Российское феодально-крепостническое государство на рубеже XVIII и XIX ВВ. 2 страница

какую-то реформу... они употребили все свое влияние на государя для того, чтобы удержать его от всяких уступок в пользу либеральных тенденций, и в то же время некоторые из молодых друзей стремятся проложить себе широкий путь к власти при государе«друге». По мнению исследователя, дворянство обеих столиц в XVIII в. видело в Сенате «политическую опору», орган, при помощи которого оно принимало участие в управлении государством. Главное достоинство такого устройства историк усматривал в том, что оно гарантировало законность. Учреждение министерств означало целый переворот в устройстве управления, который эту законность полностью уничтожил. Таким образом, в работе М. В. Довнар-Запольского преобразования начала века трактовались как борьба «бюрократии» и «общественности», которая завершилась учреждением министерств, ставших «между массой населения и народом». Представителями «бюрократии» были «молодые друзья», «общественности» — «екатерининские старики». Вина за трагический исход этой борьбы — засилие бюрократии в русской государственной жизни — возлагалась на членов Негласного комитета. Так, накануне Первой русской революции несколько неожиданно возродилась концепция А. Д. Гра-довского, но в ней уже не £ыло никаких славянофильских черт. Бюрократизация являлась не следствием неудачного заимствования западных конституционных теорий, а антитезой конституционному развитию. В новом варианте концепции А. Д. Градовского «екатерининские старики» и «молодые друзья» как бы поменялись своими историческими ролями.⁸

Манифест 17 октября 1905 г. породил не отличавшуюся высоким исследовательским уровнем литературу, призванную проиллюстрировать историческую преемственность октябрьского манифеста с развитием конституционных идей. Определенное место в этой литературе заняли и преобразования начала XIX в. В компилятивных работах, написанных такими разными авторами, как В. Е. Якушкин, С. Г. Сватиков и Б. Б. Глинский, содержался обзор реформ государственного управления. Эти преобразования предстали в пыпин-ской трактовке, причем мысль о конституционных настроениях, порожденных деспотизмом Павла I, была выражена более отчетливо. Идею о влиянии на Александра подобных конституционных стремлений разделял и такой видный представитель либерально-народнической историографии, как В. И. Семевский, написавший целый ряд работ, в которых он в основном ограничился кратким обзором преобразовательских планов и проектов начала XIX в.⁹

Характернейшая черта всех этих работ биографов Александра и исследователей общественного движения в первые годы его царствования заключалась в том, что их авторы оперировали такими широкими понятиями, как «бюрократия», «общественность», «государственный строй», и лишь в самой незначительной степени касались истории государственного аппарата России. Поэтому их суждения носили несколько абстрактный характер, преобразования начала XIX в. рассматривались вне связи с конкретной историей государственных учреждений России. Между.тем вопрос о государ-

ственных преобразованиях начала XIX в. нашел свое освещение в историко-юридической литературе. Историки государственного права рассматривали государство как коллективный индивидуум, стремящийся к осуществлению идеи общественного блага. Считая государственную власть основным творческим началом истории, ее движущей силой, историки-юристы собрали и систематизировали большой фактический материал, освещающий историю государственных учреждений — Непременного совета, Комитета министров, Сената и министерств, — зарождение или преобразование которых относилось к началу XIX в."¹

Среди этих работ, далеко не сопоставимых по своему научному уровню даже в пределах того историко-юридического направления, к которому принадлежали их авторы, лишь в немногих трудах борьба вокруг реформ начала XIX в. рассматривалась как единая проблема. В трудах В. Г. Щеглова, С. П. Покровского, С. А. Корфа, Э. Н. Бе-рендтса реформы первых лет XIX в. трактовались как результат борьбы личного и коллегиального начал. Носителями коллегиального начала являлись «екатерининские старики», добивавшиеся восстановления петровского Сената, построенного на коллегиальной основе, в то время как личное начало воплощали «молодые друзья», стремившиеся вручить различные отрасли исполнительной власти отдельным лицам. Эта борьба закончилась полной победой личного начала в государственном управлении. Несмотря на различие трактовок некоторых эпизодов этой борьбы и даже оценок борющихся сторон, содержавшихся в работах отдельных авторов, такой взгляд на преобразования начала XIX в. стал господствующим в историко-юридической литературе.

Бездеятельность государства историки-юристы сводили главным образом к действиям верховных носителей власти. Поэтому формально-юридическая трактовка государственных реформ первых лет XIX в. как борьбы коллегиального и личного начал сочеталась в историко-юридических исследованиях с признанием Александра I инициатором постановки вопроса о реформах, а основным побудительным мотивом царя по-прежнему объявлялось стремление внести законность в государственное управление или даже преобразовать его на конституционных началах.

В 1907 г. к истории внутренней политики самодержавия начала XIX в. обратился М. Н. Покровский. Для сборника «История России в XIX в.», издаваемого братьями Гранат, он подготовил небольшой очерк «Александр I», в котором изложил суть своих воззрений на преобразования в России в первые годы XIX в. М. Н. Покровский попытался показать, что политические события этого времени в значительной степени были обусловлены социально-экономическими процессами, развивавшимися во второй половине XVIII в. Хотя взаимосвязь между экономическими и социально-политическими процессами он понимал несколько упрощенно, такая постановка вопроса представляла собой весьма значительный шаг вперед в сравнении со всей предшествующей историографией. М. Н. Покровский показал, что реформаторские потуги самодержавия были вызваны

вовсе не личными взглядами Александра, а как раз наоборот: преобразовательские стремления царя явились отражением настроений дворянства, которые в свою очередь порождались эволюцией крепостного хозяйства. Исследователь полагал, что на рубеже XVIII и XIX вв. крупные землевладельцы перевели крепостных своих вотчин на оброк. Русская аристократия хорошо понимала связь между развитием капитализма и переходом к вольнонаемному труду. Поэтому она находила для себя экономически выгодным освободить своих крестьян от крепостной зависимости. Непременным условием такого освобождения должна была стать выгодная с точки зрения дворянских интересов конституция. Напротив, владельцы барщинных хозяйств, в основном провинциальное дворянство, находили для себя освобождение крепостных невыгодным. Поэтому они выступали за сохранение крепостного права и были совершенно равнодушны ко всяким конституционным затеям аристократов. Такова была в представлении исследователя социально-экономическая подкладка той борьбы вокруг реформ, которая развернулась в России в начале XIX в. В свете вышесказанного традиционное противопоставление «прогрессивных» «молодых друзей» «консервативным» «екатерининским старикам» как будто теряло всякий смысл, так как и те и другие принадлежали к одной социальной группе крупной земельной аристократии. Однако же, касаясь конкретной истории преобразований начала XIX в., М. Н. Покровский не смог избежать традиционного противопоставления этих двух группировок. Он впервые четко сформулировал идею об определенной связи между двор-цо'вым переворотом, приведшим Александра к власти, и его внутренней политикой. В мартовских событиях 1801 г. ученый видел «консервативную революцию», акт протеста дворянских верхов против антидворянской, как ему казалось, политики Павла I. «Потребность гарантировать права и преимущества» дворянства М. Н. Покровский считал исходной точкой преобразовательных планов дворянских группировок начала XIX в. По его мнению, они стремились поставить самодержавную власть под «бдительный контроль дворянского собрания». Однако чем дальше удалялись дворянские верхи от событий павловского времени, тем больше выступали на первый план интересы и соперничество отдельных групп. «Молодые друзья» стремились «удержать влияние на императора исключительно в своих руках, изолировать его даже от высшего дворянства». Поэтому они были против какого бы то ни было расширения прав Сената, за которое ратовали «екатерининские старики». Члены Негласного комитета стремились не ограничивать самодержавие, а «напротив, развязать ему руки, освободив императора от коллегиальных учреждений, наполненных „старыми служивцами"». Таким образом, конституционные проекты привели «молодых друзей» к усилению бюрократического элемента в государственном управлении путем создания министерств. Итог преобразований М. Н. Покровский видел в «воскресении режима XVIII в. в наиболее характерных его проявлениях», только без эксцессов, свойственных Павлу. Провал же преобразовательских планов дворянских верхов исследователь объяснил

полным равнодушием не только народных масс, но и подавляющего большинства дворянства к борьбе «за влияние в высших сферах, которую вели „старые служивцы" и „молодые друзья"»."

Несколько иная трактовка в лаконичном виде изложена М. Н. Покровским в «Русской истории с древнейших времен». Здесь была усилена мысль о корыстных интересах «молодых друзей». Претерпел изменения и взгляд на Александра. Если в очерке он был представлен как человек в общем либеральный, испытавший на себе сильное воздействие Французской революции, разделявший конституционные симпатии некоторых своих современников и серьезно думавший над тем, чтобы освободить крестьян, то в «Русской истории...» М. Н. Покровский писал: «... „реформы первых лет Александра I" для своего объяснения совсем не нуждаются в личности того, чье имя они носят... мы можем игнорировать Александра Павловича этого периода просто потому, что он был тогда... совершенной безличностью». Это был недоучившийся ученик отчасти Лагарпа, отчасти своего отца, «наполовину швейцарский гражданин, наполовину прусский капрал».¹²

Первое советское исследование проблем внутренней политики указанного периода принадлежало перу А. Е. Преснякова. В 1924 г. в серии «Образы человечества», выпускаемой издательством Брокгауза и Ефрона, вышла из печати книга А. Е. Преснякова «Александр I». По форме это было научно-популярное сочинение, почти без ссылок и сносок на документы, по сути же — глубокое и серьезное исследование, в основе которого лежало тщательное изучение уже введенных в научный оборот источников. Хотя книга вышла уже после Октябрьской революции и принадлежала к советской историографии, по своим методологическим принципам она тяготела к дореволюционной исторической науке. Именно это научно-популярное по форме исследование явилось как бы итогом всего того, что было сделано дореволюционными исследователями в области изучения внутренней политики самодержавия в начале XIX в.

В центре внимания автора по-прежнему находилась личность царя. Но А. Е.'Преснякова, как и М. Н. Покровского, личность Александра интересовала не сама по себе, а главным образом потому, что в ней опосредованно отразилась «борьба разнородных тенденций» эпохи. Эти основные тенденции развития России на рубеже XVIII и XIX вв. были порождены «коренными противоречиями между все нараставшими потребностями обширного государства и дозревавшим в его недрах вековым строем самодержавной власти и крепостного хозяйства». В этот период Россия стояла на распутье «между самодержавно-крепостническим строем русской государственности и русских общественных отношений и поисками новых форм социально-политической организации страны соответственно назревшим и остроощутимым потребностям развития ее материальных сил». Стремясь под давлением государственных интересов к подъему материальных и культурных средств, самодержавие содействовало развитию в недрах старого режима новых буржуазных сил и тем самым ставило монархическую власть в противо-

речие с традициями безусловного классового господства дворянства. Павел I попытался выйти из положения, при котором «дворянство через правительство управляет страной», но только расшатал корни самодержавия, не дав ему никакой другой опоры. Устранение Павла привело к «усилению» «дворянского конституционализма». В нем существовали два течения, представленные «екатерининскими стариками» и «молодыми друзьями». В трактовке «екатерининских стариков» А. Е. Пресняков был близок к М. Н. Покровскому. Правда, он несколько сузил тот социальный слой, интересы которого они представляли, и подчеркнул консервативность их политических позиций. В оценке же «молодых друзей» А. Е. Пресняков разошелся с М. Н. Покровским. На первый план он выдвинул не столько борьбу за личное влияние на императора, сколько искреннее стремление членов Негласного комитета к реформам социально-политического строя. В представлении А. Е. Преснякова «старые служивцы» стремились «связать верховную власть „основными" законами дворянского господства под активным контролем Сената, избираемого из состава не столько вообще дворянства, сколько его вельможных слоев — правящих групп высшей дворянской бюрократии». По словам ученого, «этот своеобразный, весьма умеренный конституционализм» был глубоко консервативен, так как преследовал цель закрепить «преобладание дворянства над государственной властью». Идеи «молодых друзей» были близки к идеологии «старых служивцев». Но члены Негласного комитета иначе понимали реальные задачи преобразования. «Молодые друзья» стремились организовать работу верховной власти, «не ослабляя ее самостоятельности в деле необходимых преобразований вне тормозов дворянского консерватизма, но в то же время с гарантией умеренности и постепенности реформ, чтобы избежать „потрясений" и охранить интересы землевладельческого класса». Их мысль неизбежно наталкивалась на отрицание основ крепостничества и самодержавия и требовала перехода к буржуазному порядку и конституционному строю. Однако интересы, с возможно широким удовлетворением которых были связаны реальные потребности торговли, промышленности и просвещения, имели ограниченную в условиях крепостного строя общественную опору. Поэтому реформаторы были вынуждены с первых же шагов своей практической деятельности приспосабливать свои проекты к настроениям господствующего класса. В таких условиях единственной реформой, получившей осуществление, оказалось преобразование центрального управления с целью усиления центральной власти. В итоге в первые годы XIX в. была завершена организация бюрократической системы управления, которая обеспечивала для царя возможность «лично и непосредственно руководить всем ходом дел через министров, им назначенных, перед ним ответственных, с ним непосредственно связанных, в порядке личных докладов». Но и значительно укрепившись, личная власть монарха оказалась бессильной провести преобразования социально-экономических отношений, так как крепостное хозяйство имело еще «крепкую объективную основу». Ему принадлежала ведущая роль в экономике

М. М. Сафонов

страны, в колонизации слабонаселенных областей, помещики же оставались социальной опорой самодержавия. Что касается самого Александра, то он был утопистом-идеологом, пытавшимся провести в жизнь выработанную им теорию о «законно-свободных учреждениях» как норме политического строя, обеспечивающей охрану условий мирного развития страны и от революционных потрясений, и от правительственного деспотизма. Коренная утопичность этой теории привела Александра к полному разрыву с русской действительностью.'³

Таким образом, в трактовке А. Е. Преснякова реформы начала XIX в. являлись продуктом социально-экономического развития страны. Их неудача объяснялась противодействием реформаторам со стороны господствующего класса, бюрократизация же выводилась как следствие из неудачных реформаторских попыток.

Работы М. Н. Покровского и А. Е. Преснякова оказали сильное влияние на развитие советской историографии. Первоначально в 20—30-е гг. в советской исторической литературе господствовала точка зрения М. Н. Покровского. Но в конце 30-х гг. советские историки пересмотрели упрощенные построения исследователя.

Становление марксистской концепции внутренней политики самодержавия начала XIX в. связано с именем С. Б. Окуня. В 1939 г. он издал курс лекций по истории СССР, который читал на историческом факультете ЛГУ. В этом курсе в сжатой форме, но с исследовательской глубиной ученый осветил внутреннюю политику царизма в первые годы XIX в. Историк отталкивался от концепции М. Н. Покровского. Отбросив элементы экономического материализма этой концепции, присущий ей схематизм, С. Б. Окунь попытался воссоздать конкретную (насколько позволяли сжатые рамки лекционного курса) 'картину борьбы вокруг реформ начала XIX в. и дать им марксистское истолкование. Фактическая канва очерка М. Н. Покровского была сохранена. Но если М. Н. Покровский прошел мимо целого ряда серьезных наблюдений, сделанных историографами из чуждого ему дворянского лагеря — Н. К. Шильдером, вел. кн. Николаем Михайловичем и др., — то С. Б. Окунь стремился использовать всю сумму фактов, накопленных дореволюционными историками различных направлений. Учитывал С. Б. Окунь и построения А. Е. Преснякова, не получившие такого широкого распространения, как взгляды М. Н. Покровского, в годы становления советской историографии. Тщательно изучая опубликованные к тому времени источники, не выпуская из поля зрения всего, что было создано его предшественниками, С. Б. Окунь создал оригинальную концепцию, которая была изложена на 10 страницах университетского курса. Ученый исходил из того, что определяющим фактором внутренней политики царизма этого времени было «наличие противоречий между развивающимся новым капиталистическим способом производства и господствующей крепостной системой». Вместе с тем С. Б. Окунь постарался учесть все нюансы конкретной политической обстановки, в которой царизм встал на путь реформ. Ученый различал в правительственных верхах страны три основные

группировки: руководителей заговора против Павла, «екатерининских вельмож» и «молодых друзей». Среди руководителей дворцового переворота были люди, на начальном этапе заговора стремившиеся к «установлению определенных рамок», ограничивающих личный произвол царя, но после воцарения Александра вчерашние заговорщики добивались лишь власти от имени монарха. «Екатерининские вельможи», испытавшие на себе всю тяжесть павловского режима, непрочь были заполучить кое-какие гарантии от возможной тирании абсолютного монарха. Они провозгласили своей целью «защиту дворянства от царского деспотизма», стремились «к сохранению господства ограниченной дворянской верхушки». «Молодые друзья» сумели сделать определенные выводы из Французской революции, они надеялись предотвратить революционный взрыв в России и не нарушить при этом ни абсолютизма, ни крепостничества. Поэтому члены Негласного комитета ставили вопрос о целом комплексе мероприятий, связанных с реорганизацией структуры государственного управления, о проведении таких преобразований, которые сохранили бы господство всего дворянства как класса. Они стремились защитить дворянство от революционных свобод и с этой целью пытались воспользоваться идеями Французской революции, как бы поставить их на службу феодально-крепостнической системе. В трактовке «старых служивцев» и деятелей дворцового переворота С. Б. Окунь разделял представления М. Н. Покровского, а в характеристике «молодых друзей» в большей степени был солидарен с А. Е. Пресняковым с той существенной разницей, что деятельность членов Негласного комитета в представлении С. Б. Окуня обусловливалась боязнью повторения Французской революции и, следовательно, была порождена классовыми антагонизмами. Но если в построениях непосредственных предшественников С. Б. Окуня личность царя (почти полностью у М. Н. Покровского и в меньшей степени у А. Е. Преснякова) заслонялась борьбой «молодых друзей» и «екатерининских стариков», то под пером С. Б. Окуня Александр — деятельный участник преобразований, властолюбивый и коварный самодержец, ревниво охраняющий свои прерогативы. Это — хитрый и умный политик, рядящийся в тогу либерализма для того, чтобы в сложных для царизма условиях добиться всемерного укрепления своей абсолютной власти. В первый момент после переворота Александр попал в сильную зависимость от участников заговора и прежде всего П. А. Палена, но это продолжалось недолго. Царь сумел избавиться от руководителей мартовских событий, и обсуждение проблемы преобразований, по мнению С. Б. Окуня, происходило без их участия. В замыслах «екатерининских служивцев» Александр увидел посягательство на свои права «если не в плане введения каких-то представительных учреждений, то во всяком случае в виде каких-то ограничений компетенции верховной власти основными законодательными положениями». Планы же «молодых друзей» вполне импонировали властолюбивому императору. Александр не переставал намекать на близость каких-то реформ и стремился скрыть свои истинные намерения. Царь обратился к Сенату с пред-

2* 19

ложением сделать представление о характере этого учреждения и о возможном восстановлении его прежнего значения. «Екатерининские старики» выступили с притязаниями расширить функции Сената как исполнительного органа и придать ему некоторое влияние на законодательную деятельность. Но «молодые друзья» отвергли эти «тенденции к аристократической конституции». Александр также считал требования сенаторов неприемлемыми потому, что они не разрешали всех назревших вопросов, но одновременно посягали на неограниченную свободу монарха. Члены Негласного комитета взяли курс на продолжение линии единоначалия и вытеснение коллегиальных форм управления, наметившийся еще при Павле. В итоге все разговоры о преобразовании государственного строя свелись к учреждению министерств, укрепивших самодержавие. В реформах начала XIX в. ярко проявился внешний либерализм, который лишь прикрывал реакционную сущность внутренней политики царизма.

Оценивая трактовку реформаторской деятельности Александра, предложенную С. Б. Окунем, нетрудно заметить, что она была довольно противоречива. С одной стороны, показной либерализм, с другой — серьезное желание извлечь уроки из Французской революции, чтобы предотвратить революцию русскую. По-видимому, С. Б. Окунь чувствовал это противоречие и в следующем издании своего курса, выпущенном в 1948 г., устранил его. Здесь прежде всего ученый развил идею М. Н. Покровского о решительном влиянии дворцового переворота на внутриполитическую деятельность Александра, а следовательно, о вынужденном характере либерализма царя, хотя тезис о фальшивости этого либерализма был несколько приглушен. Одну из важнейших причин, толкнувших подавляющую часть сановного дворянства на убийство Павла, С. Б. Окунь видел в более резком проявлении «относительной самостоятельности самодержавной власти». Эта самостоятельность выразилась в стремлении к предельной централизации государственного аппарата, в усилении роли бюрократии, что должно было привести к полной концентрации в руках императора всех элементов государственной власти. Исследователь показал, что в общем направлении павловского царствования часть дворян усматривала удар по сословным интересам в целом. В связи с этим особую остроту в начале XIX в. приобрел «вопрос об ограничении компетенции верховной власти основными законодательными положениями». Именно поэтому общая тенденция дворянской верхушки закрепить за собой непосредственное участие в государственном управлении теперь усиливалась стремлением получить определенные гарантии от повторения в будущем деспотизма наподобие павловского. Александр же, напротив, свою основную задачу видел в том, чтобы завершить тот процесс укрепления абсолютизма, который столь активно проводился Павлом. Таким образом, борьба царя с сановной фрондой была выдвинута ученым на первый план. Она как бы представляла собой основное содержание либерального периода царствования Александра, тот стержень, вокруг которого развертывались дискуссии о государственных преобразованиях в первые годы XIX в.

В связи с этим несколько иная роль отводилась теперь в построении С. Б. Окуня и «молодым друзьям». Они были нужны не только для предотвращения революционной опасности, как думал ученый прежде, но и «для разгрома сановной оппозиции». Однако члены Негласного комитета сами расценивались теперь как часть сановной оппозиции. В изображении ученого они предстали не единомышленниками царя, а людьми, посягавшими на его самостоятельность, стремившимися осуществить опеку над ним. В связи с этим новая роль в борьбе императора за утверждение своего единовластия отводилась и «екатерининским старикам»: они должны были помочь царю «обезопасить себя от чрезмерных требований членов Негласного комитета». Суть плана борьбы с сановной оппозицией, сложившегося у Александра, С. Б. Окунь видел в следующем: «При помощи „молодых друзей" успокоить старых недругов, а при помощи старых недругов ограничить „молодых друзей"». Через призму таких сложных отношений С. Б. Окунь рассмотрел борьбу вокруг сенатской реформы. В этом контексте указ 5 июня 1801 г. оценивался как намек Александра на близость ограничения самовластия императора, сделанный для того, чтобы успокоить сановную оппозицию и выиграть время. Значительно усложнилась и конкретная история борьбы вокруг сенатской реформы. Как и предполагал Александр, «молодые друзья» выступили против притязаний «екатерининских стариков». Однако слишком резкий провал требований сенатской фронды царь считал преждевременным. Поэтому он всячески затягивал решение вопроса. Но вскоре царь убедился, что сановная оппозиция не отличается единством, не имеет за собой реальной силы, и свел на нет все ее требования, а затем нанес ей окончательный удар, «представ перед Сенатом во всем блеске неограниченного монарха», решительно пресекающего всякие попытки вмешаться в прерогативы верховной власти. Так С. Б. Окунь оценил ликвидацию права представления. «Окрик» царя, призвавший к порядку сановную оппозицию, был в то же время серьезным предупреждением и для «молодых друзей». Взаимный антагонизм «екатерининских стариков» и «молодых друзей» привел к тому, что все нити управления концентрировались в руках Александра. Постепенно он сумел избавиться от тех и других, а затем повернул в сторону откровенной реакции.¹⁵

В 1956 г. в третьем издании своего курса ученый определил сущность правительственных мероприятий начала XIX в. как политику «заигрывания с либерализмом». Суть этого явления С. Б. Окунь видел в том, что царизм, стремясь сохранить общие задачи внутренней политики в неизменном виде, т. е. оставить в неприкосновенности абсолютизм и предупредить назревающий революционный взрыв, был вынужден прибегнуть к иным методам ее реализации. Вместе с тем ученый верно указал на необходимость учитывать то, что «это были уступки, хотя и мелкие, но властно диктуемые не только политическими соображениями, но и всем ходом экономического развития России». Эта знаменательная оговорка означала определенный шаг в сторону забытой концепции А. Е. Преснякова.

Такая же трактовка содержалась и в четвертом издании труда С. Б. Окуня.¹⁶ Ученый вновь вернулся к этому вопросу в одной из своих последних статей. Здесь он определил политику «заигрывания с либерализмом» как «революцию без революционных потрясений, революцию без участия революционных масс». По мнению С. Б. Окуня, эта политика была направлена на предупреждение рядом частичных уступок революционного взрыва и допускала даже введение конституционных ограничений. Ученый подчеркнул, что в демагогической в целом политике «заигрывания с либерализмом» присутствовало и нечто объективно прогрессивное. Оно заключалось не в кардинальных изменениях, а в определенном движении вперед в буржуазном направлении.¹⁷

С иных позиций к вопросу о реформах подошел А. В. Предте-ченский. В 1957 г. он выпустил в свет монографию «Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX века», явившуюся итогом двадцатилетних изысканий. До сих пор она остается самым обстоятельным исследованием внутриполитических проблем указанного периода. В кратком историографическом обзоре из всей совокупности работ отечественных историков А. В. Пред-теченский выделил труд А. Е. Преснякова, видя в авторе не только своего учителя, но и непосредственного предшественника. (О М. Н. Покровском в работе не упоминается вообще). Высоко оценивая попытку своего учителя определить политику Александра как «поиски новых форм социально-политической организации страны», А. В. Предтеченский полагал, что А. Е. Пресняков не вскрыл истинных причин таких поисков. Эту задачу он попытался разрешить в своем исследовании. Признавая вслед за А. Е. Пресняковым, что социально-экономические сдвиги повлекли за собой перемены во внутренней,политике самодержавия, А. В. Предтеченский внес в концепцию своего учителя ряд существенных изменений. Политика Александра получила классовую оценку и стала рассматриваться как попытка в условиях разложения феодально-крепостнической системы защитить интересы господствующего класса крепостников-помещиков от буржуазной революции. Главную причину вступления царизма на путь реформ А. В. Предтеченский видел в том, что «наиболее дальновидным представителям крепостнического дворянства казалось невозможным для удержания власти в своих руках в обстановке обостряющейся классовой борьбы и экономических изменений оставлять в неприкосновенном виде существующие социально-экономические отношения и организацию аппарата управления». Поэтому правительство Александра I «обнаружило понимание того, что путь приспособления форм государственного управления и социально-экономических отношений к изменившимся внутренним условиям и изменившейся международной обстановке есть единственное средство удержать власть в руках господствующего класса». Таким образом, переосмысливая построения А. Е. Преснякова, А. В. Предтеченский пришел к заключениям, близким, но не тождественным выводам С. Б. Окуня, развившего построения М. Н. Покровского. Оба исследователя главную цель правительственной политики