Стресс и благополучие у приматов

Если вам интересно, какое место стрессы занимают в нашей повседневной жизни и почему одни справляются с ними лучше других, милости прошу в Серенгети изучать бабуинов — крупных, умных, долгоживущих, очень общительных животных, которые живут группами по 50-150 особей. Серенгети для них—прекрасное место, где почти нет проблем с хищниками, низкая младенческая смертность, много легкодоступной еды. Трудиться им там приходится, пожалуй, часа четыре в день, добывая в полях и на деревьях съедобные фрукты, клубни и травы. Для меня эти бабуины стали идеальными объектами исследования: последние два десятка лет я из своей лаборатории уезжал на лето в Серенгети. Поскольку на наполнение желудков бабуины тратят всего четыре часа в сутки, еще восемь часов светового дня им остается на выяснение разнообразных отношений друг с другом. Социальная конкуренция, коалиции, образуемые, чтобы всем скопом навалиться на кого-то, крупные самцы в плохом настроении избивают тех, кто помельче, а те за спиной у них корчат злобные ехидные рожи и показывают пренебрежительные жесты — все, как у нас.

Я вовсе не шучу. Подумайте о некоторых темах из главы 1 — ведь мало кто из нас получает язвы, потому что вынужден проходить по пятнадцать километров в день в поисках еды, мало кто из нас становится гипертоником, потому что должен драться с ближним за последний глоток воды на водопое. Мы существуем в экологически защищенной зоне и страдаем от стрессов, вызванных преимущественно социальными и психологическими проблемами. Поскольку экосистема Серенгети идеально подходит бабуинам, у них есть такая же роскошь мучить друг друга именно социально-психологическими стрессовыми факторами. Конечно, как и у нас, в их обществе тоже хватает добрых знакомых, друзей, родственников, которые поддерживают друг друга; но в принципе их общество — злобно конкурентное. Если бабуин в Серенгети несчастен, это почти всегда потому, что другой бабуин долго и упорно старался привести его в это состояние.

Решающее значение имеет, пожалуй, индивидуальный стиль совладания с социальным стрессом. В общем, я решил проверить, можно ли по этому стилю предсказать обусловленные стрессом различия в физиологии и заболеваниях. Я наблюдал за бабуинами, собирал подробные данные об их поведении, а затем с помощью распылителя усыплял животных в контрольных условиях. Пока они были без сознания, я измерял уровень глюкокортикоидов, способность вырабатывать антитела, холестерин и т. д. в базовых условиях и в условиях целого ряда стрессов^[97].

Примеры Гэри и Кеннета уже позволяют нам понять, какими разными могут быть самцы-бабуины. Два самца одного ранга могут резко отличаться в том, легко ли они вступают в коалиционное партнерство с другими самцами, насколько любят заниматься грумингом с самками, играют ли с детьми, впадают ли в хандру, проиграв в драке, или же идут бить того, кто послабее. Двое студентов, Юстина Рэй и Чарльз Вёрджин, и я проанализировали многолетние поведенческие данные, чтобы попытаться упорядочить различные элементы образа жизни и индивидуальных особенностей у этих животных. Мы нашли некоторые интересные корреляции между индивидуальными стилями и физиологией.

Среди самцов, занимающих более высокий ранг в иерархии, мы наблюдали целый комплекс поведенческих черт, связанных с низким уровнем глюкокортикоидов, независимо от их конкретного ранга. Некоторые из этих черт относились к тому, как самцы соперничали друг с другом. Прежде всего способен ли самец отличить угрожающее поведение соперника от нейтрального. Как определить это у бабуина? Рассмотрим определенного самца и два различных сценария. Первый сценарий: вот подходит его злейший соперник, садится рядом и делает угрожающий жест. Как поступит наш самец? Альтернативный сценарий: наш парень посиживает себе, подходит его злейший соперник и... шагает дальше, на соседнюю полянку, где и укладывается спать. Что делает наш парень в этой ситуации?

Некоторые самцы понимают различие между этими ситуациями. Когда угроза в двух шагах, они начинают волноваться, настораживаются, готовятся; видя же, что соперник вознамерился вздремнуть, продолжают заниматься тем, чем и занимались. Они могут сказать себе, что одна ситуация несет в себе плохую новость, другая же не несет в себе ничего. Но некоторые самцы взбудораживаются, даже когда соперник уже улегся на полянке и явно задремал — ситуация, происходящая по пять раз на дню. Если самец не видит разницы между этими двумя ситуациями, средний уровень глюкокортикоидов в покое у него в два раза выше, чем у того, кто эту разницу видит, — с поправкой на ранг в качестве переменной. Если уж даже дремлющий соперник приводит нашего парня в смятение, то состояние постоянного стресса ему гарантировано. Неудивительно, что уровень глюкокортикоидов у него повышен. Такие бабуины похожи на гиперреактивных макак, которых изучал Джей Каплан. Как вы помните из главы 3, это индивиды, которые на любой социальный вызов выдают избыточную стрессовую реакцию (сверхактивность симпатической нервной системы) и больше подвержены риску сердечно-сосудистых заболеваний.

Вторая переменная: если ситуация действительно опасная (соперник в двух шагах и делает угрожающие движения), станет ли наш самец пассивно высиживать и дожидаться драки, или возьмет ситуацию под контроль и нанесет удар первым? У самцов, пассивно дожидающихся развития событий, отказываясь от контроля, уровень глюкокортикоидов гораздо выше, чем у тех, кто берет ответственность на себя. Ранг в качестве фактора в анализе не учитывается. Одна и та же картина наблюдается среди самцов как низкого, так и высокого ранга.

Третья переменная: может ли бабуин после драки понять, победил он или проиграл? У одних ребят все ясно как белый день: победил — и вычесывает лучшего друга. Проиграл — идет и лупит тех, кто слабее. Другие бабуины реагируют так же независимо от исхода; они не понимают, налаживается жизнь или осложняется. У того бабуина, который не видит разницы между победой и поражением, уровень глюкокортикоидов в среднем гораздо выше, чем у того, который видит, независимо от ранга.

Последняя переменная: если самец проиграл в драке, что он делает дальше? Хандрит, замкнувшись в себе, вычесывает кого-нибудь или же избивает? Как ни удивительно, но оказывается, у самцов, более склонных поколотить кого-то — демонстрируя тем самым замещающую агрессию, более низкий уровень глюкокортикоидов, опять-таки когда ранг не учитывается в качестве переменной. Это справедливо как для подчиненных, так и для доминирующих бабуинов.

Таким образом, без учета ранга, низкий базовый уровень глюкокортикоидов наблюдается у самцов, которые лучше других понимают разницу между угрожающим и нейтральным поведением; берут на себя инициативу, если ситуация явно угрожающая; лучше других видят, победили они или проиграли; и, как в последнем примере, наиболее склонны заставить другого поплатиться за их поражение. Это перекликается с некоторыми темами из главы о психологическом стрессе. У самцов, лучше совладавших с ситуаций (по крайней мере по эндокринным показателям), была высокая степень социального контроля (первыми вступали в драку), предсказуемость (могли точно оценить, является ли ситуация угрожающей, будет ли исход удачным) и выходы для фрустрации (тенденция раздавать, а не получать язвы). Примечательно, что подобный стиль сохраняется у этих индивидов в течение всей жизни и приносит немалую пользу — самцы с таким набором низкоглюкокортикоидных характеристик гораздо дольше сохраняют свой высокий ранг, чем те, у кого глюкокортикоиды держатся на среднем уровне.

Наши последующие исследования продемонстрировали другой набор признаков, по которым тоже можно предсказать низкий базовый уровень глюкокортикоидов. Эти признаки не имеют ничего общего со взаимным соперничеством самцов. Скорее они связаны с особенностями социальной принадлежности. Самцы, большую часть времени проводящие за грумингом самок, у которых нет течки (то есть не из прямого сексуального интереса, а просто как старые добрые платонические друзья), и чаще других получающие от них аналогичную услугу, много играющие с детенышами, — как раз и отличаются низким уровнем глюкокортикоидов. Именно эти самцы (с общей, а вовсе не с антропоморфической точки зрения) наиболее способны сохранять дружеские отношения. Этот вывод весьма напоминает те, которые обсуждались в предыдущих главах, где речь шла о том, что человека социальная принадлежность тоже защищает от болезней, обусловленных стрессом. И эта группа индивидуальных черт тоже сохраняется на протяжении долгих лет и приносит явную пользу — бабуинский эквивалент счастливой старости.

Таким образом, у некоторых самцов есть как минимум два варианта разрешить вопрос с повышенным базовым уровнем глюкокортикоидов независимо от социального ранга — не придавать большого значения соперничеству и отгородиться от общества. Стивен Суоми в Национальном институте здравоохранения изучал макак-резусов и обнаружил еще один вполне знакомый индивидуальный стиль, имеющий некоторые физиологические корреляты.

Около 20% этих макак относятся к типу, который он назвал «высокореактивным». Как и те бабуины, которые видят потенциальную угрозу даже в дремлющем сопернике, эти индивиды усматривают опасность везде. Но в ответ на воспринимаемую угрозу они робеют и зажимаются. Поместите их в новые условия, которые других макак побудят заняться изучением этих условий, и они отреагируют страхом и избытком глюкокортикоидов. Добавьте к ним новых собратьев, и они застынут и замкнутся в недоверчивой тревоге — снова вырабатывая огромное количество глюкокортикоидов. Отделите их от брачного партнера, и реакция, скорее всего, будет нетипичной: они могут рухнуть в депрессию в сочетании все с тем же избытком глюкокортикоидов, гиперактивностью симпатической нервной системы и угнетением иммунитета. И такой стиль общения с миром, похоже, свойствен им всю жизнь начиная с младенчества.

Откуда берутся у приматов эти различные типы индивидуальностей? Что касается бабуинов, я этого никогда не пойму. Самцы бабуинов в период полового созревания покидают свою группу, часто проходя десятки километров, прежде чем найти другую стаю взрослых особей, к которым можно было бы прибиться. Практически невозможно отследить одних и тех же индивидов от рождения до зрелости, так что я понятия не имею, как проходило их детство, были их матери снисходительными или суровыми, заставляли ли их учиться музыке и т. д. Но Суоми провел интересную работу, в которой выявил в этих индивидуальных различиях как генетические, так и экологические компоненты. Например, он продемонстрировал, что детеныш обезьяны может иметь общую с отцом черту характера даже в тех социальных группах, где отец не участвует в воспитании, — верный намек на наследственную, генетическую составляющую. И наоборот, высокую реактивность, агрессивность этих обезьян можно предупредить, если с младенчества отдать их на воспитание нетипично заботливым матерям — мощный голос в пользу факторов влияния внешней среды.

В широком смысле эти исследования показывают два пути, которыми тот или иной стиль индивидуальности может привести примата к болезни, вызываемой стрессом. Для первого стиля характерно несоответствие между значимостью стрессоров, с которыми сталкиваются приматы, и силой их реакции — нейтральнейшее из обстоятельств воспринимается как угроза, требуя либо враждебной, конфронтационной реакции (как с некоторыми из моих бабуинов и макак Каплана), либо тревожного затаивания (как с некоторыми обезьянами Суоми). В самом крайнем случае они даже могут отреагировать на ситуацию, безусловно, не являющуюся стрессором (например, победа в драке), так же как и на стрессовую неприятность (проигрыш). При втором стиле животное неспособно должным образом использовать собственные копинг-реакции, которые могут сделать стрессовый фактор более управляемым, — не берет на себя даже минимально доступный контроль в сложной ситуации, не пользуется выходом для эмоций, когда ситуация ужесточается, и не имеет социальной поддержки.

Казалось бы, что может быть проще — применить к этим несчастным животным сразу несколько разумных психотерапевтических советов. Но на самом деле это безнадежно. Во время сеансов терапии бабуины и макаки отвлекаются, например утаскивая с полок книги; они не имеют представления о днях недели и потому постоянно пропускают назначения; едят и мусорят в приемной и т. д. Поэтому полезнее может быть применять те же идеи к людям, чтобы разобраться в тех, кто склонен к гиперактивной стрессовой реакции и повышенному риску заболеваний, вызываемых стрессом.

Мир людей: предупреждение

Сейчас уже существуют вполне убедительные и впечатляющие исследования о связи типов человеческой личности с заболеваниями, обусловленными стрессом. Но, пожалуй, лучше начать с небольшого предостережения насчет отдельных ссылок, к которым, как я подозреваю, следует отнестись с долей скептицизма.

Я уже отмечал некоторый скептицизм относительно прежних психоаналитических теорий о связи колита с определенным типом личности (см. главу 5). Другой пример касается преждевременных родов и выкидышей. В главе 7 рассматривались механизмы прерывания беременности в результате стресса, и вряд ли кому-то понадобится на собственном опыте испытать, какова при этом бывает травма. Так что вы можете себе представить мучения женщин, неоднократно переживших выкидыш, и особое состояние страдания тех, кому проблему так и не объяснили с медицинской точки зрения — ни один эксперт и сам не имел понятия о причинах. Ответственность за этот пробел в знаниях возложили на людей, пытавшихся выявить личностные черты, общие для женщин, страдающих «психогенным выкидышем».

Некоторые исследователи определили подгруппу женщин с привычным «психогенным» выкидышем (на который приходится примерно половина случаев) как «отсталых в психологическом развитии». Они охарактеризовали этих женщин как эмоционально незрелых, сильно зависимых от мужа, на каком-то глубоко подсознательном уровне видевших в предстоящем появлении ребенка угрозу собственным детским отношениям с супругом. Другой—диаметрально противоположный—тип личности определился у женщин, которые характеризуются как напористые и независимые, совершенно не желающие иметь детей. Таким образом, общим в двух предполагаемых характеристиках является подсознательное желание не иметь детей в силу либо соперничества за внимание супруга, либо стремления не ограничивать собственный независимый образ жизни.

Тем не менее многие специалисты скептически относятся к исследованиям этих характеристик. Первая причина возвращает нас к оговорке, упомянутой мной в начале книги: диагноз чего-то «психогенного» (импотенции, аменореи, выкидыша и т. д.), как правило, ставится методом исключения. Иными словами, врач не может определить причину заболевания или органического нарушения, и, пока он ее не найдет, расстройство получает ярлык психогенного. Это может означать и то, что заболевание на вполне законном основании объясняется психологическими переменными, и то, что соответствующий гормон, нейротрансмиттер или генетическая аномалия попросту до сих пор не обнаружены. После того как их обнаружат, психогенное заболевание волшебным образом превращается в органическое: «Вы знаете, в конце концов причина была не в вашей личности». Привычный выкидыш, похоже, относится к области новейших биологических представлений, другими словами, если за последнее десятилетие так много психогенных выкидышей получили органическое объяснение, тенденция, вероятно, продолжится. Так что рекомендую со здоровой долей скепсиса относиться к ярлыку «психогенный».

Другая трудность состоит в том, что все эти исследования ретроспективны по самой задаче: исследователи изучали личности женщин уже после неоднократных выкидышей. Таким образом, в исследовании может быть приведен пример с женщиной, у которой было три выкидыша подряд, и отмечено, что она эмоционально замкнута и зависит от мужа. Но в связи с характером самой задачи исследования нельзя сказать, являются ли эти черты причиной выкидышей или реакцией на них: три последовательных выкидыша — это тяжкое эмоциональное бремя, вполне возможно, делающее женщину замкнутой и более зависимой от мужа. Для правильного изучения этого явления нужно было бы посмотреть на черты личности женщин до беременности, чтобы понять, могут ли эти черты предсказать, у кого будут повторные выкидыши. Насколько мне известно, такого рода исследования еще не проводились.

И последняя проблема: ни одно из исследований не дает никаких разумных предположений о том, насколько выкидыш может зависеть от того или иного типа личности. Каковы промежуточные физиологические механизмы? Как нарушаются функции органов и гормональный фон? Отсутствие научных знаний в этой области заставляет меня с некоторым подозрением относиться к разного рода утверждениям. Психологические стрессоры могут увеличивать риск выкидыша, но хотя в медицинской литературе и есть прецеденты для мнения, что определенный тип личности связан с повышенным риском выкидыша, ученым пока так и не удается договориться о том, какой именно тип имеется в виду, не говоря уже о том, являются ли некоторые черты личности причиной или же следствием выкидышей.