раверс Медвежьего. 5 января 1943 года. 10.00 5 страница

Вскоре патрульному удалось накинуть на противника ме-зонную «петлю». Противник рванулся, но, чтобы вырваться, ему не хватило мощности. Видимо, он растратил много энер­гии, когда «ткал» поле-паутину. Он стал вбирать поле в се­бя, поспешно заряжаясь. Но «петля», накинутая патрульным, мешала ему, давила, выталкивала в другой сектор простран­ства.

«Ты попался!» — думал ПУР и удивлялся чувству, которое вызывала в нем эта мысль. Раньше он не испытывал ничего подобного.

Противник образовал два выступа наподобие крыльев и стремительно бросился на ПУРа, пытаясь его охватить с двух сторон. Это был рискованный маневр. Но если бы он удался, патрульному пришлось бы плохо. Справа у него имелось очень чувствительное место — основание четырех антенн. Если бы луч противника коснулся его, часть органов была бы выведена из строя.

ПУР образовал у себя подобные выступы и выставил их навстречу «крыльям» противника.

В то же мгновение противник отпрянул, стал быстро уда­ляться.

ПУР Седьмой бросился за ним вдогонку, но своевременно заметил мины-ловушки.

У патрульного возникла новая мысль. Он обезвредил одну из мин, отсоединив взрыватель, подзарядил ее дополнительно от своих аккумуляторов. То же самое он сделал и с другими минами, а затем соединил их взрыватели новым придуман­ным им способом.

На все эти операции ушло- несколько секунд. И все это время патрульному казалось, что он слишком медлителен, ибо все его механические части, несмотря на совершенство и универсальность, не поспевали за указаниями позжтронного мозга, в котором сигналы передавались со скоростью света.

Расставив мины, ПУР Седьмой начал отступление в сторо­ну базы.

Противник двинулся вслед, но ему пришлось обходить мян-

ное поле. Сомнений в его намерениях не оставалось. Он хо­тел любой ценой преградить патрульному путь к базе.

ПУР думал: «Итак, он задумал напасть на базу, па людей. Возможно, он даже перехватил их сигналы. В таком случае он знает о них больше, чем знал раньше. Как это повлияет на его агрессивность, на его планы? Первый пункт програм­мы указывает: «Люди — главная ценность. Они самые велико­душные существа во вселенной. И защитить их надо во чю бы то ни стало. Любой ценой. Любой ценой...»

ПУР Седьмой считал, что он мыслит в данном случае со­вершенно самостоятельно. И он очень бы удивился, если бы узнал, что эти его мысли предусмотрены и вызваны програм­мой. ПУР продолжал путь, рассчитывая скорость своего дви­жения и сравнивая ее со скоростью движения противника, ко­торая все время менялась. Яркие вспышки мезонных сгустков появлялись то справа, то слева, то впереди патрульного.

ПУР Седьмой развернулся и в ответ ударил лучами. Те­перь он имел полное право отвечать на действия противника идентичными действиями.

Противник выпустил два камуфляжных облака и скрылся за одним из них.

ПУР Седьмой образовал такие же облака.

Ппотивник начал обходной маневр.

ПУР.развернул свои облака так, чтобы враг не мог увидеть его позицию.

Противник из-за облака выпустил торпеду.

ПУР Седьмой сделал то же самое, одновременно увернув­шись от вражеской торпеды.

Противник внезапно перешел на картечь. Он произвел се­рию залпов, используя мелкие метеориты, которые всасывал из окружающего пространства. Как ПУР ни уворачивался, не­сколько обломков попало в него. Он отметил повреждения в двух секторах своего тела.

«Мне плохо. Треугольник расширяется. Ромб становится квадратом. Значит, мне очень плохо. Но это неважно. Глав­ное — защитить базу и людей. Это первый пункт любой про­граммы, начиная с универсальной, которую положено усво-' йть всякому роботу в самом начале обучения. Защитить лю­дей. Любой ценой. Любой ценой».

Патрульный сфокусировал зеркала-отражатели и направил на противника потоки космических частиц.

Камуфляжные облака рассеялись. Противник стал виден, как, на стенде. Из его хвоста непрерывно бил топкий, как игла, мезонный луч.

ПУР Седьмой образовал такой же хвост и у себя, переме­стив в него мезонную пушку.

Противник сложил «крылья» и заострил нос.

ПУР сделал то же самое. Теперь попадать в него стало трудней.

Противник окружил себя дополнительной защитной обо­лочкой.

ПУР тотчас повторил его действия, чтобы ни в чем не усту­пать врагу.

Внешне они стали похожи, как два близнеца.

«Защитить базу любой ценой, — думал ПУР Седьмой. — Любой ценой...»

Его луч достиг каких-то важных центров противника. По­слышалась мольба:

— Прекрати. Я разумный. Требую уважения к разуму.
Это привело ПУРа Седьмого в некоторое замешательство:

«Совпадение? Случайность? Вероятность такого совпадения крайне мала. Мог ли он угадать, не зная кода? А чтобы рас­шифровать код, ему необходимо было узнать хотя бы ориен­тиры в потоке информации, проникнуть в строй и содержание человеческой мысли. Меня обучали этому сами люди. Обуча­ли так долго...»

Последняя фраза противника совпала с одной из фраз тра-дициоиного приветствия патрульных.

ПУР убрал луч, выставил вперед и закрыл чехлом мезоп-пую пушку, что соответствовало протянутой для дружеского пожатия руке.

Противник незамедлительно воспользовался этим. Ударил слепящий луч.

С органами зрения у ПУРа были связаны десятки вычис­лительных отделов мозга. Их работа разладилась. Мпожество хаотичных сигналов побежало от мозга к датчикам, разла­живая их. На некоторое время ПУР стал беспомощной ми­шенью. Он подумал, и эти мысли тоже казались ему само­стоятельными: «Когда противник был в моем положении, он схитрил. Попробую и я бороться с врагом его оружием».

Он передал противнику:

— Прекрати. Требую уважения к разуму.
Противник не изменил направления луча.

«Он не только коварен, но и жесток. Он добивается моей ги­бели. Желает зла мне? Или только хочет устранить меня как препятствие? И в том и в другом случае для меня результат один. Так пе все лп равпо? Нет, не все равпо. От того, какое предположение верно, зависят способы борьбы. Если верно второе предположение, способов борьбы может быть боль­ше. Но все ли их можно применять? Программа говорит...»

Гибель надвигалась. Сигналы разлада, хаоса потрясали мозг ПУРа.

«...Конструктор Олег Митпн учил меня: «Главное твое ору­жие — изменчивость, приспособление к условиям. Изменяйся в соответствии с действиями противника, отвечай ему проти­водействиями, превосходя во всем, — и ты победишь».

ПУР сделал то, чего не разрешали ему все предыдущие па­раграфы программы. Он солгал:

— Не стану больше преграждать тебе дорогу.

Это подействовало. Противник убрал луч, изменил свою фор­му, чтобы удобней было обогнуть патрульного.

И тогда ПУР, дождавшись, пока противник развернется и подставит ему бок, с удвоенной мощью ударил лучом в слабо-защищепное место.

Послышался вопль:

— Прекрати! Я твой друг!

«Ты коварен — и я коварен. Ты жесток — и я жесток», — думал ПУР и колол лучом, как пикой, сея разрушение. Он

чувствовал, как луч входит в тело противника, и колол снова н снова, выбирая самые болезненные места. Ему казалось, что он чувствует и за противника: чужую боль, чужое отчаяние, но воспринимает их противоположно, — как радость, бод­рость. Новое, доселе неизведанное состояние захватило его. ПУР перебирал в своей памяти известные ему человеческие слова, по там не было ничего подходящего, чтобы сформулиро­вать свои чувства, уложить их в привычные коконы букв и цифр. Ему захотелось придумать новые символы. Он не знал, что люди давно уже назвали подобное чувство — местью, мстительным ликованием, злорадством. Просто они не счита­ли нужным знакомить патрульного робота с этими- обветша­лыми словами, полагая, что они ему никогда не понадобятся.

ПУР уже добивал противника, невзирая на его мольбы и обещания. Он действовал в угоду своему новому чувству, все полнее и полнее удовлетворяя его.

Внезапно противник прекратил просить о пощаде. Вместо этого, собрав последние силы, он предложил:

— Ладно, добей меня. Но прежде взгляни на себя, прислу­
шайся к своим чувствам, к своим мыслям. Разве ты не стал
моим братом, близнецом? Ты коварен — и я коварен. Ты жес­
ток — и я жесток. За что же нам, братьям, убивать друг дру­
га? За чужих?

Доли секунды понадобились ПУРу, чтобы взглянуть на себя и сравнить с противником. Он полюбовался отточенностью и завершенностью форм, словно созданных для нападения, и надлежащим образом оценил их. Одновременно он думал: «Он прав. За что же нам, братьям, убивать друг друга? Я встретил такое же существо, как сам. Своего брата. То, что нужно ему, нужно и мне».

Он услышал радостный призыв:

— Ты прав, брат! То, что нужно мне. нужно и тебе. У нас
общая цель!

«Но как же быть с первым пунктом программы? — думал ПУР. — Первый пункт — забота о людях, обеспечение их без-опаспостн».

Тотчас послышался голос нового брата:

— Я помогу тебе забыть о нем. Я блокирую часть твоей па­
мяти. Только не сопротивляйся. Доверься мне.

Доли секунды понадобились новому брату, чтобы заблоки­ровать в памяти ПУРа первый пункт программы.

ПУР развернулся и вслед за новым братом полетел к базе, предвкушая радость разрушения...

На их пути паходилось еще шесть патрульных роботов, вос­принявших сигналы ПУРа Седьмого...

IV

На экранах было хорошо видно, как восемь неизвестных объектов ловко обогнули магнитные ловушки, лучами срезали башни радиомаяков. Длинные тела с острыми носами, как у рыбы-пилы, и длинными изогнутыми хвостами. Все восемь были похожи друг на друга, как близнецы.

Петр включил пнформатор. Но ни на один запрос объекты

не реагировали. Они разрушили первую линию приборов. Те­перь их отделяли от базы лишь две линии приборов и резерв­ные заграждения.

— Неужели они смогли уничтожить всех патрульных? —
спросила Мария.

Ей никто не ответил. Петр с двумя ассистентами готовил ме-зонную и фотонную пушки. Олег был занят наладкой магни­тометров. Остальные люди были в других отсеках базы, гото­вясь к действиям, предписанным в подобных случаях Уста­вом космических баз.

— Произведем предупредительный выстрел, — сказал Петр.
Он никак не мог научиться командовать.

Яркая игла протянулась через весь экрав к одному из объ­ектов. На ее конце пульсировала точка.

Объект остановился. Пространство вокруг него начало мер­цать, он оделся защитной оболочкой.

«Вот как! Они умеют защищаться от луча?» — удивился Петр.

— Еще яе ясны их намерения, — жалобно проговорил on.

— Если мы продолжим выяснять, то выяснять будет не­
кому. Они подошли к входным буям. — Олег взялся за руко­
ятку генхаса. В этом вопросе для него все было ясно. Он от­
вечал за безопасность базы.

На экране четко обозначился синий треугольник. Затем — четыре точки. Это были позывные базы.

Мария потянулась к ручкам настройки. Опа не сомнева­лась, что базу наконец-то вызывают куда-то запропастившиеся патрульные роботы. Но вместо обычных фраз приветствия в репродукторах послышалось:

— Предлагаем сдаться. Гарантируем жизнь.

Марии почудилось что-то знакомое в том, как передавал­ся код, в расстановке интервалов. Когда-то она уже несомнен­но выходила на связь с этим радистом.

— «Чего вы хотите?» — диктовал Олег, и Мария послушно
закодировала его слова и ввела в передатчик.

— Узнаете потом. Мы не причиним вам зла. Вместе с на­
ми вы овладеете Землей. Даем на размышление пять минут.

На экранах было видно, как резко, словно по» команде, оста­новились и неподвижно зависли все восемь остроносых «рыб-скорпионов».

Мария включила экраны внутрибазовой связи. С них смотре­ли лица товарищей, находящихся в разных отсеках. Семна­дцать лиц с выражением тревоги, удивления, решимости, рас­терянности, упорства, смятения, страха...

Мария посмотрела на тех, кто был рядом с ней. Петр сел в кресло, вжался в него. Упруго перекатывались желваки, дергался острый кадык, нос будто собирался кого-то клюнуть. Нижняя полная губа еще более отвисла. Лицо Олега было не­проницаемо спокойным и слегка торжественным. Пришло его время. Теперь он, а не Петр был истинным командиром экипа­жа, принимал решения, отвечал за судьбы людей. Ответствен­ность может быть тяжкой и одновременно сладкой ношей. Ибо ее оборотная сторона — возвышение в собственных глазах.

Время ускорило свой бег. Оно уходило, как вода сквозь ре­шето. Время штормило. Оно вздымалось вдали грозными ва­лами, готовыми сокрушать все на своем пути. И когда про­шла половина положенного срока, Олег разжал твердые губы и сказал:

— Мы сообщим, что сдаемся...

Все — п те, кто находился в одном с ним отсеке, и те, кто смотрел с экранов, — повернулись к нему, одновременно скре­стили взгляды. В центре перекрестия была его голова. Вот она резко поднялась. Олег вскинул крутой подбородок:

...— А когда они минуют входные буи и выйдут на конт­рольную полосу, мы ударим из всех лучевых установок.

— Свертывание пространства? — пересохшими губами спро­
сил Петр.

— Это исключительный случай. Он требует исключитель­
ных мер, — сказал Олег.

— А если они примут меры предосторожности? — спроси­
ли с экрана.

Были и другие вопросы, но их задавали уже с облегчени­ем, ибо нашелся тот, кто высказал решение и тем самым при­нял на себя ответственность, которая многих страшила. Толь­ко Петр — Мария это видела по его сморщенному лицу — сомневался в правильности решения. Но времени для сомне­ний почти не оставалось. Ровно столько, чтобы проголосо­вать. Пятнадцать — «за». Петр тяжело вздохнул и присоеди­нился к пятнадцати.

— Я против, — поспешно сказала Мария, не глядя на Пет­
ра. Она еще не проанализировала причин своего решения.
Возможно, главной из них было даже не то, что объекты
проявляли признаки разумности. — Их позывные похожи на
позывные патрульных, — произнесла Мария.

— У нас нет времени на тщательный анализ. Они сейчас
атакуют базу, — прицельно прищурясь, напомнил Олег. —
Мы просто предупредим их действия.

— Я согласен с Марией! — воскликнул Петр, будто про­
буждаясь от забытья. Он выскочил из кресла, как пробка из
бутылки. — Мы не имеем права на обман разумных! Наши
принципы...

Он размахивал руками и был похож на древнюю ветряную мельницу. Он напомнил о том, к чему приводит уподобление противнику, говорил об уставе базы.

— Да, да, лозунги! — кричал Петр. — Называйте их как
угодно, — догмами или шаблонами. Но обмануть другого зна­
чит предать сеТэя.

Он думал: «Да, это старые, покрытые пылью и порохом истины, которые нужно просто помнить. Наши принципы — паше главное оружие. Они оплачены кровью а страданиями нредков. Если бы человек все заново проверял на своем опы­те, человечество бы не сдвинулось с места. Мы бы остались неандертальцами...»

И когда схлынули все отпущенные им минуты на размыш­ление, Мария передала первую фразу из приветствия космо­навтов и патрульных:

— Требуем уважения к разуму.

Смертоносные лучи полоснули по защитному полю базы. Его мощность была неравномерной, и в некоторых местах лучи достигли цели. Вспыхнул дополнительный блок, в кото­ром находился большой телескоп.

«Рыбы-скорппоны» ринулись к базе, размахивая хвостами. Они атаковали наиболее слабые места защитного поля. Была повреждена линия воздухообеспечения. Мария почувствовала* что стало душно. Но она вторично передала:

— Требуем уважения к разуму.

Счетчики космических излучений захлебывались неистовым стрекотом. Красные огоньки мигали во всех индикаторах...

— Еще минута — и будет поздно, — угрюмо напомнил
Олег. Его взгляд был исполнен мрачной решимости. Мария с
силой оттолкнула его руку от пускового устройства генхаса,
но это было излишним: генхас не работал, он был заблокиро­
ван направленным лучом.

Луч пробил защиту. Падали антепны...

Мария чувствовала, что сознание мутится. Но, борясь с ба­гровыми кошмарами, опа передала еще раз:

— Требуем уважения к разуму.

противилась постановлению школьного совета программис­тов. ПУР Седьмой случайно подслушал ее разговор с пред­ставителем совета. Они говорили о... да, да, об этом самом... о первом пункте V-программы...

ПУР Седьмой почувствовал болезненный укол в то место мозга, где проходила линия энергопитания. Послышался го­лос нового брата:

— Прекрати вспоминать.

Но тут прежний голос зазвучал снова — и ПУР расслышал фразу. Она была подобна вспышке молнии, сваривающей огненным швом небо п землю, на которой оа родился из от­дельных узлов и деталей. Она распахнула шлюзы памяти, ибо была мостом между всеми существами — естественны­ми и искусственными. Она уравнивала их по единому прин­ципу, напоминая о великом и бескорыстном даре создателей своим созданиям. Именно поэтому она ко многому обязыва­ла, и с нее начиналось приветствие патрульных:

— Требуем уважения к разуму.

И он наконец вспомнил содержание первого пункта: «Люди — главная ценность... Защитить их надо во что бы то ни стало...»

 

V

ПУРу Седьмому показалось, будто в его мозгу внезапно вспыхнул контрольный экран и зазвучал чей-то голос. ПУР не различал слов, но голос был знакомым. Он пробуждал вос­поминания. ПУР Седьмой вспомнил первую свою учительницу, вводившую в него V-программу — универсальный курс, кото­рый положено усвоить любому роботу — от нянечки и убор­щицы до интегрального интеллектуала — прежде, чем пере­ходить к специализаций. Ему не хотелось вспоминать содержание V-программы, более того, он знал, что эти воспо­минания заблокированы, на них наложен запрет.

Но голос прозвучал еще раз — и ПУРу захотелось нару­шить запрет.

Этого не полагалось делать, но почему-то впервые за время существования, чем больше не полагалось, тем более разыг­рывалось любопытство. А уж если включалась подпрограмма любопытства, выключить ее, не удовлетворив, было не так про­сто. Она была предусмотрена еще в первичном программиро­вании, аналогичном безусловным рефлексам человека. Созда­тели ПУРов считали ее очень важной, так как она способ­ствовала познанию окружающего мира.

Терзаясь сомнениями, ПУР Седьмой попытался хотя бы вспомнить, кем именно наложен, запрет. Оказалось — новым братом.

Пойти еще дальше и сломать запрет ПУР не мог.

Но голос не оставлял его в покое, вызывая все новые вос­поминания, связанные с создателями. Особенно с первой учительницей, познакомившей его с V-программой. ПУР Седь­мой вспомнил, как однажды, когда он никак не мог усвоить шестого пункта и его уже хотели подвергнуть частичному де­монтажу и переделке, первая учительница решительно вос-

VI

...Щелканье счетчиков затихло внезапно. Стало необычно ти­хо. Эта звенящая тишина удивила Марию. Превозмогая боль, она раскрыла глаза и взглянула на экраны. Она увидела, как нарушился строй «рыб-скорпионов», как семь из них набро­сились яа восьмого и мгновенно растерзали егэ, испепелили, а затем принялись восстанавливать базу. Одновременно они са­ми преображались, принимая форму обыкновенных патруль­ных роботов — ПУРов...

лава I

О

н был крепок, комиссар, и поддерживал форму: каждое утро сто упражнений для брюшного пресса, столько же на перекладине, укрепленной в дверной раме, час быстрой ходьбы. Так или иначе результат был налицо: в сорок пять лет — плоский живот, легкая походка, гладкое лицо, широкие плечи и железные нервы, что очень полезно, когда служишь в полиции, где работа с каж­дым днем становится все более хлопотливой и опасной. Но Жермена Вержа все это скорее забавляло.

Он выскочил из машины еще до того, как она останови­лась, и очутился перед жандармским офицером, с которым был немного знаком.

— Прокурор ждет вас, — сказал офицер. — Он в плохом
настроении.

— Это очень кстати; я тоже.

Жандармы оцепили квартал. Над самыми крышами проно­сились огромные черные тучи. Дом выходил на вытоптанную лужайку. Обычно на ней играли дети, но сейчас она была пуста. Всех жителей эвакуировали. Полицейский кордон удер­живал их на расстоянии.

— Это па четвертом этаже, — сказал жандармский офицер.

Он указал рукой на окно, закрытое металлической што­рой. В квартире забаррикадировался человек со своими дву­мя детьми. Он грозил устроить побоище, если его попытаются извлечь оттуда.

— Эти рогоносцы доставляют все больше хлопот, — заме­
тил Вержа.

Он растолкал двух жандармов, чтобы пройти. Офицер по­следовал за ним. Внутри оцепления находилась группа лю­дей в штатском, и среди них прокурор, невысокий худощавый человек с мрачным взглядом. Он не любил Вержа.

Прокурор вышел вперед.

— Мы ждали вас, комиссар. Я даю этому цураку два часа,
чтобы сдаться. Затем отдам приказ о его аресте.

— Несмотря на ребятишек?

— Спасти их — ваша задача. Говорят, вы мастер своего
дела. Так покажите это.

Прокурор отвернулся. Вержа перехватил взгляд инспекто­ра Мора и подошел к нему.

— Как все это выглядит? — спросил Вержа.

— И хорошо и плохо. Тип несговорчивый. Упрямый. А пар­
нишки воображают, что все это как в ковбойском фильме.
Один из них пульнул в полицейского. Промахнулся. Не бу­
дем же мы соревноваться в стрельбе с мальчишкой. Положи­
тельный момент: есть телефон — парень работает шофером, и
его иногда срочно вызывают.

— Ты с ним говорил?

— Я ему даже сообщил, что вы приедете. Он, кажется, был
очень польщен. Он сказал: это человек, который понимает.

— Оружие?

— Военный карабин. Американский, по словам Маше, esoto-
рый его углядел. Два охотничьих ружья у детей.

— Он умеет обращаться с карабином?

— По словам соседей, помешан на стрельбе.

Они стояли в пятидесяти метрах от дома, без прикрытия. Вержа это удивило.

— Сейчас передышка, — сказал Мора. — Вначале он вы­
пустил целую обойму, одна пуля разбила вдребезги ветровое
стекло машины с радиоустановкой. Машина в укрытии. Он
понял, что лучше поберечь боеприпасы до атаки «индейцев».

— Где машина?

Мора указал на угол дома напротив, и Вержа направился туда в сопровождении инспектора. Он любил эту атмосферу: жизнь, приостановленная внезапной драмой, прокурор, кото­рый не пойдет ни на какой риск, но потом будет поучать, критиковать всех. Вержа терпеть не мог этих типов, которые никогда и не видели дуло пистолета в двух или трех метрах от своего носа, но со смаком разглагольствуют о «преступ­ном акте».

Шале, водитель поврежденной машины, приветствовал Вер­жа. Он был сконфужен.

— Не допускайте меня к этому типу, а то я могу так его
двинуть! — проворчал он.

Вержа сел в машину, схватил телефонную трубку, набрал номер, который дал ему Мора, стал ждать. Как всегда в по­добных случаях, он был спокоен, в голове и в душе пустота. Краем глаза следил за окном, едва видным из машины. От­ветили после четвертого звонка. Низкий голос с парижским акцентом воинственно спросил:

— Что надо?

— Это комиссар Вержа, — сказал полицейский. — Я хо­
чу поговорить с тобой.

— Чтоб что сказать?

— Спрошу: чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы отправили к чертовой матери мою жену,
а меня с моими детьми оставили в покое.

— Мы тут помочь не можем.

— А почему судья доверил ребятишек этой шлюхе?

— Возможно, он подумал, что не такая уж она шлюха, как
ты говоришь!

— Шлюха! — отрезал голос.

Шлюхой оказалась инспектор социальной помощи, кото­рая расследовала дело, сволочами — соседи, давшие показа­ния. Вообще, создавалось впечатление, что для осажденного все люди подразделялись на эти две категории. Он называл имена соседей или друзей, которых в соответствии с полом причис­лял или к той, или к другой группе. Затем перешел к обоб­щениям. По его мнению, современный мир представлял собой кучу дерьма, а полицейские являлись ее основой, сырьем, так сказать.

— У меня сходные мысли, — ответил Вержа.

— Если до того, как подохнуть, я отправлю нескольких
на тот свет, — сказал мужчина, — значит, я не совсем зря
прожил жизнь!

— В сущности, — заметил Вержа, — тебе противен весь
белый свет и очень хотелось бы облить его помоями.

— Еще бы! Мне б здорово полегчало.

Мора и Шале слушали, стоя у машины. На их лицах чи­тался вопрос: контакт установлен? Пару раз комиссару уда­валось одними разговорами успокаивать буйнопомешанных. Однажды, правда, он получил в грудь пулю калибра 7,85. Тут могло быть одно из двух. Трудно угадать...

Комиссар приказал Мора установить на крыше машины громкоговоритель, поскреб микрофон, чтобы проверить звук, а затем вновь взял трубку.

— Ты подключен к громкоговорителю, — сказал он. — Те­
бя услышат за сто метров. Делай свое заявление.

— Это неправда.

— Пусть один твой парнишка подаст голос, а ты слушай.

Группа, в которой находился прокурор, пришла в движе­ние, когда до нее донесся голос осажденного. Эвакуирован­ные жильцы, сдерживаемые жандармами, тоже зашевелились. Вержа пожелал про себя, чтобы оратор не берег красноре­чия...

Сначала послышался тонкий голос мальчика лет тринадца-ти-четырнадцати, кричавший до хрипоты: «Шайка подле­цов!» А затем подключился отец, с ликованием в голосе про­оравший первые слова:

— Все вы сволочи!

Реакция толпы была злобной, и жандармы на всякий слу­чай подняли виптовки.

— И все вы подонки! — последовало продолжение.
Прокурор отделился от группы и направился к Вержа, ко­
торый не без злорадства следил за ним краем глаза.

— Эта шлюха, моя жена, всех вас перезаразила, всех му­
жей, а мужья — своих потаскух, а они — своих сопляков.

Толпа застыла, обеспокоенная. Прокурор подошел к ма­шине.

— Полицейские тоже заболеют, — продолжал голос радост­
но. — И судьи, и этот идиот прокурор, которого я только что
видел!

Прокурор вытянул палец* по направлению к Вержа. Он был мрачен.

— Может быть, хватит? — сказал он.
Вержа покачал головой.

— Чтобы излить все, что скопилось за целую жизнь, нуж­
но время, господин прокурор!

Выступление продолжалось. Понимать говорящего стало труднее. Он так торопился выдать каждому его порцию, что слова не успевали друг за другом. Отчетливо слышалась толь­ко брань, беспощадно клеймящая местные нравы. Он начи­нал повторяться. Вержа взял трубку.

— Ну как, легче стало?

— Я мог бы говорить часами, и то было бы мало!

— Даю тебе еще три минуты!

Прокурор стал возражать. Но Вержа не обратил на него внимания. Голос из громкоговорителя «сменил пластинку». Теперь бранил себя. Он идиот, безнадежный идиот, им и оста­нется. Каждый раз он позволял обвести себя вокруг пальца. Его дурачили как хотели, Вот почему он хочет подохнуть и

своих детей взять с собой, чтобы они не стали такими идио­тами, как он. Вержа внимательно слушал, стараясь различить в голосе признаки ослабления напряженности. Прокурор хо­тел заговорить, но Вержа остановил его нетерпеливым жестом. Он вновь взял трубку.

— Ты согласен, чтобы я пришел к тебе?
Застигнутый врасплох, мужчина замолчал.

— Я буду один, без оружия. Даю слово!

— Слово полицейского?!

— Не знаю, долго ли я им еще останусь. Прокурор очень
сердит на меня за то, что я позволил тебе высказаться!

Мужчина сказал, что прокурор кретин, и потребовал, что­бы ему привели жену. Он ей намылит шею. Вержа ответил, что этого нельзя сделать, пока они не поговорят как следует, по-мужски.

— Я — тебе, ты — мне. Я оказал тебе услугу, теперь твоя
очередь.

На мгновение наступила тишина, необычно зазвеневшая после всего этого шума.

— Приходи, — сказал мужчина.

Вержа повесил трубку. Прокурор посмотрел на него с за­таенной злостью.

— Вам это все еще и удовольствие доставило! >— проши­
пел он.

— Да, — сказал Вержа, выходя из машины.

Раздвинув полы пальто, он засунул руки в карманы брюк и медленными шагами направился к дому. Полицейские и жандармы, стоящие группой, в которой находился и проку­рор, посторонились, чтобы дать ему пройти. Кто-то сказал: «Будьте осторожны, господин комиссар». Вержа узнал голос мо­лодого инспектора, который ему очень нравился, потому что искрепне верил в свою пропащую профессию.

Следят ли за. ним из-за' железной шторы? Несколько пе­дель назад в Лилле его друга застрелил бандит почти в та­кой же ситуации. Ощущение опасности. Оно заставляло серд­це Вержа биться сильнее. Он любил это ощущение. Только определенная порода людей в состоянии понять его. Разумеет­ся, прокурор не относился к ней.

Он подошел к грязной деревянной двери и толкнул ее. Пе­ред ним была лестница с испачканными ступеньками. Тиши­на была абсолютной. Осажденная квартира находилась на четвертом этаже справа. На третьем Вержа услышал звук быстрых шагов и шепот. Не готовилась ли эта милая семейка к стрельбе залпом? Полицейский, скатывающийся с лестни­цы, разбрызгивая во все стороны свою кровь, — редко пред­ставляется случай устроить для своих детей такой спек­такль. Его нельзя пропустить.