Первый известный снимок Махарши 5 страница

Реализация есть не что иное, как буквальное видение Бога. Наша величайшая ошибка в том, что мы думаем о Боге, как действующем символически и аллегорически, а не практически и буквально.

Возьми кусок стекла, распиши цветными рисунками, вставь в диапроектор, включи небольшой свет, и тогда цвета и формы, нарисованные на стекле, воспроизведутся на экране. Если свет не включен, то цвета диапозитива ты не увидишь.

А как образуются цвета? Разложением белого цвета многогранной призмой. То же и с характером человека. Он видим, когда Свет Жизни (Бога) сияет через него, то есть в человеческих действиях. Если человек крепко спит или мертв, то ты не увидишь его характера. Только когда Свет Жизни оживляет этот характер и заставляет действовать тысячей различных способов, отвечая на контакт с многогранным миром, ты можешь ощутить характер человека. Если белый свет не разложился и не воплотился в образы и формы нашего слайда в диапроекторе, то мы никогда не узнаем, что перед этим светом вообще был слайд, так как свет будет свободно сиять насквозь. И в буквальном и в переносном смысле тот белый свет искажается и частично теряет свою чистоту, поскольку должен просиять через цветные образы на стекле.

То же и с обычным человеком. Его ум похож на экран. Туда падает свет, потускневший, изменившийся, потому что человек позволил многогранному миру стать на пути Света (Бога) и разложить его. Он видит только действия Света (Бога) вместо Света (Бога) Самого, и его ум отражает эти следствия как экран — цвета на стекле. Убери призму, и цвета исчезнут, снова поглощенные белым светом, из которого они произошли. Убери цвета со слайда, и свет засияет, свободно проходя насквозь. Убери от нашего зрения мир эффектов, на который мы смотрим, давай исследовать только причину, и мы увидим Свет (Бога).

Учитель медитирует, хотя глаза и уши открыты, так твердо установив свое внимание на „ТОМ, которое видит”, что у него нет ни зрения, ни слуха, ни какого-либо физического сознания вообще, а также и ментального, но только духовное.

Мы должны убрать мир, который вызывает наши сомнения, который омрачает наши умы, и свет Бога ясно засияет от начала и до конца. Что значит убрать мир? Когда, например, вместо видения человека ты смотришь и говоришь: „Это Бог, оживляющий тело”, то есть тело отвечает, более или менее совершенно, указаниям Бога, как и корабль более или менее совершенно отвечает своему рулю.

Что такое грехи? Почему, например, человек слишком много пьет? Потому что он ненавидит идею быть ограниченным — ограниченным неспособностью пить столько, сколько пожелает. Он стремится к свободе в каждом совершаемом грехе. Это стремление к свободе есть первое инстинктивное действие Бога в человеческом уме, так как Бог знает, что он не ограничен. Пьянство не приносит человеку свободу, но тогда человек не знает, что он действительно ищет свободу. Когда же осознает это, то приступает к поиску наилучшего пути ее обретения.

Но человек получает эту свободу, только когда осознаёт, что никогда не был связан. Его „я”, то „Я”, которое чувствует себя ограниченным, является на самом деле неограниченным Духом, Я. „Я” ограничено, ибо я ничего не знаю о том, что я не чувствую одним из присущих мне изначально чувств. Ведь на самом деле Я есмь все это время то, которое чувствует в каждом теле, в каждом уме. Эти тела и умы являются лишь инструментами Я,неограниченного Духа.

Разве Я нуждается в инструментах, являясь самими инструментами, когда цвета радуги являются Белым Светом?!»

Нет нужды говорить, что служба в полиции оказалась не подходящей по духу для Хэмфри. Шри Бхагаван посоветовал ему служить и медитировать в одно и то же время. Несколько лет Хэмфри так и делал, а затем ушел в отставку. Уже будучи католиком и понимая сущностное единодушие всех религий, он не видел необходимости в изменении своих традиций и вернулся в Англию, где поступил в монастырь.

Теософист

Терпимость и доброта Шри Бхагавана часто впечатляли людей. И не просто потому, что он признавал истину всех религий — ведь это мог делать любой человек с духовным пониманием, — но если какая-либо школа, группа или ашрам стремились распространить духовность, он мог проявить уважение к творимому ими добру, как бы далеки ни были их методы от его собственного или от строго ортодоксальных.

Рагхавачариар, правительственный чиновник в Тируваннамалае, посещал Шри Бхагавана лишь время от времени. Он хотел узнать его мнение о Теософском обществе, но, приходя, заставал толпу почитателей и избегал говорить в их присутствии. Однажды он решился задать три вопроса. Вот как Рагхавачариар сам рассказывает об этом:

«Вопросы были такими:

1. Можете ли Вы дать мне несколько минут для частной, личной беседы, при отсутствии всех других посетителей?

2. Я хотел бы узнать Ваше мнение о Теософском обществе, членом которого являюсь.

3. Не будете ли Вы добры дать мне возможность видеть Вашу подлинную форму, если я подготовлен созерцать ее.

Когда я вошел и упал ниц, а затем сел в его Присутствии, здесь была толпа не меньше, чем в тридцать человек, но все вскоре по одному разошлись. Поэтому я остался с Махарши наедине, получив ответ на первый вопрос, не формулируя его. Это поразило меня как знак, заслуживающий внимания.

Затем он сам спросил, была ли книга в моей руке Гитой и являюсь ли я членом Теософского общества, заметив, даже прежде, чем я задал свой вопрос: „Оно делает хорошую работу”. Я ответил на его вопросы утвердительно.

Мой второй вопрос таким образом тоже был предупрежден, и я с нетерпением ждал третьего. Через полчаса я открыл рот и сказал: „Точно как Арджуна желал созерцать форму Шри Кришны и просил даршана (видения его), так и я жажду иметь даршан Вашей истинной формы, если достоин”. Он тогда сидел на пиале (помосте), а позади него, на стене, красками был нарисован портрет Дакшинамурти. Махарши, как обычно, пристально смотрел в безмолвии, и я тоже пристально смотрел в его глаза. Тогда его тело вместе с изображением Дакшинамурти исчезли из моего поля зрения. Передо мной было только пустое пространство, даже без стен. После этого беловатое облако с очертаниями Махарши и Дакшинамурти образовалось перед моими глазами. Постепенно очертания их фигур становились все более четкими. Затем глаза, нос и другие детали стали вырисовываться светоподобными линиями. Они медленно расширялись, пока вся фигура Мудреца и Дакшинамурти не стала огненной, с очень сильным, до невыносимости, светом. Поэтому я закрыл глаза и ожидал несколько минут, а затем увидел его и Дакшинамурти в обычной форме. Я простерся ниц перед Махарши и вышел. В течение месяца после этого я не отваживался близко подходить к нему: так велико было впечатление, которое оказало на меня переживание даршана. Через месяц я поднялся по Горе и увидел Махарши стоящим перед входом в Скандашрам. Я обратился к нему: „Месяц назад я задал Вам вопрос о возможности увидеть Вашу подлинную форму и имел такое переживание”. И здесь я рассказал о переживании даршана,попросив объяснить его смысл. После паузы Махарши ответил: „Вы хотели видеть мою форму, и вы увидели мое исчезновение. Я бесформен. Поэтому то переживание могло быть настоящей истиной. Дальнейшие видения могут соответствовать вашим собственным представлениям, полученным от изучения Бхагавад-Гиты. Но Ганапати Шастри имел сходное переживание, и вы можете посоветоваться с ним”. (Я на самом деле не консультировался с Шастри). После этого Махарши сказал: „Найдите, кто есть,Я’, видящий или мыслящий, и его местообитание”».

Анонимный поклонник

Посетитель пришел в пещеру Вирупакша и хотя оставался только пять дней, но так очевидно имел Милость Шри Бхагавана, что Нарасимхасвами, собиравший материал для биографии Махарши — книги «Само-реализация», на которой базируется большая часть настоящей работы, решил записать его имя и адрес. Вокруг этого посетителя царили приподнятое настроение и безмятежность, а лучистые глаза Шри Бхагавана сияли ему. Каждый день он сочинял на тамили песню в честь Шри Бхагавана, такую восторженную, такую непосредственную, настолько исполненную радости и преданности, что среди всех сочиненных песен эти являются немногими, которые продолжают петь и поныне. Позднее Нарасимхасвами посетил Сатьямангалам, город, названный этим посетителем, чтобы собрать о нем больше подробностей, но там такого человека не знали. Было указано, что его имя означает «Обитель Благословенности» и наводит на мысль, что посетитель мог оказаться эмиссаром некоей скрытой «Обители Благословенности», пришедшим оказать почтение Садгуру этого века.

Одна из его песен приветствует Шри Раману как «Рамана Садгуру».Однажды, когда ее исполняли, Шри Бхагаван сам присоединился к пению. Почитатель, который пел, засмеялся и сказал: «Первый раз я слышу, чтобы кто-нибудь пел хвалу самому себе».

Шри Бхагаван ответил: «Почему надо ограничивать Раману этими шестью футами? Рамана является всеобщим».

Одна из пяти песен так наполнена радостями рассвета и пробуждения, что каждый может прекрасно уверовать в истинный Рассвет того, кто ее сочинил:

Рассвет — это подъем на Гору,
Сладкий Рамана, приди!
Господь Аруначала, приди!

В кустарнике пташка поет,
Возлюбленный Учитель, Рамана, приди!
Господь Знания, приди!

Раковина трубит, звезды потускнели.
Сладкий Рамана, приди!
Господь Бог всех богов, приди!

Петухи поют; птицы щебечут,
Уже время, приди!
Ночь бежала, приди!

Трубы играют, барабаны бьют,
Ярко-золотистый Рамана, приди!
Знание Пробуждения, приди!

Вороны проснулись — наступило утро,
Господь, украшенный змеей 1, приди!
Синегорлый Господь ¹, приди!

Неведенье исчезло, лотосы 2 открыты,
Мудрый Господь Рамана, приди!
Венец Вед,приди!

Незапятнанный качествами, Господь

Освобождения,

Милостивый Рамана, приди!

Господь Мира, приди!

Мудрец и Господь,
Единый с Бытием-Знанием-Блаженством,
Господь, танцующий в радости ¹, приди!

Любовь на вершине Знания,
Превосходящая удовольствие, превосходящая

страдание, приди!

Тишина Счастья, приди!

Глава 11
Животные

Согласно представлениям индуизма (как разъяснено, например, Шанкарачарьей в комментарии на Бхагавад-Гиту,гл. V, шлоки 40 — 44), после смерти тот, кто не растворил иллюзию отдельной личности в осознании тождества с Атманом, переходит на небеса или в ад согласно хорошей или плохой карме или их сводному балансу, накопленному в течение земной жизни. После исчерпания этого времени жатвы он снова возвращается на землю, к высокому или низкому рождению, в соответствии со своей кармой,для того чтобы отработать часть, известную как прарабдха,то есть судьбу, в его земной жизни. В течение этой новой жизни он опять накапливает агами,или новую карму,добавляя ее к своей санчита-карме или тому остатку уже собранной кармы,которая не является прарабдхой.

Обычно считается, что духовное продвижение возможно и карма отрабатывается только в течение человеческого воплощения, однако Шри Бхагаван указал, что и животные в состоянии отрабатывать их карму. В разговоре, цитируемом ниже в этой главе, он говорит: «Мы не знаем, какие души могут занимать эти тела и для завершения какой части их неоконченной кармы они могут искать нашего общества». Шанкарачарья тоже утверждал, что животные могут достичь Освобождения. Кроме того, в одной из Пуран рассказывается, как Мудрец Джада-Бхарата, умирая, был захвачен мимолетной мыслью о своем ручном олене и должен был родиться вновь оленем, чтобы изгнать эту последнюю оставшуюся привязанность.

Шри Бхагаван относил те же соображения и к животным, чья судьба привела их в контакт с ним, как она приводила людей. И животные не менее притягивались к Махарши, чем люди. Уже в Гурумуртаме

С белым павлином

птицы и белки, бывало, строили свои жилища около него. В те дни его преданные считали, что он забыл мир, так как был не привязан к нему, но на самом деле Шри Бхагаван проявлял острую наблюдательность и впоследствии рассказывал о беличьей семье, которая заняла гнездо, брошенное какими-то птицами.

Махарши никогда не ссылался на животное в обычном тамильском стиле как «это», но всегда как «он» или «она». «Мальчикам дали пищу?» — здесь речь шла о собаках Ашрама. «Дайте Лакшми ее рис тотчас», — тут он имел в виду корову Лакшми. В Ашраме было обычным правило, что во время принятия пищи первыми кормили собак, затем — любых приходивших нищих и наконец — преданных. Зная нежелание Шри Бхагавана принимать что-либо, если это нельзя разделить между всеми поровну, я однажды был удивлен, видя, как он во время обычной еды пробует плод манго. И тогда же я нашел причину — только что начался сезон для манго, и Махарши хотел посмотреть, достаточно ли плод созрел, чтобы дать белому павлину, полученному от Махарани из Бароды и ставшему его подопечным. Были также и другие павлины. Он обращался к ним, имитируя их крик, а они приходили и получали земляные орехи, рис, манго. За день до своей физической смерти, когда врачи сказали, что боль должна быть ужасной, Шри Бхагаван услышал пронзительный павлиний крик с неподалеку стоявшего дерева и спросил, получили ли они пищу.

Белки часто запрыгивали через окно на его кушетку, и он всегда держал возле себя небольшую баночку с земляными орехами для них. Иногда он протягивал ее пришедшей белочке и позволял брать самой, а иногда держал орех, в то время как маленькое создание лакомилось из его руки. Однажды, когда, из-за возраста и ревматизма, Махарши уже ходил с помощью посоха, он спускался по ступенькам * с Горы на территорию Ашрама. В это время белка проскакала мимо его ноги, преследуемая собакой. Он крикнул на собаку и бросил посох между ними, однако при этом поскользнулся и сломал ключицу. Но собака была отвлечена, а белка спасена.

Животные чувствовали его Милость. Если люди заботились о диком животном, то оно отвечало своеобразным бойкотом, но, когда попечение исходило от него, этого не было. Скорее казалось, что животные чтят его помощь. Они чувствовали полное отсутствие страха и гнева в нем. Махарши сидел на склоне горы, когда змея проползла по его ногам, а он и не шелохнулся и не выказал никакой тревоги. Почитатель спросил его, что чувствуется, когда по телу ползет змея, и он, смеясь, ответил: «Прохлада и мягкость».

Где бы ни проживал, он никогда не убивал змей. «Мы пришли в их дом и не имеем права беспокоить или мешать им. Они не трогают нас». И змеи не трогали. Однажды его мать сильно испугалась, когда кобра приблизилась к ней. Шри Бхагаван подошел к змее, та повернулась и уползла в расщелину между двумя скалами, а он последовал за ней. Однако проход кончился перед отвесной стеной и, не в состоянии ускользнуть, кобра развернулась, свилась в кольцо и посмотрела на него. Махарши тоже смотрел. Это продолжалось несколько минут, затем кобра распрямилась и, чувствуя, что опасаться нечего, спокойно проползла прочь, почти по его ногам.

Однажды, когда он сидел с несколькими почитателями в Скандашраме, мангуст прыгнул и сел ненадолго к нему на колени. Махарши спросил: «Кто знает, почему он пришел?» — и сам ответил: «Это не мог быть обыкновенный мангуст». Другой случай о далеком от заурядности мангусте рассказал профессор Венкатарамиах в своем дневнике *. Отвечая на вопрос Гранта Дуффа, Шри Бхагаван сказал:

«Это случилось в день Ардра Даршан (праздник почитателей Шивы). Я тогда жил на Горе в Скандашраме. Потоки посетителей устремлялись из города вверх по Горе, и мангуст, необыкновенно большой и золотистого оттенка, а не привычно серого цвета и без обычного черного пятна на хвосте, бесстрашно шел сквозь эти толпы. Люди думали, что он — ручной и его хозяин должен быть где-то в толпе. Мангуст шел прямо к Паланисвами, который в это время купался в ручье у пещеры Вирупакша. Паланисвами погладил это создание и дружески похлопал его. Мангуст проследовал за ним в пещеру, осматривая все углы и уголки в ней, а затем присоединился к толпе, идущей в Скандашрам. Каждый удивлялся его привлекательной внешности и бесстрашию движений. Мангуст подошел ко мне, взобрался на колени и некоторое время отдыхал там. Затем он поднялся выше, осмотрелся и двинулся вниз. Он обошел всю территорию, а я следовал за ним, чтобы ему не навредили невнимательные посетители или же павлины. Два павлина пытливо смотрели на него, но он тихо двигался от места к месту, пока в конце концов не исчез среди скал к юго-востоку от Ашрама».

Однажды ранним утром, перед восходом солнца, Шри Бхагаван резал овощи для кухни Ашрама вместе с двумя его преданными. Один из них, Лакшмана Шарма, привел свою собаку — красивого чисто-белого пса. Тот был в приподнятом настроении и отказался от предложенной ему пищи, Шри Бхагаван сказал: «Вы видите, какую радость он показывает? Это высокая душа, которая приняла внешний вид собаки».

Профессор Венкатарамиах рассказал в своем дневнике о замечательном случае преданности собак Ашрама:

«В это время (т. е. в 1924 году) в Ашраме было четыре собаки. Шри Бхагаван говорил, что они не ели никакую пищу, если он сам не попробовал ее. Один пандит решил проверить это, развернув перед ними обильное „угощение”, но они не прикоснулись к нему. Через некоторое время Шри Бхагаван съел маленький кусочек, собаки мгновенно набросились на пищу и поглотили ее».

Большинство собак Ашрама вело свою родословную от Камалы, которая пришла в Скандашрам щенком. Преданные пытались прогнать ее прочь, опасаясь, что она будет приносить в Ашрам щенят ежегодно, но Камала уходить отказалась. Большое собачье семейство действительно выросло, но всем его членам должно было оказываться равное уважение. По случаю ее первых родов Камалу искупали, раскрасили куркумой, поставили киноварью точку на лоб и дали чистое место в Ашраме, где она оставалась со своими щенками в течение десяти дней. Десятый день ее очищения был отпразднован настоящим пиром. Она была смышленой и услужливой собакой. Шри Бхагаван часто поручал ей провести новоприбывшего вокруг Горы: «Камала, сделай с этим незнакомцем круг». И она подводила посетителя к каждой святыне, водоему и храму вокруг Горы.

Одной из наиболее замечательных собак, хотя и не потомства Камалы, был Чинна Каруппан (Маленький Черныш). Шри Бхагаван сам описал его.

«Чинна Каруппан был чисто-черный, откуда и пошла его кличка. Он представлял особу высоких принципов. Когда мы жили в пещере Вирупакша, нечто черное часто подходило к нам на расстоянии. Мы иногда видели голову пса, украдкой выглядывавшую из-за кустов. Его вайрагъя (бесстрастие) казалась очень сильной. Он ни с кем не общался и на самом деле избегал контактов. Мы уважали такую независимость и вайрагью и обычно оставляли пищу около его места и уходили. Однажды, когда мы поднимались по склону, Каруппан вдруг прыгнул на тропу, шаловливо подбежал ко мне, весело помахивая хвостом. Удивительно, почему он выбрал именно меня из всей группы, чтобы продемонстрировать свою любовь. После этого он остался с нами как один из обитателей Ашрама. Очень сообразительный и работоспособный малый он был, а какая умница! Он утратил всю свою прежнюю отчужденность и стал очень нежным. Это был случай всеобщего братства. Он заводил дружбу с каждым посетителем и обитателем Ашрама, забирался к тому на колени и уютно устраивался там. Его попытки завязать отношения обычно хорошо принимались. Некоторые пытались избежать Каруппана, но он был неутомим в своих усилиях и в последний момент отказа не имел. Однако, если ему приказывали убираться, он повиновался, словно монах, соблюдающий обет послушания. Как-то раз он близко подошел к ортодоксальному брахману, который повторял мантры под деревом, растущим около нашей пещеры. Этот брахман рассматривал собак как нечистых и добросовестно избегал контакта или даже близости с ними. Однако Каруппан, очевидно, понимая и соблюдая только естественный закон равенства (саматвам),настаивал на близости к нему. Из уважения к чувствам брахмана один из обитателей Ашрама поднял свою палку и ударил собаку, хотя и не сильно. Каруппан завыл и убежал, больше никогда не возвращаясь в Ашрам, и никто его потом не видел. Он никогда вновь не подходил к месту, где с ним однажды плохо обошлись, таким чувствительным он был.

Человек, который совершил эту ошибку, очевидно, недооценил принципы этой собаки и ее восприимчивость. И однако предостережение уже было. И таким образом. Паланисвами однажды грубо говорил и вел себя с Чинна Каруппаном. Пришла холодная, дождливая ночь, но все тот же Чинна Каруппан покинул помещение Ашрама и провел целую ночь поодаль от него, на мешке с углем. И вернулся он только на следующее утро. Поведение другой собаки было еще одним предостережением. Несколько лет назад Паланисвами выбранил маленького пса, жившего с нами в Вирупакше, собака побежала прямо вниз к водоему Санкхатиртам, и вскоре там нашли ее мертвое плавающее тело. Паланисвами и всем другим в Ашраме сразу же было сказано, что собаки и другие животные — обитатели Ашрама — имеют разум и свои собственные принципы и с ними нельзя обращаться грубо. Мы не знаем, какие души могут занимать эти тела и для завершения какой части их неоконченной кармы они могут искать нашего общества».

Были также и другие собаки, демонстрировавшие разумность и высокие принципы. Будучи в Скандашраме, Шри Бхагаван обычно стоял рядом с собакой Ашрама во время ее последнего вздоха, телу устраивали приличные похороны, а на могилу устанавливали камень. В последние годы, когда были выстроены здания Ашрама и особенно когда Шри Бхагаван стал менее подвижным, люди все больше относились к этому ритуалу каждый по-своему и все меньше допускали к себе животных-почитателей.

Вплоть до последних нескольких лет обезьяны еще подходили к окну рядом с кушеткой Шри Бхагавана и заглядывали через прутья решетки. Иногда можно было видеть обезьян-матерей с детенышами, прыгающими к решетке, чтобы показать малышей Бхагавану, как это делали человеческие матери. В качестве компромисса служителям разрешалось отгонять их, но сначала нужно было кинуть им банан.

Пока Шри Бхагаван не стал слишком немощен, он ходил на Гору каждое утро после семи и каждый вечер около пяти часов. Как-то вечером, вместо обычной короткой прогулки, он пошел в Скандашрам. Когда он не вернулся к своему времени, одни почитатели пошли за ним на склон горы, другие собрались маленькими группами, обсуждая, куда Бхагаван ушел, что это значит и что теперь делать, а остальные сидели в Холле, ожидая его. Пара обезьян подошла к двери Холла и, забыв свой страх людей, зашла вовнутрь и беспокойно смотрела на пустую кушетку.

После этого случая, за несколько лет до того, как люди утратили Шри Бхагавана на земле, дни обезьян в Ашраме подошли к концу. На площади перед Холлом были сооружены крыши из пальмовых листьев, что затруднило доступ обезьян к нему, а большинство из них было возвращено в джунгли или поймано муниципальными служащими и отправлено в Америку для участия в различных экспериментах *.

С 1900 года, когда Шри Бхагаван впервые пришел жить на Гору, и до 1922 года, когда спустился к Ашраму у ее подножия, он был очень близок с обезьянами, Махарши внимательно следил за ними, с любовью и симпатией, которую джняни (Мудрец) имеет ко всем существам, и с той острой наблюдательностью, что была естественна для него. Он научился понимать их крики, узнал кодексы поведения и систему управления. Он обнаружил, что каждое племя имеет своего царя и признанный район, а если другое племя нарушит границы, то будет война. Но перед началом войны и заключением мира племена обменивались послами. Шри Бхагаван рассказывал посетителям, что обезьяны признавали его своим в их общине и принимали в споры как арбитра.

Кормление обезьянки

«Обезьяны, как правило, бойкотировали того из своей группы, о ком заботились люди, но для меня они делали исключение. К тому же, при недоразумениях и ссорах они приходили ко мне и я мирил их, расталкивая в разные стороны и таким образом прекращая ссору. Однажды старший член их группы избил молодую обезьяну и оставил без помощи около Ашрама. Малыш, хромая, пришел в Ашрам, в пещеру Вирупакша, и с тех пор мы его звали Нонди (Хромой). Когда его группа вернулась пять дней спустя, то увидела, что я забочусь о нем, но все-таки взяла обратно. С той поры они все обычно приходили получить какую-нибудь мелочь, которую можно было сберечь для них в Ашраме, а Нонди садился прямо мне на колени. Он был скрупулезно чистым едоком. Когда перед ним ставили лист-тарелку *, наполненную рисом, он не разбрасывал с нее ни одного зернышка. Если же когда-либо это и случалось, то подбирал и съедал, прежде чем приниматься за содержимое тарелки.

Все-таки он был очень чувствителен. Однажды, по какой-то причине, Нонди выбросил немного пищи, и я отругал его... „Что! Почему ты зря тратишь еду?” Он тотчас же ударил меня по глазу, слегка повредив. В наказание ему не разрешили приходить ко мне и залезать на колени в течение нескольких дней, но малыш раболепствовал, горячо умоляя, и снова вернул свое счастливое место. Это был его второй проступок. А в первом случае я поднес к губам чашку горячего молока, чтобы подуть и остудить ему, но он пришел в раздражение и ударил меня по глазу. Здесь не было серьезного вреда, он сразу вернулся ко мне на колени и так ластился, словно хотел сказать: „Забудь и прости”, — и поэтому был прощен».

Позднее Нонди стал вождем племени. Шри Бхагаван также рассказывал о другом вожде обезьян, который пошел на смелый шаг, объявив вне закона двух буйных самцов из своего племени. После этого племя стало беспокойным, и вождь покинул их, уйдя в джунгли на две недели. После возвращения он послал вызов на поединок недовольным и бунтовщикам, но за время двухнедельного тапаса (лишений) вождь стал таким сильным, что никто не отважился принять его вызов.

Как-то ранним утром сообщили, что какая-то обезьяна лежит, умирая, около Ашрама. Шри Бхагаван пошел посмотреть, и это оказался тот вождь. Его принесли к Ашраму и положили, еще поддерживающего себя, перед Шри Бхагаваном. Два изгнанных самца сидели на ближнем дереве, наблюдая. Шри Бхагаван передвинулся, и умирающая обезьяна инстинктивно укусила его ногу 1. После этого вождь издал последний стон и умер. Обе наблюдавшие обезьяны прыгали вверх и вниз, стеная от горя. Тело похоронили с почестями, даваемыми саннъясину:омовение в молоке, потом в воде, обмазывание священным пеплом; сверху положили новую ткань, оставив лицо незакрытым, и перед ним жгли камфору. Место для могилы было выбрано неподалеку от Ашрама, а на нее положили камень.

Рассказывают об одном странном случае благодарности обезьян. Однажды Шри Бхагаван вместе с группой почитателей шел вокруг Горы и около Пачайамман Койла они почувствовали голод и жажду. Немедленно стая обезьян взобралась на дикие фиговые деревья по обочине дороги и потрясла ветви, усыпав дорогу спелыми плодами, а затем убежала, не съев ни одного из них. И в то же самое время подошла группа женщин с глиняными кувшинами питьевой воды.

Среди всех преданных ему животных самое большое расположение Шри Бхагаван испытывал к корове Лакшми. Молодой телочкой вместе с матерью ее привел в Ашрам в 1926 году некто Аруначала Пиллай из Кумара-Мангалама близ Гудьятхама и подарил Шри Бхагавану. Тот не хотел принимать дар, так как в Ашраме не было жилья для коров. Однако Аруначала Пиллай наотрез отказался взять их обратно, а преданный, Раманатх Дикшитар, предложил последить за ними, и поэтому они остались. Дикшитар смотрел за их нуждами около трех месяцев, а потом оставил в городе у человека, державшего коров. Тот держал Лакшми с матерью около года, а затем однажды пришел на даршан к Шри Бхагавану и привел их с собой. Телочка оказалась непреодолимо стремящейся к Шри Бхагавану, она запомнила дорогу к Ашраму, потому что на следующий день возвратилась одна, и после этого приходила каждое утро и возвращалась в город только вечером. Позднее, уже живя в Ашраме, она все еще приходила к Шри Бхагавану, направляясь прямо к нему, не обращая внимания на кого-либо еще, и Шри Бхагаван всегда имел бананы или какие-нибудь другие лакомства для нее. Длительное время Лакшми подходила к Холлу ежедневно перед обедом, чтобы сопровождать его в столовую, и так пунктуально, что если он был занят чем-нибудь и сидел дольше этого часа, то смотрел на часы, когда она приходила, и обнаруживал, что уже пора.

Она принесла много телят и по крайней мере троих к дню рождения (Джаянти) Бхагавана. Когда в Ашраме был построен каменный коровник, то решили, что в день торжественного открытия первой должна войти в него Лакшми. Однако в нужный момент ее не могли найти — она лежала около Шри Бхагавана и не шевельнулась, пока он тоже не пошел. Таким образом, он вошел первым, а Лакшми — вслед за ним. Не только она была необычайно предана Шри Бхагавану, но Милость и доброта, которые он выказывал

С коровой Лакшми

ей, были совершенно исключительными. В позднейшие годы в Ашраме имелось много коров и быков, но никто из них не вызвал такую привязанность и не извлек такую Милость. Потомки Лакшми и сейчас еще здесь.