раверс Медвежьего. 5 января 1943 года. 10.00 4 страница

По аккуратной набережной вдоль ухоженных домов под чере­пичными крышами слонялась разноязыкая, пестрая толпа моря­ков — военных и штатских. А над крышами высились черные молчаливые горы, прикрытые шапками снега.

Моторный ботик с «Ванцетти» ткнулся в причал. Из него вы­бралась первая партия отпущенных на берег. Боцман повел но­сом, воскликнул:

— Чую запах жареной трески. Курс по ветру Кто за мной?

Сергей Зимин был ошарашен. Он застыл у внгрины первого же продовольственного магазина. Такого в жизни он давно не видел... Вот все бы купить, набить посылку и отправить маме в Ленинград. Но тут же тяжело вздохнул. Неосуществимое жела­ние: какая же посылка дойдет отсюда через океан > Как перебе­рется через кольцо блокады? Он стоял у витрины, опираясь об угол стены. Отвык парень от земной' тверди. Тротуар под ним раскачивало, словно палубу, голова кружилась. И вдруг неожи­данный, крепчайший хлопок по плечу едва не свалил его. Обер­нулся, думал, кто-то из своих. А рядом стоял здоровенный дети­на в толстом свитере и плаще нараспашку. Дешпа улыбался доброжелательно.

— Русский? «Ванцетти»?

Зимин растерянно оглянулся. Увидел неподалеку своих, под­жидавших боцмана, который добывал пачки сигарет из автома­та. Кивнул в их сторону:

— Мы все с «Ванцетти»!

— Ура, «Ванцетти»! Субмарина — пуф! — заорал на всю на*
бережную детина.

Матросов окружили рыбаки. Вскоре все очутились в ближай­шем кабачке за литровыми кружками пива. Боцман популярно, на пальцах, показывал, как произошел бой и как он лично дей­ствовал. Потом появился возле столика канадскии матрос, кото­рый представился:

— Джордж Стецько.

— Эмигрант? — в лоб спросил трезвый в отличие от всей
компании Зимин. Ему по молодости лет была выдана жестяная
банка с апельсиновым соком.

— Який я эмигрант? Це мий батько був эмигрантом. Да не
хвилюйся. Не в революцию тикав, значно ранише. И не з России,
а з Пряшевщины Вид злыднив тикав до Юэсей, а потим в Ка­
наду.

Сергей, в общем, понял, что парень свой, вот только кто такие злыдни, не понял, белые, что ли?

— Ну це коли ничего не мае в кишени, — хлопнул себя по

карману канадец. — Ниц нема в хати, — призвал на помощь еще и польские слова, — оце злидни.

— Значит, из бедняков, — успокоился Сергей. — Будете пере­
водить?

— А як же! В мисцевий газети вже прописано про вас, але
коротко.

С помощью Джорджа Стецько разговор пошел куда оживлен­нее, и вскоре вся пивная перекочевала к столику.

Больше никуда не пошли в этот день матросы с «Ванцетти». Сергею с большим трудом удалось оторвать их от застолья на ботик «без пяти минут отход».

Джордж Стецько с пирса кричал вслед:

— До побачения у Галифакси! Мы разом пидемо! Двадцать
шостого, о десятий години ранку-у-у!

Развеселый боцман хлопал по плечу Сергея.

— Слыхал? Черт-те откуда вся Исландия знает про нас. Как
у нас на селе — в одном конце чихнешь, в другом «будь здо­
ров» говорят.

Вахта из чувства солидарности поспешно рассовала разомлев­ших матросов по каютам. Лишь неугомонный боцман пошел по­смотреть, «как там брашпиль». Когда он довольно успешно в сопровождении Сергея преодолевал участок палубы от трапа до якорной лебедки, рупор рявкнул:

— Боцман, на мостик!

— Ну хорош, — беззлобно протянул капитан, когда к нему
поднялся боцман.

— Угощение в честь нашей победы.

— Сами, что ли, разболтали?

— Нет, весь порт знает.

— Откуда? — изумился Веронд.

— Порт все знает. И что мы с караваном двадцать шестого
ровно в десять выходим, тоже знает.

— Марш отсыпаться, — нахмурился Веронд. — Учти, опохме-
лу не будет.

— А мне и не надо, — ухмыльнулся боцман и съехал по трапу.

Не столько развеселое настроение вернувшихся с берега обес­покоило капитана, он был готов к такой «разрядке». Поразило сообщение о точной дате выхода каравана, которую он, капитан, еще не знал по причине секретности!

За кормой раздался стук моторки.

— Капитан! — заорал на весь рейд рупор. — Конференция
завтра в десять, в офицерской столовой базы.

И об этом по инструкции положено было сообщать лично. В Архангельске и Мурманске инструкции военного времени вы­полнялись безоговорочно, и то немцы какими-то путями узнавали иногда о времени выхода караванов и даже одиночных судов, а здесь...

Наутро подошел тот же катер. В нем уже сидели капитаны других судов. Без спешки обошли еще несколько пароходов. Выгрузились и толпой, по деревянной лестнице поднялись на горку к длинному бараку. Отсюда весь рейд как на ладони. Спо­койно стоят, дымят пароходы. «Тесно, как на сингапурском рей­де», — всплыло воспоминание о последнем предвоенном рейсе...

Подошел капитан третьего ранга Пантелеев из советского

отдела перевозок в Рейкьявике. Они были уже знакомы. В то время _как команда отдыхала на берегу, Веронд вместе с пред­ставителями английских и американских военно-морских властей подробно разбирал встречу и бой с подводной лодкой. Эксперты пришли к выводу, что лодка была безусловно потоплена и по­тому дальше не могла преследовать пароход. С ходом в пять-шесть узлов от подлодки, даже поврежденной, уйти было невоз­можно.

— Пока не заходите в зал, — попросил Пантелеев Веронда. —
Пусть все рассядутся.

— Это по какому случаю?

— Я тоже задал этот вопрос коммодору конвоя, но ответа не
получил. Он лично просил вас войти последним. Придется под­
чиниться. Хозяева здесь не мы.

— Лучше бы хозяева держали втайне время выхода, — про­
ворчал Веронд. — Боцман вчера все в кабаке узнал. К чему
теперь конференция, не понимаю. Что, в- Исландии нет ни одного
разведчика?

— Если бы. Двоих недавно за работой на рации взяли. Но что
делать... Война здесь проходит транзитом. Никого особенно не
задевает, рыбаки продолжают селедку и треску брать. Отсюда
и беспечность.

— Но у нас и в Англии дело иначе поставлено!

— Это лишь подтверждает мои слова. С английского берега
в ясный день можно «атлантический вал» увидеть. На Англию
падают бомбы. А здесь воздушной тревоги не знают. Я вас
прошу: предпринимайте любые меры, но не отставайте от конвоя.
Немцы в первую очередь атакуют суда, вышедшие из ордера.
Волчья стая и действует по-волчьи: нападает на отставших.

Как только Веронд перешагнул порог, раздалась команда всем встать. Коммодор конвоя, американский контр-адмирал, торже­ственно произнес:

— Господа! Я попросил вас подняться с мест для того, чтобы
приветствовать героического капитана русского транспорта и
поздравить его с победой над немецкой субмариной. Этот факт
исследован и подтвержден авторитетной комиссией. Кроме того,
по данным английского адмиралтейства, штаб Деница с 20 янва­
ря считает лодку U-553 пропавшей без вести, как исчерпавшую
срок автономности. Лодка исчезла в Северной Атлантике. Мы ее
не топили. Это мог сделать только русский пароход. Еще раз
поздравляю. Считаю для себя честью, что «Ванцетти» будет идти
в моем конвое. Как все моряки, я немного суеверен и думаю,
что присутствие в ордере героического парохода принесет удачу.
Прошу сесть. Приступим к делу.

Наконец и капитаны узнали время выхода. Затем "была объяв­лена скорость каравана: восемь узлов.

— Капитан, вас удовлетворяет такая скорость? — обратился
адмирал к Веронду.

Как неловко и трудно после всех лестных слов сознаваться:

— Нет... Максимум, на что способно судно — семь узлов.
Приветливая улыбка сменилась гримасой зубной боли. Адмирал

стал совещаться с коллегами, потом сообщил, но уже без подъема:

— Я не отступаю от своих слов. Вы пойдете с нами. Я решил
снизить скорость до семи узлов.

За спиной послышался шумок недовольства. Понятно, всем желательно проскочить скорее проклятую Атлантику, а вместо этого сбавляй скорость. Но открыто никто возражать не стал. Пусть недовольное, но все же согласие капитанов увеличить сте­пень риска ради «Ванцеттп» взволновало Веронда больше, чем комплименты коммодора. Веронд встал, повернулся так, чтобы обращаться не только к командованию конвоем, но и ко всему залу:

— Я глубоко благодарен вам всем, господа. Я понимаю цену
вашего согласия. Обязательно сообщу о вашей жертве команде.
Это даст моим людям новый заряд бодрости и уверенности.
Вижу в этом прекрасный пример исполнения союзнического
долга.

По окончании конференции Пантелеев от души пожал руку Веронда.

— Рад за вас. Как все прекрасно получилось!

— Теоретически — да, но практически... Я не смогу долго
выдержать эти семь узлов. А отстать — это, поверьте, куда труд­
нее, чем с самого начала идти в одиночку.

— Но я надеюсь, что коммодор не оставит вас в одиноче­
стве. Кораблей охранения достаточно, выделит что-нибудь на
вашу долю...

— Да-а, — протянул Веронд. — Не посчитайте за резкость, но
вашими устами, как говорится, мед пить.

Некоторое время шли молча. Капитан третьего ранга Панте­леев уже полтора года сидел в Рейкьявике, знал судьбы всех конвоев, всех судов, понимал, что Веронд, пожалуй, прав. Сколь­ко раз уже было так: английское или американское судно еще на плаву, еще может двигаться вперед, а команда уже переби­рается на корабль охранения, и тот топит раненое судно, чтобы не досталось врагу. Но язык не поворачивался говорить об этом. Суховато сказал совсем иное:

— Мне не нравится ваше настроение. Вам нужен, как говорят
американцы, допинг.

Веронд как-то странно посмотрел на Пантелеева, медленно произнес:

— Допинга не надо. Он мне уже выдан двадцать второго июня
сорок первого года. Меня тревожит другое. Знаете ли вы, что,
когда мы пришли сюда, из машинной команды никто, понимаете,
никто не сошел на берег, к которому так стремились. Люди
спали. Людей сломила усталость. И теперь, как подумаю, что
им придется вынести, чтобы держать эти несчастные семь узлов
и не угробить машину... Мы ведь никогда не оставим пароход.
Будем бороться за живучесть до конца...

1975 год. Сентябрь

На рейде Холмска гудки. В последний, короткий рейс уходил лесовоз «Ванцетти». Во Владивостоке он бросил якорь на за­дворках порта, \там, где стоят отслужившие пароходы. Но, преж­де чем упали мачты, исчезла высокая черная труба, прежде чем

 

сам он переплавился в металл, из которого потом построят но­вый корабль, а может быть, сделают рельсы, со стены рубки сняли и отправили в музей мемориальную доску:

«В период Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков и японских империалистов экипаж парохода «Ванцет-ти» отлично выполнял оперативные задания по перевозке войск, военной техники и стратегических материалов для фронтов на­шей Родины.

Огнем судовой артиллерии моряки успешно отразили две атаки вражеской подводной лодки и в результате боя потопили ее.

Слава морякам парохода «Ванцетти», проявившим доблесть, мужество и геройство в борьбе за свободу и независимость на­шей социалистической Отчизны».

Пароход пережил своего капитана на долгих четырнадцать лет...

Игорь РОСОХОВАТСКИЙ

ГЛАВНОЕОРУЖИЕ

Фантастичеснии рассказ

I

 

П

УРу Седьмому неизвестный объект вначале показал­ся кометой. Он вылетел откуда-то из-за роя астероидов, вращающихся по причудливым орбитам вокруг Юпите­ра, и направился к базе. ПУР Седьмой изменил курс своего обычного патруль­ного облета базы и пошел на сближение с объектом. Объект повернул влево. Изменение его курса составило все­го лишь один и две десятые градуса.

Однако ПУР Седьмой мгновенно подсчитал гравитационное возмущение, массу объекта, его скорость и определил, что из­менение курса нельзя объяснить притяжением Юпитера. При­чина отклонения находилась в самом объекте: то ли это были какие-то происходящие в нем процессы, например, реакция вещества на изменения среды; то ли направленная воля. Воз­можно, он уклонялся от встречи.

ПУР Седьмой поступил так, как поступил бы на его месте любой другой ПУР. — патрульный универсальный робот: он известил базу о появлении объекта. Сообщение он передал обычным кодом. Одновременно выдвинул несколько антенн, сфокусировал инфравизоры, готовясь, как только база разре­шит, начать глубинное исследование объекта.

В кристаллическом мозгу ПУРа Седьмого журчал хроно­метр, отсчитывающий миллисекунды. Их минуло уже много, но ответа с базы не было. «Люди мудры, но медлительны, — думал ПУР. — Они великодушные медлительные хозяева...»

Патрульный снова включил передатчик и затребовал конт­рольный отзыв...

Отзыва не было. База молчала.

«Такого еще не случалось, — думал ПУР Седьмой. — О чем это свидетельствует? Люди могут медлить. Но ошибаться они не могут. Это исключено. Значит...»

Сиреневые сполохи играли на поверхности объекта, завива­лись в облака...

II

— Мария, — сказал Олег, притрагиваясь к ее руке. Выра­
жение его глаз было жалким и упрямым одновременно. —
Ничего у мепя не выйдет...

Опа не смотрела на него. Даже не убрала прядь волос, сви­сающую со лба. Он ждал, что сейчас из-за этой пряди, словно из-за кустов, блеснет серый холодный глаз. Но Мария не по­дымала ресниц — длинных, прямых, жестких. Она и так, не глядя, знала, какое у него сейчас лицо. За год совместной ра­боты на спутнике-базе можно узнать человека лучше, чем за тридцать лет жизни на Земле.

— Да, ты не изменился, — сказала она. — И не надо.
Не подражай программе, которую ты изобрел для своих
роботов.

—- Но сколько же это будет длиться?..

Она молчала. Лучше не давать повода для разговора. Ста­рая песня. Надоевшая песня. Ненужная песня.

Мария потянулась к дверце термостата. Щелкнул замок. Она вынула пробирку с жидкостью. Посмотрела на свет, прежде чем вставить в автомикроскоп. Жидкость помутнела, приобрела розоватую окраску.

— Штамм мутировал, — сказала она. — Космос заставил
его измениться.

Она говорила «без подтекста», но Олег сам вообразил его.

— Советуешь и мне облучиться? Измениться через ДНК?
Стать таким, как нужно тебе?

Она тряхнула головой. Золотистая прядь взметнулась у виска. Мария повернулась к Олегу, в ее глазах сверкал си­зый лед.

— Неужели ты не можешь понять? Ты, признанный гений,
изобретатель Главного оружия, конструктор патрульных ро­
ботов? Жаль только...

Он попытался придать своему лицу насмешливое выраже­ние, и Мария закончила резче, чем намеревалась:...— что ты не понимаешь людей.

— Возможно, — подозрительно быстро согласился Олег. -~
А как бы ты посоветовала научиться понимать их?

Она по-своему истолковала его ответ и поспешила защи­титься:

— Об этом нам твердят в школе, когда советуют больше
интересоваться художественной литературой...

Он пожал худыми, острыми, сильными плечами:

— Но я читаю достаточно. Не только по математике ц ки­
бернетике. Ты знаешь...

— Ну да, как же, по биологии, — подхватила она. —
По анатомии и физиологии человека...

Он принял вызов. Не ожидая приглашения, сел, закинул ногу за ногу. Сплел до хруста пальцы и обхватил ими колено.

— Верно, — сказал он. — По биологии. По философии. Там
есть основа всего, о чем толкует художественная литература.

Он сказал «толкует», хотя мог бы догадаться, что этого она ему не простит.

— Образы тигров и характеры змей. Это ты хотел сказать?

— Там есть все, из чего можно составить и образы, и ха­
рактеры, и варианты поведения людей. Элементарных блоков
и механизмов не так уж много, пожалуй, даже меньше, чем
букв в языке.

— Если тебя интересуют только буквы, ты никогда не на­
учишься говорить и понимать то, что говорят тебе, — ответи­
ла она.

— Например, я знаю, что главное твое качество — упрям­
ство. Но разве мне обязательно знать все его проявления?

— Наконец-то договорились, — обрадовалась она.

Но он не уходил, и его взгляд был достаточно красноречив.

— Я устала, — сказала Мария. — Почему ты хоть этого не
поймешь? Почему вы все этого не поймете? Да, мне правятся
иные люди, такие, как Петр. Почему вы не оставите меня в
покое? Я не гениальна, но я ведь имею право на индиви­
дуальность. Так же, как ты. Не жди напрасно. Я не могу из­
мениться. Я не робот...

Ее рука дрожала, когда она вставляла пробирку в объек­тив ЭМП-спектроскопа.

— Мы неизменны, как наши гены, — попытался пошутить
Олег.

Она поддержала его, но таким тоном, который исключал компромисс.

— Да, мы неизменны, — резко сказала Мария. — И в этом
есть смысл.

— Но нет мостика через пропасть...

Мария не отвечала больше, сосредоточенно набирая код программы. Она не смотрела, как вяло, будто все еще разду­мывая, поднялся Олег, как ушел. Подняла голову, когда ря­дом послышался другой голос — жесткий, скрипучий, словно состоящий из одних обертонов:

— И все же принцессе придется стать снисходительней.
Этот человек с нервным длинным лицом и пронзительным

взглядом был для нее недосягаемым и желанным повелителем. Но он не нуждался в рабынях.

— Я должна полюбить его? — спросила Мария. В ее сми­
ренном голосе' был вызов.

— Ты не имеешь права грубить ему. Знаешь, я не боюсь
произносить слово «обязанность», хоть оно многим и не нра­
вится. Так вот ты обязана помнить, сколько нас здесь, на ба­
зе, и как мы далеко и от Земли, и от космических по­
селений.

Он мог бы и не говорить об этом. Лучше бы он говорил о другом, думала Мария. Или молчал. А она бы домыслила за него те слова, которые ей хотелось услышать. О, она бы смогла придумать их и сказать себе его голосом и в его ма­нере. Но он говорил о другом. О том, о чем не хотелось ду­мать, и все равно думалось помимо воли. Он только понимал истины, которые высказывал, а она их знала наизусть, знала «на собственной шкуре», как выразился бы он, Петр. Долгие, слишком долгие и безмятежные часы отдыха. И мысли, мыс­ли о запретном... Конечно, были товарищи, визор, передачи, с Земли... И все же этого недостаточно. Говорят, человек в первую очередь нуждается в необходимом. Но «необходи­мость» — не однозначное слово. То, без чего легко обойдет­ся один, совершенно необходимо другому.

Утверждают, что истинно необходимое — это то, без чего не выживешь. Чепуха! Мария бы определила необходимое как то, что есть у большинства людей. Если ты не имеешь этого, жизнь кажется уродливой. Ты начинаешь завидовать одному, другому, третьему... Ты теряешь покой, уважение к себе. За­висть, с одной стороны, постыдное чувство, но с другой — сильный стимул. Она подгоняет, торопит.

Человеку необходимо быть «не хуже других» — и в этом есть безжалостный, но глубокий смысл. Человеку необ­ходимо иметь то, что имеют другие. А у большинства жен­щин есть «свой» мужчина. Какой бы он ни был, но «свой». Которому можно рассказывать о потаенном, делиться бедами и заботами, даже если он не слушает, даже если в это время думает совершенно о другом. Ты не замечаешь этого, ты зна­ешь, что он обязан слушать и сочувствовать. Это чувство ухо­дит корнями в глубину веков, когда мужчина был добытчи­ком и защитником. С тех пор что-то осталось. Сладкие остат­ки чувства собственности на другого человека. И может быть, чем больше расстояние до Земли, до центров цивилизации, тем необходимее «свой» мужчина.

Итак, двое — мужчина и женщина — скучают и' мучаются порознь. Не лучше ли им поскучать и помучиться вместе? Станет ли тоска каждого хоть чуточку меньше? Или, наобо­рот, умножится раздражением, злостью? И в конце концов переродится в ненависть?

Но, может быть, им обоим удастся измениться, «притереть­ся», стать похожими друг на друга, как это умеют делать патрульные роботы, сконструированные Олегом?

...Сквозь ее мысли, будто острый луч сквозь туман, пробился

взгляд Петра, нашел ее зрачки. И тогда она вскинула как

можно выше свою золотистую голову на длинной гордой шее

и сказала:

— Составь уравнение, Арифмометр (она не случайно назвала

Петра школьным прозвищем). Выведи зависимость степени человеколюбия от расстояния до Земли.

Петр не принял вызова и даже не ответил шуткой. Его голос был скрипуче-назидательным:

— Такая зависимость существует. Она издавна называется
совместимостью.

— Вот как? Где же и когда мы обязаны совместиться?
Углы его нервных губ устало опустилпсь:

— Ты даже не хочешь присмотреться к нему.

«Я понимаю, что ты хочешь сказать, Арифмометр, — мыс­ленно ответила она. — Он лучше меня. Одаренней. Интерес­ней. Он сильный, красивый человек. По древним меркам, настоящий мужчина. Но теперь этого слишком мало для чело­века. Недостаточно, чтобы его полюбить. Ты живешь в про­шлом, Арифмометр. Собственно говоря, все вы, мужчины, мечтаете вернуть прошлое. Но любовь к мужчине не может быть главным для меня. Стыдно, когда такая любовь — глав­ное в жизни. Она делает женщину рабыней. Думая, что дей­ствует по своей воле, женщина лишь выполняет одну из са­мых жестких программ природы. Она уподобляется лошади, тигрице, змее. Стыдно уподобляться животному, Арифмо­метр! Это ты должен высчитать и понять. Я не подчинюсь этой программе. Ни за что. Я полюблю лишь того, кого буду уважать, перед кем преклонится мой разум. Такого, как ты. Не меньше...»

Мягко щелкнули репродукторы. Бесцветный голос автомата произнес:

— Внимание. Базу вызывает ПУР Седьмой. Базу вызывает
ПУР Седьмой.

Патрульный робот не стал бы вызывать базу по пустякам.

Все мгновенно повернулись к экранам связи. Мигнули, на­лились голубым светом овальные окна. На голубом заплясали знакомые разноцветные символы — позывные ПУРа Седьмо­го. Патрульный робот докладывал:

— В квадрате шестнадцать-а появился новый объект. Дей­
ствия его признаю угрожающими. Передаю информацию о
нем. Размеры...

Передача оборвалась. Голубые окна светились, но симво­лов на них не было. Люди ждали.

Прошла минута, вторая...

Петр тихо вышел, постоял за порогом. Затем его торопли­вые шаги послышались в коридоре. Он спешил в командир­скую рубку.

За спиной Марии раздались иные шаги, упруго уверенные, без пришаркивания. Она сглотнула сухой комок, не отрывая взгляда от экрана. Не оборачивалась. Он всегда приходил, если считал, что становится опасно. Он предпочитал быть рядом с ней - её защитником. К тому же в данной ситуации он имел основания считать себя главным на базе, брать на себя наи­большую ответственность. Ведь это его создания — патруль­ные роботы — по составленной им программе обеспечивали безопасность базы.

Сейчас его приход не раздражал и не мтпл Марию. Она предчувствовала, что все их нерешенные проблемы, их

тоска вдали от Земли, скука, приязнь и неприязнь друг к ДРУГУ, даже их жизнь могут развеяться, как дым, в зависи­мости от того, что произойдем в квадрате 16-а.

III

Прошло несколько секунд, прежде чем ПУР Седьмой уста­новил, что пространство вокруг него изменилось. Он барахтал­ся, словно в паутине, в каком-то неизвестном ему силовом по­ле и был к тому же заэкранирован со всех сторон.

Поле исходило от объекта. Несомненно, это он был «пау­ком», соткавшим энергетическую паутину.

ПУР оделся в нейтронную кольчугу, чтобы выскользнуть из поля. Но не тут-то было. Одни силовые линии ослабились, другие натянулись. Переплетаясь, они удерживали «жертву».

«Придется запускать двигатели на полную мощность, — подумал ПУР. — Но тогда я могу невзначай причинить вред объекту. Эх, четыре нуля на четыре пуля! Ведь я еще не по­лучал распоряжений от базы...»

«Ты не получил распоряжений, пе получил команд. Не са­мовольничай!» — послышалось в мозгу ПУРа.

Патрульный заподозрил подвох. Действуя по инструкции № 3, оп включил СВК — систему высшего контроля и попы­тался определить, свои ли это мысли или павязанные извне. В кристаллическом мозгу робота па контрольном экране, свя­занном со зрительными отделами, медлеппо проступил тре­угольник, расчерченный на деления и испещренный цифрами. Это был контрольный символ, обобщающая схема работы моз­га в данный момент. На первый взгляд казалось, что равно­бедренность треугольника не нарушена, а это свидетельство­вало об исправности основных блоков.

ПУР составил несколько уравнений для проверки нормаль­ности процессов мышления. Первые пять ответов полностью совпадали с заданными программой образцами. Но шестой не­сколько отличался от образца. Это указывало на нарушение функций отдела мозга, управляющего органами локации, ин-фравидения и радиовещания.

«Эх, четыре нуля на четыре нуля! — с досадой подумал ПУР Седьмой. — Придется ремонтироваться».

Он оставил включенным СВК: чтобы иметь возможность по­стоянно контролировать работу мозга. ПУР ужо понял, что ответа с базы ждать не приходится и надо действовать са­мостоятельно. Он включил программу «Знакомство с неизвест­ным объектом, проявляющим признаки управления». В соот­ветствии с ней его передатчики послали объекту код-запрос.

Объект шевельнулся, изменил форму. Его «хвост» изогнул­ся наподобие хвоста скорпиона и ударил в ПУРа мезонпым лучом.

На экране СВК в мозгу патрульного заплясали цифры. Ли­ния основания треугольника в одном месте стала искривлять­ся, зазмеилась. ПУР почувствовал неприятные ощущения сразу в нескольких местах мозга и в узлах, расположенных между фильтрами и датчиками. У человека это, вероятно, со­ответствовало бы сильнейшей головной боли.

И все же ПУР не решался включить двигатели на полную мощность и вырваться из поля. Программа «Знакомство с не­известным объектом, проявляющим признаки управления» запрещала любые действия, способные причинить вред живо­му существу илп аппарату, посланному разумными существа­ми. Однако теперь, после ранения, патрульный уже имел пра­во сменить программу на «Знакомство с неизвестным объек­том, проявляющим признаки агрессивности».

ПУР не замедлил сделать это. Затем он выпустил мсзонный луч и попытался «увидеть», что скрывается за защитной обо­лочкой объекта.

Прощупывание позволило получить некоторые сведения о структуре и напряженности различных участков ноля и о структуре самой оболочки.

ПУР выпустил второй луч — по повой программе оп имел на это право, — сфокусировал оба луча на хвосте объекта.

В то же мгновение начал поступать ответ на код-запрос. Анализируя его, можно было предположить, что объект раз­умен. Отсюда для ПУРа Седьмого вытекали новые сложности и предосторожности. Программа категорически требовала из­бегать любых действий, способных причинить вред разумно­му существу.

ПУР снизил мощность лучей. Он подключил аккумуляторы к другим отделам мозга и продолжал посылать запросы объекту.

Объект стал быстро приближаться к ПУРу, одновременно вытягивая хвост.

Патрульный попытался уклониться, но его достал много­кратно усиленный мезонный луч.

Основание треугольника на экране изогнулось, что свиде­тельствовало о нарушении кристаллических структур сразу в нескольких отделах мозга. ПУР запустил дополнительные двигатели, рванулся из поля-паутины. Одновременно он вклю­чил программу «Защита базы».

Эта программа резко отличалась от всех остальных, ибо предусматривала защиту людей. В ней имелся пункт о Глав­ном оружии.

Поскольку Олег Митин и другие конструкторы IIУ Fob не могли предвидеть всех возможных противников, с которыми предстоит встречаться патрульным, они предусмотрели у сво­их детищ возможность быстрого самоизменения. Так ПУР мог менять свою форму, становясь то острым как лезвие ножа, то обтекаемым, то круглым как шар. Он мог образовывать у се­бя различные выступы и конечности, применять разные спо­собы передвижения. В программе «Защита базы» указыва­лось, что если ПУР не сумеет узнать ничего существенного о противнике, о его силе и поведении, а противник будет про­рываться к базе, то патрульный обязан отвечать на его дей­ствия простыми противодействиями. Для этого ему, возмож­но, придется применять то же оружие, что применяет про­тивник.

Конечно, ни один из ПУРов не знал, что по этому пункту программы среди конструкторов и программистов разгорелись ожесточенные споры. В конце концов победила точка зрения

Олега Митпна. Он сумел с помощью расчетов и моделирова­ния ситуаций в памяти вычислительной машины убедить оп­понентов, что изменчивость патрульных роботов явится уни­версальным и Главным оружием против любого предполагае­мого врага.

Тем временем объект стал раздуваться и расширять поле, вытягивая его петлей. Затем он попытался накрыть «петлей» ПУРа.

Патрульный в крутом вираже ушел от «петли» и оказался слева от противника. Он тоже выгнал мезонные лучи так, чтобы они образовали петлю. Периодически ПУР Седьмой посылал сигналы базе, но не получал ответа. Он понял, что его радиоорганы серьезно повреждены. Наконец ПУРу удалось зацепить своей «иетлей» объект. Патрульный, рассчитывая каждый отрезок своего пути, ду­мал о противнике: «Он недостаточно ловок. Во всяком случае, значительно уступает мне в ловкости. Значит, нужно больше маневрировать...»