Первый известный снимок Махарши 6 страница

17 июня 1948 года Лакшми заболела, и утром во­семнадцатого стало ясно, что конец ее близок. В десять часов Шри Бхагаван подошел к ней. «Амма (Мама), — сказал он, — ты хочешь, чтобы я был около тебя?» Он сел рядом и взял голову Лакшми к себе на колени. Махарши пристально посмотрел ей в глаза и положил одну руку на ее голову, как бы давая дикшу (посвя­щение), а вторую — на сердце. Держа свою щеку рядом со щекой Лакшми, он ласкал ее. Убедившись в том, что сердце умирающей было чистым и свободным от всех васан (скрытых склонностей), полностью сосре­доточенным на Бхагаване, он оставил ее и ушел в сто­ловую обедать. Лакшми находилась в сознании до са­мого конца, ее глаза были спокойны. В одиннадцать тридцать она оставила тело совершенно мирно. Ее предали земле на территории Ашрама с полным по­хоронным ритуалом, рядом с могилами оленя, вороны и собаки, которых Шри Бхагаван также распорядился похоронить здесь. Над могилой был размещен прямо­угольный камень с ее изображением в натуральную ве­личину. На камне выгравировали эпитафию, написан­ную Шри Бхагаваном и утверждающую, что Лакшми достигла мукти (Освобождения) *. Дэвараджа Мудаль­яр спросил Бхагавана, сказано ли это в общепринятом смысле, так как выражение, что кто-то достиг самадхи,есть вежливый способ говорить о смерти, или это вы­сказывание действительно имеет в виду мукти,и Шри Бхагаван ответил, что оно означает мукти.

Глава 12
Шри Раманашрам

Когда в декабре 1922 года преданные последовали за Шри Бхагаваном вниз к могиле его матери у под­ножия Горы, для Ашрама здесь был только один сарай с соломенной крышей. С течением лет число обита­телей росло, приходили пожертвования и были воз­ведены постоянные помещения Ашрама — Холл, где сидел Шри Бхагаван, контора и книжный магазин, сто­ловая и кухня, коровник, почта, аптека, комната для приезжих посетителей-мужчин (в действительности, не комната, а большая общая спальня для желающих ос­тановиться в Ашраме на несколько дней), пара ма­леньких бунгало * для гостей, делавших более длитель­ную стоянку, — все строения одноэтажные, побеленные снаружи в традиционной индийской манере.

Непосредственно к западу от Ашрама есть большой квадратной формы водоем с каменными ступенями, ведущими к воде со всех четырех сторон. К югу от Ашрама с востока на запад идет автобусная дорога из Тируваннамалая в Бангалор, которая к западу раз­дваивается и поворачивает обратно, чтобы окружить Гору. Человек, стоящий на дороге, смотря на север, видит деревянную арку, покрашенную в черное, с над­писью «Шри Раманашрамам» 1, выполненную золотым тиснением. Ворот нет, просто открытый вход. Листья кокосовых пальм прикрывают здания Ашрама, а за ни­ми, близкая, величественная, поднимается Гора.

Но был построен не только сам Ашрам. Через до­рогу расположена гостиница для посещающих Ашрам раджей, подаренная махараджой * из Морви. Выросла колония бунгало и коттеджей, построенных почитате­лями, ведущими семейный образ жизни. Непосредст­венно к западу от Ашрама, между водоемом и Горой, садху создали колонию в Пелакотти, где жили в пе­щерах или в хижинах среди деревьев. В самом Ашраме люди более действовали, чем медитировали, служа в конторе, саду, книжном магазине, на кухне, в том или другом месте, полагая себя осчастливленными близо­стью к Шри Бхагавану, возможностью видеть его ря­дом, случайно быть замеченными, услышать от него слово.

Все это — строительство, планирование и обраще­ние с деньгами — требовало какого-то руководства Аш­рамом, так как Шри Бхагаван ничем подобным не за­нимался. Поэтому его брат, Ниранджнянананда Свами, стал сарвадхикари,или управителем, Ашрама. В жизни Ашрама возросло значение правил. Некоторые из них были утомительны для преданных, однако если кто-либо чувствовал соблазн протестовать или восставать, то позиция Шри Бхагавана сдерживала их, поскольку он подчинялся каждому правилу и поддерживал власть — не слишком энергично, возможно, просто из общего представления, что приказам следует повиноваться. В этом была многозначительность, как и во всем, что он делал.

Махарши предписывал путь, которым необходимо двигаться не в изоляции, но в условиях мира нынешней кали-юги, этого духовно темного века. И если он убеж­дал своих последователей вспоминать Атман, под­чиняясь обстоятельствам, что могли и не быть под­ходящими, то сам показывал пример подчинения всем правилам Ашрама. Сверх того, Шри Бхагаван не одоб­рял людей, уходящих в сторону от Цели, ради которой они обратились к нему, чтобы заниматься диспутами об управлении. Он говорил: «Люди приходят к побуж­дению посетить Ашрам в поисках Избавления, а потом увлекаются политиками Ашрама и забывают, ради че­го они пришли». Если такие вопросы представляли для них интерес, то им не было нужды приходить в Ти­руваннамалай.

Возникали случайные вспышки сопротивления и недовольства, и никто не может сказать, что они были в целом несправедливы по существу, но Шри Бхагаван не поддерживал их. Однажды группа почитателей — бизнесменов, адвокатов и учителей из Мадраса — при­ехала в специально арендованном автобусе требовать полного устранения руководства Ашрама и учреждения новой системы. Они столпились в Холле и сели перед Шри Бхагаваном. Махарши сидел в безмолвии, его ли­цо было суровым, отчужденным, твердым, как скала. Бунтовщики все больше смущались перед ним, пере­глядывались, передвигались, но никто не осмелился за­говорить. В конце концов они покинули Холл и вер­нулись в Мадрас. Только тогда Шри Бхагавану сказали, какую цель они преследовали, и он ответил: «Я удив­ляюсь, зачем они пришли сюда. Они пришли исправ­лять себя или Ашрам?»

В то же самое время — надо извлечь и другой урок — если какое-либо правило казалось не только утоми­тельным, но и несправедливым, Махарши не подчи­нялся ему, как он не согласился со сбором платы за посещение пещеры Вирупакша. Даже тогда это редко был действительный протест, а скорее — своим пове­дением он хотел привлечь внимание к несправедли­вости. Одно время в столовой Ашрама подавали вто­рой завтрак, но оказалось невозможным обеспечить всех настоящим кофе и поэтому лицам менее значи­тельным, с мирской точки зрения, тем, кто ел в даль­нем ее конце, приносили воду. Шри Бхагаван заметил это — он всегда замечал все — и сказал: «Дайте мне во­ду тоже». С тех пор он пил воду и никогда уже не принимал кофе.

Однажды, когда он уже был в возрасте, а его ко­лени, деформированные ревматизмом, плохо сгиба­лись, прибыла группа европейцев. Среди них была одна дама, непривыкшая сидеть, скрестив ноги, которая прислонилась к стене и вытянула их перед собой. Слу­житель, возможно не сознавая, насколько болезненно ей с непривычки сидеть со скрещенными ногами, при­казал ей принять эту позу. Бедная женщина, покраснев от смущения, поджала ноги. Шри Бхагаван немедлен­но сел прямо и тоже скрестил ноги. Несмотря на боль в коленях, он продолжал так сидеть, а когда почитатели попросили не делать этого, сказал: «Если таково пра­вило, я должен подчиниться, так же как и все осталь­ные. Если кому-то одному неприлично вытягивать но­ги, то и мне неприлично это делать перед каждым из присутствующих в холле». Тот служитель уже вышел, но его вернули, и он попросил даму сесть, как ей будет удобнее. Даже и после этого было трудно убедить Шри Бхагавана вытянуть ноги и расслабиться.

В первые годы критика встречалась иногда совер­шенно неожиданно. Посетители, с Запада в особен­ности, были подвержены миссионерским настроениям. Один энтузиаст даже вошел в Холл и разразился крас­норечием рядом с самим Шри Бхагаваном. Шри Бха­гаван не ответил, но голос Мэйджера Чадвика *, про­гремевший из глубины Холла, прозвучал как вызов тол­кованию христианства оратором и так смутил его, что тот оставил попытку учительствовать. Даже в послед­нее время продолжали приходить католические свя­щенники, чтобы продемонстрировать интерес и поч­тение, а затем настолько отбросить некоторые сомне­ния, что возникало желание узнать, открылись ли их сердца от общения с Учителем или и ранее их цели состояли не только в прозелитизме ** и искажении учения Махарши.

Однажды один мусульманин начал спорить, но за его вызовом стояла такая искренность, что Шри Бха­гаван терпеливо отвечал.

— Имеет ли Бог форму? — спросил он.

— Кто говорит, что Бог имеет форму? — парировал Шри Бхагаван.

Спрашивающий упорствовал:

— Если Бог бесформен, то не будет ли ошибкой приписывать Ему форму идола и почитать Его в нем?

Он понял смысл возражения Махарши, как: «Никто не говорит, что Бог имеет форму». Но на самом деле оно означает только то, что сказано, и было тотчас же развито:

— Оставьте Бога в покое; сначала скажите, имеете ли вы форму?

— Конечно, я имею форму, как вы можете видеть, но я — не Бог.

— Тогда значит вы — славно одетое физическое те­ло, составленное из мяса, крови и костей?

— Да, должно быть так. Я сознаю свое существо­вание в этой телесной форме.

— Вы называете себя телом, поскольку сейчас со­знаете свое тело, но разве вы — это тело? Может ли оно быть вами в глубоком сне, когда вы совершенно не осознаете его существование?

— Да, я должен оставаться в той же телесной фор­ме даже и в глубоком сне, ибо я сознаю ее до тех пор, пока не засну, а как только проснусь, вижу, что точно такой же, как был перед сном.

— А если приходит смерть?

Собеседник остановился и после минутного раз­думья сказал:

— Ладно, тогда меня считают мертвым и тело хо­ронят.

— Но вы сказали, что являетесь телом. Почему оно не протестует, когда его увозят хоронить, говоря: «Нет! Нет! Не забирайте меня! Я приобрел это имущество, я ношу эти одежды, этих детей породил я, они все мои, я должен оставаться с ними!»

Здесь посетитель признался, что ошибочно отож­дествлял себя с телом, и сказал:

— Я есть жизнь в этом теле, но не тело само по себе.

Тогда Шри Бхагаван разъяснил ему:

— До сих пор вы серьезно считали себя телом и имеющим форму. Это — первичное неведение, корен­ная причина всех беспокойств. Пока вы от него не избавились, пока не познали свою бесформенную при­роду, будет простым педантизмом спор о Боге, имеет Он форму или бесформен, правильно ли почитать Бога в форме идола, когда Он на самом деле не имеет фор­мы. До тех пор пока не осознано бесформенное Я,Атман, человек не может искренне почитать бесфор­менного Бога.

Иногда ответы посетителям были краткими и за­гадочными, иногда полными и разъясняющими, но всегда приспособленными к уровню спрашивающего и всегда изумительно подходящими. Однажды пришел обнаженный факир и сидел почти неделю неподвижно с вытянутой вверх правой рукой. Сам он внутрь Холла не заходил, но прислал вопрос: «Что меня ждет в бу­дущем?»

«Скажите ему, что его будущее будет таким, каково настоящее»,— последовал ответ. Махарши не только порицал такую заинтересованность в будущем, но и напоминал, что нынешняя активность, искренняя или нет, творит его будущее состояние.

Один посетитель выказал знание, перечисляя раз­личные пути, которые предписывались разными учи­телями, и цитируя философов Запада. «Один говорит одно, другой — другое, — заключил он. — Кто прав? Ка­кому пути должен я следовать?»

Шри Бхагаван оставался безмолвным, но тот на­стаивал на вопросе: «Пожалуйста, скажите мне, какому пути я должен следовать?»

Когда Шри Бхагаван поднялся, чтобы оставить Холл, то кратко ответил: «Идите путем, которым при­шли».

Посетитель пожаловался преданным, что ответ ока­зался бесполезным, и они указали его более глубокий смысл: единственный Путь — идти обратно к своему Источнику, возвратиться туда, откуда пришел. В то же время это был как раз тот ответ, какого спрашива­ющий заслуживал.

Сундареш Айяр, почитатель, который уже упоми­нался, прослышал об ожидаемом переводе по службе в другой город и пожаловался на горе: «Сорок лет я был с Бхагаваном, а сейчас меня должны отправить отсюда. Что мне делать вдали от Бхагавана?»

— Сколько вы были с Бхагаваном? — последовал к нему вопрос.

— Сорок лет.

Тогда, повернувшись к преданным, Шри Бхагаван сказал:

— Здесь сидит человек, сорок лет слушавший мои наставления, который сейчас говорит, что может ока­заться где-то вдали от Бхагавана!

Таким образом он привлек внимание к своему все­общему Присутствию. Тем не менее перевод Сунда­реша Айяра был отменен.

Год за годом маленький Холл оставался центром для преданных и фокусом всех тех почитателей во всем мире, кто не мог физически здесь присутствовать. По­верхностному наблюдателю могло показаться, что про­исходит немногое, но в действительности активность была громадная.

Со временем заведенный порядок жизни изменился мало. С постепенным ослаблением физического состо­яния Бхагавана стало больше шаблона, больше огра­ничений. До тех пор пока не начала сказываться бо­лезненность возраста, не было установленных часов прихода к нему. Шри Бхагаван был доступен все время, днем и ночью. Даже на время сна он не закрывал двери Холла, чтобы каждый, кто в нем нуждался, мог войти. Он сам часто беседовал с группой почитателей далеко за полночь. Некоторые из них, подобно Сундарешу Айяру, были семейными людьми и назавтра их ждала работа, но они обнаруживали, что после ночи, про­веденной со Шри Бхагаваном, не чувствуется устало­сти, вызванной отсутствием сна.

В круге текучей каждодневной жизни Ашрама при­сутствовали порядок и пунктуальность, ибо они состав­ляли часть того принятия условий жизни, которому Шри Бхагаван служил примером и которое предпи­сывал. Поэтому все содержалось чистым, аккуратным и на своем надлежащем месте.

Было время, когда он очень часто вставал в три-четыре часа утра и проводил час-два за чисткой и раз­резанием овощей или приготовлением тарелок из ли­стьев (до того как в Ашраме стали специально вы­ращивать листья банана — класть на них пищу).

Здесь, как и во всем, почитатели собирались вокруг и помогали — ради удовольствия быть рядом с ним. Иногда Шри Бхагаван участвовал и в действительном приготовлении пищи. Он давал предписания не вы­брасывать корки от овощей, а отдавать их скоту. Ничто не должно было тратиться попусту. Однажды он об­наружил, что, несмотря на его инструкции, очистки вы­брасываются, и больше никогда не присоединялся к работам на кухне.

Уже в 1926 году Махарши прекратил выполнять гири-прадакшииу (обход вокруг Горы против часовой стрелки). Собирались слишком большие толпы, чтобы ими можно было управлять — никто не хотел оставать­ся в Ашраме при его отсутствии, но все желали со­провождать Шри Бхагавана. Более того, могли прийти посетители для даршана — егоПрисутствия — не за­стать и возвратиться разочарованными. Махарши не­однократно показывал, что давание даршана было, так сказать, его жизненной задачей и что он должен быть доступен для всех приходящих. Он ссылался на это

Даршан

как на одну из причин того, что остался у подножия Горы, а не возвратился в Скандашрам, который был менее доступен. Шри Бхагаван не только прекратил выполнение прадакшины,но ни по какому поводу во­обще никогда не покидал Ашрама, исключая короткую прогулку утром и вечером. Даже то, что он оставил работу на кухне, вызвано, большей частью, потребно­стью быть доступным всем почитателям, поскольку лишь немногие могли там к нему присоединиться. Когда Махарши настоятельно убеждали предпринять путешествие по святым местам Индии, одной из при­чин отказа было то, что почитатели могли прибыть в Ашрам и не застать его там. И даже в течение своей последней болезни он настаивал до самого конца, что все пришедшие должны иметь даршан.

Можно заполнить целые тома переживаниями преданных, наставлениями и разъяснениями, которые они получили. Однако целью этой книги является не представление исчерпывающего отчета, а скорее об­щей картины жизни и учения Шри Бхагавана.

 

Глава 13
Жизнь со Шри Бхагаваном

Возможно, труднее отчетливо представить себе Бо­жественного Человека в способе его каждодневной жизни, нежели среди чудес и преображений, и для это­го описание установленного порядка жизни в послед­ние годы будет полезным. Происшествия этих лет — не более достопримечательны, чем многие из случив­шихся ранее, так же как и почитатели, о которых идет речь, были не более выдающимися, чем множество ос­тавшихся неупомянутыми.

Уже наступил 1947 год. Пятьдесят лет протекло в Тируваннамалае. Возраст и ухудшение здоровья навя­зали свои ограничения, и к Шри Бхагавану нельзя уже прийти частным образом и в любое время. Он спит на кушетке, где в течение дня дает даршан — блажен­ство своего Присутствия, но теперь уже за закрытыми дверями. В пять часов они открываются, и ранним ут­ром преданные входят неслышно, простираются перед ним и садятся на пол из черного камня, гладкий и блестящий от постоянного на нем сидения, а многие из них — на маленькие циновки, принесенные с собой. Почему Шри Бхагаван, который был так скромен, ко­торый настаивал на равном обращении с беднейшим, позволял падать ниц перед ним? Хотя, как человек, он отказался от всех привилегий, но признавал, что обожествление внешне проявленного Гуру полезно для садханы,для духовного продвижения. Однако этих внешних форм подчинения было недостаточно. Он как-то сказал определенно: «Люди простираются предо мной, но я знаю, кто из них подчинился в сердце сво­ем».

Небольшая группа брахманов, постоянных жителей Ашрама, сидит у изголовья его кушетки и распевает Веды;один или двое других, пришедших из города, что лежит в двух километрах отсюда, присоединяются к ним. В ногах кушетки зажжены палочки фимиама, рас­пространяющие в воздухе свой тонкий аромат. В зим­ние месяцы рядом с кушеткой стоит жаровня с го­рящим древесным углем — трогающее душу напоми­нание о его слабеющей жизненной силе. Иногда он греет над пламенем свои болезненные руки и тонкие, суживающиеся к концам пальцы — те изысканно пре­красные руки — и втирает немного тепла в свои члены. Все сидят тихо, обычно с глазами закрытыми в ме­дитации.

За несколько минут до шести пение Вед прекра­щается. Все поднимаются и стоят, в то время как Шри Бхагаван с усилием встает с кушетки, протягивает руку к посоху, который держит слуга, и медленными ша­гами идет к двери. Его пристальный взгляд направлен вниз, но не из-за слабости или боязни упасть — каждый чувствует, что это врожденная сдержанность. Он по­кидает Холл через северную дверь, со стороны Горы, и медленно движется, опираясь на посох и немного согнувшись, вдоль прохода между столовой и зданием конторы, затем мимо дома для приезжих к ванной, расположенной за коровником — самом дальнем из помещений с восточной стороны Ашрама. Двое слу­жителей идут сзади, коренастые, невысокие, темноко­жие, одетые в белые дхоти,спускающиеся до лодыжек, тогда как Шри Бхагаван высок, строен, золотистого оттенка и покрыт лишь белой набедренной повязкой. Только изредка он поднимает глаза, если подходит ка­кой-то преданный, или чтобы улыбнуться какому-ни­будь ребенку.

Сияние его улыбки описать невозможно. Человек, который мог показаться бесчувственным дельцом, ос­тавит Тируваннамалай с веселой песенкой в сердце по­сле такой улыбки. Одна простая женщина как-то ска­зала: «Я не разбираюсь в философии, но когда он улы­бается мне, то чувствую себя в безопасности, словно ребенок в материнских руках». Я еще ни разу не видел его, когда получил письмо от своей старшей пятилет­ней дочери: «Ты полюбишь Бхагавана. Когда он улы­бается, каждый должен быть таким счастливым».

Завтрак — в семь часов. После него Шри Бхагаван идет на короткую прогулку, а потом возвращается в Холл. За это время Холл подметают и чистят покры­вала на кушетке, часть которых — подарки от почита­телей — богато украшена вышивкой. Все безукоризнен­но чисто и очень старательно сложено, ибо служители знают, как наблюдателен Шри Бхагаван и что на каж­дую маленькую деталь обратит внимание, независимо от того, сделает замечание или нет.

К восьми часам Шри Бхагаван снова в Холле, и почитатели начинают прибывать. К девяти Холл полон. Если вы новоприбывший, то, возможно, почувствуете интимность Холла, свою близость к Учителю, ибо все пространство здесь 40 футов в длину и 15 в ширину *. Холл тянется с востока на запад с дверью в каждой из длинных стен. Северная, обращенная к Горе, выходит на затененную деревьями площадь со столовой, расположенной вдоль ее восточной стороны, садом и бесплатной аптекой для бедняков — с запад­ной. Южная дверь выходит к Храму, а за ним — дорога, со стороны которой прибывают почитатели. Кушетка Шри Бхагавана установлена в северо-восточной части Холла. Рядом с ней расположен вращающийся книж­ный шкаф, с книгами, которые требовались наиболее часто. На шкафу стоят часы, тогда как другие при­креплены к торцевой стене рядом с кушеткой, и все они ходят с большой точностью.

Если Шри Бхагавану для ссылки понадобилась ка­кая-либо книга, то он точно знает, где она стоит, на какой полке, и, вероятно, саму страницу с нужным для обращения местом. Большие книжные шкафы с за­стекленными дверцами стоят вдоль южной стены.

Большинство преданных сидит в главной части Холла, глядя в лицо Шри Бхагавану, то есть повер­нувшись на восток: женщины — прямо перед ним, вдоль северной части Холла, а мужчины — с левой сто­роны. Лишь немногие из них сидят радом с кушеткой — обратившись спинами к южной стене и ближе к Шри Бхагавану, чем другие. Несколько лет назад не­которые женщины имели эту привилегию, но затем, по важной причине, расположение сидящих было из­менено. Согласно индуистской традиции, мужчины и женщины сидят отдельно, и Шри Бхагаван одобряет это, поскольку магнетизм, возникающий между ними, может нарушить более великий магнетизм — духовный.

Снова горят палочки с фимиамом. Кто-то продол­жает сидеть в медитации с закрытыми глазами, но ос­тальные расслабились и просто любуются Шри Бха­гаваном. Один из посетителей поет сочиненные им песни восхваления. Человек, откуда-то возвратившийся в Ашрам, предлагает подношение из фруктов, оставляя у его стоп, а потом находит себе место в ближайших рядах перед ним. Служитель отдает обратно часть предложенного как милость, или прасад,Шри Бхага­вана; что-то может быть отдано детям, вошедшим в Холл, обезьянам, стоящим у окна рядом с кушеткой или показавшимся около двери, павлинам или корове Лакшми, если она наносит визит. Остальное позднее берется для столовой, где поровну делится между пре­данными.

Шри Бхагаван ничего не принимал для себя. В его взгляде — какая-то невыразимая заботливость. Это не только сострадание непосредственным тревогам своих почитателей, но и в целом громадной ноше самсары,человеческой жизни. И тем не менее, несмотря на эту заботливость, черты его лица могут демонстрировать неумолимость человека, который победил и никогда не идет на компромиссы. Этот аспект твердости обыч­но скрыт мягкой порослью седых волос, так как, по традиции, его голова и лицо бреются в день каждого полнолуния. Многие из преданных сожалеют —поросль седины на лице и голове так усиливает Милость и смягчает непреклонность. Но никто не осмеливается сказать ему это.

Лицо Шри Бхагавана подобно лицу воды, всегда переменчивому и в то же время всегда одинаковому. Поразительно, как быстро оно переходит от мягкости к скалоподобной жесткости, от смеха к слезам состра­дания. Так полно живет каждый последующий аспект, что чувствуется не одно человеческое лицо, но лицо всего человечества. Формально он, может быть, и не красив, так как черты лица неправильны, но, тем не менее, самое прекрасное лицо выглядит банальным рядом с его лицом. В нем есть такая реальность, что ее отпечаток глубоко западает в память и живет, когда другие впечатления стираются. Даже те, кто видели Шри Бхагавана лишь короткое время или только на фотографии, вызывают его своим умственным взором более живо, чем хороших знакомых. Действительно, может быть, Любовь, Милость, Мудрость, глубокое по­нимание, невинность ребенка, что сияют с такого изо­бражения, — более хорошая отправная точка для меди­тации, чем любые слова.

Вокруг кушетки, в полуметре от нее, установлены передвижные перила высотой около сорока пяти сан­тиметров. Сначала их введение вызвало небольшой спор. Администрация Ашрама заметила, как Шри Бха­гаван обычно избегал прикосновения и отступал назад, если кто-либо собирался это сделать. Припомнив, кро­ме того, как некий, введенный в заблуждение почи­татель однажды разбил кокосовый орех и захотел вы­разить ему почтение, разливая молоко над его головой, администраторы решили, что подобная изоляция будет лучшим выходом. С другой стороны, многие из пре­данных чувствовали, что установлен какой-то барьер между ними и Шри Бхагаваном. Обсуждения вопроса, одобрил ли он такое нововведение, продолжались пря­мо перед Махарши, но никто не осмелился спросить его об этом. Бхагаван сидел, оставаясь безучастным.

Какие-то почитатели, не вставая со своих мест, бе­седуют со Шри Бхагаваном о себе или своих друзьях, сообщают новости об отсутствующих преданных, за­дают вопросы, касающиеся его учения, чувствуется до­машняя атмосфера, атмосфера огромной семьи. Воз­можно, кто-то имеет какое-то личное дело и идет к кушетке, чтобы поговорить со Шри Бхагаваном впол­голоса или передать ему листок бумаги, на котором оно изложено. Может быть, нужно послушать ответ или достаточно просто проинформировать Шри Бха­гавана, когда есть вера, что все будет хорошо.

Мать приносит грудного младенца, и Шри Бхагаван улыбается ребенку более сердечно, нежели она. Ма­ленькая девочка приносит свою куклу, опускает ниц перед кушеткой, а затем показывает Шри Бхагавану, который берет ее и рассматривает. Молодая обезьянка проскользнула в дверь и пытается схватить банан. Слу­житель преследует ее, чтобы выгнать, но так случилось, что сейчас здесь только один служитель, поэтому обезьянка бежит мимо противоположного конца Холла к другой двери, а Шри Бхагаван настойчиво шепчет ей: «Поспеши! Поспеши! Он скоро вернется». Садху ди­кого вида, со спутанными волосами, в одеянии цвета охры, стоит перед кушеткой с поднятыми руками. Про­цветающий горожанин в европейском костюме бла­гочестиво падает ниц и занимает одно из передних мест, а его компаньон, не уверенный полностью в своей преданности, не простирается совсем.

Группа пандитов сидит около кушетки, переводя ка­кой-то санскритский текст, и время от времени передает его Шри Бхагавану для разъяснения какого-нибудь ме­ста. Малыш, которому еще не исполнилось и трех лет, начинает рассказывать о маленькой Бо Пип *, и Шри Бхагаван принимает это тоже очень милостиво, с оди­наковым интересом. Но книга затрепана, а поэтому он передает ее служителю переплести и вернуть ему завтра аккуратно отремонтированной.

Каждый служитель старателен. Иначе нельзя, по­тому что Шри Бхагаван сам очень наблюдателен, энер­гичен и не пропустит никакой неряшливой работы. Служители чувствуют, что они пользуются особой ми­лостью Шри Бхагавана. Такое же восприятие и у пан­дитов. И у трехлетнего малыша. Человек постепенно ощущает, как глубокая непосредственность отклика за­ставляет преданных, чрезвычайно различающихся по уму и характеру, почувствовать особенную личную бли­зость с Учителем.

Также постепенно воспринимается нечто из мас­терства и тонкости руководства Шри Бхагавана или, скорее, человеческое обращение в его руководстве, по­скольку само руководство невидимо. Каждый является для него открытой книгой. Он бросает проникающий взгляд на этого ученика или другого, чтобы увидеть как совершенствуется его медитация, а подчас глаза Учителя полностью лежат на одном из учеников, пе­редавая прямую силу его Милости. И тем не менее, все это делается как можно незаметнее: взгляд может даже быть боковым, чтобы не привлекать внимание; более пристальный взгляд может быть в промежутках чтения газеты или когда ученик сам сидит с закры­тыми глазами и ничего не подозревает. По всей ве­роятности, это должно защитить от двоякой опасности — ревности других учеников и тщеславия того, кто ока­зался благословлен его взглядом.

Особое внимание часто выказывается новоприбыв­шему, и к этому почитатели уже были приучены. Воз­можно, улыбка будет приветствовать его всякий раз, когда он входит в Холл, и за его медитацией будет наблюдение, поддерживаемое дружественными заме­чаниями. Это может продолжаться несколько дней или недель, или месяцев, пока медитация не зажглась в его сердце или пока он не привязан любовью к Шри Бхагавану. Но человеческая природа такова, что эго также, вероятно, кормится этим вниманием, и ново­прибывший начинает приписывать это внимание пре­восходству над другими преданными, которое воспри­нимает только он и Шри Бхагаван. И тогда на время он не будет замечаться, пока более глубокое понима­ние не вызовет более глубокий отклик. К несчастью, это не всегда происходит; иногда гордость от вооб­ражаемого превосходства контакта со Шри Бхагава­ном остается.

Около восьми тридцати Шри Бхагавану приносят газеты, и если нет каких-либо вопросов, то он откроет некоторые и просмотрит, возможно, сделав замечание о какой-нибудь интересной теме, но так, чтобы оно не могло восприниматься как политическое мнение. Некоторые газеты присылаются непосредственно в Ашрам, а часть направляется лично тем или иным преданным и сначала поступает к Шри Бхагавану — именно ради удовольствия прочесть потом газету, ко­торой он касался. Можно наблюдать, когда приходит такая посланная кем-то газета, потому что он бережно вынимает листы из упаковки и кладет обратно после прочтения — чтобы владелец получил газету в том же виде, в каком она поступила.