Река Жизни, Томас Сюгру - Глава 9

Боюсь, что сегодня, Блэкберн, вам придется стать Иисусом для Кейси. Он мертв!

Джон Блэкберн стоял на пороге студии, пытаясь понять происходящее. На диване в позе, которую обычно принимал во время сеансов, лежал Эдгар. Тело казалось безжизненным. На губах запекла кровь.

Дюжина врачей столпилась вокруг него. Двое них, Стоун и Рирдон, были членами исследовательской группы. Один из них и обратился к Блэкберну.

Блэкберн подошел к дивану и посмотрел на него.

- Что произошло? - спросил он. Ему ответил врач по фамилии Маккракен.

- Когда я сюда пришел, он уже был в таком стоянии. Меня позвали Том Барнес и Фрэнк Поттл. Они сказали, что он сидел у печки и вдруг потерял сознание.

В разговор вступили Барнес и Поттер, работавшие у Эдгара в студии.

- Он весь день пробыл на мебельной фабрике,- сказал Барнес.- Делал снимки для фабричного каталога.

- Там было очень холодно,- продолжил Поттер.- Ведь помещение совсем не отапливается. Он вернулся сюда в пять часов совершенно промерзший.

- Он пошел в комнату, где мы проявляем фотографии,- подхватил Барнес,- но быстро вернулся, потому что там тоже было холодно. Он сел у печки. А потом как-то соскользнул со стула и упал на пол.

- Мы перенесли его на диван и послали за доктором,- сказал Поттер.- После того как доктор Маккракен не смог его разбудить, мы послали за всеми остальными.

- Что вы делали?- обратился Блэкберн к Маккракену.

- Я пытался влить ему в горло виски, но не смог разжать челюсти. Поэтому губы у него в крови и сломаны несколько передних зубов. Я вложил ему в рот влажную тряпицу и сделал укол морфия. Я не смог нащупать пульс.

В разговор вступил один из врачей.

- Я ввел ему стрихнин. Другой добавил:

- Я сделал еще один укол морфия. Они прикладывали завернутые в полотенце горячие кирпичи и прижимали к подошвам разогретые печные противни. Несмотря ни на что, Эдгар не подавал никаких признаков жизни.

Стоун и Рирдон сказали, что все это было проделано до их прибытия. Они считали, что по чистой случайности Эдгар впал в такое состояние, в которое он обычно вводил себя перед началом сеанса. По их мнению, ничего нельзя было предпринимать до прихода Блэкберна. Они надеялись, что он сможет при помощи внушения вывести Эдгара из состояния транса.

- Даже если с ним не произошло ничего серьезного, та доза лекарств, которую в него ввели, убьет его,- сказал один из врачей.- Что вы собираетесь делать, Блэкберн?

Блэкберн сел у дивана и заговорил с Эдгаром. Он начал внушать ему, что у него учащается пульс, кровообращение нормализуется и сам он просыпается. Вновь и вновь повторял он свое внушение. Безрезультатно.

Один за другим врачи стали расходиться.

- С ним все кончено,- сказал один из них.- Перед нами мертвец - в этом нет никаких сомнений!

- Сам вогнал себя в гроб тяжелым трудом,- добавил другой.- С тех пор как они с Фрэнком Поттером купили эту студию, он здесь дневал и ночевал. Только представьте себе, провести весь канун Нового года на холодной и заброшенной фабрике, делая снимки!

- Это еще не все,- присоединился к нему коллега.- Блэкберн со своими ребятами экспериментировали с ним целый год. Может, это тоже сыграло свою роль.

Еще один закивал головой, соглашаясь.

- Хороший был парень,- сказал он.- Прекрасный фотограф, насколько я слышал. Интересно, что повлияло так на его мозг? Говорят, во сне он мог предсказывать все, что угодно.

- Я в этом не уверен, но как бы там ни было, это его погубило. Ведь он не был шарлатаном.

Тем временем Блэкберн продолжал внушение. Через полчаса, когда все, за исключением Стоуна и Рирдона ушли, Эдгар начал подавать признаки жизни. Появился пульс, стало ощутимым дыхание. Глубоко вздохнув, он проснулся.

Острая боль пронзила все его тело. Рот был полон крови и не хватало нескольких зубов. На подошвах вздулись волдыри. Руки ныли от сделанных ему уколов, он едва мог ими шевелить. Блэкберн объяснил ему, что произошло, и спросил, что нужно делать дальше.

- Я не знаю,- ответил Эдгар.- Давай, я опять засну, может быть, тогда ты это узнаешь.

Он погрузился в сон, и Блэкберн опять с ним заговорил. Он начал внушать ему, что все части его тела возвращаются в нормальное состояние, раны заживают, а боль исчезает, и все вредные вещества, попавшие в организм, выводятся из него. Он заметил, что места уколов на руках опухли и изменили свой цвет: лекарство еще не впиталось. Блэкберн попытался шприцем удалить его, и это ему удалось.

Уже прошел целый час. Пульс начал опять пропадать, не было никаких признаков жизни. Стоун и Рирдон ушли.

- Он умер,- сказали они Блэкберну.

Прошел еще час. Вдруг тело свела судорога. Затем снова стал прощупываться пульс. Стало заметно дыхание. Эдгар опять проснулся.

- Я чувствую себя гораздо лучше,- сказал он. По-моему, со мной все в порядке.

Боль почти прошла, но все тело было как бы воспалено. Ноги так опухли, что он не мог завязать шнурки на ботинках. Блэкберн закутал его и отвез домой в своей коляске.

- Неплохое начало 1906 года,- сказал Блэкберн.- Что же с тобой произошло?

- Я устал и сильно замерз, и не ел почти ничего целый день. Я только помню, что сидел у печки и пытался согреться.

- Уж не твой ли потрясающий мозг усыпил тебя, ведь ты нуждался в отдыхе,- предположил Блэкберн.- Если он заботится о чужом здоровье, когда его об этом просят, то почему бы ему не проявить заботу о тебе самом?

- Ну если он и дальше собирается играть со мной такие шутки, то уж лучше предупреждать об этом заранее. Тогда я успею лечь в кровать, и врачам всего города не придется будить меня,- сказал Эдгар.

- Гертруда уже вернулась из Хопкинсвилла? - спросил Блэкберн.

- Нет,- ответил Эдгар.- Она решила остаться там на Новый год, и я, честно говоря, рад этому. Если бы все происходило на ее глазах, ей бы это стоило десяти лет жизни. Что она подумает, когда увидит меня без передних зубов?

- Мы скажем ей, что ты потерял их в драке в баре,- ободрил его Блэкберн.- Пожалуй, я останусь с тобой на ночь. После того, что случилось, новые неожиданности были бы для тебя нежелательны.

Они разделись и легли спать. Утром Эдгара разбудил звонок в дверь. Мальчик-посыльный вручил ему большой букет цветов. На открытке с черной каймой были написаны слова: “С чувством глубокого сострадания…”

Братья Блэкберн, доктора Бизли и Рирдон были членами местной организации, известной под названием Литературный клуб. Постепенно, не ставя перед собой никакой конкретной научной цели, они стали посещать сеансы Эдгара и записывать все происходящее там в дневниках клуба. Они прекрасно знали отношение своих коллег к явлениям подобного рода, но вместе с тем были хорошо знакомы с работой американского автора Томаса Гудсона “Закон психологических явлений” и имели кое-какое представление об исследованиях таких явлений, как ясновидение и сомнамбулизм, которые велись в Европе уже на протяжении века.

В XVIII столетии, задолго до открытий Месмера и маркиза де Пуисегюра, пионер этих исследований Максвелл писал: “Любую болезнь можно вылечить, не прибегая к помощи врача, если полностью использовать силу духа… Сила духа, возрастающая в чрезвычайных обстоятельствах, является универсальным лекарством”. Месмер нашел средство, стимулирующее эту естественную врачующую силу, и назвал его магнетизмом. В 1784 году де Пуисегюр, пытаясь магнетически воздействовать на маленького мальчика-пастуха по имени Виктор, впервые столкнулся с гипнотизмом: Виктор, впав в глубокий транс, заговорил и определил болезнь находившегося рядом человека. Позднее во Франции, Германии и Англии появлялись люди со сходной чувствительностью. Их тщательно исследовали, лучшие ученые уделяли им внимание и посвящали книги. Сомнамбулизм вошел в моду. Люди предпочитали обращаться за помощью не к врачу, а к сомнамбуле, и результаты такого лечения были в равной мере эффективны и поразительны. Сомнамбулы безошибочно ставили диагноз и предписывали простые и, как показывала практика, действенные средства.

Неудивительно, что люди предпочитали обращаться за помощью к ясновидящим, а не к врачам. Медицина того времени пребывала в полном невежестве. Когда Монтеню предложили обратиться за помощью к врачу, он попросил, чтобы ему дали немного времени, с тем чтобы он восстановил свои силы и смог отразить атаку эскулапа. Вместе с тем сомнамбулы редко когда рекомендовали какие-либо кардинальные методы лечения, основываясь на том, что основным источником болезней являются психические изменения, которые можно устранить внушением.

Посвященные сомнамбулизму материалы, которые были собраны и напечатаны в первой половине XIX века, могли служить убедительным доказательством реальности этого явления. Анализируя их в “Философии мистицизма”, Карл дю Прель ссылался на десятки авторов и считал, что один из них, а именно Джасти Кернер, будет среди наиболее читаемых авторов века. Доктор Кернер так описывал случай с “ясновидящей из Преворста” фрау Хауффе: “Погрузившись в сон она становилась настолько чувствительной, что даже не входя в контакт с приближающимся пациентом, а чаще всего после такого контакта принимала на себя физическое состояние больного и испытывала боль в тех же частях тела, что и он. Кроме того, она, к величайшему удивлению больного, могла точно описать все его недуги, не получая от него никакой предварительной информации”.

Для многих сомнамбул было характерно такое перенесение симптомов болезни на самих себя. Поэтому их называли “сверхчувствительными”. Другие, особенно те, кто впадал в глубокий транс после пробуждения не могли толком сказать, о чем они говорили сне, и не испытывали никаких болезненных ощущений. Их окрестили “интуитивными ясновидящими”. Ясновидящие, обладавшие сверхчувствительностью, постоянно страдали, так как брали на себя чужие недуги, они постоянно рисковали навсегда ослепнуть, впасть в меланхолию или заболеть любой другой болезнью, которой страдал обратившийся к ним за помощью больной. Что же касается ясновидящих интуитивного типа, то они были в лучшем положении. Они погружались в сон и пробуждались, когда вся работа уже была сделана. Проводилось множество экспериментов, с тем чтобы доказать, что в состоянии транса весь механизм нормальной психологической жизнедеятельности ясновидящего перестает функционировать. Сомнамбуле давали какую-нибудь пищу, например яблоко. Затем его вводили в состояние транса и давали ему другую пишу- скажем, пирог. Он съедал пирог, чувствовал его вкус и даже мог его описать; и все же после пробуждения единственный вкус, который он ощущал во рту, был вкус яблока. Известен случай, когда женщина-сомнамбула пребывала в состоянии транса в течение шести месяцев. За это время ее переселили в другое место. Она привыкла к новому жилью и вела нормальный образ жизни - готовила, убиралась в доме, развлекалась. Когда же она окончательно пришла в себя, дом, в котором она теперь жила, показался ей совершенно незнакомым, и она с трудом могла в нем ориентироваться.

По мере того как число книг, посвященных проблемам сомнамбулизма, неуклонно росло, ортодоксальная медицина переходила в наступление. Месмера объявили мошенником, анафеме были преданы все открытия, сделанные другими исследователями. Надежда на разработку новой системы диагностирования - системы, заложенной в самом человеке и совершенно безошибочной,- стала нереальной. Вот что писал дю Прель о разбирательствах с одной из таких “исследовательских групп”: “Когда в 1831 году специальная ко-миссия, занимавшаяся исследованиями такого рода в течение нескольких лет, предложила заслушать подготовленный ей доклад в Медицинской академии в Париже, подтверждающий реальное существование сомнамбулизма, в зале воцарилась мертвая тишина. Затем, когда было предложено просто напечатать доклад, один из академиков, Кастел, встал и заявил, что такое печатать нельзя, так как, если описываемые факты подтвердятся, это нанесет сильнейший вред физиологической науке”.

Через семьдесят пять лет о сомнамбулизме совершенно забыли. Для ортодоксальной медицины открывалась новая эра процветания. Неудивительно, что когда братья Блэкберн со своими коллегами решили начать наблюдения за интуитивным сомнамбулой Эдгаром Кейси, они делали это со значительной долей скептицизма, столь присущего представителям их профессии сто лет тому назад. Они подвергали его тем же самым испытаниям и получали те же самые результаты.

Его попросили провести диагностирование для матери местного зубного врача. Она жила в городке неподалеку; ее имя и адрес ему сообщили после того, как он заснул. Он определил ее болезнь и назначил лечение. Потом его попросили описать комнату, в которой лежала больная. Он сказал, в какой цвет были выкрашены стены, какие на них висят картины, где расположены окна и где стоит кровать больной. Он определил, где была добыта сталь, из которой сделали постельные пружины, упомянул, где вырастили хлопок, которым затем набили матрац, и перечислил города, в которых изготавливались различные части кровати. Врачи, насколько это было в их силах, проверили полученную информацию. Описание комнаты совпадало до мельчайших подробностей. Однако они не смогли проследить происхождение стали, хлопка и дерева, из которых была сделана кровать.

Женщина из Теннесси, которая отчаялась выздороветь, вызвалась участвовать в эксперименте. По словам Эдгара, у нее был поврежден желудок. Он посоветовал ей не обращать внимания на рекомендации врачей. Каждое утро она должна была съедать по половины лимона, предварительно размяв его. Затем она должна была гулять столько, сколько ей позволяли силы, а вернувшись домой, съедать оставшуюся половину лимона, но на этот раз подсоленного, и сразу же запивать его по меньшей мере двумя стаканами воды. Врачи отнеслись к этому как к шутке. Пациентка решила выполнять все рекомендации. Через несколько недель ее состояние улучшилось: она могла пройти несколько миль и совершенно не жаловалась на боль в желудке.

Было проведено еще несколько сеансов, но у них у всех была одна раздражающая особенность - все сказанное подтверждалось. Один из жителей Боулинг-Грина написал своему знакомому в Нью-Йорк об Эдrape и его феноменальных способностях. Житель Нью-Йорка усмотрел в них чистое шарлатанство. В качестве эксперимента специально для него был проведен сеанс. Эдгара попросили найти его в Нью-Йорке и проследить путь на работу. Эдгар обнаружил его у табачного киоска, описал проделанный им путь до рабочего места, прочитал часть его почты и пересказал отрывок телефонного разговора. Об этом было немедленно телеграфировано в Нью-Йорк. Участник эксперимента тут же ответил: “Все абсолютно верно. Немедленно выезжаю в Боулинг-Грин”. Он действительно приехал и попытался уговорить Эдгара поехать с ним в Нью-Йорк, где, по его словам, они могли бы зарабатывать миллионы. Эдгар отказался.

Осенью 1906 года Литературный клуб организовал традиционный обед. Он был посвящен проблемам гипнотизма. Эдгара пригласили провести сеанс. На обеде присутствовало большинство местных врачей и гости из близлежащих городков. Чтобы быть готовым к сеансу, Эдгар пообедал заранее у себя дома. Блэкберн зашел за ним. Увидев его, испуганная Гертруда взмолилась:

- Обещайте мне, что вы не сделаете с ним ничего плохого, пока он будет спать,- потребовала она.- Я не допущу, чтобы в него втыкали иголки или проделывали нечто подобное. Я хочу, чтобы он вернулся обрат-но целым и невредимым.

- Я позабочусь о нем,- пообещал Блэкберн.

Когда все собрались, Эдгар лег на кушетку, которую специально для этого принесли и поставили на возвышение, и погрузился в сон. Ему назвали имя и адрес студента. Он был болен и находился в общежитии недалеко от города. Юношу лечил один из присутствовавших на обеде врачей.

- Да, я вижу перед собой тело,- произнес Эдгар -Этот человек болен тифом. Пульс 96, температура-38.

Врач, лечивший юношу, сказал, что диагноз верен. Группа из трех человек отправилась проверить пульс и температуру. Пока они отсутствовали, возник спор о том, можно ли считать состояние Эдгара бессознательным или он пребывает в сознании.

Кто-то считал это гипнозом, кто-то утверждал, что это транс, кто-то был убежден, что это простой сон. Врачи, впервые присутствовавшие на сеансе, хотели уяснить этот вопрос. Несмотря на яростные протесты Блэкберна, один из них стал втыкать Эдгару иглы в ноги и руки. Тот на это никак не прореагировал. Другой вышел из комнаты и вернулся со шляпной булавкой. Прежде чем Блэкберн попытался остановить его, он целиком вогнал ее в щеку Эдгара. Опять не последовал никакой реакции.

- Он уже привык к такого рода трюкам,- сказ один из врачей. При этом он открыл перочинный нож и провел острием по ногтю указательного пальца. Медленно ноготь отделился от плоти. Не было никаких признаков боли, никакого кровотечения. Нож убрали.

Неожиданно Эдгар проснулся и сразу же почувствовал острую боль. Врачи стали извиняться: “Небольшой научный эксперимент,- бормотали они.- И в мыслях не было ничего плохого”. Эдгар потерял терпение, обрушился на Блэкберна и его коллег.

- С меня хватит,- сказал он.- Я позволял в делать со мной все, что заблагорассудится. Я жертвовал своим временем и никогда не просил вас хотя бы вежливости не считать меня шарлатаном. Я думал, что вы хотите узнать правду. А вам до этого нет никакого дела. Вас ничто не убедит. Вас ничто никогда не сможет убедить. Сколько бы ни творилось вокруг вас чудес, в. не поверите ни в одно из них - ведь это может поколебать вашу самонадеянность. Вы убеждены, что все, исключением вас,- шарлатаны. Вы никогда не поверите, что на свете бывают честные люди. Я более не собираюсь убеждать вас в чем бы то ни было и буду проводить сеансы только для тех, кто в этом действительно будет нуждаться и кто мне верит.

С этими словами он ушел.

Ноготь на руке нормально с тех пор не рос. Всю зиму он гноился и нарывал, напоминая о вонзенном в него ноже, с помощью которого пытались выведать тайну Эдгара. Больше это не повторится: исследовательский комитет Литературного клуба прекратил свое существование. Но от самого себя Эдгар никуда не мог спрятаться, и эти мучения причиняли ему гораздо большую боль, чем все пережитое в тот злополучный вечер. Были ли его способности Божьим даром или проклятьем? Его отпугивало только одно: они не подчинялись законам здравого смысла. Нужно ли использовать этот дар или лучше забыть о нем? Распространится это проклятье и на его детей или эта сила, столь неожиданным и непонятным образом завладевшая им и угрожавшая его спокойствию и счастью, исчезнет вместе с ним?

Эдгар мог убежать от ученых, но он не мог убежать от самого себя. Было нелегко сознавать, что в нем жи-вет неподвластная человеческому разуму сила, ждущая своего часа. Но существовала и еще более серьезная причина для беспокойства, которая, подобно грозовому облаку, заслоняла все остальные тревоги и не оставляла его ни на минуту. Что, если эти необъяснимые способности будут унаследованы его сыном или дочерью?

Гертруда разделяла его опасения, но ее любовь к Эдгару, открытому и приветливому юноше, которому она когда-то отдала свое сердце, была так велика, что она готова была бросить вызов тем силам, которые коренились внутри него и грозили разрушить их счастье. Она смело и открыто смотрела на этот мир и с нетерпением и предчувствием счастья ждала приближающуюся весну.