопричиной тревоги являются когнитивные искажения, в результате которых люди, склонные к тревоге, переоценивают риск и вероятность неблагоприятного исхода.
В отличие от депрессивных людей, склонный к тревоге человек еще пытается мобилизовать копинг-реакции. Но разница заключается в искаженном мнении, что стрессы повсеместны и нескончаемы и что единственная надежда сохранить безопасность — постоянно держать наготове копинг- реакции. Вся жизнь состоит из конкретных, будоражащих и требующих срочного решения проблем, о которых другие даже не подозревают[98].
Ужасно. И приводит к сильнейшим стрессам. Неудивительно, что тревожные расстройства связаны с постоянной гиперактивностью стрессовых реакций и с повышенным риском возникновения многих заболеваний, которые заполняют страницы этой книги (подверженные тревоге крысы, например, живут гораздо меньше).
Тем не менее далеко не все и не всегда реагируют избытком глюкокортикоидов. Вместо этого бывают чрезмерная активация симпатической нервной системы и избыток циркулирующих катехоламинов (адреналина и норадреналина).
В главе 2 подчеркивается, что катехоламины защищают от стресса, в секунды вручая вам готовое оружие из шкафчика, в отличие от глюкокортикоидов, которые тоже защищают вас, но создавая новое оружие в течение нескольких минут, а то и часов. Катехоламины, вырабатываемые в этот период, готовят реакцию на текущий стресс, а глюкокортикоиды — на следующий стресс. Когда дело доходит до психических расстройств, рост катехоламинов, похоже, все-таки связан с продолжающимися попытками совладать с ситуацией и соответствующими усилиями, а вот избыток глюкокортикоидов скорее сопровождает отказ от таких попыток. Это становится понятно из поведения лабораторных крыс. Крысы, будучи ночными существами, не любят яркий свет, он их тревожит. Поместите крысу в клетку с темными углами, где крыса любит укрываться. Но вот она по-настоящему проголодалась, а в середине клетки под ярким светом лежит замечательная еда. Сильнейшая тревога — крыса пускается к еде, отскакивает назад, снова и снова отчаянно пытаясь добраться до пищи, избежав света. Это и есть тревога, спонтанная попытка справиться со стрессом, и в этой фазе преобладают катехоламины. Если безрезультатные попытки продолжаются слишком долго, животное сдается и просто лежит в темном углу. А вот это — уже депрессия, и в ней доминируют глюкокортикоиды.
Биология тревоги
Задача этой главы—исследовать, как различные психические расстройства и стили личности связаны с неумением справляться со стрессом, и мы уже поняли, что тревога отвечает этой задаче. Но стоит обратить внимание и на биологию заболевания.
Есть вещи, которые отроду вызывают у млекопитающих тревогу. Яркий свет для крыс. Подвешенность в воздухе для наземного существа. Затрудненное дыхание практически для любого животного. Но большинство поводов для тревоги являются для нас приобретенными. Может быть, потому что они связаны с какими-то травмами или просто похожи на что-то, связанное с травмой. Живые существа склонны лучше распознавать одни из этих опасностей, чем другие; например люди боятся пауков, а обезьяны — змей. Но мы можем также научиться тревожиться о совершенно новых вещах— как поскорее проскочить через подвесной мост, задаваясь вопросом, не из Аль-Каиды ли тот парень в грузовом автофургоне.
Это — совсем другой тип научения, чем то, эксплицитное, о котором мы говорили в главе 10 и в котором участвовал гиппокамп. Это научение — имплицитное, при котором в вашем теле вырабатывается определенная автономная реакция. Рассмотрим пример с женщиной, пострадавшей от жестокого изнасилования, после чего всякий раз, когда она видела похожего человека, ее мозг научился подавать сердцу сигнал—биться быстрее. Классическое обусловливание по Павлову: в определенное время звенит звонок, по которому выдают еду, — и мозг научился в это время активировать слюнные железы; вы постоянно наблюдали определенный тип лица—и мозг научился активировать симпатическую нервную систему. Обусловленные воспоминания могут всплыть совершенно неожиданно, без всякого участия вашего сознания. Эта женщина веселится на шумной вечеринке, прекрасно проводит время, и вдруг—тревога, дыхание перехватывает, сердце бешено колотится, а она не имеет ни малейшего понятия почему. И только через несколько секунд понимает, что дело в человеке, который прямо за ее спиной разговаривает с теми же интонациями, что и насильник.
Организм реагирует еще до того, как придет осознание сходства. Как мы видели в главе 10, если мягкий кратковременный стресс улучшает эксплицитное научение, то затянувшийся или сильный сводит его на нет. А вот неосознаваемое, имплицитное, автономное научение улучшается любым типом стресса. Например, усильте звук — и лабораторная крыса выдаст реакцию вздрагивания, испуга: в считанные миллисекунды ее мышцы напрягаются. Заранее воздействуйте на крысу стрессором любого типа, и реакция испуга усилится и, скорее всего, станет привычной условной реакцией. То же самое и у нас.
Как я уже говорил, это находится вне сферы действия гиппокампа, удивительно рационального канала эксплицитной памяти, помогающей нам вспоминать чей-то день рождения. Обусловливание же тревоги и страха относится к компетенции связанной с ним области мозга — миндалевидного тела[99]. Чтобы понять его функцию, нужно сначала взглянуть на те области, с которыми оно обменивается сигналами. Один из каналов к миндалевидному телу идет от проводящих путей болевой чувствительности. А это возвращает нас к главе 9 и к разговору о боли и ее субъективной интерпретации. Миндалевидное тело связано и с ней. Оно тоже получает сенсорную информацию. Причем, что примечательно, получает ее прежде, чем она дойдет до коры и вызовет осознание ощущения — сердце женщины начинает судорожно колотиться еще до того, как она осознает интонацию того человека. Информация к миндалевидному телу приходит от автономной нервной системы. Какое значение это имеет? Предположим, к вам в мозг попадает некая неоднозначная информация и миндалевидное тело «решает», пора ли вашему организму начинать тревожиться. Если сердце выскакивает из груди, а желудок подпрыгивает к горлу, такие входящие сигналы побудят миндалевидное тело проголосовать за тревогу[100]. И для полноты картины: миндалевидное тело очень восприимчиво к сигналам глюкокортикоидов.
Огромное значение имеют и выходные сигналы от миндалевидного тела— в основном к гипоталамусу и смежным форпостам, которые инициируют усиленную выработку глюкокортикоидов и активируют симпатическую нервную систему[101]. И как реагирует миндалевидное тело? С помощью КРГ в качестве нейротрансмиттера.
Некоторые наиболее убедительные данные о причастности миндалевидного тела к состоянию тревоги получены в результате томографии мозга. Поместите человека в томограф, погоняйте перед его глазами разные картинки и посмотрите, какие области и участки мозга будут активироваться в ответ на каждую. Покажите жуткую рожу, и миндалевидное тело вспыхнет. Заставьте картинки воздействовать на подсознание — мигать с частотой тысячных долей секунды, слишком быстро, чтобы восприниматься сознанием (и слишком быстро, чтобы активировать зрительную кору), — и миндалевидное тело вспыхнет[102].
Как функционирование миндалевидного тела связано с тревогой? Люди с тревожными расстройствами, видя угрозу, которой не видят другие, преувеличивают свою реакцию испуга. Дайте им задачу на чтение, где из мелькающих перед глазами бессмысленных слов нужно быстро выделить значащие. Вычленив угрожающее слово, все немного притормаживают, но люди с тревожными расстройствами тормозят куда сильнее. С этим выводом сопоставим другой: у таких людей миндалевидное тело демонстрирует ту же гиперреактивность. Пугающая картинка, не полностью активирующая миндалевидное тело у контрольного испытуемого, возбуждает его у тревожного человека. Пугающая картинка, мигнувшая так быстро, что контрольный испытуемый даже неосознанно этого не отметил, у тревожного человека приводит миндалевидное тело в действие. Неудивительно, что симпатическая нервная система пускается вскачь — сигналы тревоги всегда срабатывают в миндалевидном теле.
Почему у тревожных людей миндалевидное тело работает по-иному? Некоторые удивительные исследования, проведенные в последние годы, показывают, как это происходит. Как мы видели в главе 10, основные стрессоры и глюкокортикоиды нарушают функцию гиппокампа — синапсы не в состоянии поддерживать долговременную потенциацию синаптической передачи, и процессы дендритного формирования в нейронах сокращаются. Примечательно, что в миндалевидном теле стресс и глюкокортикоиды ведут как раз к обратному — синапсы становятся более возбудимыми, нейроны разрастаются, соединяясь друг с другом. И если вы искусственно сделаете миндалевидное тело крысы более возбудимым, впоследствии у животного обнаружится тревожноподобное расстройство.
Рис. 54. Беспричинная («свободно плавающая») тревога (увеличено в 200 000 000 раз)
Джозеф Леду из Нью-Йоркского университета, который, собственно, и «вывел в свет» миндалевидное тело с его участием в развитии тревоги, на основе этих результатов выстроил замечательную модель. Предположим, случается серьезный травмирующий стресс, достаточно сильный, чтобы снизить функцию гиппокампа и одновременно усилить функцию миндалевидного тела. Чуть позже в аналогичной ситуации у вас возникнут тревога, возбуждение и страх, а вы и понятия не будете иметь почему;
причина же в том, что воспоминания о событии никогда не хранятся в гиппокампе, зато ведущие к миндалевидному телу пути автономной нервной системы отлично все помнят. Это — вариант беспричинной тревоги (рис. 54).
