Глава 23. Инвазионизм и библейская археология 3 страница

Специализировался Хокс на позднем бронзовом и железном веке, предпочитая во всех интерпретациях исходить из надежных письменных источников. Среди его работ есть только одна большая монография, вышедшая в 1940 г. – "Доисторические основания Европы вплоть до Микенского времени". Будучи отъявленным сторонником диффузии и миграций, он, тем не менее, доказывал, что европейский бронзовый век, основанный на влияниях Востока, достиг всё же изрядной самобытности, а мобильность и неспокойность народов "арийской семьи языков" можно противопоставить стагнации Востока.

Позже, в 1966 г., Грэйем Кларк изберет его одним из объектов своей критики "гипотезы инвазий". В том же году вышли возражения Хокса и ответ на них Кларка. В это время стало заметно традиционное противостояние в археологии двух старейших британских университетов – Оксфордского как центра диффузионизма (Эванс, Вулли, Майрс, Чайлд, Хокс) и Кембриджского, изучающего местное развитие за счет экологии и экономики (Грэйем Кларк, Хиггз, Дэвид Кларк, впоследствии Ренфру).

Во время войны Хокс участвовал в перемещении сокровищ музея в метро, а сам поступил на работу в Министерство авиационной промышленности. Сразу же после войны он был приглашен в Оксфорд профессором, заведовать новосозданной кафедрой европейской преистории. С этого времени начинается другой период в жизни и творчестве Хокса. Не покидая своей веры в диффузию и своего пристрастия к миграциям, оказавшись перед студентами, он занял более четкую позицию в отношении всех интерпретаций, и эта позиция перевела его в другое течение методологии, о котором будет речь дальше.

Стюарт Пиготт (Stuart Piggott, 1910 – 1996) младше Хокса на пять лет. Он стал видным археологом и профессором фактически без университетского образования (Piggott 1983; Sharples 1999). Cын потомственного директора школы в Гемпшире, он в этой школе и учился. Учился с ленцой, учил только те предметы, которые нравились, увлекался спортом. Поэтому дважды проваливал выпускные экзамены по математике и точным наукам, и даже дополнительные курсы по иностранным языкам и истории не спасли положения – в университет он поступить не мог. В 14 лет написал сочинение о местных древностях и отослал его в Британский музей, решив стать археологом. Но лишь через несколько лет собранные им черепки, о которых местный священник написал в приходский журнал, обратили на себя внимание Крофорда, собиравшего сведения для карты римской Британии. Крофорд написал Пиготту, юноша помчался к нему в Саутэмптон, и с этого времени Крофорд стал другом семьи, а Стюарт, также как Хокс вошел в число тех, кого Крофорд называл своими "ищейками" (ferrets – букв. хорьки для отлова кроликов из нор).

В 1928 г. Пиготт устроился работать в музей города Рединг за номинальную плату в 10 пенсов в неделю. Недалеко от Рединга жил старый археолог Гарольд Пик, в свое время вдохновивший Крофорда. Пиготт сумел познакомиться с ним. Теперь Пик был президентом Королевского Антропологического института в Лондоне, это он за три года до того взял туда на работу библиотекарем Гордона Чайлда. Пиготт с удовольствием сбежал туда же из Рединга и устроился на работу секретарем в Британский музей.

В том же году богатый археолог-любитель Александр Килер (нажившийся на производстве мармелада) пригласил его работать на раскопках Уиндмилл Хилла, который он копал по методике Уилера и который стал одним из важнейших неолитических памятников Англии. Вскоре Пиготт подружился с Хоксом и Кларком. Среди этих молодых археологов Кларк усиленно занимался мезолитом, Хокс осваивал эпохи поближе к истории (поздний бронзовый век и железный век, так что Пиготту остался свободный промежуток – неолит и раннебронзовый век. Уже в 1931 г. опубликовал корпус неолитической керамики, произведший впечатление на коллег. За несколько лет до того в неолитической керамике Британии Лидс различил две традиции: Уиндмил Хилл и Питерборо. Пиготт определил первую как западную и копирующую кожаные сосуды, а вторую как восточную и копирующую корзиночное плетение. Сначала он считал их последовательными, а через несколько лет решил, что они одновременны и представляют две разные колонизации Британии.

Застряв дольше отпускного времени на раскопках, он попросил продления отпуска, а, получив отказ, ничтоже сумняшеся бросил работу в Британском музее, где он проработал пять лет, и перешел на постоянную службу к Килеру. На ней тоже провел пять лет (рис. 14).

Копая с Килером в Эйвбери, он заинтересовался Стъюкли - тем антикварием, который давно сделал очень точные чертежи и описания Эйвбери и Стоунхенджа, зафиксировав детали, позже погибшие. Он не понимал, как это такой точный исследователь потом писал фантазии о друидах, идентифицируя их с христианами и финикийцами. Пиготт считал, что это связано со сменой профессии врача на сан священника, правил века науки на романтические идеи, и вообще, что Стъюкли рехнулся. В 1935 написал об этом статью в "Антиквити".

За это время вместе с Грэйемом Кларком и Хоксом они затеяли обновление организации археологов и превратили небольшое Преисторическое общество Восточной Англии в общеанглийское. К 1935 г. Пиготт установил, что длинные земляные курганы, которые все считали срубными эквивалентами мегалитов, предшествуют мегалитам – открытие существенное. Тогда же 25-летний Пиготт поступил в только что созданный Уилером Институт археологии Лондонского университета, чтобы получить диплом и начал посещать лекции Уилера. Но тот попросил его больше не появляться, а позубрить самостоятельно и сдать экзамены, что Пиготт и выполнил, получив диплом в 1936. В 1936 он выяснил, что желобчатая керамика из Скейра Брэ (Скара Брэ), раскопанной Чайлдом, не пост-римская, как считалось, а неолитическая. Опять открытие. В 1938 г. после работы в Бретани он опубликовал статью "Ранний бронзовый век Уэссекса", в которой первым выделил культуру уэссекс – неплохой результат для 28 летнего исследователя. Культуру эту Пиготт привязал к серии европейских культур вплоть до Микен (при господстве короткой хронологии это было возможно). Выделив культуру Уэссекс (ранний бронзовый век), он считал, что она происходит из Франции (из Бретани), а корни уходят в Центральную Европу, связи же - вплоть до Микен (по короткой хронологии). Как и в других случаях, он спокойно прибегал к объяснению смены культур инвазией, считая это объяснение нормой.

Вообще ему везло – он участвовал в раскопках самых примечательных памятников Англии: Уиндмил Хилл, Эйвбери - Стоунхендж, Саттон Ху и др. В 1938 – 39 он вместе с Хоксом участвовал в раскопках Берсу в Литтл Вудбери и многому там научился. Он одним из первых применил на раскопках скреперы, фотограмметрию, испытывал сенсорные устройства, в иллюстрациях – изометрические проекции.

Во время войны благодаря Даниелу он попал в команду разведки по распознаванию целей на аэрофотосъемке, отправился с ней в Индию (рис. 15) и использовал там свободное время для изучения индийской археологии. Результатом явилась книга "Преисторическая Индия" (опубликована в 1950). Уилер хотел забрать его к себе в археологическую службу Индии, но начальник разведки воспротивился. После войны Пиготт вернулся в Англию, представил в Оксфорде работу на степень бакалавра по биографии Стъюкли (книжка опубликована в 1950) и получил неожиданное предложение от Чайлда, который в это время переводился из Эдинбурга в Лондон: "Я хочу Вас видеть своим преемником в Эдинбурге" (рис. 16).

Так Пиготт стал бакалавром и сразу – профессором, заведующим кафедрой Эберкромби в Эдинбурге. В методологическом плане Эдинбург присоединился к Оксфорду как еще один центр диффузионизма (Эберкромби, Чайлд, Пиготт). Как и Хокс, Пиготт почувствовал необходимость обновления своего мышления. В частности он почувствовал себя обязанным освоить репертуар Чайлда – расширить рамки своих занятия с преисторической Британии до Европы и Средиземноморья. Задумывался и о современных наших теориях – не будут ли археологи будущего расценивать их так же, как мы - сумасбродные идеи Стъюкли? Поскольку и у Пиготта появились новые методологические ориентиры, и в том же направлении, что у Хокса, есть смысл рассмотреть их вместе в этом новом течении.

 

11. Заключение и уроки. По самой своей природе инвазионизм – это методологическая традиция, связанная с гораздо менее агрессивными политическими тенденциями, чем центробежный, моноцентрический миграционизм. Правда, общая основа у них одна – сознательная или бессознательная убежденность в исключительности, созидательности и активности избранных народов и пассивности всех остальных. Часто инвазионизма придерживаются археологи ведущих, наиболее развитых наций, обладающих (как Британия) колониями и весом в зависимых странах, и эта идеология отражает их непоколебимую уверенность в превосходстве своей нации на данном этапе истории. Они спокойно признают любые миграции в свою страну на прежних этапах истории, считая это законом и нормой, только прежде на вершине были другие, а теперь они. С этими прежними лидерами у них культурная и идейная преемственность, и в подтверждение этой преемственности они иногда проявляют имперские амбиции (как Эванс).

Инвазионизм не ограничивается Флиндерсом Питри, библейскими археологами и Кэтлин Кеньон, которые все занимались чужими странами, ни Эберкромби, Хоксом и Пиготтом, ведшими инвазии в Британию. Инвазионистами (полицентрическими миграционистами) были также Брейль и Гаррод, Вулли и ранний Эванс, у которых, однако, были еще и другие, отличительные идеи, побудившие меня рассмотреть их в другом контексте. Для характеристики инвазионизма, так сказать, в чистом виде достаточно выделенных здесь археологов. По их деятельности видно, что инвазионизм сопряжен с большой тягой к увязке археологических данных с письменными источниками и фольклором, а где это невозможно – с топонимикой, что он стимулировал занятия хронологией, стратиграфией и керамической типологией – и разработку методики раскопок.

Некоторые частные уроки из этого отрезка истории мне представляются следующими. Отсутствие высшего образования у Флиндерса Питри и Пиготта может показаться оправданием неучей в археологии, но у первого было отличное домашнее образование, а второй приобретал знания позже, и обоим отсутствие систематической школы, видимо, всё-таки вредило.

Важный урок можно извлечь из готовности Крофорда приохочивать подростков-любителей. Из них выросли такие археологи, как Хокс и Пиготт! Хорошо бы научиться глядеть на подростков глазами Крофорда…

Из подъема и падения библейской археологии можно вывести только одну мораль: риск скандального провала ждет всякого, кто приходит в археологию не с целью выяснить, а с целью доказать. Это старый вопрос о предвзятых идеях. Обойтись без них невозможно и, вероятно, не в этом суть. Важно не дать им овладеть собой и стать высшими ценностями, превратиться в догмы – религиозные, политические или национальные.

 

Вопросы для продумывания:

1. Действительно ли исключительные способности памяти особенно важны именно для археологов культурно-исторического направления и почему?
2. Сказалось ли на исследовательской деятельности Питри, по-Вашему, отсутствие всякого официального образования (а у Пиготта – университетского) и в чем это выразилось?
3. Действительно ли беда Флиндерса Питри была в том, что он не ушел из профессиональной деятельности вовремя или на его конфликте с новым поколением работников сказались какие-то другие факторы? Какие?
4. Олбрайта многие называют "гением", "гигантом", возвышающимся над Кэтлин Кеньон, – он действительно таков (и чем это можно обосновать?) или тут преувеличение его масштаба учениками и "единоверцами"?
5. В чем религиозная убежденность способствовала научным успехам Олбрайта и в чем его подвела?
6. Учитывая глубокую набожность массы американцев, чем можно объяснить поражение библейской археологии?
7. Связаны ли как-нибудь успехи Кэтлин Кеньон в Палестине с ее инвазионизмом и вообще с ее идейными установками?
8. Чем, по-Вашему, объясняются существенные пробелы в методике виднейшего представителя британской археологии – Кэтлин Кеньон?
9. В чем логическая связь библейской археологии с инвазионизмом?
10. Юность Хокса напоминает юность Фокса – разведка на велосипедах, влияние Крофорда. Почему же Фокс развивал дальше идеи Крофорда, а Хокс предпочел другие? Какие тут сказались стимулы?
11. Хоксу очень везло на среду функционирования – еще в молодости попасть в самый центр археологии, перезнакомиться со всеми знаменитостями! Есть ли в этом его заслуга или это случайность, везение?
12. Пиготту чрезвычайно везло в жизни – поработал на лучших памятниках Англии, сделал еще в молодости яркие открытия (и не одно!). Как по-Вашему, это везение или заслуги?

Литература:

Крывелев И. А. 1965. Раскопки в "библейских" странах. Москва, "Советская Россия".

Adams W. Y. 1968. Invasion, diffusion, evolution? – Antiquity, 42 (167): 194 – 215.

Bindewald D. 1990. Hat die Bibel immer Recht?: die Wahrheit über die Evangelien. Frankfurt a M., R. G. Fischer (4. Aufl. 2000).

Callaway J. 1979. Dame Kathleen Kenyon 1906 – 1978. – Biblical Archaeologist, 42 (2): 122 – 125).

Childs B. S. 1970. Biblical theology in crysis. Philadelphia, Westminster Press.

Clark J. G. D. 1966. The invasion hypothesis in British archaeology. – Antiquity, 40 (159): 172 – 189.

Dever W. G. 1974. Archaeology and Biblical studies: Retrospect and prospect. Evanston, Seabury-Western.

Dever W. G. 1993. What remains of the House That Albright Built? – Biblical Archaeologist, 56 (1): 25 – 35.

Drower M. S. 1985. Flinders Petrie: A life in archaeology. London, Gollancz.

Drower M. S. 1999. Flinders Petrie. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Vol. I. Santa Barbara et al., ABC-Clio: 221 – 232.

Evans Chr. 1999. Christopher Hawkes. – Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 461 – 479.

Flinders Petrie W. M. 1931. Seventy years in archaeology. London, S. Low Marston & Co; New York, H. Holt & Co, 1932; Greenwood Pogy, 1969.

Flinders Petrie W. M. 1904. Methods and aims in archaeology. London, Macmillan.

Fuchsz H. 1958. Hat die Bibel Recht?: ein Streifzug durch die Geschichte des Kampfes der Theologie gegen den wissenschaftlichen Fortschritt. Leipzig, Urania, 3. Aufl.

Glanville S. R. K. 1942. Flinders Petrie: The scientific classification of archaeological material. – Proceedings of the Royal Institution, 32: 344 -???.

Hadidi A. 1976. Kathleen M. Kenyon and her place in Palestinian archaeology. – Annual of the Department of Antiquities (Amman), 21: 7 – 17.

Harding D. W. 1994. Charles Francis Christopher Hawkes 1905 – 1992. – Proceedings of the British Academy, 84: 323 – 344.

Hawkes C. F. C. 1982. Retrospect. – Antiquity, 56 (93 – 101 (reprint. in: The past masters. London, Thames and Hudson, 1989: 46 – 60).

Holland Th. 1999. Kathleen Mary Kenyon. - Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 481 – 493.

Keller W. 1955. Und die Bibel hat doch Recht: Forscher beweisen die historische Wahrheit. Düsseldorf, Econ-Verlag.

Kenyon K. M. 1960. Excavations at Jericho. Vol. I. Tombs excavated in 1952 – 4. London,?????.

Kenyon K. M. 1979. Archaeology in the Holy Land. 4th ed. London, Benn.

Miller M. 1987. Old Testament history and archaeology. – Biblical Archaeologist 50 (1): 55 – 63.

Moorey P. R. S. 1979. Kenyon and Palestinian archaeology. – Palestine Exploration Quarterly (January – June): 3 – 10.

Murray M. 1961. First steps in archaeology. – Antiquity, 35 (137):?????????.

Nicolussi I. 1957. Hat die Bibel Recht? Insbruck, Rauch.

Parrot A. 1970. Bible et archéologie. Neuchâtel, Delachaux et Niestlé.

Piggott S. 1983. Archaeological retrospect. – Antiquity, 57: 28 – 37 (reprint. in: The past masters. London, Thames and Hudson, 1989: 20 – 33).

Prag K. 1992. Kathleen Kenyon and archaeology in the Holy Land. - Palestine Exploration Quarterly (July – December): 109 – 123.

Running L. G. and Friedman D. N. 1975. William Foxwell Albright: a twentieth-century genius. New York, Two Continents Publ. Group.

Sasson J. M. 1993. Albright as an orientalist. – Biblical Archaeologist, 56 (1): 3 – 7.

Schloen J. D. 2002. W. F. Albright and the origins of Israel. – Near Eastern Archaeology, 65 (1): 57 – 62.

Sharples N. 1999. Stuart Piggott. – Murray T. (ed.). Encyclopedia of archaeology. The great archaeologists. Santa Barbara et al., ABC – Clio: 615 – 633.

Shepherd N. 1987. The sealous intruders: the Western rediscovery of Palestine. San Francisco, Harper and Row.

Trigger B. G. 1989. A history of archaeological thought. Cambridge et al., Cambridge University Press.

Vos H. F. 1956. An introduction to Bible archaeology. Chicago, Moody Press (new ed. 1983).

Webster D. 1991. Hawkeseye: The early life of Christopher Hawkes. Stroud, UK, Alan Sutton.

Wright G. E. 1957. Biblical archaeology. Philadelphia – London, The Westminster Press.

 

 

Иллюстрации:

1. Реконструкции инвазий расы строителей дольменов на карте в книге Джеймса Фергессона "Грубые каменные памятники" 1872 г. (Renfrew 1979: 7, fig. 1).
2. Флиндерс Питри в 1880 г. в Гизе у входа в камерную могилу, в которой он жил два полевых сезона (Ceram).
3. Флиндерс Питри на раскопках одного из храмов в Рамессее у Фив в 1895 г., с картины художника Генри Уоллиса, 1895 г. (Bahn 1996: 148 - 149).
4. Схема датировки Эгейской культуры по египетским связям (Eggers 1949:??????).
5. Портрет Уильяма Флиндерса Питри. Музей Флиндерса Питри Лондонского университетского колледжа (Drawer 1999: 222).
6. Схема периодизации додинастической керамики с "датировкой последовательностью" Флиндерса Питри из Диосполис Парва (Trigger 1989: 201, Fig. 31).
7. Флиндерс Питри на выставке своих палестинских результатов в Лондоне в 1930 г. (Bahn 1996: 164).
8. Уильям Олбрайт перед поступлением в Университет Джонса Хопкинса (Biblical Archaeologist 1993, 56/1: 37).
9. Олбрайт с лупой в руке рассматривает древний документ за своим столом в университете Джонса Хопкинса в Балтиморе (Biblical Archaeologist 1993, 56/1: 13).
10. Эрнест Райт, преемник Олбрайта и основатель журнала "Библикал Аркеолоджист" (Near Eastern Archaeology 2002 65/1: 6, сверху).
11. Уильям Девер, профессор Аризонского университета, раскопавший Гезер и выступивший с пересмотром наследия Олбрайта (Near Eastern Archaeology 2002 65/1: 7, внизу).
12. Кэтлин Кеньон (Biblical Archaeologist 1979, 42/2: 122).
13. Герард Берсу в 1960-е годы, быв. председатель Римско-Германской Комиссии (Antiquity issue 291: 212, fig. 1).
14. Стюарт Пиготт в 1933 г. на раскопках длинного кургана (Past Masters: pl. 3).
15. Штат Центральной Секции Фотографической Интерпретации в Индии во время Второй мировой войны. В центре Глин Даниел, по правую руку от него Стюарт Пиготт (тот же снимок, что в лекции о Чайлде и Даниеле – умеренный диффузионизм).
16. Гордон Чайлд на раскопках у Стюарта Пиготта в 1946 г. (Past Masters: pl. 3).

Глава 24. Умеренный диффузионизм

 

1. Поляризация. В каждом течении была крайняя, экстремальная разновидность, впечатляющая обычно дилетантов, и разновидность умеренная, осторожная, раздумчивая, уважаемая именно профессионалами. В миграционизме Косинна, конечно, экстремал, а Брёйль работал гораздо более спокойно и солидно. В ориентоцентрическом диффузионизме, там, где ощущался сдвиг к трансмиссионизму, Эллиот Смит и лорд Раглан были гипердиффузионистами, то есть радикальным и полудилетантским крылом диффузионизма, а Монтелиус и Софус Мюллер – профессиональным, хотя и весьма радикальным. Умеренность их сказывалась в том, что они не отвергали и эволюцию, а ближневосточную базу диффузии видели весьма обширной. Умеренным и вполне профессиональным крылом был диффузионизм Чайлда, Уилера и Даниела. Из них Чайлд и Даниел, поработав некоторое время в этом направлении, возглавили новые течения, новые школы, а Уилер прославился больше разработкой полевой методики. Раньше, чем где бы то ни было, проявились тенденции к умеренности и осторожности в диффузионизме американских ученых, но это были главным образом этнологи. Всё же нужно начать обзор с них, потому что они сформулировали лозунги осторожности и потому, что археологи-американисты США были под их влиянием: в США первобытная археология считалась частью антропологии.

2. Американский диффузионизм: Боас. В конце XIX в. американская культурная антропология, включавшая археологические исследования, развивалась при полном господстве эволюционизма. В 1881 г. Морган умер, но его ученики занимали все основные посты в науке, руководили музеями и журналами, преподавали в университетах.

В 1890-е годы, годы кризиса эволюционизма, его благоденствие нарушилось и в США. В американской культурной антропологии образовалась и всё ширилась школа, выступавшая с антиэволюционистских позиций. Ее называют “ американской школой исторической этнологии ”, или школой “исторического партикуляризма ”. Ее тема – не эволюция, а история, не законы, а причины в их многообразии, не аналогии, а специфические признаки и конкретные ситуации. Ее интерес – не глобальный обзор, а судьба каждого отдельного народа, отдельного племени, отдельного этнографического явления – обычая, ритуала, предмета. В ней ощущались и диффузионистские тенденции.

Все основные зачинатели и представители этой школы были чужаками в США. Зараза была занесена из Германии. Большей частью это были даже не немцы, а немецкие евреи, эмигранты. Они пересадили на американскую почву ростки немецкого интереса к этническим соотношениям и историческим ситуациям, к географическим различиям, к территориальности – и немецкую антипатию к Дарвину, эволюции и ее законам. А также еврейскую антипатию к расовым притеснениям и к иерархии народов. Во главе школы стоял Франц Боуэз.

Франц Боуэз (Franz Boas, 1858 – 1942), фамилию которого в нашей литературе принято транслитерировать буквально, с немецкого, как Боас, – немецкий еврей, родившийся в Вестфалии. Он сверстник Косинны, на полтора десятилетия младше Ратцеля, на пять лет младше Флиндерса Питри.

Сын солидного купца, Боас изучал математику, физику и географию в Гейдельбергском, Боннском и Кильском университетах Германии. В Кильском университете слушал крупных специалистов по философии Канта – Эрдмана и Лемана. В 1881 г. написал диссертацию о цвете воды. От физики он усвоил требование четко определять проблему исследования и придерживаться строгих методов, работать основательно, не допускать скоропалительных суждений. Вскоре он решил оставить физику ради географии и тут же замышляет оставить Германию ради США. Его не устраивает политическая обстановка в Германии – национализм, антисемитизм, реакция. Дядя его участвовал в буржуазной революции 1848 г. и сидел за это в тюрьме, а с 1851 г. эмигрировал в США и звал к себе племянника. Однако попытки получить на это американскую стипендию не удались.

Франц Боас поехал в Берлин для подготовки к экспедиции в американскую Арктику. Там он работает в Берлинском музее народоведения. Учится у Вирхова работать с черепами, постигает премудрости физической антропологии и, конечно, попадает под общее влияние Вирхова. Общается с Георгом Фишером, который был учеником Риттера, ярого сторонника географического детерминизма. Более близки его мироощущению были А. Гумбольдт и Ратцель, которых он в это время читал. От них он заражается стремлением собирать факты, вниманием к деталям, частностям. Сначала факты, только потом теория. Теория из фактов, теория как обобщение фактов – это догма эмпиризма. Не чужд он и наследия романтических идей о «национальном духе» - для него национальное своеобразие каждого народа оказывается реальным и определяющим, а универсальные законы вызывают скептическую усмешку. Словом, он формируется как типичный немецкий ученый своего времени из круга Вирхова (Stocking 1987).

В 1883 г. он поехал в экспедицию на Баффинову землю, изучать арктическую природу. Там, при 40-градусном морозе Боас читал взятого с собой Канта, вспоминая лекции кильских профессоров. Видимо, это было серьезное увлечение, потому что потом в его сочинениях окажутся и пересказы Дильтея насчет Geisteswissenschaften (наук о духе), а еще позже – идеи неокантианцев баденской школы Виндельбанда и Риккерта (о специфике исторических наук, их отличиях от естествознания). Поехал он изучать природу, но увлекся арктической экзотикой жизни эскимосов – народности, столь отличной от европейцев.

Как представитель национального меньшинства он был особо чувствителен к проблемам слабых и необычных народностей, к причинам их отсталости. В монографии “Баффинова Земля” (на немецком) он объясняет жизнь эскимосов влиянием географической среды. Однако самую большую главу он назвал, как у Ратцеля, “Антропогеография”. Ратцель же отводил истории больше места, чем географическому фактору. И вскоре, еще в 1884 г., Боас пришел к убеждению, что географический детерминизм, внушавшийся Риттером и Фишером, не подтверждается: история, язык и культура оказывают большее воздействие на жизнь людей, чем природные условия. Он выразил это убеждение в работе “Центральные эскимосы” (опубл. в 1888).

В 1886 г. 28-летний Боас отправляется на Северо-Запад Америки, к индейцам квакиутль (Канада, на границе с США). Он провел с ними около года, увлекся их изучением и остался в Америке насовсем. За свою жизнь Боас совершил много экспедиций к индейцам (с 1888 по 1931), принял американское гражданство.

В 1887 г. в журнале “Сайенс” (Наука), где он был редактором отдела, он опубликовал свою последнюю статью по географии – “Изучение географии”. В ней он подводит итог своей методологической переориентации – от логического пути физиков, стремящихся открывать законы, к эмпирическому методу историков. “Историка интересуют факты, – писал Боас, – он погружен в изучение фактов… Знания о явлении, о его существовании в пространстве и времени полностью удовлетворяют исследователя, независимо от законов, которые это явление подтверждают или которые могут быть из него выведены” (Science IX 641). Он отверг социологический позитивизм Конта и противопоставил ему эмпиризм А. Гумбольдта – его “космографический” способ исследования: изучать отдельное явление независимо от его места в системе (Stocking 1968/1982: 140 – 141, 154; Bunzl 1996). Связь между явлениями появится в уме исследователя, она не столь объективна. В уме Боаса она появлялась редко и опасливо.

Вскоре после возвращения из первой экспедиции вышла его теоретическая статья по новой специальности – “Задачи этнологии” (нем. 1887, англ. 1888). Так же, как Ратцель, он считает этнологию исторической наукой, частью истории культуры. Стало быть, этнолог должен изучать всю совокупность явлений социальной жизни – “язык, обычаи, миграции, телесные признаки”. Изучение должно охватить не только цивилизованные нации, но все народы от самых первобытных до современных, все периоды. А для этого надо изучить каждый отдельный народ в его своеобразии.

Но в этом же году начались атаки Боаса на господствующую эволюционистскую школу в американской антропологии. В журнале “Сайенс” (“Наука”) он публикует открытые письма столичным ученым Оутису Мейсону и Джону Пауэллу о принципах музейной экспозиции. Мейсон был куратором этнологии в Смитсоновском Институте (Вашингтон), Пауэлл – председателем Бюро американской этнологии при этом институте. Оба были эволюционистами, учениками Моргана. Под их воздействием в музеях Америки экспозиции строились так, чтобы иллюстрировать прогресс в индустриях, по категориям вещей, а внутри каждой категории – по эволюционным линиям. У Мейсона экспозиция была построена как у Питта-Риверса в Англии. Боас обрушился на этот подход. Он сомневался в возможности сводить воедино вещи, собранные у разных народов. Мейсон и Пауэлл классифицировали элементы культуры как природные объекты – по родам и видам. А надо по культурам, по комплексам! Мейсон исходил из того, что одинаковые причины производят тот же эффект – да, в природе так, а в культуре не так – разные причины могут производить одинаковый эффект. Пауэлл и Мейсон ответили, разгорелась дискуссия (Buttner-Janusch 1957).

С 1896 г. Боас начал преподавать в Колумбийском университете (Нью-Йорк), а с 1899 г. стал там первым профессором антропологии. Здесь он и проработает 40 лет – до выхода на пенсию.

В 1895 г. в Берлине на немецком языке вышла его работа “Индейские сказания Северно-Тихоокеанского побережья Америки” (Indianische Sagen von der Nord-Pacifischen Küste Amerikas). Это было первое статистическое исследование того, как распространены территориально 214 фольклорных элементов (мотивов, сюжетов) среди 12 племен Америки, занимавших сплошной ареал. Боас пришел к таким выводам: 1) соседние народы имеют больше сходств в духовной культуре, чем далекие друг от друга; 2) родственные по языку – более схожи, чем неродственные; 3) сходства не вырастают из “элементарных идей” эволюциониста Бастиана, а обязаны своим происхождением контексту, истории.

Значит сходства – не результат конвергенции, а происходят от диффузии, а та зависит от конкретных обстоятельств и поворотов истории. У культуры нет ни органического, ни функционального единства. Она – конгломерат элементов, соединившихся случайно, под воздействием исторических обстоятельств, в каждом случае по-особому, поскольку элементы путешествуют независимо друг от друга. В миграции можно было бы ожидать комплексного их появления, а их независимость друг от друга говорит скорее о трансмиссии.