По улицам Перми бродят пьяные бурлаки. Тем временем, в один из соборов направляется толпа нарядно одетых людей. В основном знатные люди идут. Среди них две дамы.

ПЕРВАЯ ДАМА. Говорят, что дочь купца Григория Карпова находится в положении. Причем довольно давно, и в этом кроется причина столь быстрой помолвки и свадьбы Милы Карповой с этим молодым; розовощеким следаком.

ВТОРАЯ ДАМА. Говорят, что купец неистовствовал, когда узнал, что его дочь обрюхатил, простите мой «парле франсѐ», его названный сын. Вы знали, что жених – это названный сын Григория Витальевича?

ПЕРВАЯ ДАМА. Нет, что вы говорите? Это немыслимо. Расскажите мне все, что вы знаете, голубушка.

ВТОРАЯ ДАМА. У Григория Витальевича большая и добрая душа, как у Ричарда Львиное Сердце, и он готов приютить любую сирую душу. Так вот, однажды погибли его хорошие друзья, - помещики; и оставили сына, - молодого человека девятнадцати годов. Так вот, Григорий Витальевич взял шефство над мальчиком, помог ему с образованием, но мальчик вырос, пришел в дом к щедрому, доброму Григорию Витальевичу и стал требовать руки его дочери, - Милочки.

ПЕРВАЯ ДАМА. Какое бесстыдство! Это неприлично! Приходить и требовать – это стыдно для сына помещиков! Какой нахал!

ВТОРАЯ ДАМА. Но Карпов хотел выдать Милочку за какого-нибудь знатного лорда. Ему не хотелось выдавать драгоценную дочь за какого – то следака. Тогда этот слизень проник в дом Карповых под покровом ночи и обрюхатил Милочку самым недостойным и безобразным образом.

ПЕРВАЯ ДАМА. Какая гнусная история. Наверное, Карпов вне себя от злости, как вы полагаете?

ВТОРАЯ ДАМА. Да, он рвал и метал, но Милочка уже была на сносях, - делать нечего. Это очень честное семейство, - эти Карповы. Они не могли все так оставить и решили все же сделать этого прохвоста мужем Милочки. Смотрите, - кажется, их карета едет.

Сквозь толпу пробирается яркая карета. Поровнявшись с собором, из экипажа выходит Григорий Карпов, Мила Карпова и Павел Иванович. На купеческой дочери свадебное платье; Павел Иванович во фраке. Они машут людям и скрываются в соборе. Нарядные люди следуют за ними. Пила, Сысойко и Иван стоят среди бурлаков.

СЫСОЙКО. Пила, гляди, какая толпа! Эва! Куда они идут?

ПИЛА (показывает на собор). Дом-то какой баский! Ребя, пойдемте внутрь.

ИВАН. Тятька, пойдем на барку обратно. Хватит гулять.

ПИЛА. Ванька, слушайся отца. Смотри, какая церковь! Там поди богачество дают. Пойдем!

Пила, Сысойко и Иван следуют за гостями свадьбы и заходят в Собор. У входа они замечают лежащего на земле странника.

ПИЛА. Гляди, Сысойко, это же странник, который нас с бурлаками провел и травами угощал.

СЫСОЙКО. Точно! Э, Странник.

Бурлаки толкают Странника, но он не двигается.

ПИЛА. Странник, вставай! Смотри, какие ряженые люди вокруг! Пошли с нами в собор.

Странник лежит неподвижно на земле. Пила снова толкает его. Ложится и прислушивается к его грудной клетке: проверяет, стучит ли сердце.

ПИЛА. Помер миленький. (Пила встает). Вот, он и расслабился. Спи, почтенный.

Толпа идет мимо странника. Никто не замечает его лежащего на земле тела.

СЫСОЙКО. Пойдем подальше от покойника, Пила! Пошли в собор! Там бога̀чество!

Подлиповцы вместе с гостями проходят в собор. В соборе душно. У алтаря архиерей произносит молитву. Венчающиеся Мила Карпова и Павел Иванович стоят неподвижно.

ПИЛА (громко; на весь собор). Баско, Сысойко! Гляди, какие пигалицы вокруг!

Офицеры, охраняющие вход, хватают Пилу и Сысойко. Иван наблюдает за церемонией и не видит их. Пилу и Сысойко тащат прочь из собора.

ПИЛА (кричит). Ванька! Ванька!

СЫСОЙКО. Пустите! Там Ванька остался!

ПИЛА. Пустите, лешие, я девять медведей зарубил! Отдайте сына, псы проклятые!

СЫСОЙКО. Ванька!

Иван не слышит, как уводят отца с Сысойко. Он слушает речи архиерея.

 

 

Картина 8

Бурлаки тянут судно до Усолья и тихо повторяют слова: «Ухнем, ухнем, да раз! Дернем – подернем, да раз!». Идет дождь. Пила и Сысойко шагают впереди, - они страшно исхудали. Бечева туго натянута на их плечах. Все устали и измучились.

СЫСОЙКО. Пила, наколдуй нам баской жизни.

ПИЛА. Все, Сысойко, одни мы с тобой остались. Нет больше никого.

ПЕРВЫЙ БУРЛАК. Пила, как твой Ванька-то потерялся?

ПИЛА. В соборе. Я начал кричать во время свадьбы, да меня выволокли.

ВТОРОЙ БУРЛАК. Ты искал его?

ПИЛА. Три раза мы с Сысойко пытались вернуться за ним, да не вышло. Встали солдаты и не пускали нас.

СЫСОЙКО. Пила, у меня кости ломятся, и ноги отваливаются.

ПИЛА. Пропади оно все пропадом. Надо было остаться в «Подлипной».

СЫСОЙКО. Лучше бы я тогда остался с Апроськой. Лег бы с ней, да лежал.

ПИЛА. Нет уж, Сысойко, я бы тебя не пустил. Сам бы с Апроськой лег.

СЫСОЙКО. Ванька-то поди богатый в рясе золотой ходит и церковные песни поет.

ПИЛА. Хоть бы. Мальчик мой... (Пауза) Пусть он будет сытый.

СЫСОЙКО. Матрена поди лежит в варнице около котла, да хлебом соленым объедается.

ПИЛА. А водяной с русалками ей соль подбрасывают.

СЫСОЙКО. Авдотье русалки косы плетут.

ПИЛА. Соляной Бог их всех молитвам учит. Специальным. Усольским.

СЫСОЙКО. Как ты, Пила, оставшихся двух медведей зарубил?

ПИЛА. Восьмого медведя я встретил у озера. Мы с ним долго смотрели друг на друга. Видать, старый совсем. Поглядели мы в глаза друг другу, да разошлись. (Пауза. Пила тянет бечеву).

СЫСОЙКО. Не хлабыснул ты его?

ПИЛА. Хлабыснул. Он за мной потом увязался, и мы еще раз встретились на лесной дороге. Пришлось хлабыснуть и съесть. Девятый медведь сам пришел к нашему дому. Его уже до меня кто-то больно ранил. Он умирал. Пришел к дому и как давай реветь. Я испугался. Вышел, а он лежит; уже глаза прикрыл и дух испустил. Мохнатый такой, большой.

СЫСОЙКО. Все-таки ни разу ты меня медвежатиной не угостил, Пила.

ПИЛА. У меня была большая семья, Сысойко. Всех надо было кормить. Не мог я мясо раздавать направо и налево.

ТЕРЕНТЬИЧ. Пошла барка, родимые, пошла, прибавь силушки! Отдохнем потом…

ПИЛА. Странника жалко, Сысойко. Хороший был, да помер. Видел, как он в соборе лежал?

СЫСОЙКО. Надо было тогда Ваньку в город отослать.

ПИЛА. Авдотья, верно, девка симпотная, Сысойко. Я бы ее в жены взял.

СЫСОЙКО. Жирно будет, Пила, у тебя Матрена есть.

ПИЛА. И то верно. Если бы Матрены не было, то Авдотью бы взял в жены. Нас бы соляной Бог повенчал в том соборе, где Ваньку мы оставили. Пусть его приютит кто-нибудь добрый. Хоть бы он баско жил.

СЫСОЙКО. Думаешь, пошла бы за тебя Авдотья?

ПИЛА. Отчего нет? Я девять медведей зарубил, а еще я колдун из «Подлипной».

СЫСОЙКО. Пила, наколдуй Терентьичу рога, а? Может, отстает от нас?

ПИЛА. Пусть Ванька хорошо живет. Разве много я прошу? Чуточку самую. Пусть будет сытый.

СЫСОЙКО. У меня ноги отваливаются, Пила, пусть заживут. Наколдуй.

ПИЛА. Повторяй за мной: «Ветер боли унесет; ветер радость принесет».

СЫСОЙКО. Ветер хвори унесет; ветер радость занесет.

ПИЛА. Все переврал. Вечно ты мои заклинания коверкаешь, Сысойко.

СЫСОЙКО. Все я ба̀ско сказал. Ветер тоску унесет; солнце радость принесет.

ПИЛА. За что мне такое горе?! Я колдун, Сысойко. Меня слушать надо, а ты чего?

ПЕРВЫЙ БУРЛАК. Пила, почему ты в Перми не остался, чтобы Ваньку найти?

ПИЛА. По кочану и по капусте.

СЫСОЙКО (первому бурлаку). Отвали от Пилы.

ПИЛА. Я думал, что Ванька вернулся на барку, но его на судне не было. Пришлось плыть, иначе мы с Сысойко остались бы без работы, понимаешь?

ВТОРОЙ БУРЛАК. Ничего, Пила, мы вернемся в Пермь. Авось найдем твоего пацана.

ПИЛА. Сейчас бы лежать на полатях с Матреной, да не думать ни о чем.

СЫСОЙКО. Я бы с Апроьской на полатях лежал, да забывал про все… А ты с Матреной! Вот бы жизнь у нас была бога̀ческая.