Эмоциональный настрой семьи

1. Оптимистичный настрой. Пытаясь справиться со стрессами, семья опира­ется на свои сильные стороны. Эмоциональный настрой на подъеме, члены семьи полагают, что способны изменить ситуацию в лучшую сторону.

2. Пессимистичный настрой. Семья имеет опыт неразрешенных конфликтов. В семье господствует чувство, что изменения в лучшую сторону невоз­можны.

Лидерство

1.Паттерны авторитарного руководства. Эти паттерны отражают стиль вос­питания «либо по-моему, либо никак».

2.Паттерны попустительского руководства. В семье отсутствуют четкие пра­вила и последовательные методы воспитания. Эти паттерны руководства приводит к появлению одного кризиса за другим.

Решение проблем и преодоление конфликтов

1.Насколько эффективно семья решает проблемы? Имеет ли семья опыт эф­фективного решения проблем? Характерно ли для семьи то, что одни сто­роны семейной жизни обсуждаются более открыто, чем другие?

2.Каким образом семья справляется с конфликтом? Насколько эффективно семья справляется с отрицательными эмоциями, такими как'гнев и ревность? Позволяется ли в семье выражать отрицательные эмоции?

Коммуникация

1.Эффективные паттерны включают в себя умение выслушать, предложить обратную связь, самораскрыться и выражать полный спектр эмоций.

2.Неэффективные паттерны в вышеперечисленных областях неполноценны и приводят к хроническому взаимному непониманию, обидам и вытеснен­ному гневу.

5 Оценка: процесс идентификации семейных паттернов

• Процесс оценки

• Описание случая

• Терапевтические заметки

• Резюме

• Глоссарий

В основе семейной жизни лежат такие могущественные лейтмотивы, как любовь, принятие, отвержение, нена­висть, сострадание, жертвенность, жестокость. Однако с точки зрения системного подхода семью необходимо рас­сматривать в первую очередь как социальную группу. По опыту работы в коллективе коллег, участия в групповой психотерапии и проведения групп клиницистам хорошо знакомы проблемы, лидерства, статуса, распределения власти, оказания поддержки, поиска решения проблем и формирования паттернов коммуникаций. Кроме того, у большинства психотерапевтов вызывает удивление предсказуемость интеракций в группе.

Например, в формальных группах паттерны комму­никаций формируются посредством бюрократических процедур и политики. Даже проведение собраний в ма­ленькой группе может придерживаться раз и навсегда за­веденных Правил Порядка Робертса. В некоторых груп­пах устанавливаются настолько четкие и неизменные правила интеракций, что даже при отсутствии какой-либо части группы (т. е. нескольких человек) она будет продолжать эффективно функционировать. В других группах проницаемость границ гораздо выше, паттерны интеракций определяются не формальными процедура­ми, а зависят от личностных особенностей ее членов. Примером могут послужить группы самопомощи.

Нормы (norms)— набор экспектаций и ограничений, которые руководят пове­дением группы или членов семьи.

Каждая семья устанавливает свои собственные пред­сказуемые паттерны интеракций, или нормы (norms). На­пример, можете ли вы предсказать, в какой последовательности будут разворачиваться собы­тия на следующей семейной вечеринке? Кто будет с кем разговаривать? Кто кого поправлять? Кто будет рассказывать анекдоты? Кто будет слушать лучше всех? Кто будет самым болтливым? С кем будет больше всего проблем? Как поступит группа с этим человеком? В общем, существует ли характерный паттерн проведения этих семейных вечеринок?

Нормы интеракций, которые устанавливаются в каждой семье, могут быть функциональными или дисфункциональными. Например, некоторые люди с нетерпением ждут наступления праздничных дней, поскольку у них появляется возможность встретиться с членами семьи и получить поддерж­ку. Другие испытывают ужас при одной только мысли о семейной вечерин­ке, поскольку прекрасно знают, что произойдет. Как сказала одна пациент­ка: «Если собрать всю мою семью вместе, то изжога обеспечена».

Конечно, то, что кажется полезным одному члену семьи, другим может восприниматься прямо противоположным образом. Например, родители хотят, чтобы ребенок поступал так, как ему говорят, поскольку послушание для них — это признак уважения взрослых. Однако старший подросток воз­мущен подобным ограничением свободы и выражает протест при помощи пассивно-агрессивного поведения.

Помимо того что начальный этап психотерапии — это время формиро­вания терапевтического альянса, на первых сессиях психотерапевт также идентифицирует семейные паттерны. Идентификация семейных паттернов происходит в ходе непрерывного создания и проверки гипотез. Именно на основе рабочих гипотез психотерапевт задает семье вопросы. Например, при работе с семьей Мартинов сначала была построена следующая гипотеза: конфликты между миссис Мартин и Синди подпитываются непоследова­тельным поведением мистера Мартина, поскольку в одних случаях он под­держивает жену, в других — дочь. Поэтому вопросы психотерапевта направ­лены на проверку этой гипотезы:

Психотерапевт: Я бы хотел кое-что прояснить. Миссис Мартин, когда разгорается конфликт, как вас поддерживает муж? Синди, а как тебя поддерживает отец?

Если бы и миссис Мартин, и Синди ответили, что мистер Мартин все­гда поддерживает свою жену, то гипотеза была бы отвергнута в пользу дру­гой: Синди злится на то, что отец отдает предпочтение своей новой жене.

Психотерапевт: Синди, в самом разгаре конфликта, когда твой отец начинает поддерживать миссис Мартин, как ты реагируешь? Что ты чувствуешь?

Если бы подтвердилась первоначальная гипотеза, психотерапевт занял­ся бы эксплорацией мыслей и мотивации мистера Мартина:

Психотерапевт: Мистер Мартин, оказывается, что ваша жена и дочь не всегда знают, кому из них и в каких случаях вы окажете поддержку. Поясните, пожалуйста, от чего зависит ваше решение?

Идентификация паттернов — это процесс формирования рабочих гипотез и последующей их проверки при помощи вопросов. На основа­нии полученной информации гипотезы либо подтверждаются, либо опро­вергаются. В любом случае психотерапевт продолжает строить новые ги­потезы.

Во время идентификации паттернов психотерапевт также знакомится с индивидуальными и семейными историями. Каковы представления мис­тера и миссис Мартин о семье? Похожи ли их истории или существенно отличаются друг от друга? Какие истории рассказывают дети? Совпадают ли их истории или отличаются друг от друга и от историй родителей?

Чтобы формализовать процесс оценки и ^тарифицировать, эта глава разделяется на три части: инструменты оценки, материал случая и терапев­тические заметки. В разделе об инструментах оценки описываются техни­ки оценки экспрессивного стиля семьи, формальные процедуры, такие как генограмма и кинетический рисунок семьи, а также содержатся указания насчет интервьюирования. Материал случая описывает семью Мартинов на этапе проведения оценки. И наконец, в конце главы, в разделе «Терапевти­ческие заметки» перечислены четыре задачи, которые необходимо выпол­нить перед тем, как приступить к следующему этапу терапии.

Процесс оценки

ЭКСПРЕССИВНЫЙ СТИЛЬ СЕМЬИ

Некоторые семьи открыто и прямо отвечают на вопросы психотерапевта, другие предоставляют лишь незначительную информацию. Одни семьи гнев­но взрываются, другие подавленно молчат. Один из способов обобщить эти различия — представить их в виде континуума, где эмоциональная эксп­рессия семьи варьирует от упорной тишины на одном полюсе до экспло­зивной ярости на другом. Молчание требует от психотерапевта заполнить пустоту, тогда как конфликты заставляют брать на себя роль посредника. Два экстремальных экспрессивных стиля затрудняют установление согла­шения с семьей. Несмотря на это задача психотерапевта — идентифициро­вать дисфункциональные паттерны, преодолев все возникающие трудно­сти. Поскольку молчаливые и конфликтные семьи вызывают у начинаю­щих психотерапевтов особые затруднения и часто встречаются в клинической практике, далее в этой главе мы подробнее остановимся на их обсуждении.

МОЛЧАЛИВЫЕ СЕМЬИ

Семьи-молчуны представляют отдельную трудность для психотерапевта. Указывает ли молчание на то, что подавленный гнев и обида ждут своего часа, чтобы найти выражение? Или молчание отражает депрессивное на­строение, господствующее в семье? Попадая в ситуацию неопределеннос­ти, психотерапевт может испытывать чувство идущего по минному полю:

«Наступлю или нет?» Размышляя о причинах молчания, психотерапевт дол­жен попросить членов семьи объяснить свое поведение и тем самым предо­ставить возможность проявиться семейным паттернам.

Во-первых, молчание само по себе является посланием. Вместо того чтобы активно вступать в контакт с психотерапевтом и обсуждать пробле­мы, семья остается пассивной. Взрослые обычно отвечают односложно, подростки принимают отсутствующий вид и говорят: «Я не знаю». Малень­кие дети тревожно смотрят на одного из родителей, хихикая или ерзая в крес­ле. В этих ситуациях можно построить следующие первичные гипотезы.

1. Семья ждет, когда ее спикер начнет говорить.

2. Семья охвачена желанием обвинять, и ее члены тревожно ждут, ког­да начнутся обвинения.

3. Семья с трудом сдерживает гнев, и за молчанием скрывается вытес­ненная ярость.

4. Семью заставили обратиться к психотерапевту против ее желания.

Обратиться к молчунам могут помочь три метода: 1) дать проявиться спикеру; 2) попытаться вовлечь в разговор других членов семьи и 3) при­знать право на молчание на стадии соглашения и приглашать к участию в бе­седе.

1. Дать проявиться спикеру. На первой сессии, после определения цели встречи (см. главу 3) и обсуждения причин, по которым семья решила явиться, психотерапевт откидывается в кресле и ждет, когда проявятся паттерны. Когда молчание семьи наталкивается на молчание специалис­та, психотерапевт тем самым невербально сообщает, что психотерапия — это совместное мероприятие (50 на 50) и ничего не будет достигнуто без участия семьи.

По мере нарастания молчания, сопровождаемого тревогой, семья бу­дет вынуждена заполнить пустоту. Первым начнет говорить спикер. Однако этот человек не обязательно является самым доминантным из родителей. Спикер может быть тем из родителей, который служит посредником между семьей и официальными лицами (учителя, чиновники различных служб, психотерапевты). Необходимо следить за тем, как часто он смотрит на дру­гого из родителей и как невербально реагирует последний. Например, мать, сообщая о трудностях, которые она испытывает с одним из детей, постоян­но смотрит то на психотерапевта, то на своего мужа. Муж, в свою очередь, либо кивает, либо спокойно смотрит на жену. В этой ситуации проявляется важный семейный паттерн: отец — доминантный родитель, а мать находится под его контролем.

И напротив, представьте аналогичную ситуацию — мать сообщает о трудностях с детьми. Однако в этом случае она непрерывно смотрит на пси­хотерапевта (т. е. ее невербальное поведение сообщает о том, что она обла­дает в семье необходимой властью, которая позволяет ей обозначать про­блемы). Более того, она не только не считается со своим мужем, но и назы­вает его частью проблемы. «Мой сын ничего не делает по дому, а его отец сидит сложа руки!»

2.Попытаться вовлечь в разговор других членов семьи. Выслушав спике­ра, но не позволяя ему доминировать на протяжении всей сессии, психоте­рапевт обращается к другим членам семьи, с тем чтобы выяснить их мне­ние. Для выполнения этой задачи психотерапевт либо опирается на инфор­мацию, изложенную спикером: «Билл, твоя мама говорит, что ты очень мало помогаешь по дому. Интересно, ты тоже так считаешь?», либо задает вопрос пошире: «Хорошо, ваша мама имеет свое представление о том, почему се­годня семья пришла на прием. Я бы хотел услышать мнение каждого из вас о причинах прихода».

3.Признание права на молчание и приглашение к участию. На первых сес­сиях, особенно на самой первой, попытки вовлечь в разговор других членов семьи могут не увенчаться успехом. Психотерапевты должны помнить, что трудности установления соглашения с такой семьей не так уж связаны с их клиническими навыками. Скорее затруднения вызваны тем, что психоте­рапевт сталкивается с неподатливой, подавленной и контролируемой сис­темой. Молчание — это своеобразная форма демонстрации власти над дру­гими людьми: «Вы не в силах заставить меня говорить».

Семейные психотерапевты впервые сталкиваются с этой формой про­явления власти, когда общаются с подростками, демонстрирующими пас­сивно-агрессивное поведение. На семейных сессиях такие подростки вы­бирают место в углу комнаты, принимают закрытую позу и упорно смотрят в пол.

Подобное поведение сообщает важную информацию и позволяет пост­роить множество рабочих гипотез: «Для чего подростку необходимо так себя вести? Почему в этой семье подросток вынужден прибегать к молчанию? Что вызывает у него протест?»

Помимо формулирования гипотез психотерапевты могут также проде­монстрировать уважение к молчанию. Например, в семье Мартинов Синди иногда отказывалась говорить.

Психотерапевт: Синди, похоже, что ты решила сегодня молчать. Я ува­жаю твой выбор, потому что у тебя должны быть уважительные причины. В любом случае, если ты захочешь участвовать в обсуж­дении, я был бы тебе признателен за помощь.

Обратите внимание, что психотерапевт переформулировал отказ Син­ди от сотрудничества, назвав его сознательным решением, которое нахо­дится под ее контролем. Более того, психотерапевт дает понять Синди, что не будет заставлять ее говорить. Это предоставляет Синди возможность уча­ствовать в беседе на таких условиях, которые будут для нее приемлемыми.

На этапе установления соглашения молчание членов семьи восприни­мается психотерапевтом с пониманием и без осуждения. Своим поведени­ем он демонстрирует уважение к стилю коммуникации семьи. Однако на следующих этапах терапии молчание принимает совершенно иное значе­ние, связанное с сопротивлением семьи, и требует другой реакции со сто­роны специалиста. (Эта тема будет обсуждаться в следующей главе, в разде­ле под названием «Сопротивление».)

СКАНДАЛЬНЫЕ СЕМЬИ

На другом полюсе континуума находятся семьи, готовые к битве. Иногда ссоры разгораются еще в комнате ожидания. Скорее чаще, чем нет, члены семьи могут четко назвать своих врагов — это всегда другие члены семьи! Напряжение в конфликтных семьях может быть настолько высоким, что даже простой вопрос «Как шли дела на этой неделе?» способен породить разноголосицу.

Каждый член семьи уверен в том, что причина проблем заключается в поведении других. Поэтому конфликты — это попытка убедить психотера­певта в правильности своей точки зрения. Со своей стороны психотерапевт может почувствовать приближение настоящей катастрофы, так как созда­ется впечатление, что ситуация выходит из-под контроля. Когда члены се­мьи начинают открыто проявлять гнев, то психотерапевт обычно вступает в конфликт, пытаясь добиться перемирия. Чаще всего попытки установить мир ни к чему не приводят, поскольку клиницист не осознает самого глав­ного: члены семьи не заинтересованы в прекращении конфликтов, а пытают­ся обличить виновных и определить, чью сторону занимает психотерапевт.

Вместо того чтобы пытаться помирить членов семьи, психотерапевт может реагировать иначе, а именно: сохранять нейтральную позицию, не препятствовать выражению гнева до тех пор, пока не проявятся семейные паттерны, перевести конфликт из эмоциональной сферы в когнитивную, и, в первую очередь, избежать эмоциональной ловушки.

1. Сохранять нейтральную позицию. Когда члены семьи начинают предъявлять свои проблемы психотерапевту, они думают, что тот также зай­мет обвинительную позицию. Поэтому в их поведении нет ничего нового. Фактически в этом и заключается суть проблемы: сложившиеся паттерны коммуникации приводят к взаимным обвинениям и разобщению, а гнев является продуктом этих дисфункциональных паттернов.

Тем не менее сказанное выше не принижает страданий конфликтной семьи, поскольку ее члены постоянно причиняют друг другу сильную боль. Скорее, основная мысль заключается в том, что в кабинете психотерапевта не происходит ничего нового, и что семья испытывает напряжение уже в течение некоторого периода времени. Прекращение конфликтов — это же­лание психотерапевта, а не семьи. На этом этапе психотерапии семья обес­покоена в первую очередь тем, кто прав, а кто виноват.

Более того, конфликты не спровоцированы вопросами психотерапев­та, а уже начались в вестибюле или по дороге из дома. Психотерапевт не в состоянии прекратить ссоры за одну или две сессии. Таким образом, вместо
того чтобы воспринимать ситуацию как выходящую из-под контро'ля, психотерапевту следует стать свидетелем конфликтов и понаблюдать за паттер­нами.

2. Не препятствовать выражению гнева до тех пор, пока не проявятся се­мейные паттерны. Если психотерапевт не будет торопиться тушить огонь, он позволит проявиться паттернам. «Кто обвиняет кого и в чем? Как реаги­рует на обвинение этот член семьи? Как реагируют на этот диадный взаи­мообмен другие члены семьи? Что лежит в основе ссоры: обида, ревность, попытки контроля? Когда и как другие члены семьи втягиваются в этот кон­фликт?»

Как только начальные паттерны будут продемонстрированы, психоте­рапевт должен предотвратить развитие этих паттернов и не допустить их доминирования на протяжении всей сессии. Как правило, основные пат­терны проявляются за первые 30 минут сессии. Если психотерапевт пасси­вен на протяжении всей сессии, то возникает риск неоднократного повто­рения дисфункциональных паттернов, что приведет к нарастанию гнева и фрустрации. В этом случае после окончания сессии у членов семьи появит­ся вполне обоснованный вопрос: «Зачем нам для этого психотерапевт? Дома мы это сами делаем».

Поэтому терапевтическое вмешательство необходимо, но должно осу­ществляться в подходящее время: психотерапевт позволяет семье продемон­стрировать паттерны, а затем вмешивается в конфликт, не допуская, чтобы сессия стала контрпродуктивной.

3. Перевести конфликт из эмоциональной сферы в когнитивную. В эмо­ционально заряженной атмосфере простое предложение продемонстриро­вать выученное поведение, например: «Высморкайтесь», разрывает раска­ленную цепочку дисфункциональных паттернов. Напряженную обстанов­ку семейного интервью может разрядить переключение внимания с отношений между членами семьи на диадные отношения между психотера­певтом и членом семьи и перевод обсуждения с эмоционального уровня на когнитивный.

Например, после начальной демонстрации паттернов психотерапевт вмешивается в конфликт, обращаясь к членам семьи по очереди.

Психотерапевт: Миссис Мартин, я понимаю, что вы пытались что-то передать своей приемной дочери, но мне не совсем ясно, что имен­но. Не могли бы вы мне это объяснить?

Психотерапевт: Синди, мне кажется, что тебя сильно задели какие-то слова мачехи. Я прав? Что именно задело?

Психотерапевт: Мистер Мартин, сначала вы слушали жену и дочь, а затем в какой-то момент вмешались в их разговор. Какие слова за­ставили вас вмешаться? Что вы собирались сделать, когда вступи­ли в разговор?

Когда психотерапевт переводит разговор с эмоционального уровня на когнитивный, он задает такие вопросы:

«А дома вы точно так же разговариваете друг с другом?» «Как часто происходят подобные конфликты?» ₍«Конфликты начинаются по поводу одних и тех же вопросов?» «Что заставляет каждого из вас вступать в конфликт?» Подобные вопросы стимулируют членов семьи отрешиться от негатив­ных эмоций, задуматься о происходящем и общаться с психотерапевтом в ду­хе решения проблем.

При помощи вопросов психотерапевт устанавливает контроль над си­туацией и предоставляет семье возможность приобрести простой, но дей­ственный терапевтический опыт, который выражается в следующем: всем вместе можно находиться в одной комнате и обсуждать свои проблемы без постоянных скандалов. Задавая вопросы членам семьи по очереди, психо­терапевт мягко и непринужденно стимулирует их прислушиваться друг к другу. Если все они находятся в одной комнате и не заткнули уши ватой, то вынуждены услышать хоть что-то из слов остальных.

Добиваясь соглашения от членов семьи, психотерапевт должен пресе­кать превращение дискуссии в обсуждение третьих лиц. За первые 30 минут сессии уже прозвучало достаточно жалоб на других. Скорее, задавая вопро­сы, психотерапевт просит сообщить каждого члена семьи о его личных фру­страциях, обидах, убеждениях и попытках разрешить семейные проблемы.

Психотерапевт: Миссис Мартин, я убежден в том, что вы беспокоитесь о Синди, но я не совсем понимаю, что вам дают эти постоян­ные ссоры.

Психотерапевт: Синди, мне понятен твой гнев по отношению к маче­хе, но постоянно злиться — это, наверное, очень трудно.

Психотерапевт: Мистер Мартин, видно, что вы пытаетесь положить конец ссорам между женой и дочерью, но без особого успеха. Что вы испытываете в связи с этим?

Мне бы хотелось предупредить, что некоторые семьи активно сопро­тивляются попыткам психотерапевта взять ситуацию под контроль, особен­но когда он пытается снизить напряжение, обращаясь к каждому члену се­мьи по отдельности. В этом случае семья не только демонстрирует могуще­ство и настойчивость своих конфликтов, но и проверяет психотерапевта: «Ну что, сможете ли вы с нами справиться? Мы устали от своих конфлик­тов, может быть, они и вас утомят?».

В этих ситуациях семье необходимо дать понять, что власть принадле­жит психотерапевту. Иногда просто достаточно сказать: «Синди, я знаю, что у тебя есть своя точка зрения по этому вопросу, и был бы готов ее выслу­шать, но сейчас я разговариваю с твоей матерью, так что, пожалуйста, не перебивай». В других случаях требуется более жесткое заявление: «Послу­шайте, для того чтобы от этой встречи была польза, каждый из вас должен иметь возможность закончить свою мысль, и мне необходимо слышать, что говорят другие. Вне зависимости от того, хотите вы слушать других или нет, это ваше дело, я— слушаю».

4. Избегать эмоциональной ловушки. Семейные паттерны обладают та­кой силой, что способны затянуть в свои дрязги и психотерапевта. Ловуш­ка — это когда терапевт эмоционально увязает в семейной драме.

Попадая в эмоциональную ловушку, клиницисты начинают невольно присоединяться к одной из сторон конфликта или соглашаться с тем, что «козел отпущения» является семейной проблемой и что кого-то действи­тельно необходимо спасать. В результате семейным проблемам дается ли­нейное определение. Когда происходит подобное, это указывает на то, что семейная динамика достаточно сильна, чтобы исказить перцепции психо­терапевта.

Как обсуждалось в предыдущей главе, терапевт использует эти личные реакции для более глубокого понимания системы. Сделав шаг назад, тера­певт может увидеть в этом эмоциональном притяжении диагностическое значение: «Почему мне хочется спасать Синди? Почему я чувствую, что дол­жен поддерживать миссис Мартин? Почему амбивалентность мистера Мар­тина вызывает во мне гнев?» Ответы на эти вопросы помогают более четко обозначить семейные паттерны и, что одинаково важно, повышают бди­тельность психотерапевта по отношению к эмоциональным ловушкам.

В действительности на протяжении курса терапии специалист неодно­кратно эмоционально втягивается в отношения между членами семьи. Ког­да психотерапевт начинает формулировать линейные гипотезы, это четко указывает на то, что семейное определение проблемы занимает доминиру­ющее положение на сессии. В этом случае психотерапевт, пытаясь достичь изменений, рискует также оказаться в том же тупике, что и семья.

ГЕНОГРАММЫ

Генограмма (genogram) — графическое изображение структуры семьи в не­скольких поколениях.

Генограмма (genogram) — это способ изображения генеалогического древа с показом по меньшей мере трех поколений (McGoldrick & Gerson, 1985). Ге­нограмма гораздо более подробно, чем традиционное генеалогическое дре­во, в графической форме отражает сложные семейные паттерны в несколь­ких поколениях и позволяет поместить проблемы поведения в более широ­кий контекст семейной системы. Этот метод был впервые описан Боуэном в его теории семейных систем (Bowen, 1978; Guerin & Pendagast, 1976) и широ­ко используется в практике семейной психотерапии.

Генограмма составляется вместе с членами семьи на этапе установления соглашения. Психотерапевт не только

собирает биографические данные, но и вовлекает семью в процесс сотруд­ничества. Более того, генограмма позволяет расширить поле зрения семьи. Например, при составлении генограммы семьи Мартинов стало очевидным положение Синди в более широкой системе: она находилась между двух от­дельных семей.

Если вкратце, то составление генограммы подразумевает три уровня: 1) картирование изображение семейной структуры; 2) запись информации о семье и 3) изображение семейных связей (McGoldrick & Gerson, 1985).

Графически изображая структуру семьи, психотерапевт описывает ос­новные семейные связи и отношения. На рис. 5.1 показано генеалогичес­кое древо семьи Мартинов в трех поколениях. Информация о семье — это демографические данные и важные семейные события. Демографические данные включают в себя возраст, даты рождения и смерти, место прожива­ния, род деятельности, образование и т. п. На рис. 5.2 «семейный скелет», изображенный на рис. 5.1, обрастает «мышцами».

Генограмма на рис. 5.2 расширяет представление о семье Мартинов: миссис Мартин — старший ребенок из трех сиблингов (у нее есть младшие сестра и брат). Родители миссис Мартин и ее новая семья живут в одном городе. Через пять лет после смерти первого мужа миссис Мартин вышла замуж во второй раз. У мистера Мартина есть старший брат. Оба его родите­ля умерли 10 лет назад.

Помимо основных данных, приведенных на рис. 5.2, может быть собрана дополнительная информация. Например, каждому члену семьи эта техника позволяет получить не только более подробное представление о каждом человеке, но и обнаружить конфликтные описания.

 

 

ро

Рис. 5.2. Генограмма трех поколений семьи Мартинов, включаю­щая демографические данные

обратиться к психотерапевту, поэтому нуждается в первостепенном внимании.

2. Следующий центральный треугольник включает мистера Мартина,
Синди и мать Синди (Сьюзан Уотерс). Будучи единственным ребен­
ком, Синди присоединялась то к одному, то к другому родителю во
время их разногласий, развода и периода после развода. В этом тре­
угольнике формировались коалиции, состав которых часто менял­
ся. Поэтому поведение Синди может быть следствием этих круго­
вых интеракций.

3. Остается неясным характер возможных треугольников в отношени­
ях между Сьюзан Уотерс, миссис Мартин, мистером Мартином и
Синди. Сотрудничают ли биологические родители Синди в вопро­
сах воспитания дочери? Какими стали отношения между супругами
после развода? Что думает миссис Мартин по поводу первой супру­
ги мистера Мартина?

4. Конфликтные отношения мистера Мартина с братом нуждаются в
прояснении. Как эти отношения повлияли на него? Знакома ли
Синди со своим дядей? Опасается ли мистер Мартин, что Синди
может стать такой же, как и ее дядя?

5. Супружеские отношения нуждаются в более подробном изучении.
Когда супругам был задан вопрос об их отношениях, и мистер Map

Рис. 5.3. Генограмма трех поколений семьи Мартинов, включаю­щая описание семейных отношений.

тин, и миссис Мартин назвали их «замечательными», но сообщили, что испытывают сильный стресс из-за Синди. И все же остается впе­чатление, что в своих ответах супруги держались настороже.

6. Отношения в треугольнике, включающем мистера Мартина, мис­
сис Мартин и ее родителей, нуждаются в прояснении. Как родители
миссис Мартин отнеслись к ее новому мужу? Удобно ли мистеру
Мартину в их присутствии? Осуждает или поддерживает мистер
Мартин близкие отношения своей жены с родителями?

7. И наконец, какие отношения сложились между мистером Марти-
-ном, Робертом и Карен? Какое участие принимает мистер Мартин в
жизни приемных детей? Какое участие должен принимать мистер
Мартин с точки зрения миссис Мартин?

Таким образом,'помимо того что генограмма является краткой запи­сью сложных семейных паттернов, она позволяет задействовать всю семью, ничем ей не угрожая (McGoldrick & Gerson, 1985). Поскольку составление генограммы — шажок в сторону от грозных вопросов, которые привели се­мью к психотерапевту, уровень тревоги снижается, облегчая формирование терапевтического альянса. Когда каждый член семьи начинает высказывать свою точку зрения относительно других членов семьи, то разница во взгля­дах обнаруживается безболезненно. В заключение необходимо отметить, что графическое изображение семейной системы — это рисунок, который за­меняет тысячи слов, сказанные психотерапевтом и членами семьи. Черно-белая диаграмма позволяет составить целостную картину семейных паттер­нов и поместить проблемное поведение в более широкий контекст — в кон­текст сложной системы, все члены которой оказывают влияние друг на друга.

ПРОЦЕСС ИНТЕРВЬЮ

Помимо наблюдения психотерапевт посредством вербального и невербаль­ного поведения стимулирует интеракции между членами семьи и способ­ствует проявлению паттернов коммуникации. Если сосредоточиться на вер­бальном поведении психотерапевта, то можно заметить, что вопросы сба­лансированно чередуются с утверждениями. В утверждениях высказывается точка зрения специалиста, а вопросы направлены на прояснение точки зре­ния членов семьи. Соотношение утверждений и вопросов меняется в зави­симости от психотерапевтического подхода (Tomm, 1988). Например, в ми­ланском системном подходе значительно преобладают вопросы, при этом клинические гипотезы открыто обсуждаются с семьей. Структурный и стра­тегический подходы делают акцент на утверждениях, в которых психотера­певт высказывает свое представление о проблемах семьи и дает указания. Психотерапевт, использующий миланскую модель, может задать следующий вопрос:

Психотерапевт: Синди, как ты думаешь, кому отдает предпочтение твой отец, тебе или твоей мачехе?

Психотерапевт пытается выяснить, соперничает ли Синди со своей мачехой. Вопрос требует комментариев Синди. Однако хотя вопрос не со­держит угрозы, ответом на него может быть односложное «никому» и на этом обсуждение прекратится.

Психотерапевт, придерживающийся структурно-стратегического под­хода, мог бы сформулировать свое мнение таким образом:

Психотерапевт: Мистер Мартин, я полагаю, что ваша дочь пытается выяснить вашу позицию. Конфликты — это проверка, на чьей сто­роне вы находитесь, поскольку Синди хотела бы определить, лю­бите вы ее или нет.

Высказывая свою точку зрения, психотерапевт бросает вызов семье. Если мистер Мартин согласится с утверждением, то психотерапевт будет опираться на это согласие в работе с семьей. Если мистер Мартин или Син­ди не согласятся с этим утверждением, психотерапевт должен отстоять свое мнение. Бросая вызов системе, психотерапевт рискует усилить желание се­мьи защититься.

Эти два подхода отражают различия между ролью психотерапевта в си­стемной семейной психотерапии и нарративной семейной психотерапии. Структурно-стратегический психотерапевт занимает позицию эксперта, который имеет четкое представление о семейной системе. Психотерапевт, использующий миланский подход, напротив, задает вопросы из позиции «неведения».

Как уже обсуждалось в предыдущей главе, позиция «неведения» не оз­начает отсутствия у психотерапевта теоретической или практической подготовки. На самом деле психотерапевт, задавая вопросы, руководствуется теоретическими представлениями. Различие заключается в том, что психо­терапевт не считает свое представление о семье обязательно верным или единственно возможным, а использует его только для формулирования во­просов, обращенных к членам семьи. В процессе общения психотерапевт помогает семье придать проблемам новое значение и подобрать к ним ре­шение.

Системный и нарративный подходы к семейной психотерапии могут дополнять друг друга на этапе оценки. Системная теория помогает выявить семейные паттерны, тогда как нарративный подход позволяет сформули­ровать вопросы для эксплорации. С точки зрения нарративного подхода, вместо того чтобы рассматривать психотерапевта в качестве эксперта, рас­сказывающего о семейных паттернах, специалист становится экспертом по расспрашиванию семьи о паттернах. Именно через этот процесс расспра­шивания семейная история раскрывается в эмоциях, когнициях, мотивах и паттернах поведения членов семьи.

Психотерапевт может использовать различные типы вопросов, которые будут описываться в этой главе.

Маленькие дети из-за возраста и недоразвития вербальных способнос­тей не могут ответить на вопросы психотерапевта. Как уже обсуждалось в предыдущей главе, представление детей о семье вносит существенный вклад в понимание семейных паттернов и историй. Для получения этой инфор­мации психотерапевт использует доступные детям средства самовыраже­ния — игру и рисование.

ТИПЫ ВОПРОСОВ

В ряде своих статей Томм (Tomm, 1987a, 1987b, 1988) анализирует процесс проведения семейного интервью и делает несколько замечаний по поводу оценки и установления соглашения с семьей. Он выделяет четыре типа пси­хотерапевтических вопросов: линейные и круговые вопросы (которые зна­комят психотерапевта с представлениями членов семьи о проблеме, что имеет существенное значение как для установления соглашения, так и для проведения оценки), стратегические и рефлексивные вопросы (которые направлены на достижение изменений).

ЛИНЕЙНЫЕ ВОПРОСЫ

Линейные вопросы (linear question) имеют следственный характер и допуска­ют наличие линейной причины и следствия:

«Почему вы все решили прийти на прием к психотерапевту?»

«Миссис Мартин, какие проблемы есть у Синди?»

«Когда появились проблемы?»

«Что вы уже попробовали сделать, чтобы изменить ситуацию?»

«Что помогло улучшить ситуацию, а что нет?»

«Синди, что вызвало у тебя такой сильный гнев?»

Линейные вопросы (linear question) — вопросы, которые подразумевают нали­чие линейной связи между причиной и следствием. Круговые вопросы (circular questi­ons)— вопросы, которые предполагают наличие круговой каузальности и пред­назначены для исследования взаимного влияния членов семьи друг на друга.

Линейные вопросы сфокусированы на выявлении семейной проблемы: «У кого есть проблемы? Как решалась проблема? Как часто отмечается то или иное проблемное поведение?» Более того, они знакомят психотерапевта с представлениями членов семьи о про­блеме.

Обычно семья ждет таких вопросов, и их часто задают начинающие семей­ные психотерапевты и специалисты, ориентированные на индивидуальную терапию. Задавая линейные вопросы,

психотерапевты руководствуются здравым смыслом, насквозь пропитанным

линейной каузальностью.

КРУГОВЫЕ ВОПРОСЫ

Круговые вопросы (circular questions) также знакомят психотерапевта с пред­ставлениями семьи о проблеме, но они основаны на круговой каузальности и делают акцент на взаимном влиянии членов семьи друг на друга:

«Синди, кто из твоих родителей больше всего о тебе беспокоится? По­чему?»

«Мистер Мартин, вы уже долгое время наблюдаете за конфликтами между вашей женой и дочерью. Не могли бы вы поделиться со мной увиденным?»

«Мистер Мартин, когда конфликты начинаются, что бы вы хотели сде­лать на самом деле и что вам приходится делать?»

«Миссис Мартин и Синди, каким образом вы сообщаете другому чело­веку, что устали от конфликтов и хотите выйти из контакта?»

«Миссис Мартин и Синди, если бы вы не конфликтовали друг с дру­гом, то какими другими способами вы бы искали контакта?»

Круговые вопросы выявляют взаимную зависимость членов семьи и повторяющиеся паттерны отношений. Вместо идентификации семейных паттернов — кто что делает и когда — психотерапевт использует круговые вопросы для дальнейшего исследования этих паттернов, и в то же время показывает членам семьи, что все они участвуют в «создании» проблемы. Круговые вопросы указывают на круговую каузальность и расширяют оп­ределение проблемы.

СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

Вопросы, направленные на изменения, это стратегические вопросы (strategical questions). Психотерапевт решает, что именно необходимо изме­нить, и использует вопросы, чтобы бросить семье вызов:

«Мистер Мартин, что бы произошло, если бы в этих конфликтах вы поддержали свою жену на все 100%?»

«Синди, как ты определяешь, чью сторону в конфликте займет отец?»

«Миссис Мартин, как вы даете знать своему мужу, что он дол­жен поддерживать вас в конф­ликтах с Синди?»

«Синди, как долго ты собираешься испытывать своих родителей?»

«Мистер Мартин, как давно вы на­чали опасаться, что Синди ста­нет такой же, как и ваш брат?»

Стратегические вопросы (strategic ques­tions) — вопросы, в основе которых ле­жит предположение психотерапевта о том, что именно необходимо изменить в "семье. Этот тип вопросов направлен на достижение изменений путем вступле­ния, в конфронтацию с семьей.

 

Стратегические вопросы подразумевают содержательное и ясное посла­ние от терапевта и основаны на его оценке того, что требует изменения. При помощи этих вопросов психотерапевт продвигается в самое средоточие дис­функциональных паттернов и стимулирует семью к конфронтации с ними.

Чтобы такие вопросы оказали желаемое воздействие, психотерапевт должен быть уверен в правильности своей оценки и очертя голову обруши­ваться на проблемы. Если вопросы задаются в нужный момент, члены се­мьи открыто признают правоту психотерапевта. Однако очень часто семья оспаривает предположения психотерапевта, заключенные в вопросе. В этом случае специалист, уверенный в правильности своей перцепции, продол­жает задавать вопросы и конфронтировать с семьей:

Психотерапевт: Синди, как долго ты намерена испытывать своих ро­дителей?

Синди: Что вы имеете в виду? Я не испытываю их.

Психотерапевт: Хорошо, по моим наблюдениям ты используешь лю­бую возможность, чтобы поспорить со своей мачехой, в надежде, что отец тебя поддержит.

Синди: Вы сошли с ума! Она всегда ко мне пристает. Ей ничего не нра­вится из того, что я делаю, а ее дети всегда хороши.

Психотерапевт: В таком случае я что-то не так понял. Ты не испытыва­ешь родителей. На самом деле ты злишься на них и протестуешь против несправедливых правил.

Обратите внимание, что хотя первая гипотеза психотерапевта была от­вергнута, он упорно продолжает противостоять Синди, выясняя, что она думает и чувствует.

РЕФЛЕКСИВНЫЕ ВОПРОСЫ

Рефлексивные вопросы (reflexive questions) призваны подвигнуть членов се­мьи проанализировать свое поведение и обдумать новые варианты. Эти во­просы подразумевают, что члены семьи являются независимыми индиви­дами, не нуждаются в директивах и способны самостоятельно принять ре­шение относительно изменений. Поэтому психотерапевт преимущественно выступает в роли инструктора, который помогает членам семьи мобилизо­вать внутренние ресурсы решения проблем:

«Мистер и миссис Мартин, чего добивается Синди своим поведени­ем?»

«Синди, каким еще способом ты можешь получить безраздельное вни­мание своего отца, кроме конфликтов с мачехой?»

«Мистер Мартин, чего хотят ваша жена и дочь, когда конфликтуют друг с другом?»

«Синди, создается впечатление, что для тебя и твоей мачехи конфлик­ты — это способ вступить в контакт. Существуют ли какие-нибудь другие способы контакта, кроме конфликтов?»

«Миссис Мартин, есть ли какой-нибудь другой способ показать Син­ди, что вас задевает ее поведение?» •

Рефлексивные вопросы, в противоположность стратегическим, пред­полагают, что психотерапевт не знает на них ответов и взамен соучаствует в построении объяснения семейной проблемы и определении характера не­обходимого изменения вместе с семьей. Томм (Tomm, 1988) считает, что хотя

вопросы такого типа направлены на то,

Рефлексивные вопросы (reflexive ques­tions)— вопросы, в основе которых лежит представление психотерапевта о том, что члены семьи могут самостоя­тельно принять решение относительно необходимых изменений. Этот тип во­просов стимулирует членов семьи по­размышлять над своим поведением.

------------------------- чтобы оказать влияние на семью (сти­
мулировать членов семьи к размышле­
ниям), они более нейтральны, чем стра­
тегические вопросы, поскольку психо­
терапевт в большей степени уважает
автономию семьи и допускает валид-
ность всех перцепций.

Наконец, Томм (Tomm, 1988) ука­зывает на то, что тип вопросов не гаран­тирует специфического воздействия на семью. Тем не менее круговые вопросы,

в отличие от линейных, больше способствуют установлению соглашения с семьей, а рефлексивные вопросы, в отличие от стратегических, уменьшают в семье желание предаваться взаимным упрекам.

Прибегая к классификации Томма при оценке семейных паттернов и на этапе установления соглашения с семьей, психотерапевт сочетает линей­ные и круговые вопросы. (Стратегические и рефлексивные вопросы будут обсуждаться в главе 7, посвященной вмешательствам.) Как мы увидели, в начале психотерапии члены семьи обычно придерживаются линейного оп­ределения проблемы. Поэтому линейные вопросы не только эксплорируют первоначальное определение проблемы, но и фасилитируют соглашение: психотерапевт пытается понять изначальные представления семьи. В то же самое время круговые вопросы больше ориентируют-терапевта на семей­ные паттерны при фасилитации перехода к круговому или к системному определению проблемы.

На первых сессиях с семьей Мартинов психотерапевт сначала задавал линейные вопросы для того, чтобы понять представление членов семьи о проблемах: миссис Мартин полагала, что во всем была виновата Синди, Синди считала свою мачеху слишком строгой, а мистер Мартин объяснял напряжение в семье наличием конфликтов. Кроме того, психотерапевт за­давал и круговые вопросы, когда пытался продемонстрировать круговую каузальность, то есть то, что каждый член семьи играет свою роль в семей­ной драме.

Линейные и круговые вопросы можно отнести к четырем категориям.

1. Вопросы, апеллирующие к размышлениям членов семьи.

2. Вопросы, апеллирующие к эмоциональным реакциям.

3. Вопросы, исследующие мотивацию и поведение членов семьи.

4. Вопросы, побуждающие членов семьи прогнозировать.

КОГНИЦИИ ОТДЕЛЬНЫХ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ Сосредоточиваясь на том, что члены семьи думают по тому или иному воп­росу, психотерапевт выполняет ряд задач. Во-первых, он собирает больше информации о паттернах интеракции: кто о чем думал и почему? Во-вто­рых, при злобных семейных беседах часто и быстро вспыхивают ссоры, когда одно гневное замечание провоцирует другое. Задавая членам семьи вопро­сы относительно того, что они думают, психотерапевт разрывает цепочку эмоциональных реакций. И наконец, установление соглашения значитель­но облегчается, когда членов семьи спрашивают о том, что они думают, по­зволяют закончить мысль (психотерапевт не позволяет перебивать говоря­щего) и внимательно слушают (по крайней мере психотерапевт). Например: Психотерапевт: Миссис Мартин, вы несколько раз использовали сло­во «плохая», когда говорили о Синди. Интересно, что вы имели в ви­ду?

Психотерапевт: Синди, при обсуждении некоторых тем ты явно выхо­дишь из себя. Что это за темы и что именно тебя раздражает, когда твоя мачеха их поднимает?

Психотерапевт: Мистер Мартин, вот мне интересно — о чем вы дума­ли, когда ваша жена и Синди спорили? Какие действия вы обду­мывали?

Психотерапевт: Роберт, ты ведешь себя как зритель. Что, по-твоему, тут
творится?,

АФФЕКТИВНЫЕ РЕАКЦИИ

Исследуя аффективные реакции, психотерапевт оценивает, насколько чле­ны семьи осознают свои чувства — то есть не слишком ли многое отрицает­ся? — и позволяет озвучить эти чувства. Например:

Психотерапевт: Мистер Мартин, сдается мне, что вам было неуютно, когда ваша жена и дочь ссорились. Не расскажете, что вы чувство­вали в этот момент?

Психотерапевт: Миссис Мартин, что вы чувствуете, когда Синди спит допоздна?

Психотерапевт: Синди, что в семье тебя обижает и кому это понятно? Психотерапевт: Карен, иногда на наших встречах ты кажешься расстро­енной. Что тебе не нравится?

Хотелось бьг предостеречь начинающих психотерапевтов от того заб­луждения, что выражением чувств все и заканчивается. Конечно, когда сдерживаемые эмоции выходят на поверхность, это производит сильное впечат­ление, и сразу начинает казаться, что психотерапия — не пустые слова. Од­нако само по себе выражение эмоций не всегда приводит к изменению по­ведения. Фактически, если весь процесс терапии сосредоточен на эмоцио­нальной экспрессии, изменения могут и не наступить.

Например, при работе с Мартинами у психотерапевта может уйти на побоище целый день при всей той злобе, которая буквально витает в возду­хе: «Что вы чувствуете сейчас? Что вы почувствовали тогда?» Сесс*ии пере­ходили бы от гнева к безмолвию, и от безмолвия — к гневу. На этом этапе могло бы показаться, что сессия продуктивна. Люди явно говорят о своих чувствах. Однако на самом деле семейные паттерны просто подкрепляются и укрепляются. Мартины способны на выражение гнева в полном объеме, но психотерапия должна быть направлена на то, чтобы изменить этот гнев.

Более того, бесконечные вопросы о чувствах — «Какие чувства это у вас вызвало?» — бывают контрпродуктивными для фактически возникаю­щих чувств, особенно в ходе семейного словесного поединка. Вопросы о том, что члены семьи чувствуют, препятствуют переживанию самих чувств, поскольку заставляют сделать паузу, подумать и отнести переживания к оп­ределенной категории. Это не только ограничивает спонтанность эмоций, но и затормаживает семейную интеракцию.

ЭКСТ1ЛОРАЦИЯ МОТИВОВ И ПОВЕДЕНИЯ

Очень часто в процессе семейных интеракций человек действует и реагиру­ет исходя из известных или неизвестных мотивов и оценки мотивов других людей. Например, миссис Мартин полагает, что поскольку ее муж неэф­фективен и непоследователен в вопросах воспитания детей, она является как раз тем родителем, который должен присматривать и дисциплиниро­вать Синди. При этом она воспринимает поведение Синди как выпендреж и мятеж. Со своей стороны Синди считает, что поступками мачехи движет исключительно потребность контролировать. Мистер Мартин считает от­ношение жены к дочери слишком строгим, поскольку сама миссис Мартин воспитывалась родителями в строгости.

Тем не менее люди редко полностью осознают мотивы своих действий или сообщают об этом другим. Поэтому задачей психотерапевта является выявление и эксплорация мотивов, которыми руководствуются в своих дей­ствиях члены семьи.

Психотерапевт: Синди, твоя мачеха сказала, что иногда твое поведе­ние выходит из-под контроля. Ть! давала ей к этому поводы?

Психотерапевт: Мистер Мартин, ваша жена сказала, что, по ее мне­нию, Синди нужна дисциплина. Вы согласны с этим?

Психотерапевт: Миссис Мартин, если бы вы не пытались руководить Синди, стал бы это делать ваш муж? Почему?

Совместное обсуждение мотивации каждого члена семьи позволяет ис­следовать семейные паттерны и прогнозировать ход терапии. Например, благоприятным фактором является способность членов семьи слушать и комментировать высказывания друг друга без критики. Можно сделать позитивный прогноз исхода терапии, если семья готова принять во внимание разные точки зрения. С другой стороны, существуют семьи, члены которых жестко придерживаются своих взглядов, не желают рассматривать альтер­нативные варианты и постоянно пытаются включить психотерапевта в тре^ угольник-альянс.

И наконец, эксплорация мотивов совместно с членами семьи сама по себе оказывает терапевтический эффект, поскольку заставляет семью вести себя иначе, чем всегда. Каждый участник обсуждения получает возможность не только глубже осознать мотивацию своих поступков и поразмышлять о причинах поведения других, но и выслушать альтернативные точки зрения других — даже если нет гарантии, что те поступят так же. Вне зависимости от того, приведет ли этот анализ себя и других к изменению, для многих семей это становится новым опытом,.

ПРОГНОЗИРОВАНИЕ

Еще один способ идентифицировать паттерны интеракций — это выяснить, способны ли члены семьи прогнозировать поведение в семье:

Психотерапевт: Миссис Мартин, можете ли вы предсказать, что про­изойдет после спора с Синди?

Психотерапевт: Мистер Мартин, можете ли вы предсказать, что имен­но послужит причиной спора между вашей женой и Синди?

Психотерапевт: Синди, чем ты наверняка выведешь родителей из себя?

Психотерапевт: Миссис Мартин, в какой момент вадл муж обычно пы­тается вмешаться в ссору между вами и Синди? Какого сигнала он ждет?

Просьба к членам семьи спрогнозировать поведение друг друга еще больше конкретизирует семейные паттерны, а также анализирует степень их осознания в семье. Предполагается, что если поведение возможно пред­сказать, то его можно контролировать и менять. Аналогичным образом, просьба к членам семьи спрогнозировать последовательности интеракций открывает возможность для их изменения: семья может контролировать интеракции в гораздо большей степени, чем казалось ранее.

МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ: ИГРА И РИСОВАНИЕ

Обсуждение указанных выше вопросов требует от членов семьи определен­ного уровня эмоциональной и когнитивной зрелости. Эти вопросы побуж­дают задуматься о происходящих событиях или внутреннем состоянии, оце­нить свое поведение и реакции других, а также выразить словами свое мне­ние. Маленькие дети сталкиваются с необходимостью проявить такую вербальную активность, которая лежит за пределами их возможностей. Многие вопросы вызовут у них непонимание и простой ответ: «Я не знаю». Если в терапевтическом процессе участвуют дети, психотерапевту необ­ходимо войти в мир ребенка. Это можно сделать посредством игры и ри­сования.

Цильбах (Zilbach, 1986), занимаясь изучением истории игровой психо­терапии, пришла к выводу, что взрослые не понимают значения детской игры. В игре дети выражают себя, овладевают необходимыми навыками и пытаются понять окружающий мир. В работе с детьми психотерапевт не может полагаться на вербальную экспрессию, в противном случае он навя­зывает правила мира взрослых (Gil, 1994). Гил считает игру средством при­соединения к миру детей и способом установления соглашения с семьей. Поэтому она рекомендует принести на семейную сессию простые материа­лы для игр, такие как бумага, фломастеры, пластилин и куклы.

Например, хотя Карен взяла на прием свою любимую куклу, вскоре ее внимание привлек стол в углу кабинета, на котором лежала бумага, каран­даши и пластилин. Получив разрешение мамы поиграть с пластилином, Карен слезла с ее колен и начала лепить. Довольная тем, что получилось, она с гордостью показала фигурку матери, которая погладила дочь по голо­ве и похвалила. Карен вернулась к столу и начала лепить из кусочка пласти­лина четыре шара. Затем она протянула первый шар маме, второй — брату и третий — Синди.

Совершая эти простые действия, КареН позволила проявиться семей­ным паттернам. Девочка подходит к матери, чтобы получить одобрение и похвалу, которую с готовностью получает. Также она включает в свою игру Роберта и Синди. Вызывает удивление то, что Синди с улыбкой получает подарок от Карен: возможно, Синди не настолько изолирована от семьи, как это показалось сначала. Как часто случается, то, что не происходит, бо­лее информативно, чем то, что происходит. Карен не привлекла к игре мис­тера Мартина. Не менее важно и то, что он не попросил включить его в се­мейную интеракцию/

Психотерапевт наблюдает за последовательностью поведения членов семьи, отмечая, как они нервно вертят пластилин в руках. Он использует спонтанно возникшую ситуацию для того, чтобы укрепить контакт с Карен и семьей.

Психотерапевт: Карен, что ты там делаешь? Ой, как здорово! А можно и мне кусочек пластилина?

Карен приносит психотерапевту кусочек пластилина.

Психотерапевт: Как ты думаешь, что можно из него слепить?

Карен: Кота.

Психотерапевт: Замечательно, ты сделаешь кота, и я тоже сделаю кота.

Интересно, что миссис Мартин, Роберт и Синди тоже начали лепить котов, а мистер Мартин остался в позиции наблюдателя.

Психотерапевт: Мистер Мартин, у вас нет пластилина. Полепить не хотите?

Мистер Мартин: Нет, спасибо.

Психотерапевт (почувствовав, что мистер Мартин не отказывается от предложения, а скорее нуждается в поощрении): Не отказывайтесь. У каждого есть кусочек. Карен, ты не дашь кусочек пластилина сво­ему папе? (Девочка протягивает пластилин, и мистер Мартин охот­но его принимает.)

Рис. 5.4. Карен. Роберт. Мать. Синди. Отчим

На уровне содержания этот эпизод выглядит тривиальным, но с точки зрения процесса он выявил семейную динамику и позволил психотерапев­ту укрепить соглашение с семьей. Пластилин — это не только материал для лепки, но и средство объединения членов семьи в рамках общей деятель­ности.

Рисунки также позволяют организовать игру, предоставляя обильную информацию для оценки с минимальными затратами времени и сил. Про­стая структурированная техника для работы с маленькими детьми — это «Тест на кинетический рисунок семьи».

В начале 1970-х годов и на протяжении последующих лет Берне и Ка­уфман (Burns & Kaufman, 1970, 1972) и Берне (Burns, 1982) усовершенство­вали кинетический рисунок семьи (КРС). При выполнении этого теста ре­бенка просят «нарисовать всех членов семьи, включая его самого, так, что­бы все чем-то занимались» (Burns & Kaufman, 1972, p. 5). Уникальная особенность КРС заключается в том, что члены семьи изображаются в дви­жении. Берне и Кауфман (1970) считают, что когда к рисунку добавляется кинетический элемент, паттерны семейных интеракций проявятся с боль­шей вероятностью.

Например, рис. 5,4 отражает выполнение теста Карен. В центр рисунка она поместила свою маму, которая готовит еду. Отчим занимается своей машиной на улице. Роберт слушает плеер, а Синди общается по телефону с друзьями. Обращает на себя нимание тот факт, что члены семьи не разгова­ривают друг с другом. Каждый занимается своими личными делами и не смотрит в центр рисунка, за исключением матери.

На первый взгляд рисунок Карен отражает типичную семью с детьми-подростками, где оба старших ребенка живут в своем собственном мире. Карен также отобразила свое увлечение куклами. Мистер и миссис Марти­ны играют стереотипные тендерные роли. Однако становится очевидным, что между членами семьи отсутствуют интеракции. Возможно, семейные конфликты заставили каждого из них отвернуться от семьи. (Для того что­бы ознакомиться с более подробной интерпретацией рисунка и данными исследований, см. Self-Growth in Families: Kinetic Family Drawings (K-F-D): Research and Application. Burns, 1982.)

Рисунок Карен отражает представление семилетнего ребенка о его се­мье. Развивая темы, изображенные на рисунке, психотерапевт укрепляет контакт с семьей:

Психотерапевт: Карен, мне нравится твой рисунок. Расскажи мне, по­жалуйста, что делает каждый?

Психотерапевт (опираясь на объяснения Карен и обращаясь к другим членам семьи): Соответствует ли этот рисунок вашим представле­ниям о семье? Почему?

Этот вопрос позволяет прояснить точку зрения каждого члена семьи, выявить различия и сходство мнений.

ОПИСАНИЕ СЛУЧАЯ

После проведения нескольких сессий психотерапевт идентифицировал дис­функциональный треугольник, включающий Синди, ее отца и мачеху. Ар­гументы были неизменны и предсказуемы.

• Синди нарушает домашние правила — возвращается домой запоздно,
курит, употребляет неформальную лексику, забывает выполнять свои
обязанности, чем чрезвычайно раздражает мачеху.

• Донна оскорблена поведением Синди и считает его откровенным вызо­
вом семье и явным неуважением.

• Мачеха напрямую конфронтирует с Синди; та отвечает уклончиво и при­
носит извинения.

• Донна оскорблена очевидными «выдумками» Синди и начинает указы­
вать ей на них.

• Синди приходит в ярость и кричит мачехе: «Оставь меня в покое!» —
затем уходит из дома или удаляется к себе в комнату.

• В зависимости от серьезности проступка Донна может пойти за Синди в
ее комнату или попытаться вернуть ее домой с улицы.

• Синди кроет мачеху бранью и обрывает всяческие контакты. Если Пи­
тер дома, то когда конфликт накаляется, он вмешивается в ссору и вы­
слушивает жалобы и Синди, и Донны.

• Если Питера нет дома, позднее Донна сообщает ему о поведении Синди и
просит что-нибудь предпринять.

• Питер идет к Синди и выслушивает ее гневные объяснения.

• Не зная, что делать, Питер возвращается поговорить с Донной, которая
разочарована его бездействием.

В качестве предъявляемой проблемы эта последовательность по несколько раз повторяется во время сессий на этапе установления соглашения кон­такта с семьей. Помимо, казалось бы, автоматического повторения этих пат­тернов, они проявляются и в тех случаях, когда члены семьи пытаются кого-нибудь обвинить или образовать альянсы.

Например, Донна полагала, что Синди виновата в семейных проблемах. Син­ди считала виноватой мачеху. Питер находился меж двух огней. Роберт со­глашался со своей матерью. Карен робко поддакивала матери. Стремление образовать альянс с психотерапевтом тесно связано с паттер­ном обвинения: «На чьей стороне вы находитесь?» В разобщенной, конф­ликтной семье Мартинов отсутствовало чувство единства, и каждому было привычно занимать чью-либо сторону. Как новый участник игры, психоте­рапевт является нейтральным агентом, расположения которого.имеет смысл добиваться, поскольку он может стать влиятельным союзником. На этапе установления соглашения обращение к психотерапевту с мольба­ми об альянсе может выражаться в форме эмоционального призыва («По­могите, я стала жертвой!») или же в виде логического заключения («Я при­ложил максимум усилий, чтобы разобраться в этом хаосе»). Эмоциональ­ный призыв направлен на то, чтобы добиться сострадания, тогда как логи­ческое заключение обращено к интеллекту или нейтралитету психотера­певта.

Эти просьбы, выражаясь в активной форме с самой первой сессии, направ­лены на то, чтобы оказать воздействие на психотерапевта. Члены семьи вни­мательно следят за поведением психотерапевта, пытаясь обнаружить при­знаки образования альянса: допускает ли специалист, чтобы на сессии до­минировали жалобы одного члена семьи? С, кем соглашается психотерапевт? (Получается ли так, лто он слушает кого-то из членов семьи более внима­тельно?)

Например, на второй сессии с семьей Мартинов между Синди и ее мачехой произошла ссора. Поводом к конфликту стало обсуждение лишений, кото­рым Донна подвергает Синди. После того как паттерн конфликтного пове­дения полностью проявился, Питер указал своей жене на то, что, возможно, ее ограничения были несправедливыми. В этот момент Донна расплакалась: «Я сделала все возможное, чтобы в этой семье установился порядок. У ме­ня больше нет сил». Донна намекает, что бросит все и вся; это угрожает се­мье и усиливает напряжение на сессии.

В комнате воцарилось молчание. Роберт и Карен тревожно поглядывали на свою мать. Синди, несмотря на гнев, уставилась в пол, а Питер умоляющим взглядом смотрел на психотерапевта. Ситуация вынуждала что-то предпри­нять. В голове психотерапевта промелькнули несколько вопросов: «Выра­жает ли Донна искреннюю боль или это крокодиловы слезы? Привычный ли-это паттерн поведения для семьи? Вне зависимости от того, новое это пове­дение для семьи или нет, должен ли я вмешаться и отреагировать на слезы миссис Мартин? Если да, то чем это будет — утешающим, суппортивным, эффективным участием, или я подыграю дисфункциональным паттернам?» Как и во многих ситуациях, возникающих на семейных сессиях, когда есть сомнения, лучше подождать в течение пяти минут. Маловероятно, чтобы на первой сессии проявилось новое поведение. Скорее можно предположить, что семья проверяет терапевтические границы. Более того: с.точки зрения системного подхода семья демонстрирует в кабинете психотерапевта усто­явшиеся паттерны поведения, которые проявляются в разнообразных по содержанию ситуациях. Угроза о возможном эмоциональном отстранении со стороны миссис Мартин не является концом цикла — противоречие в тер­минах — но есть, скорее, эскалация к более пагубному уровню интеракции: угрозам разрушить семью.

Выжидая, психотерапевт также дает циклу завершиться. На момент обра­щения к психотерапевту семья Мартинов находилась в состоянии дисфун­кционального гомеостаза, но это было все, чем она располагала. Семья была вынуждена искать помощи, потому что паттерны интеракций без конца вы­зывали чувство фрустрации и угрозы. Тем не менее психотерапевту необ­ходимо по-прежнему сохранять нейтральную позицию. Если он отреагиру­ет на слезы миссис Мартин, то рискует подкрепить дисфункциональные паттерны. Простой вопрос: «Миссис Мартин, что вы испытываете прямо сей­час?» — может восприниматься другими членами семьи как попытка фор­мирования альянса. Если психотерапевт останется пассивным и эмоциональ­но холодным, цикл интеракций будет повторяться несколько раз-на протя­жении всей сессии, и члены семьи почувствуют еще большую фрустрацию, чем до приема. Усиление негативных чувств после беседы с психотерапев­том ставит под угрозу приход семьи на следующую встречу. Поэтому пси­хотерапевт должен отреагировать на создавшуюся ситуацию. Но весь во­прос — как?

У психотерапевта есть одна из возможностей избежать участия в дисфун­кциональных паттернах: обратиться к другим членам семьи:

Психотерапевт: Интересно, мистер Мартин (или любой из детей), что вы чувствуете сейчас? Какой у вас есть выбор? Что, по-вашему, вам следу­ет делать? Что вы хотели бы сделать?

Психотерапевт: Миссис Мартин, что вам нужно от вашей семьи прямо сей­час?

При помощи этих вопросов психотерапевт не только эксплорирует семей­ную динамику, но и указывает членам семьи на то, что они способны под­держать друг друга. Если роль психотерапевта в терапевтической системе будет заключаться в оказании поддержки, то члены семьи не смогут раз­вить в себе эту способность. Более того, терапия проходит гладко до тех пор, пока психотерапевт выполняет решающую роль в семье — суппортивную. Но в этом случае семья не овладевает новыми навыками и в ней ничего не меняется.^ У членов семьи не формируется новое поведение, которое необ­ходимо для решения проблем.

Помимо паттерна обвинений и дисфункционального треугольника отец-мать-дочь анализ генограммы указывает на другие паттерны. Хотя треу­гольник, включающий мистера Мартина, Синди и ее мать (Сьюзан), обсуж­дался на первых сессиях только вскользь, становится ясно, что для него ха­рактерны дисфункциональные паттерны отношений.

В процессе болезненного разрыва отношений и развода своих биологичес­ких родителей Синди научилась настраивать одного родителя против дру­гого. Если один что-то запрещает, то другой это позволяет. Когда один строг, можно пойти к другому и пожаловаться — жалоба будет с готовностью услышана. При возникновении конфликта с одним из родителей Синди обыч­но угрожала уйти жить к другому.

Хотя этот паттерн можно было бы расценить как доказательство «плохого» поведения Синди, с точки зрения системного подхода паттерн сформиро­вался и поддержи