Краткого руководства к красноречию книга I, содержащая риторику 2 страница

Весла владыка, он явился в Мидию, —

нелепо, ибо «владыка» — не в меру торжественное <слово>; потому обман не удается.

11 Погрешность может заключаться и в самих слогах, когда знаменуемый ими звук неприятен: так, Дионисий Медный называет в своих элегических стихах поэ­зию «воплем Каллиопы», — ибо то и другое — звуки; но мета­фора дурна, <ибо взята> от нечленораздельных звуков.

 

II, 10 Ификрат — афинский военачальник наемных войск (конец V — первая пол. IV вв. до н.э.). Каллий, сын Гиппоника — афинский аристократ, наследст­венный жрец-факелоносец (дадух) на Элевсинских ситериях. Сан дадуха переда­вался из поколения в поколение внутри знатных родов и потому был знаком социального престижа; напротив, фигура «метрагирта», т.е. нищенствующего и бродяжничающего жреца богини Кибелы, безродного и бездомного шарлатана и блудника, стояла вне афинского общества. — «Дионисовы искусники» — обыч­ное самоназвание античных актеров (театр возник из культа Диониса, и постоль­ку Дионис оставался божественным покровителем театра и его тружеников). — «Что говорится в «Телефе» Еврипида» — Еврипид, фр. 705. — «Обман не удает­ся» — т. е. иллюзия естественности оказывается нарушена.

II, 11 Дионисий Медный — поэт и ритор начала V в. до н.э., прозванный «Медным» за совет ввести в Афинах медные деньги. — «Вопль» — по-гречески κραυγη, так что действительно «сами слоги» заключают в себе резкость и неблагозвучие.

12 Кроме того, именуя предметы безымянные, надо переносить на них <имена> не издали, но от вещей сродных и единообразных,

1405b чтобы по произнесении сродство было ясно, как в известной загадке:

 

Видел я мужа, огнем прилепившего медь к человеку.

Дело это не имеет имени, но то и другое есть некое приложе­ние; поэтому «ставить банки» названо — «прилепить». И вообще из хорошо составленных загадок можно брать отменные мета­форы; ибо метафоры заключают в себе загадку, из чего ясно, что перенос <значения> сделан хорошо.

13 И еще <метафора должна быть взята> от вещей прекрасных; но красота имени, как говорит Ликимний, — либо в его звуках, либо в означаемом, и безобразие точно так же. И еще третье, чем опровергается со­фистический довод (λόγος): если Брисон утверждал, что сквер­нословия не существует, коль скоро все равно, сказать ли одно слово или другое с тем же значением, то это ложь; одно слово более общепринято, чем другое, более подходит, более пригод­но для того, чтобы представить дело перед глазами. Кроме того, <разные слова> знаменуют одно и то же неодинаково, так что и в этом отношении одно должно считаться прекраснее или безобразнее другого; <пусть> оба слова означают прекрасное или безобразное, но не со стороны его красоты или его безоб­разности, а если и так, <одно> больше, <другое> меньше. По­тому следует брать метафоры от того, что прекрасно по звуку, или по значению, или для зрения, или для любого другого чув­ства. Есть различие, что сказать; так, «розоперстая Эос», луч­ше, чем «пурпурноперстая», а «красноперстая» еще хуже.

14 То же с эпитетами: можно образовывать их от дурного или позор­ного, например, «матереубийца», а можно от благородного, например, «мститель за отца». И Симонид, когда победитель <в беге колесниц, запряженных> мулами, предлагал ему скуд­ную плату, отказывался сочинять, ссылаясь на то, что ему не­приятно воспевать «полуослов»; когда же <тот> предложил достаточно, написал:

 

Привет вам, о быстроногих кобылиц дщери,

хотя они были также дочерями ослов.

15 Кроме того, можно сделать то же самое слово уменьшительным. Превращение слова в уменьшительное (ύποκορισμός) состоит в том, что оно представ­ляет меньшим и зло, и добро, как шутит Аристофан в «Вавило­нянах»: вместо «золота» — «золотишко», вместо «плаща» — «плащишко», вместо «поношения» — «поношеньице», и еще «нездоровьице». В том и в другом, <в метафорах и в эпитетах>, следует быть осторожным и соблюдать меру.

 

 

1 < Причины вычурности. — Двукорневые слова. > III. Вычур­ность слога (τά ψυχρά κατά την λέξιν) бывает четвероякой. Во-пер­вых, от двукорневых слов, как у Ликофрона: «многоликое небо высоковершинной земли» и «узкопроходный берег»; и как вы­ражался Горгий — «нищеискусный льстец», «клятвопреступ­ные» и «клятвособлюдшие». И как Алкидамант — «душа гне

1406a вом исполняема, лицо же огнецветным являемо»; и «он пола­гал, что рвение их будет целесовершительно»; он же «убедительность речей» объявил «целесовершительной», а «настил моря» — «темноцветным». Все эти <слова> представляются поэтическими из-за своей двусоставности.

2 < Необычные слова. > Итак, одна причина <вычурности> тако­ва, другая же — пользование необычными словами, как Ликофрон <называет> Ксеркса «дивьим мужем», и Скирон <у него> «муж-лиходей», и как Алкидамант <говорит> об «игра­лищах поэзии» и о «природной продерзости», и о том, кто «вос­пламенен беспримесной яростью помыслов».

3 < Злоупотребление эпитетами. > Третье — пользование простран­ными, или неуместными, или частыми эпитетами. В поэзии можно назвать молоко «белым», но в прозе такие <эпитеты> либо не совсем уместны, либо, если их чересчур много, они выдают с головой и выставляют на вид — что это поэзия. Одна­ко ими должно пользоваться: это разнообразит привычное и делает слог неожиданным. Но следует держаться умеренности, ибо <чрезмерность> наделает больше зла, чем необработанность речи: второе не очень хорошо, но первое худо. Потому и сочи­нения Алкидаманта представляются вычурными: он употреб­ляет эпитеты не на приправу, но в еду, до такой степени они у него обильны, пространны и заметны — не «пот», но «влаж­ный пот»; не «на Истмийские игры», но «на всенародные тор­жества Истмийских игр»; не «законы», но «градовластительные законы»; не «порывом», но «порывистым устремлением души»; не «школа Муз», но «природная школа Муз»; и «хму­рая забота души»; и «содетель» не «одобрения», но «всенарод­ного одобрения»; и «попечитель о наслаждении слушателей»; и не «в ветвях» укрыв, но «в ветвях леса»: и не «тело» одевши, но «телесный стыд»; и «вожделение», которое «подобнообразно душе» — что есть одновременно и двукорневое слово, и эпи­тет, так что прямо получается поэзия; и еще в том же роде — «чудовищный преизбыток порочности». Отсюда те, кто изъяс­няются поэтически, из-за этой неуместности становятся смеш­ны и вычурны, а из-за многословия — и невразумительны: ведь если <говорящий> досаждает <многословием> тому, кто уже понял, он затемняет ясное. Люди прибегают к двукорневым словам, когда для понятия не существует имени и когда слово легко составить, как, например, «времяпрепровождение»; но

1406b если <их> много, это совершенно в поэтическом роде. Поэтому двукорневые слова чрезвычайно полезны для сочинителей ди­фирамбов, которые стремятся к звучности; а необычные сло­ва — для эпических поэтов, ибо <в них есть> торжественность и дерзновенность; а метафора — для ямбов, которыми, как ска­зано выше, ныне пользуются трагические поэты.

4 < Метафоры. > В-четвертых, вычурность бывает от метафор. Есть ведь и неуместные метафоры, одни по своей смехотворности — ведь и комедиографы пользуются метафорами, — другие же по излишней торжественности и трагичности. Есть и неясные, если <взяты> издалека, как у Горгия: «дела зелены и в соку»; «ты же посеял постыдный посев и пожал злую жатву», — ведь это не в меру поэтично. И как Алкидамант <называет> философию «крепостью закона», а «Одиссею» «прекрасным зерцалом жизни человеческой», и <говорит>: «не предлагая поэзии ни­какого подобного игралища». Ведь все это неубедительно по вышеназванной <причине>. И Горгиево <слово> к ласточке, когда <та>, пролетая над ним, сбросила помет, есть наилуч­ший трагический <слог> — ведь он сказал: «стыдно, о Фило­мела». В самом деле, птице, если она <это> сделает, не стыдно, а девице стыдно. Он ловко ее попрекнул, назвав тем, что она была, а не тем, что она есть.

1 < Сравнения. > IV. И сравнение (είκών) — <своего рода> метафо­ра; они различаются незначительно. Ведь если <кто> скажет об Ахилле («Илиада», XX, 164):

Словно лев, выступал...—

это сравнение, а если «лев выступал» — метафора; поскольку

2 оба храбры, он перенес бы на Ахилла наименование льва. Срав­нение полезно и в прозе, но изредка, ибо оно поэтично. Их следует употреблять так же, как метафоры; ведь они и суть

3 метафоры с оговоренным выше различием. Сравнения — это как Андротион сказал про Идриэя, что тот похож на спущен­ных с цепи собачек; как те кусают любого встречного, так же крут и освобожденный от уз Идриэй. И как Феодамант уподоб­ляет Архидама Евксену, не обученному геометрии, по уравне­нию: и Евксен будет Архидам со знанием геометрии. И в «Го­сударстве» Платона: что оскорбители трупов подобны собачон­кам, которые кусают <брошенные в них> камни и не трогают бросившего. И <сравнение> относительно народа, что он подо­бен мощному, но глуховатому начальнику корабля. И другое о стихах поэтов, что они похожи на цветущие юностью <лица> без <настоящей> красоты: как те, отцветая, так и эти, лишаясь размера, становятся неузнаваемы.

1407а И <сказанное> Периклом о самосцах, что они похожи на детей, которые берут свой кусочек, а всё плачут. И о беотийцах, что они подобны дубам: как дубы бывают повалены один другим, так и беотийцы, вою­ющие между собой. И Демосфеново <сравнение> народа с ма­ющимися морской болезнью на корабле. И то, как Демократ уподобил риторов нянькам, которые сами выпивают лакомст­во, а младенцев мажут по губам слюной. И как Антисфен срав­нил Кефисодота Тонкого с ладаном, который доставляет удовольствие своим исчезновением. Все это можно высказать и в качестве сравнений, и в качестве метафор, так что <обороты>, одобренные как метафоры, очевидно, будут и сравнения-

4 ми, а сравнения, лишась <одного только> слова <«как»> — метафорами. При этом метафора «от соответствия» (έκ τόΰ άυάλογον) должна допускать поворот применительно к любому из обоих однородных <предметов>: так, если кубок — «щит Диониса», значит, и щит удобно назвать «кубком Ареса».

1 < Чистота речи и ее условия. 1. Правильное употребление час­тиц и союзов. > V. Итак, вот из чего слагается речь. Для слога начало (άρχή) — чистота эллинской речи (τό έλληνίζειν), а это зависит от пяти вещей. Во-первых, от связующих частиц (έν τοίς συνδεσμοίς), ставят ли их в естественной очередности пред­шествования и следования, чего некоторые <из них> требуют: так, μέν требует δέ и έγώμέν — ό δέ. Притом следует, чтобы аподосис появлялся, пока <протасис> еще свеж в памяти, а не был отделен длинным промежутком, и чтобы прежде необходи­мого по <синтаксической> связи предложения не вводилось дру­гое; это редко выходит складно. «Я же, когда он мне сказал, потому что Клеон приходил с просьбами и требованиями, от­правился, прихватив их». Здесь прежде того, чему предстоит стать аподосисом, вставлено много <слов>. И вот, если про­межуток до <слова> «отправился» станет велик, <фраза> не­ясна.

3 <2. Употребление точных обозначений> Итак, первое — хоро­шо <строить синтаксическую> связь, а второе — выражать <все> собственными обозначениями, а не в общих <словах>

4 <3. Исключение двусмысленности. > Третье — без двусмыслен­ности! Но это <в том случае>, если добровольно не выбрано противоположное; именно так поступают те, кому нечего ска­зать, но кто делает вид, будто говорит нечто: и говорят они это в стихах, как, например, Эмпедокл. Многословием околичнос­ти морочат голову, и со слушателями творится то же самое, что с народом у гадателей, когда он согласно кивает в ответ их двусмысленным изречениям:

 

Крез, Галис перешед, расточит великое царство.

Потому и гадатели изъясняются родовыми обозначениями, что в общем меньше <возможности для> ошибки. Ведь при игре в чет и нечет скорее попадешь в точку, сказав «чет» или «нечет», нежели назвав число; потому же <скорее угадаешь>, что <нечто вообще> будет, нежели срок, и потому прорицатели не обо­значают срока. Все это похоже одно на другое, и если не иметь в виду вышеназванной цели, такого следует избегать.

5 <4. Соблюдение грамматического рода. > Четвертое — роды имен, как их разделил Протагор: мужской, женский, средний. Нужно и это соблюдать правильно: «она же, пришедшая и пере­говорившая, отошла».

6 <5. Соблюдение грамматического числа. > Пятое <состоит> в правильном обозначении множественного и единственного чис­ла: «они же, пришедшие, побили меня».

< Удобочитаемость. > Вообще же написанное должно быть легко для прочтения и для произнесения, что одно и то же. Этого нет ни при обилии вводных предложений, ни там, где нелегко расставить знаки препинания, как у Гераклита. Ведь у Геракли­та расставить знаки препинания — великий труд, потому что не ясно, что к чему относится, к последующему или к предыдуще­му, как, например, в начале его сочинения; ведь он говорит: «к логосу сущему вечно непонятливы люди», — и неясно, к чему отнести при расстановке знаков препинания слово «вечно».

7 Далее, солецизм получается от утраты соответствия, если с двумя <словами> соединяется третье, которое подходит только к одно­му из них. Например, «звук» и «цвет»; «увидев» не подходит к обоим, а «уловив» — подходит. Неясно <будет и в том случае>, если ты, намереваясь многое вставить в середине, не договоришь начала, как например: «я намеревался, переговорив с ним о том-то и том-то, и таким-то образом, и прочая, отправиться», вместо: «я намеревался от­правиться, переговорив с ним, и тогда случилось то-то и то-то и таким-то образом».

1 < Торжественность слога. > VI. Торжественности слога способ­ствует следующее. <Во-первых>, употреблять описание (λόγος) вместо имени, как-то: не «круг», но «плоскость, <граница> которой равно удалена от центра». Краткости же <способствует> обратное — имя вместо описания.

2 И если <есть> что-ни­будь безобразное или непристойное: если безобразное в описа­нии — <надо> употребить имя, если же в имени — описание.

3 <Во-вторых>, изъясняться метафорами и эпитетами, но остерегаясь поэтичности.

4 <В-третьих>, делать из единственного числа множественное, как поступают поэты; когда гавань одна, они все равно говорят:

 

...К ахейским устремляясь гаваням.

 

И еще:

 

Таблички складни вижу многосложные.

5 <В-четвертых>, не соединять <два имени в одном падеже од­ним артиклем>, но каждому <слову придавать> свой <артикль> — «τής γυναικός τής ήμετέρας»; если же <нужно> кратко,

6 тогда напротив — «τής ήμετέρας γυναικός *. И <в-пятых>, упот­реблять в речи союзы; если же кратко, то <обходиться> без союзов, хотя не без связи. Например: <или> «придя и сказав»,

7 <или> «придя, я сказал». <В-шестых>, полезен также <прием> Антимаха — описывать через отрицания, как последний делает, по отношению к Тевмессу:

Малый холм, овеваем ветрами...

Ведь это можно распространять до бесконечности, применяя и к хорошим, и к дурным <свойствам>, которые у <данного предмета> отсутствуют, в каждом случае сообразно с тем, что по­лезно. Отсюда поэты почерпывают также имена — «бесструн­ный» и «безлирный» напев; ведь они же черпают из отрица­ния. Это пригодно и для метафор, называемых «по соответст­вию», например, если назвать трубу — «безлирный напев».

 

1 < Уместность. > VII. Слог будет уместен, если выразит собою страсть и характер (έάν ή παθητική τε καί ήθική) и будет соответствовать предмету (τοίς ΰποκειμένοις πράγμασιν).

2 Соответствие бывает, если о вещах важных не говорится как попало, а об обыденных — торжественно, и когда к обыденному имени не прибавляется украшение; в противном случае <все> представляется комедией, как у Клеофонта, — ведь он говорит кое-что подобно тому, как если бы сказал: «досточтимая смоква». Страсть выражается, если предмет — обида, слогом рассерженного;

3 если не­честивые и срамные дела — <слогом> негодующего и страша­щегося выговорить; если похвальные <предметы> — <надо го ворить> восхищенно,

4 если жалостные — униженно, и так в каждом деле.

Подобающий слог прибавляет убедительности самому делу; душа дается в обман, заключая, что говорящий правдив, потому что при таких обстоятельствах <каждый > бу­дет испытывать то же самое; потому люди думают, что дело обстоит так, что бы ни было на самом деле, и слушатель всегда сочувствует (συνομοιοπαθεί) говорящему со страстью, даже если тот не говорит ничего <дельного>.

5 Потому многие <ораторы>шумом доводят слушателей до исступления.

6 Обнаружение дела посредством знаков также выявляет харак­тер (ήθική δέ αΰτή έκ τών σημείων δείξις), коль скоро оно соответствует каждому роду и состоянию <людей>. Говоря «род» я имею в виду <разницу> в возрасте, как-то: между мальчиком мужем и старцем, и <разницу> между лакедемонянином и фессалийцем; - говоря» «состояния», — то, сообразно чему чья-либо жизнь имеет такой, <а не иной> образ; ибо не каждое состояние дает такой образ жизни.

7 Потому если кто будет гово­рить слова, сообразные состоянию, он представит характер (τό ήθος); ибо человек образованный будет говорить не то и не так как деревенщина. На слушателей действует и то, чем до отвращения часто поль­зуются сочинители речей (οί λογόγραφοι): «Кто же этого не знает?», «Все знают!» Слушатель в смущении соглашается, чтобы разделить суждение «всех остальных».

 

1408b8 Все эти виды в равной степени могут быть употреблены кстати и некстати.

9 Лекарство против любого нарушения меры обще­известно: следует самому укорить себя, — представляется, что <говоримое> правдиво, коль скоро говорящий отдает отчет в

10 том, что делает. Далее, не следует применять все эти соответст­вия (τό άνάλογον) сразу, дабы ввести слушателя в обман. Я хочу сказать, что если слова жестки <по звучанию>, не надо <про­износить их жестким> голосом, с <жестким> выражением лица и прочим в том же роде; в противном случае обнаружится, что каждое из этих средств <искусственно >. Если же одно есть, а другого нет, <расчет> останется скрытым. Впрочем, если мяг­кие <слова> выговариваются жестким <голосом>, а жесткие мягким, это неубедительно.

11 Что до имен двукорневых, до изобильных эпитетов и чуждых слов, они наилучше подходят говорящему со страстью; разгне­ванному простительно назвать беду «безмерной, как небо» или «чудовищной». И еще <это допустимо>, когда <оратор> уже овладел своими слушателями и влил в них неистовство похва­лами или порицаниями, выражениями гнева или выражения­ми любви, как это делает Исократ под конец своего «Панегири­ка»: «слава и молва» и «те, кто дерзнули». Люди говорят та­кое, впав в неистовство, а потому, разумеется, принимают это, находясь в сходном состоянии. Для поэзии это пригодно, ибо поэзия — дело неистовства. <Можно применить такой язык> либо подобным образом, либо с иронией, как делал Горгий или каковы примеры этого в «Федре».

1 < Ритм. > VIII. Облик слога (τό σχημα τής λέξεως) не должен быть ни метрическим, ни лишенным ритма. Первое неубедительно, ибо представляется искусственным, и притом отвлекает, ибо заставляет следить за возвращениями одних и тех же повыше­ний и понижений>. Это как дети подхватывают вопрос глаша­таев: «кого изберет покровителем отпускаемый на волю?»

2 — «Клеона!» С другой стороны, то, что лишено ритма, лишено предела, а предел нужно внести, хотя и не при посредстве мет­ра, ибо все, лишенное предела, неприятно и невразумительно. Получает же все предел от числа; но по отношению к облику слога число — это ритм, подразделения которого суть метры.

3 Поэтому надо, чтобы речь имела ритм, но не имела метра; ведь <иначе> это будут стихи. Ритм же не должен быть точным; это получится, если он будет <доведен> не далее <определенной меры>.

4 Из ритмов героический важен и удален от гармонии разговорной речи (λεκτικής άρμονίας), между тем как ямб и есть обиходный слог, почему из всех метров говорящие чаще всего произносят ямбические <стопы>. Но следует иногда быть торжественности и восторгу (έκστήσαι).

1409а Трохей чересчур близок <такту> кордака; на тетраметрах это очевидно: ведь тетраметры скачущий ритм. Остается пэан, которым <риторы> пользовались со времени Фрасимаха, но не могли сказать, что же это такое. А пэан — это третий <ритм>, примыкающий к вышеназванным: он — как три к двум, а из тех второй — один одному, а первый — два к одному. Посредствующее между этими двумя отношениями будет полтора к одному — а это и есть пэан.

 

 

 

VIII, 2 «Что лишено ритма, лишено предела, а предел нужно внести <...> ибо все, лишенное предела, неприятно и невразумительно» — это рассуждение Аристотеля чрезвычайно характерно для античной эстетики в целом. Еще пифагорейцы оценивали «предел» как благо, а «беспредельность» как зло. «Предел» тождествен с оформленностыо, с законченностью, завершенностью образа в самом себе, он есть условие интеллектуального наслаждения, получаемого от четкой обозримости образа, от возможности схватить, охватить его познающим созерцание* т.е. от его «вразумительности». Напротив, «беспредельность» уничтожает условия для всего этого; она «неприятна», ибо не радует замкнутым образом, и «не вразумительна», ибо необозрима. Ритм нужен именно для того, чтобы наперед наметить, задать, предуказать тексту его предел, искоренить возможность в принципе бесконечного прибавления новых и новых объемов.

VIII, 4 «Героический» — гексаметр. — «Говорящие чаще всего произносят ямбические <стопы>» — эта мысль высказывается в «Риторике, III, 1, 9. и в «Поэтике», XXII, 19. — «Восторгу» — Аристотель употребляет более сильное слово, означающее состояния экстаза и умоисступления, но, как отмечают комментаторы, смягчает его смысл. — «Кордак» — бурная и грубая пляска, отличавшаяся резким ритмом и непристойными телодвижениями. — Фрасимах Халкидонский см. выше прим. к I, 7.

 

5 Прочие <ритмы> можно миновать как по упомянутой причине, так и потому, что они метричны (μετρικοί.); пэан же следует принять, так как среди перечисленных ритмов он один не являет собой метра и потому в наибольшей степени скрыт. Нынче одним и тем же пэаном пользуются и в начале, и в кон­це <|фразы, периода и т. д.>; нужно, однако, чтобы конец был отличен от начала.

6 Есть два пэана, противоположные один дру­гому, из которых один подходит для начала, соответственно чему и бывает употребляем: это тот, у которого в начале долгий <слог>, а затем три кратких:

Ликией ли, Делосом ли выпестован... —

и еще:

Золото кудрей твоих, о Зевсов сын...

Противоположен этому другой, у которого в начале три крат­ких, а в конце — долгий:

Омрачена и Океана широта...

Это образует завершение: потому что краткий слог по своей неполноте образует обрубок. Нет, надо кончать долгим <слогом>, и конец должен быть ясен не благодаря писцу и помете, но из самого ритма.

7 Итак, мы сказали о том, что слог должен быть благоритмичным (εϋρυθμον), а не лишенным ритма, и о том, какие ритмы при каких условиях делают <его> благоритмичным.

1 < Слог нанизывающий и слог сплетенный. > IX. По необходи­мости слог может быть либо нанизывающим (είρομένην) и непре­рывным благодаря союзам, каковы зачины дифирамбов, или сплетенным (κατεστραμμένην) и подобным <строфам и > антистрофам старых поэтов.

2 Нанизывающий слог — старинный: «Это изложение истории Геродота Фурийского...» Прежде им пользовались все, нынче — немногие. Я называю его «нанизывающим», потому что он сам в себе не имеет никакого конца, пока не окончится излагаемый предмет (τό πράγμα). Он неприятен из-за отсутствия предела; ведь всем хочется видеть конец. Потому <бегуны> задыхаются и слабеют у цели, между тем как до того они не изнемогали, видя перед собой предел. Таков слог нани зывающий, а слог сплетенный <состоит> из периодов.

3 Периодом я называю отрывок (λέξιν), имеющий в себе самом свое начало и свой конец, и хорошо обозримую протяженность.

1409b Такой <отрывок> приятен и легок для усвоения (εύμαθής); приятен потому, что являет собой противоположность беспредельному, и слушателю кажется, что он все время получает нечто завершенное — ведь неприятно ничего не видеть перед собой и не достигать никакой < цели>; легок же он для усвоения потому, что хорошо запоминается, а это <в свою очередь> потому, что <построенный> по периодам слог несет в себе число — то, что из всего <сущего> запоминается лучше всего. Потому и стихи все запоминают лучше, чем прозу: ведь стихотворная мера есть число.

4 Нужно также, чтобы мысль (διάνοια) завершалась вместе с периодом, а не разрубалась, как в ямбах Софокла:

 

Вот Калидон, земля Пелопоннесская...

Ведь рассеченное можно понять наоборот, как приведенные сло­ва, будто Калидон — Пелопоннесская земля.

5 Период либо из колонов, либо прост (άθελής). Тот, который со­стоит из колонов, являет собой речение завершенное, расчлененное и произносимое на одном дыхании, не быв рассечено, как приведенный период, но целиком. Колон — один из двух его членов. Простым же я называю <период, состоящий> из одного колона.

 

6 Ни колонам, ни периодам не следует быть ни куцыми, ни протяженными. Ведь краткость часто заставляет слушателя спотыкаться: в самом деле, когда тот еще устремля­ется вперед, к той мере, предел которой в нем самом, но бывает насильственно остановлен, он неизбежно спотыкается о пре­пятствие. Длинноты же вынуждают его отставать, вроде того, как при прогулке дальше назначенных пределов отстают спут­ники. Подобно этому слишком длинный период становится <самостоятельной> речью и уподобляется зачину <дифирамба>. Получается то, из-за чего Демокрит Хиосский осмеял Меланиппида, сочинившего вместо <строф и> антистроф зачины:

 

Горе себе причиняет, кто горе другому замыслил,

И протяженный зачин — сочинившему горшее горе. Это приложимо и к тем, кто сочиняет протяженные колоны. А у тех, у кого колоны слишком кратки, не получается период, и слушатель летит кувырком.

7 Период из <нескольких> колонов бывает либо разделительный, либо противоположительный. Разделительный — это как <следующее>: «Часто дивился я созвавшим народ на игры и учредившим атлетические состязания». Противоположительный же — где в каждом из двух колонов противоположность сопря­жена с противоположностью или обе противоположности вве­дены одним и тем же <словом>, как-то: «Они оказали услугу и

1410а тем, кто дома остался, и тем, кто за ними устремился: первым они довольно земли в отчизне оставили, вторым же больше зем­ли, чем в отчизне, прибавили». Противоположности: «оста­лись» — «устремились», «довольно» — «больше». «И те, кто в деньгах нуждается, и те, кто ими воспользоваться желает»: ис­пользование противополагается приобретению. И еще: «При таких обстоятельствах часто случается, что и разумные терпят урон, и неразумные имеют успех»; «Тотчас почестей удостои­лись, а немного позднее над морем власть получили»; «Плыть через материк и шествовать через море, Геллеспонт замостив, Афон же прорыв»; «Граждан по природе лишать гражданства по закону»; «Одни прискорбно погибли, другие же постыдно бежали»; «В домашней жизни пользоваться рабами-варвара­ми, но в общественной жизни терпеть порабощение многих со­юзников»; «Либо обладать при жизни, либо завещать после смерти». Или то, что сказал некто в судилище о Пифолае и Ликофроне: «У себя дома они вас продавали, а здесь они вас