Бортинженер предается воспоминаниям,

А штурман советует не вспоминать Жилин ремонтировал комбайн контроля отражателя. В рубкебыло очень жарко и душно, по-видимому, система кондиционированияпо кораблю была совершенно расстроена, но заниматься ею не былони времени, ни, главное, желания. Сначала Жилин сбросил куртку,затем комбинезон и остался в трусах и сорочке. Варечка тут жеустроилась в складках сброшенного комбинезона и вскоре исчезла -осталась только ее тень да иногда появлялись и сразу же исчезалибольшие выпуклые глаза. Жилин одну за другой вытаскивал из исковерканного корпусакомбайна пластметалловые пластины печатных схем, прозванивалуцелевшие, откладывал в сторону расколотые и заменял ихзапасными. Работал он методически, неторопливо, как на зачетнойсборке, потому что спешить было некуда и потому что все этобыло, по-видимому, ни к чему. Он старался ни о чем не думать итолько радовался, что очень хорошо помнит общую схему, что емупочти не приходится заглядывать в руководство, что расшибся онне так уж сильно и ссадины на голове подсохли и совсем не болят.За кожухом фотореактора журчал вычислитель. Михаил Антоновичшуршал бумагой и мурлыкал себе под нос что-то немузыкальное.Михаил Антонович всегда мурлыкал себе под нос, когда работал. Интересно, над чем он работает сейчас? - Подумал Жилин. -Может быть, просто старается отвлечься. Это очень хорошо -уметь отвлечься в такие минуты. Планетологи, наверное, тожеработают, сбрасывают бомбозонды. Так мне и не удалось увидеть,как сбрасывается очередь бомбозондов. И еще многого мне неудалось увидеть. Например, говорят, что очень хорош Юпитер сАмальтеи. И мне очень хотелось участвовать в межзвезднойэкспедиции или в какой-нибудь экспедиции следопытов - ученых,которые ищут на других планетах следы пришельцев из другихмиров... Потом говорят, что на "Джей-станциях" есть славныедевушки, и хорошо было бы с ними познакомиться, а потомрассказать об этом Пере Хунту, который получил распределение налунные трассы и был этому рад, чудак. Забавно, МихаилАнтонович, фальшивит словно нарочно. У него жена и двое детей,нет, трое, и старшей дочке уже шестнадцать лет, - он все обещалнас познакомить и каждый раз этак залихватски подмигивал, нопознакомиться уже не придется. Многое теперь уже не придется.Отец будет очень расстроен - ах, как нехорошо! Как этонескладно получилось - в первом же самостоятельном рейсе!Хорошо, что я тогда поссорился с ней, - подумал вдруг Жилин. -Теперь все проще, а могло быть очень сложно. Вот МихаилуАнтоновичу гораздо хуже, чем мне. И капитану хуже, чем мне. Укапитана жена - очень красивая женщина, веселая и, кажется,умница. Она провожала его и ни о чем таком не думала, а можетбыть, и думала, но это было незаметно, но скорее всего недумала, потому что уже привыкла. Человек ко всему можетпривыкнуть. Я, например, привык к перегрузкам, хотя сначалабыло очень плохо, и я думал даже, что меня переведут нафакультет дистанционного управления. В школе это называлось"отправиться к девочкам": на факультете было много девушек,обыкновенных хороших девушек, с ними всегда было весело иинтересно, но все-таки "отправиться к девочкам" считалосьзазорным. Совершенно непонятно, почему. Девушки шли работатьна разные СПУ и на станции и базы на других планетах и работалине хуже ребят. Иногда даже лучше. Все равно, - подумал Жилин,- очень хорошо, что мы тогда поссорились. Каково бы ей сейчасбыло. Он вдруг бессмысленно уставился на треснувшую пластинупечатной схемы, которую держал в руках....Мы целовались в большом парке и потом на набережной подбелыми статуями, и я провожал ее домой, и мы долго целовалисьеще в парадном, и по лестнице все время почему-то ходили люди,хотя было уже поздно. И она очень боялась, что вдруг пройдетмимо ее мама и спросит: "а что ты здесь делаешь, Валя, и ктоэтот молодой человек?" Это было летом, в белые ночи. И потом яприехал на зимние каникулы, и мы снова встретились, и все было,как раньше, только в парке лежал снег и голые сучья шевелилисьна низком сером небе. Поднимался ветер, нас заносило порошей,мы совершенно закоченели и побежали греться в кафе на улицемежпланетников. Мы очень обрадовались, что там совсем нетнароду, сели у окна и смотрели, как по улице проносятсяавтомобили. Я поспорил, что знаю все марки автомобилей, ипроспорил: подошла великолепная приземистая машина, и я незнал, что это такое. Я вышел узнать, и мне сказали, что это"Золотой дракон", новый китайский атомокар. Мы спорили на трижелания. Тогда казалось, что это самое главное, что это будетвсегда - и зимой, и летом, и на набережной под белыми статуями,и в большом парке, и в театре, где она была очень красивая вчерном платье с белым воротником и все время толкала меня в бок,чтобы я не хохотал слишком громко. Но однажды она не пришла,как мы договорились, и я по видеофону условился снова, когда явернулся в школу. Я все не верил и писал длинные письма, оченьглупые, но тогда я еще не знал, что они глупые. А через год яувидел ее в нашем клубе. Она была с какой-то девчонкой и неузнала меня. Мне показалось тогда, что все пропало, но этопрошло к концу пятого курса, и непонятно даже, почему мне всеэто сейчас вспомнилось. Наверное, потому, что теперь все равно.Я мог бы и не думать об этом, но раз уж все равно... Гулко хлопнул люк. Голос Быкова сказал: - Ну что, Михаил? - Заканчиваем первый виток, Алешенька. Упали на пятьсоткилометров. - Так...- Было слышно, как по рубке пнули пластмассовымиосколками.- Так, значит. Связи с Амальтеей, конечно, нет. - Приемник молчит,- вздохнув, сказал Михаил Антонович.-Передатчик работает, но ведь здесь такие радиобури... - Что твои расчеты? - Я уже почти кончил, Алешенька. Получается так, что мыпровалимся на шесть-семь мегометров и там повиснем. Будемплавать, как говорит Володя. Давление огромное, но нас нераздавит, это ясно. Только будет очень тяжело - там силатяжести два-два с половиной "же". - Угу,- сказал Быков. Он некоторое время молчал, затемсказал:- у тебя какая-нибудь идея есть? - Что? - Я говорю, у тебя какая-нибудь идея есть? Как отсюдавыбраться? - Что ты, Алешенька,- штурман говорил ласково, почтизаискивающе.- Какие уж тут идеи! Это же Юпитер. Я как-то дажеи не слыхал, чтобы отсюда... Выбирались. Наступило долгое молчание. Жилин снова принялся работать,быстро и бесшумно. Потом Михаил Антонович сказал: - Ты не вспоминай о ней, Алешенька. Тут уж лучше невспоминать, а то так гадко становится, право... - А я и не вспоминаю,- сказал Быков неприятным голосом.- Итебе, штурман, не советую. Иван!- Заорал он. - Да?- Откликнулся Жилин, заторопившись. - Ты все возишься? - Сейчас кончаю. Было слышно, как капитан идет к нему, пиная пластмассовыеосколки. - Мусор,- бормотал он.- Кабак. Бедлам. Он вышел из-за кожуха и опустился рядом с Жилиным накорточки. - Сейчас кончаю,- повторил Жилин. - А ты не торопишься, бортинженер,- сказал Быков сердито. Он засопел и принялся вытаскивать из футляра запасныеблоки. Жилин подвинулся немного, чтобы освободить ему место.Они оба были широкие и громадные, и им было немного тесно передкомбайном. Работали молча и быстро, и было слышно, как МихаилАнтонович снова запустил вычислитель и замурлыкал. Когда сборка окончилась, Быков позвал: - Михаил, иди сюда. Он выпрямился и вытер пот со лба. Потом отодвинул ногойгруду битых пластин и включил общий контроль. На экранекомбайна вспыхнула трехмерная схема отражателя. Изображениемедленно поворачивалось. - Ой-ей-ей,- сказал Михаил Антонович. "Тик-тик-тик",- поползла из вывода голубая лента записи. - А микропробоин мало,- негромко сказал Жилин. - Что микропробоины,- сказал Быков и нагнулся к самомуэкрану.- Вот где главная-то сволочь. Схема отражателя была окрашена в синий цвет. На синембелели рваные пятна. Это были места, где либо пробило слоимезовещества, либо разрушило систему контрольных ячеек. Белыхпятен было много, а на краю отражателя они сливались в неровнуюбелую кляксу, занимавшую не менее восьмой части поверхностипараболоида. Михаил Антонович махнул рукой и вернулся к вычислителю. - Петарды пускать таким отражателем,- пробормотал Жилин. Он потянулся за комбинезоном, вытряхнул из него варечку ипринялся одеваться: в рубке снова стало холодно. Быков все ещестоял, глядел на экран и грыз ноготь. Потом он подобрал лентузаписи и бегло просмотрел ее. - Жилин,- сказал вдруг он.- Бери два сигма-тестера, проверьпитание и ступай в кессон. Я буду тебя там ждать. Михаил,бросай все и займись креплением пробоин. Все бросай, я сказал. - Куда ты собрался, Лешенька?- Спросил Михаил Антонович судивлением. - Наружу,- коротко ответил Быков и вышел. - Зачем?- Спросил Михаил Антонович, повернувшись к Жилину. Жилин пожал плечами. Он не знал зачем. Починить зеркало впространстве, в рейсе, без специалистов-мезохимиков, безогромных кристаллизаторов, без реакторных печей простонемыслимо. Так же немыслимо, как, например, притянуть луну кземле голыми руками. А в таком виде, в таком состоянии, каксейчас, с отбитым краем, отражатель мог придать "Тахмасибу"только вращательное движение. Такое же, как в моменткатастрофы. - Чепуха какая-то,- сказал Жилин нерешительно. Он посмотрел на Михаила Антоновича, а Михаил Антоновичпосмотрел на него. Они молчали, и вдруг оба страшнозаторопились. Михаил Антонович суетливо собрал свои листки ипоспешно сказал: - Ну, иди. Иди, Ванюша, ступай скорее. В кессоне Быков и Жилин влезли в пустолазные скафандры и снекоторым трудом втиснулись в лифт. Коробка лифта стремительнопонеслась вниз вдоль гигантской трубы фотореактора, на которуюнанизывались все узлы корабля - от жилой гондолы допараболического отражателя. - Хорошо,- сказал Быков. - Что хорошо?- Спросил Жилин. Лифт остановился. - Хорошо, что лифт работает,- ответил Быков. - А,- разочарованно вздохнул Жилин. - Мог бы и не работать,- строго сказал Быков.- Лез бы тытогда двести метров туда и обратно. Они вышли из шахты лифта и остановились на верхней площадкепараболоида. Вниз покато уходил черный рубчатый куполотражателя. Отражатель был огромен - семьсот пятьдесят метров вдлину и полкилометра в растворе. Края его не было видно отсюда.Над головой нависал громадный серебристый диск грузового отсека.По сторонам его, далеко вынесенные на кронштейнах, полыхалибесшумным голубым пламенем жерла водородных ракет. А вокругстранно мерцал необычайный и грозный мир. Слева тянулась стена рыжего тумана. Далеко внизу,невообразимо глубоко под ногами, туман расслаивался на жирныетугие ряды облаков с темными прогалинами между ними. Еще дальшеи еще глубже эти облака сливались в плотную коричневую гладь.Справа стояло сплошное розовое марево, и Жилин вдруг увиделсолнце - ослепительный ярко-розовый маленький диск. - Начали,- сказал Быков. Он сунул Жилину моток тонкоготроса.- Закрепи в шахте,- сказал он. На другом конце троса он сделал петлю и затянул ее вокругпояса. Затем он повесил себе на шею оба тестера и перекинулногу через перила. - Вытравливай понемногу,- сказал он.- Я пошел. Жилин стоял возле самых перил, вцепившись в трос обеимируками, и смотрел, как толстая неуклюжая фигура в блестящемпанцире медленно сползает за выпуклость купола. Панцирьотсвечивал розовым, и на черном рубчатом куполе тоже лежалинеподвижные розовые блики. - Живее вытравливай,- сказал в шлемофоне сердитый голосБыкова. Фигура в панцире скрылась, и на рубчатой поверхностиосталась только блестящая тугая нитка троса. Жилин сталсмотреть на солнце. Иногда розовый диск затягивала мгла, тогдаон становился еще более резким и совсем красным. Жилин погляделпод ноги и увидел на площадке свою смутную розоватую тень. - Гляди, Иван,- сказал голос Быкова.- Вниз гляди, вниз! Жилин поглядел. Глубоко внизу из коричневой глади страннымпризраком выплыл исполинский белесый бугор, похожий начудовищную поганку. Он медленно раздавался вширь, и можно былоразличить на его поверхности шевелящийся, словно клубок змей,струйчатый узор. - Экзосферный протуберанец,- сказал Быков.- Большаяредкость, кажется. Вот черт, надо бы ребятам показать. Он имел в виду планетологов. Бугор вдруг засветилсяизнутри дрожащим сиреневым светом. - Ух ты...- Невольно сказал Жилин. - Вытравливай,- сказал Быков. Жилин вытравил еще немного троса, не спуская глаз спротуберанца. Сначала ему показалась, что "Тахмасиб" летитпрямо на протуберанец, но через минуту он понял, что корабльпройдет гораздо левее. Протуберанец оторвался от коричневойглади и поплыл в розовое марево, волоча за собой клейкий хвостжелтых прозрачных нитей. В нитях опять вспыхнуло сиреневоезарево и быстро погасло. Протуберанец растаял в розовом свете. Быков работал долго. Несколько раз он поднимался наплощадку, немного отдыхал и снова спускался, каждый раз выбираяновое направление. Когда он поднялся в третий раз, у него былтолько один тестер. "Уронил", - коротко сказал он. Жилинтерпеливо вытравливал трос, упираясь ногой в перила. В такомположении он чувствовал себя очень устойчиво и мог озираться посторонам. Но по сторонам ничего не менялось. Только когдакапитан поднялся в шестой раз и буркнул: "довольно. Пошли.",Жилин вдруг подумал, что рыжая туманная стена слева - облачнаяповерхность Юпитера - стала заметно ближе. В рубке было чисто. Михаил Антонович вымел осколки итеперь сидел на своем обычном месте, нахохлившись, в меховойкуртке поверх комбинезона. Изо рта у него шел пар - в рубкебыло холодно. Быков сел в кресло, упер руки в колени ипристально поглядел сначала на штурмана, потом на Жилина.Штурман и Жилин ждали. - Ты закрепил пробоины?- Спросил Быков штурмана. Михаил Антонович несколько раз кивнул. - Есть шанс,- сказал Быков. Михаил Антонович выпрямился ишумно перевел дух. Жилин глотнул от волнения.- Есть шанс,-повторил Быков.- Но он очень маленький. И совершеннофантастичесикй. - Говори, Алешенька,- тихо попросил штурман. - Сейчас скажу,- сказал Быков и прокашлялся.- Шестнадцатьпроцентов отражателя вышли из строя. Вопрос такой: можем ли мызаставить работать остальные восемьдесят четыре? Даже меньше,чем восемьдесят четыре, потому что процентов десять еще неконтролируется - разрушена система контрольных ячеек. Штурман и Жилин молчали, вытянув шеи. - Можем,- сказал Быков.- Во всяком случае, можемпопробовать. Надо скомпенсировать точку сгорания плазмы так,чтобы скомпенсировать асимметрию поврежденного отражаталя. - Ясно,- сказал Жилин дрожащим голосом. Быков поглядел на него. - Это наш единственный шанс. Мы с Иваном займемсяпереориентацией магнитных ловушек. Иван вполне может работать.Ты, Миша, рассчитаешь нам новое положение точки сгорания всоответствии со схемой повреждения. Схему ты сейчас получишь.Это сумасшедшая работа, но это наш единственный шанс. Он смотрел на штурмана, и Михаил Антонович поднял голову ивстретился с ним глазами. Они отчетливо и сразу поняли другдруга. Что можно не успеть. Что там внизу в условияхчудовищного давления коррозия начнет разъедать корпус корабля икорабль может растаять, как рафинад в кипятке, раньше, чем онизакончат работу. Что нечего и думать скомпенсировать асимметриюполностью. Что никто и никогда не пытался водить корабль стакой компенсацией, на двигателе, ослабленном по меньшей мере вполтора раза... - Это наш единственный шанс,- громко сказал Быков. - Я сделаю, Лешенька,- сказал Михаил Антонович.- Этонетрудно - рассчитать новую точку. Я сделаю. - Схему мертвых участков я тебе сейчас дам,- повторилБыков.- И нам надо страшно спешить. Скоро начнется перегрузка,и будет очень трудно работать. А если мы провалимся оченьглубоко, станет опасно включать двигатель, потому что возможнацепная реакция в сжатом водороде.- Он подумал и добавил:- и мыпревратимся в газ. - Ясно,- сказал Жилин. Ему хотелось начать сию же минуту,немедленно. Михаил Антонович протянул руку с коротенькими пальцами исказал тонким голосом: - Схему, Лешенька, схему. На панели аварийного пульта замигали три красных огонька. - Ну вот,- сказал Михаил Антонович.- В аварийных ракетахкончилось горючее. - Наплевать,- сказал Быков и встал.

* Глава IV *

Люди в бездне

Планетологи забавляются,

А штурман уличен в контрабанде - З-заряжай,- сказал Юрковский. Он висел у перископа,втиснув лицо в замшевый нарамник. Он висел горизонтально,животом вниз, растопырив ноги и локти, и рядом плавали в воздухетолстый дневник наблюдений и авторучка. Моллар лихо откатилкрышку казенника, вытянул из стеллажа обойму бомбозондов и,подталкивая ее сверху и снизу, с трудом загнал ее впрямоугольную щель зарядной камеры. Обойма медленно и бесшумноскользнула на место. Моллар накатил крышку, щелкнул замком исказал: - Готов, Вольдемар. Моллар прекрасно держался в условиях невесомости. Правда,иногда он делал резкие неосторожные движения и повисал подпотолком, и тогда приходилось стаскивать его обратно, и егоиногда подташнивало, но для новичка, впервые попавшего вневесомость, он держался очень хорошо. - Готов,- сказал Дауге от экзосферного спектрографа. - З-залп,- скомандовал Юрковский. Дауге нажал на спуск. "Ду-ду-ду-ду", - глухо заурчало вказеннике. И сейчас же - "тик-тик-тик" затрещал затворспектрографа. Юрковский увидел в перископ, как в оранжевомтумане,сквозь который теперь проваливался "Тахмасиб", один задругим вспыхивали и стремительно уносились вверх белые клубкипламени. Двенадцать вспышек, двадцать лопнувших бомбозондов,несущих мезонные излучатели. - С-славно,- сказал Юрковский. За бортом росло давление. Бомбозонды рвались все ближе.Они слишком быстро тормозились. Дауге громко говорил в диктофон, заглядывая в отсчетноеустройство спектроанализатора: - Молекулярный водород - восемьдесят один и тридцать пять,гелий - семь и одиннадцать, метан - четыре и шестнадцать, аммиак- один ноль один. Усиливается неотождествленная линия...Говорил им: поставьте считывающий автомат, неудобно же так... - П-падаем,- сказал Юрковский.- Как мы п-падаем...М-метана уже только ч-четыре... Дауге, ловко поворачиваясь, снимал отсчеты с приборов. - Пока Кангрен прав,- сказал он.- Ну вот, батиметр ужеотказал. Давление триста атмосфер. Больше нам давление немерять. - Ладно,- сказал Юрковский.- З-заряжай. - Стоит ли?- Сказал Дауге.- Батиметр отказал.Синхронизация будет нарушена. - Д-давай попробуем,- сказал Юрковский.- З-заряжай. Он оглянулся на Моллара. Моллар тихонько раскачивался подпотолком, грустно улыбаясь. - Стащи его, Григорий,- сказал Юрковский. Дауге привстал, схватил Моллара за ногу и стащил вниз. - Шарль,- сказал он терпеливо.- Не делайте порывистыхдвижений. Зацепитесь носками вот здесь и держитесь. Моллар тяжело вздохнул и откатил крышку казенника. Пустаяобойма выплыла из зарядной камеры, стукнула его в грудь имедленно полетела к Юрковскому. Юрковский увернулся. - О, опьять!- Сказал Моллар виновато.- Простите, Володья.О, этот невесомость! - З-заряжай, заряжай,- сказал Юрковский. - Солнце,- сказал вдруг Дауге. Юрковский припал к перископу. В оранжевом тумане нанесколько секунд появился смутный красноватый диск. - Это последний раз,- сказал Дауге, кашлянув. - Ви уже три раза говорили последний раз,- сказал Моллар,накатывая крышку. Он нагнулся проверяя замок.- Прощай, солнце,как говорил капитан немо. Но получилось, что не последний раз.Я готов, вольдемар. - И я готов,- сказад Дауге.- Может быть, все-таки кончим? В обсерваторный отсек, лязгая по полу магнитными подковами,вошел Быков. - Кончайте работу,- сказал он угрюмо. - П-поч-чему?- Спросил Юрковский, обернувшись. - Большое давление за бортом. Еще полчаса, и ваши бомбыбудут рваться в этом отсеке. - З-залп,- торопливо сказал Юрковский. Дауге поколебалсянемного, но все-таки нажал на спуск. Быков дослушал "ду-ду-ду"в казеннике и сказал: - И хватит. Задраить все тестерные пазы. Эту штуку,- онпоказал на казенник,- заклинить. И как следует. - А п-перископ-ические н-наблюдения в-вести нам ещеразрешается?- Спросил Юрковский. - Перископические разрешается,- сказал Быков.-Забавляйтесь. Он повернулся и вышел. Дауге сказал: - Ну вот, так и знал. Ни черта не получилось.Синхронизации нет. Он выключил приборы и стал вытаскивать катушку издиктофона. - Иог-ганыч,- сказал Юрковский.- П-по-моему, Алексей что-тоз-задумал, как ты думаешь? - Не знаю,- сказал Дауге и посмотрел на него.- С чего тывзял? - У н-него т-такая особенная морда,- сказал Юрковский.- Яего з-знаю. Некоторое время все молчали, только глубоко вздыхал Моллар,которого подташнивало. Потом Дауге сказал: - Я хочу есть. Где суп, Шарль? Вы разлили суп, мыголодны. А кто сегодня дежурный, Шарль? - Я,- сказал Шарль. При мысле о еде его затошнило сильнее.Но он сказал:- я пойду и приготовлю новый суп. - Солнце!- Сказал Юрковский. Дауге прижался подбитым глазом к окуляру видоискателя. - Вот видите,- сказал Моллар.- Опьять солнце. - Это не солнце,- сказал Дауге. - Д-да,- сказал Юрковский.- Это, п-пожалуй, н-не солнце. Далекий клубок света в светло коричневой мгле бледнел,разбухая, расплылся серыми пятнами и исчез. Юрковский смотрел,стиснув зубы так, что затрещало в висках. Прощай, солнце,подумал он. Прощай, солнце. - Я есть хочу,- сердито сказал Дауге.- Пойдемте на камбуз,Шарль. Он ловко оттолкнулся от стены, подплыл к двери и раскрылее. Моллар тоже оттолкнулся и ударился головой о карниз. Даугепоймал его за руку с растопыренными пальцами и вытащил вкоридор. Юрковский слышал, как иоганыч спросил: "ну, какжизнь, хороше-о?" Моллар ответил: "хороше-о, но оченьнеудобно". - "Ничего,- сказал Дауге бодрым голосом.- Скоропривыкнете". Ничего, подумал Юрковский, скоро все кончится. Он заглянулв перископ. Было видно, как вверху, откуда падал планетолет,сгущался коричневый туман, но снизу, из непостижимых глубин, избездонных глубин водородной пропасти, брезжил странный розовыйсвет. Тогда Юрковский закрыл глаза. Жить, подумал он. Житьдолго. Жить вечно. Он вцепился обеими руками в волосы изажмурился. Оглохнуть, ослепнуть, онеметь, только жить. Толькочувствовать на коже солнце и ветер, а рядом - друга. Боль,бессилие, жалость. Как сейчас. Он с силой рванул себя заволосы. Пусть как сейчас, но всегда. Вдруг он услышал, чтогромко сопит, и очнулся. Ощущение непереносимого, сумашедшегоужаса и отчаяния исчезло. Так уже бывало с ним - двенадцать летназад на марсе, и десять лет назад на голконде, и в позапрошломгоду тоже на марсе. Приступ сумасшедшего желания просто жить,желания темного и древнего, как сама протоплазма. Словнокороткий обморок. Но это проходит. Это надо перетерпеть, какболь. И сразу о чем-нибудь позаботиться. Лешка приказалзадраить тестерные пазы. Он отнял руки от лица, раскрыл глаза иувидел, что сидит на полу. Падение "Тахмасиба" тормозилось,вещи обретали вес. Юрковский потянулся к маленькому пульту и задраил тестерныепазы - амбразуры в прочной оболочке жилой гандолы, в которыевставляются рецепторы приборов. Затем он тщательно заклинилказенник бомбосбрасывателя, собрал разбросанные обоймы отбомбозондов и аккуратно сложил их в стеллаж. Он заглянул вперископ, и ему показалось - да так оно, неверное, и было насамом деле, - что тьма вверху стала гуще, а розовое сияние внизусильнее. Он подумал, что на такую глубину в Юпитер не проникалеще ни один человек, разве что Сережа Петрушевский, светлая емупамять, но и он скорее всего взорвался раньше. У него тоже былрасколот отражатель. Он вышел в коридор и направился в кают-компанию, заглядываяпо пути во все каюты. "Тахмасиб" еще падал, хотя с каждойминутой все медленнее, и Юрковский шел на цыпочках, словно подводой, балансируя руками и время от времени делая непроизвольныепрыжки. В пустынном коридоре вдруг разнесся приглушенный вопльМоллара, похожий на воинственный клич: "как жизнь, Грегуар,хороше-о?" Видимо Дауге удалось привести радиооптика в обычноенастроение. Ответа Грегуара Юрковский не слышал. "Хороше-о",-пробормотал он и не заметил, что не заикается. Все-таки,хорошо. Он заглянул в каюту Михаила Антоновича. В каюте было темнои стоял странный пряный запах. Юрковский вошел и включил свет.Посреди каюты валялся развороченный чемодан. Никогда ещеЮрковский не видел чемодана в таком состоянии. Так чемодан могбы выглядеть, если бы в нем лопнул бомбозонд. Матовый потолок истены каюты были заляпаны коричневыми, скользкими на видкляксами. От клякс исходил вкусный пряный аромат. Мидии соспециями, сразу определил Юрковский. Он очень любил мидии соспециями, но они, к сожалению, были безусловно исключены израциона межпланетчиков. Он оглянулся и увидел над самой дверьюблестящее черное пятно - метеоритная пробоина. Все отсеки жилойгондолы были герметичными. При попадании метеорита подачавоздуха в них автоматически перекрывалась до тех пор, покасмолопласт - вязкая и прочная прокладка корпуса - не затягивалпробоину. На это требуется всего одна, Максимум две секунды, ноза это время давление в отсеке может сильно упасть. Это неочень опасно для человека, но смертельно для контрабандныхконсервов. Консервы просто взрываются. Особенно пряныеконсервы. Контрабанда, подумал Юрковский. Старый чревоугодник.Ну, будет тебе от капитана. Быков не выносит контрабанды. Юрковский осмотрел каюту еще раз и заметил, что черноепятно пробоины слабо серебрится. Ага, подумал он. Кто-то ужепрометаллизировал пробоины. Правильно, иначе под такимдавлением смолопластовые пробки просто вдавило бы внутрь. Онвыключил свет и вернулся в коридор. И тогда он ощутил усталостьи свинцовую тяжесть во всем теле. О черт, как я раскис! -Подумал он и вдруг почувствовал, что лента на которой виселмикрофон, режет шею. Он понял, в чем дело. Перелетзаканчивается. Через несколько минут тяжесть станет двойной инад головой будет десять тысяч километров сжатого водорода, апод ногами шестьдесят тысяч километров очень сжатого, жидкого,твердого водорода. Каждый килограмм тела будет весить двакилограмма, а то и больше. Бедный Шарль, подумал Юрковский.Бедный миша. - Вольдемар,- позвал сзади Моллар.- Вольдемар, помогите намвезти суп. Очень тяжелый суп. Юрковский оглянулся. Дауге и Моллар, красные и потные,тащили из дверей камбуза грузно вихляющийся столик на колесах.На столике слабо дымились три кастрюльки. Юрковский пошелнавстречу и вдруг почувствовал, как стало тяжело. Моллар слабоахнул и сел на пол. "Тахмасиб" остановился. "Тахмасиб" сэкипажем, с пассажирами и грузом прибыл на последнюю станцию.

Планетологи пытают штурмана,

А радиооптик пытает планетологов - Кто готовил этот обед?- спросил Быков. Он оглядел всех и снова уставился на кастрюльки. МихаилАнтонович тяжело со свистом дышал, навалившись грудью на стол.Лицо у него было багровое, отекшее. - Я,- несмело сказал Моллар. - А в чем дело?- Спросил Дауге. Голоса у всех были сиплые. Все говорили с трудом, едвавыталкивая из себя слова. Моллар криво улыбнулся и лег на диванлицом вверх. Ему было плохо. "Тахмасиб" больше не падал, итяжесть становилась непереносимой. Быков посмотрел на Моллара. - Этот обед вас убьет,- сказал он.- Съедите этот обед ибольше не встанете. Он вас раздавит, вы понимаете? - О черт,- сказал Дауге с досадой.- Я забыл о тяжести. Моллар лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Челюсть унего отвисла. - Съедим бульону,- сказал Быков.- И все. Больше никусочка.- Он поглядел на Михаила Антоновича и оскалил зубы внерадостной усмешке.- Ни кусочка,- повторил он. Юрковский взял половник и стал разливать бульон потарелкам. - Тяжелый обед,- сказал он. - Вкусно пахнет,- сказал Михаил Антонович.- Может быть,дольешь мне еще чуть-чуть, Володенька? - Хватит,- жестко сказал Быков. Он медленно хлебал бульон,по-детски зажав ложку в кулаке, измазанном графитовой смазкой. Все молча стали есть. Моллар с трудом приподнялся и сновалег. - Не могу,- сказал он.- Простите меня, не могу. Быков положил ложку и встал. - Рекомендую всем пассажирам лечь в амортизаторы,- сказалон. Дауге отрицательно покачал головой.- Как угодно. НоМоллара уложите в амортизатор непременно. - Хорошо,- сказал Юрковский. Дауге взял тарелку, сел на диван рядом с Молларом ипринялся кормить его с ложки, как больного. Моллар громкоглотал, не открывая глаз. - А где Иван?- Спросил Юрковский. - На вахте,- ответил Быков. Он взял кастрюлю с остаткамисупа и пошел к люку, тяжело ступая на прямых ногах. Юрковский,поджав губы, глядел в его согнутую спину. - Все, мальчики,- сказал Михаил Антонович жалким голосом.-Начинаю худеть. Так все-таки нельзя. Я сейчас вешу двести слишним кило, подумать страшно. И будет еще хуже. Мы все ещепадаем немножко. Он откинулся на спинку кресла и сложил на животе отекающиеруки. Затем поворочался немного, положил руки на подлокотники ипочти мгновенно заснул. - Спит, толстяк,- сказал Дауге, оглянувшись на него.-Корабль затонул, а штурман заснул. Ну, еще ложечку, Шарль. Запапу. Вот так. А теперь за маму. - Нье могу, простите,- пролепетал Моллар.- Нье могу. Яльягу.- Он лег и начал неразборчиво бормотать по-французски. Дауге поставил тарелку на стол. - Михаил,- позвал он громко.- Миша. Михаил Антонович раскатисто храпел. - С-сейчас я его ра-азбужу,- сказал Юрковский.- Михаил,-сказал он вкрадчивым голосом.- М-мидии. М-мидии. Со специями. Михаил Антонович вздрогнул и проснулся. - Что?- Пробормотал он.- Что? - Нечистая с-совесть,- сказал Юрковский. Дауге поглядел на штурмана в упор. - Что вы там делаете в рубке?- Сказал он. Михаил Антонович поморгал красными веками, потом заерзал накресле, едва слышно сказал: "ах, я совсем забыл..."- Ипопытался подняться. - Сиди,- сказал Дауге. - Т-так что вы там д-делаете? - И на кой бес? - Ничего особенного,- сказал Михаил Антонович и оглянулсяна люк в рубку.- Право, ничего, мальчики. Так только... - М-миша,- сказал Юрковский.- М-мы же видим, что он что-тоз-задумал. - Говори, толстяк,- сказал Дауге свирепо. Штурман снова попытался подняться. - С-сиди,- сказал Юрковский безжалостно.- Мидии. Соспециями. Говори. Михаил Антонович стал красен как мак. - Мы не дети,- сказал Дауге.- Нам уже приходилось умирать.Какого беса вы там секретничаете? - Есть шанс,- едва слышно пробормотал штурман. - Шанс всегда есть,- возразил Дауге.- Конкретнее. - Ничтожный шанс,- сказал Михаил Антонович.- Право, мнепора, мальчики. - Что они делают?- Спросил Дауге.- Чем они заняты, лешка иИван? Михаил Антонович с тоской поглядел на люк в рубку. - Он не хочет вам говорить,- прошептал он.- Он не хочет васзря обнадеживать. Алексей надеется выбраться. Они тамперестраивают систему магнитных ловушек... И отстаньте от меня,пожалуйста!- Закричал он тонким пронзительным голосом, кое-каквстал и заковылял в рубку. - Мон диеу,- тихо сказал Моллар и снова лег навзничь.- А,все это ерунда, барахтанье,- сказал Дауге.- Конечно, Быков неспособен сидеть спокойно, когда костлявая берет нас за горло.Пошли. Пойдемте, Шарль, мы уложим вас в амортизатор. Приказкапитана. Они взяли Моллара под руки с двух сторон, подняли и повелив коридор. Голова Моллара болталась. - Мон диеу,- бормотал он.- Простите. Я есть весьма плехоймежпланетникь. Я есть только всего радиооптикь. Это было очень трудно - идти самим и тащить Моллара, но онвсе-таки добрались до его каюты и уложили радиооптика вамортизатор. Он лежал в длинном, не по росту, ящике, маленький,жалкий, задыхающийся, с посиневшим лицом. - Сейчас вам станет хорошо, Шарль,- сказал Дауге. Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли впозвоночнике. - П-полежите, отдох-охните,- сказал он. - Хороше-о, - сказал Моллар.- Спасибо, товарищи. Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ. - Ну, хорошо,- сказал Дауге.- Теперь бы нам костюмы дляперегрузок... Юрковский пошел к выходу. На корабле было только трикостюма для перегрузок - костюмы экипажа. Пассажирам приперегрузках полагалось лежать в амортизаторах. Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки. Вобсерваторном отсеке они долго устраивались у перескопов,обкладывали себя мягким со всех сторон, а потом легли инекоторое время молчали, отдыхая. Дышать было трудно.Казалось, на грудь давит многопудовая гиря. - П-помню, на курсах нам давали с-сильные перегрузки,-сказал Юрковский.- П-пришлось сбрасывать в-вес. - Да,- сказал Дауге.- Я совсем забыл. Что это за чепухапро мидии со специями? - В-вкусная вещь, правда?- Сказал Юрковский.- Наш штурманв-вез тайком от к-капитана н-несколько банок, и они взорвались унего в ч-чемодане. - Ну?- Сказал Дауге.- Опять? Ну и лакомка. Ну иконтрабандист! Его счастье, что Быкову сейчас не до этого. - Б-Быков, наверное, еще н-не знает,- сказал Юрковский. И никогда не узнает, подумал он. Они помолчали, потомДауге взял дневники наблюдений и стал их просматривать. Онинемного посчитали, потом поспорили относительно метеоритнойатаки. Дауге сказал, что это был случайный рой. Юрковскийобъявил, что это кольцо. "Кольцо у Юпитера?"- Презрительноспросил Дауге. "Да,- сказал Юрковский.- Я давно это подозревал.И теперь вот убедился". "Нет,- сказал Дауге.- Все-таки это некольцо. Это полукольцо". "Ну пусть полукольцо",- согласилсяЮрковский. "Кангрен большой молодец,- сказал Дауге.- Егорасчеты просто замечательно точны". "Не совсем",- сказалЮрковский. "Это почему же?"- Осведомился Дауге. "Потому чтотемпература растет заметно медленнее",- объяснил Юрковский."Это внутреннее свечение неклассического типа",- возразил Дауге."Да, неклассического",- сказал Юрковский.- "Кангрен не мог этогоучесть",- сказал Дауге. "Надо было учесть,- сказал Юрковский.-Об этом уже сто лет спорят, надо было учесть". "Просто тебестыдно,- сказал Дауге.- Ты так бранился с Кангреном в Дублине, итеперь тебе стыдно". "Балда ты,- сказал Юрковский.- Я учитывалнеклассические эффекты". "Знаю"- сказал Дауге. "А еслизнаешь,- сказал Юрковский,- то не болтай глупостей". "Не ори наменя,- сказал Дауге.- Это не глупости. Неклассические эффектыты учел, а цена этому, сам видишь, какая". "Это тебе такаяцена,- рассердился Юрковский.- До сих пор не читал моейпоследней статьи". "Ладно,- сказал Дауге,- не сердись. У меняспина затекла". "У меня тоже",- сказал Юрковский. Онперевернулся на живот и встал на четвереньки. Это было нелегко.Он дотянулся до перископа и заглянул. - По-посмотри-ка,- сказал он. Они стали смотреть в перископы. "Тахмасиб" плавал впустоте, заполненной розовым светом. Не видно было ни одногопредмета, никакого движения, на котором мог бы задержатьсявзгляд. Только ровный розовый свет. Казалось, что смотришь вупор на фосфоресцирующий экран. После долгого молчанияЮрковский сказал: - Скучно. Он поправил подушки и снова лег на спину. - Этого еще никто не видел,- сказал Дауге.- Это свечениеметаллического водорода. - Т-таким н-наблюдениям,- сказал Юрковский,- грош цена.Может, пристроим к п-перископу с-спектрограф? - Глупости,- сказал Дауге, еле шевеля губами. Он сполз наподушки и тоже лег на спину.- Жалко,- сказал он.- Ведь этого ещеникто никогда не видел. - Д-до чего м-мерзко ничего не делать,- сказал Юрковский стоской. Дауге вдруг приподнялся на локте и нагнул голову,прислушиваясь.- Что ты?- Спросил Юрковский. - Тише,- сказал Дауге.- Послушай. Юрковский прислушался. Низкий, едва слышный гул доносилсяоткуда-то, волнообразно нарастая и снова затихая, словно гудениегигантского шмеля. Гул перешел в жужжание, стал выше и смолк. - Что это?- Спросил Дауге. - Не знаю,- отзвался Юрковский вполголоса. Он сел.- Можетбыть, это двигатель? - Нет, это оттуда,- Дауге махнул рукой в сторонуперископов.- Ну-ка...- Он опять прислушался и снова послышалосьнарастающее гудение. - Надо поглядеть,- сказал Дауге. Гигантский шмель смолк,но через секунду загудел снова. Дауге поднялся на колени иуткнулся лицом в нарамник перископа.- Смотри!- Закричал он. Юрковский тоже подполз к перископу. - Смотри, как здорово!- Крикнул Дауге. Из желто-розовой бездны поднимались огромные радужные шары.Они были похожи на мыльные пузыри и переливались зеленым, синим,красным. Это было очень красиво и совершенно непонятно. Шарыподнимались из пропасти с низким нарастающим гулом, быстропроносились и исчезали из поля зрения. Они все были разныхразмеров, и Дауге судорожно вцепился в рубчатый барабандальномера. Один шар, особенно громадный и колыхающийся, прошелсовсем близко. На несколько мгновений обсерваторный отсекзаполнеился нестерпимо низким, зудящим гулом, и планетолетслегка качнуло. - Эй, в обсерватории,- раздался в репродукторе голосБыкова.- Что это за бортом? - Ф-феномены,- сказал Юрковский, пригнув голову кмикрофону. - Что?- Спросил Быков. - П-пузыри какие-то,- пояснил Юрковский. - Это я и сам вижу,- проворчал Быков и замолчал. - Это уже не металлический водород,- сказал Юрковский почтине заикаясь. Пузыри исчезли. - Вот,- сказал Дауге.- Диаметры: пятьсот, девятьсот и тритысячи метров. Если, конечно, здесь не искажается перспектива.Больше я не успел. Что это может быть? В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря. Вырос исейчас же смолк густой басовый звук. - М-машина п-планеты р-работает,- сказал Юрковский.- И мыникогда не узнаем, что там происходит... - Пузыри в газе,- сказал Дауге.- А впрочем, какой это газ -плотность как у бензина... Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар,прислонившись лицом к косяку. Кожа на его лице вся сползла кподбородку от тяжести. У него был белый лоб и темно-вишневаяшея. - Это есть я,- сказал Моллар. Он перевалился на живот и пополз к своему месту указенника. Планетологи молча смотрели на него, затем Даугевстал, взял две подушки - у себя и у Юрковского - и помогМоллару устроиться поудобнее. Все молчали. - Очень тоскливо,- сказал, наконец Моллар.- Не могу один.Хочется говорить.- Он делал самые невообразимые ударения. - Мы очень рады вам, Шарль,- сказал Дауге совершенноискренне. - Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим. Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать,тяжело дыша и глядя в потолок. - А к-как жизнь, Шарль?- Спросил Юрковский с интересом, - Жизьнь хороше-о,- сказал Моллар, бледно улыбаясь.- Толькомало. Дауге лег и тоже уставился в потолок. "Мало,- подумал он,-гораздо меньше, чем хочется". Он выругался вполголосапо-латышски. - Что?- Спросил Моллар. - Он ругается,- об'яснил Юрковский. Моллар вдруг сказал высоким голосом: - Друзья мои!- И планетологи разом повернулись к нему. - Друзья мои!- Сказал Моллар.- Что мне дьелатть? Ви естьопытные межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да,геройи! Мон диеу! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем ясмотрелль в глаза девушки.- Он горестно помотал головой.- И ясовсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говоритьсейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да,как надо сейчас говорить? Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Даугенеловко проборматал: "о, черт",- и оглянулся на Юрковского.Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел наМоллара. - О, черт,- сказал Дауге.- Я уже и забыл. - М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотелиам-ампутировать н-ногу,- предложил Юрковский. - Верно!- Радостно сказал Дауге.- А потом вы, Шарль, тожерасскажете что-нибудь веселенькое... - Ах, вы все шутите,- сказал Моллар. - А еще можно спеть,- сказал Дауге.- Я про это читал. Вынам споете, Шарль? - Ах,- сказал Моллар.- Я совсем прокис. - Отнюдь,- сказал Дауге.- Вы замечательно держитесь, Шарль.А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а,Володя? - К-конечно,- сказал Юрковский.- З-замечательно. - А капитан не спит,- бодро продолжал Дауге.- Вы заметили,Шарль? Он что-то задумал, наш капитан. - Да,- сказал Моллар.- Да! Наш капитан,- это есть большаянадежда. - Еще бы,- сказал Дауге.- Вы даже не знаете, какая этобольшая надежда. - М-метр девяносто пять,- сказал Юрковский. Моллар засмеялся. - Вы все шутите,- сказал он. - А мы пока будем болтать и наблюдать,- сказал Дауге.-Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никтоникогда не видел.- Он поднялся и приник к перископу. Юрковскийувидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими рукамивзялся за нарамник.- Бог мой,- сказал он.- Планетолет! В розовой пустоте висел планетолет. Он был виденсовершенно отчетливо и во всех подробностях и находился,по-видимому, километрах в трех от "Тахмасиба". Это был фотонныйгрузовик первого класса с параболическим отражателм, похожим нарастопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковиднымгрузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далековынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершеннонеподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино. - Кто же это?- Пробормотал Дауге.- Неужели Петрушевский? - П-погляди на отражатель,- сказал Юрковский. Отражатель серого планетолета был обломан с края. - Тоже не повезло ребятам,- сказал Дауге. - О,- сказал Моллар.- А вон еще один. Второй планетолет - точно такой же - висел дальше и глубжепервого. - И у этого обломан отражатель,- сказал Дауге. - Я з-знаю,- сказал неожиданно Юрковский.- Это наш"Тахмасиб". М-мираж. Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырейстремительно поднялись из глубины, и призраки "Тахмасиба"исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились ещетри призрака. - Какие красивые пузыри,- сказал Моллар.- Они поют. Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь и онсморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видятли они. Они, конечно, не видели. - Вот,- сказал Дауге.- Ты говоришь, что здесь скучно. - Я н-не говорю,- сказал Юрковский. - Нет, говоришь,- сказал Дауге.- Ты брюзжишь, что скучно. Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить былонельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнестив амортизатор, но... Ничего, она свернется. Моллар тихосморкался. - А вон еще мираж,- сказал Дауге.- Но это не корабль. Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он.Этого не может быть. Ни тут, ни в Юпитере. Под "Тахмасибом"медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание еетонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала - голая,отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальшевырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. Итишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едваслышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов. - Эт-то н-не мираж,- проговорил Юрковский.- Эт-то п-похожена ядро. - Вздор,- сказал Дауге. - В-возможно, все-таки у Юпитера есть ядро. - Вздор, вздор,- нетерпеливо сказал Дауге. Горная цепь тянулась под "Тахмасибом", и не было ейконца. - Вон еще,- сказал Дауге. Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт,вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и сноваскрылся. Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, авдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая сераямасса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез извиду. Юрковский не отрываясь от перескопа, поднес к губаммикрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы. - Быков,- позвал он.- Алексей. - Алеши нет, Володенька,- отозвался голос штурмана. Голосбыл сиплый и задыхающийся.- Он в машине. - М-Михаил, мы идем н-над с-скалами,- сказал Юрковский. - Над какими скалами?- Испуганно спросил Михаил Антонович. Вдали прошла поразательно ровная, словно отполированнаяповерхность - огромная равнина, окаймленная невысокой грядойкруглых холмов. Прошла и утонула в розовом. - М-мы еще не все п-понимаем,- сказал Юрковский. - Я сейчас посмотрю, Володенька,- сказал Михаил Антонович. За перископом проплывала еще одна горная страна. Она плылавысоко вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это былодикое, фантастическое зрелище, и Юрковский подумал сначала, чтоэто опять мираж, но это был не мираж. Тогда он понял и сказал:"Это не ядро, Иоганыч. Это кладбище". Дауге не понял. "Это кладбище миров,- сказал Юрковский.- Джуп проглотилих." Дауге долго молчал, а затем пробормотал: - Какие открытия... Кольцо, розовое излучение, кладбищемиров... Жаль. Очень жаль. Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Онлежал ничком. Они стащили Моллара в амортизатор, привели его в чувство, аон, измотанный, отекший, сразу заснул, словно упал в обморок.Потом они вернулись в обсерваторный отсек и снова повисли наперископах. Под "Тахмасибом", и рядом с "Тахмасибом", временаминад "Тахмасибом" медленно проплывали в потоках сжатого водородаобломки несозданных миров - горы, скалы, чудовищныепотрескавшиеся глыбы, прозрачные серые облака пыли. Потом"Тахмасиб" отнесло в сторону, а в перископах остался толькопустой, ровный розовый свет. "Устал как собака,- сказал Дауге. Он перевернулся на бок,и у него затрещали кости.- Слышишь?"- "Слышу,- сказалЮрковский.- Давай смотреть". "Давай",- сказал Дауге. "Я думал,это ядро",- сказал Юрковский. "Этого не могло быть",- сказалДауге. Юрковский стал тереть лицо ладонями. "Это ты такговоришь,- сказал он.- Давай смотреть". Они еще многое увидели и услышали, или им казалось, что ониувидели и услышали, потому что оба страшно устали, и в глазахтемнело, и тогда исчезали стены обсерваторного отсека -оставался только ровный розовый свет. Они видели широкиенеподвижные зигзаги молний, упиравшиеся в тьму наверху и розовуюбездну внизу, и слышали, как с железным громом пульсируют в нихлиловые разряды. Они видели какие-то колышущиеся пленки,проплывающие с тонким свистом совсем рядом. Они разглядывалипричудливые тени во мгле, которые двигались и шевелились, иДауге спорил, что это объемные тени, а Юрковский доказывал, чтоДауге бредит. И они слышали вой, и писк, и грохот, и странныезвуки, похожие на голоса, и Дауге предложил зафиксировать этизвуки на диктофоне, но тут заметил, что Юрковский спит, лежа наживоте. Тогда он повернул Юрковского на спину и снова вернулсяк перископу. В открытую дверь отсека вползла, волоча брюхо по полу,Варечка, синяя в крапинку, подобралась к Юрковскому ивзгромоздилась к нему на колени. Дауге хотел прогнать ее, но унего уже совсем не было сил. Он даже не мог поднять голову. АВаречка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы на ееморде стояли ежом, и полуметровый хвост судорожно подергивался втакт дыханию.

Надо прощаться,

А радиооптик не знает как Это было трудно, невообразимо трудно работать в такихусловиях. Жилин несколько раз терял сознание. Останавливалосьсердце, и все заволакивалось красной мутью. И во рту все времячувствовался привкус крови. Жилину было стыдно, потому чтоБыков продолжал работать неутомимо, размеренно и точно, какмашина. Быков был весь мокрый от пота, ему тоже былоневообразимо трудно, но он, по-видимому, умел заставить себя нетерять сознание. Уже через два часа у Жилина пропало всякоепредставление о цели работы, у него больше не осталось нинадежды, ни любви к жизни, но каждый раз, очнувшись, онпродолжал прерванную работу, потому что рядом был Быков.Однажды он очнулся и не нашел Быкова. Тогда он заплакал. НоБыков скоро вернулся, поставил рядом с ним кастрюльку с супом исказал: "ешь". Он поел и снова взялся за работу. У Быковабыло белое лицо и багровая отвисшая шея. Он тяжело и частодышал. И он молчал. Жилин думал: если мы выберемся, я непойду в межзвездную экспедицию, я не пойду в экспедицию наплутон, я никуда не пойду, пока не стану таким, как Быков.Таким обыкновенным и даже скучным в обычное время. Таким хмурыми немножко даже смешным. Таким, что трудно было поверить, глядяна него, в легенду о Голконде, в легенду о Каллисто и в другиелегенды. Жилин помнил, как молодые межпланетники потихонькупосмеивались над "рыжим пустынником" - кстати, откуда взялосьтакое странное прозвище? - Но он никогда не видел, чтобы оБыкове отозвался пренебрежительно хоть один пилот или ученыйстаршего поколения. Если я выберусь, я должен стать таким, какБыков. Если я не выберусь, я должен умереть как Быков. КогдаЖилин терял сознание, Быков молча заканчивал его работу. КогдаЖилин приходил в себя, Быков так же молча возвращался на место. Потом Быков сказал: "пошли",- и они выбрались из камерымагнитной системы. У Жилина все плыло перед глазами, хотелосьлечь, уткнуться носом во что-нибудь помягче и так лежать, покане поднимут. Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носомв холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самоголица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал. Жилиннапрягся и вылез из люка. Он сел на корточки, чтобы как следуетзадраить крышку. Замок не слушался, и Жилин стал рвать егоисцарапанными пальцами. Быков возвышался рядом, как радиомачта,и смотрел не мигая сверху вниз. - Сейчас,- торопливо сказал Жилин.- Сейчас... Замок, наконец, встал на место. - Готово,- сказал Жилин и выпрямился. Ноги тряслись вколенях. - Пошли,- сказал Быков. Они вернулись в рубку. Михаил Антонович спал в своемкресле у вычислителя. Он громко всхрапывал. Вычислитель былвключен. Быков перегнулся через штурмана, взял микрофонселектора и сказал: - Пассажирам собраться в кают-компании. - Что?- Спросил Михаил Антонович, встрепенувшись.- Что,уже? - Уже,- сказал Быков.- Пойдем в кают-компанию. Но он пошел не сразу - стоял и задумчиво наблюдал, какМихаил Антонович, болезненно морщась и постанывая, выбирается изкресла. Затем он словно очнулся и сказал: - Пойдем. Они пошли в кают-компанию. Михаил Антонович сразупробрался к дивану и сел, сложив руки на животе. Жилин тожесел, чтобы не тряслись ноги, и стал смотреть в стол. На столееще стояли стопкой грязные тарелки. Потом дверь в коридороткрылась, и ввалились пассажиры. Планетологи тащили на себеМоллара. Моллар висел, волоча ноги и обхватив планетологов заплечи. В руке у него был зажат носовой платок весь в темныхпятнах. Дауге и Юрковский молча усадили Моллара на диван и сели пообе стороны от него. Жилин оглядел их. Вот это да, подумал он.Неужели и у меня такая морда? Он украдкой ощупал лицо. Емупоказалось, что щеки у него очень тощие, а подбородок оченьтолстый, как у Михаила Антоновича. Под кожей бегали мурашки,как в отсиженной ноге. Отсидел физиономию, подумал Жилин. - Так,- сказал Быков. Он сидел на стуле в углу и теперьвстал, подошел к столу и тяжело оперся на него. Молларнеожиданно подмигнул Жилину и закрыл лицо пятнистым платком.Быков холодно посмотрел на него. Затем он стал смотреть встену. - Так,- повторил он.- Мы были заняты пере-о-бо-ру-до-ва-нием"Тахмасиба". Мы закончили пере-о-бо-ру-до-ва-ние.- Это словоникак не давалось ему, но он упрямо дважды повторил его,выговаривая по слогам.- Мы теперь можем использовать фотонныйдвигатель, и я решил его использовать. Но сначала я хочупоставить вас в известность о возможных последствиях.Предупреждаю, решение принято, и я не собираюсь с вамисоветоваться и спрашивать вашего мнения... - Короче, Алексей,- сказал Дауге. - Решение принято,- сказал Быков.- Но я считаю, что вывправе знать, чем это все может кончиться. Во-первых, включениефотореактора может вызвать взрыв в сжатом водороде вокруг нас.Тогда "Тахмасиб" будет разрушен полностью. Во-вторых, перваявспышка плазмы может уничтожить отражатель - возможно, внешняяповерхность уже истончена коррозией. Тогда мы останемся здесьи... В общем, понятно. В-третьих, наконец, "Тахмасиб" можетблагополучно выбраться из Юпитера и... - Понятно,- сказал Дауге. - И продовольствие будет доставлено на Амальтею,- сказалБыков. - П-продовольствие б-будет век б-благодарить б-Быкова,-сказал Юрковский. Михаил Антонович робко улыбнулся. Ему былоне смешно. Быков смотрел в стену. - Я намерен стартовать сейчас же,- сказал он.- Предлагаюпассажирам занять места в амортизаторах. Всем занять места вамортизаторах. И давайте без этих ваших штучек,- он посмотрелна планетологов.- Перегрузка будет восьмикратная, как минимум.Прошу выполнять. Бортинженер Жилин, проследите за выполнением идоложите. Он оглядел всех исподлобья, повернулся и ушел в рубку напрямых ногах. - Мон диеу,- сказал Моллар.- Ну и жизнь. У него опять пошла кровь из носа, и он принялся слабосморкаться. Дауге повертел головой и сказал: - Нам нужен счастливчик. Кто-нибудь здесь есть везучий?Нам совершенно необходим счастливчик. Жилин встал. - Пора, товарищи,- сказал он. Ему хотелось, чтобы всескорее кончилось. Ему очень хотелось, чтобы все уже былопозади. Все остались сидеть.- Пора, товарищи,- растерянноповторил он. - В-вероятность б-благоп-приятного и-исхода - п-процентовд-десять,- задумчиво сказал Юрковский и принялся растирать щеки.Михаил Антонович, кряхтя, выбрался из дивана. - Мальчики,- сказал он.- Надо, кажется, прощаться. Навсякий случай, знаете... Всякое может быть,- он жалостноулыбнулся. - Прощаться так прощаться,- сказал Дауге.- Давайтепрощаться. - И я опьять не знайю как,- сказал Моллар. Юрковский поднялся. - В-вот что,- сказал он.- П-пошли по ам-мортизаторам.С-сейчас выйдет б-Быков, и т-тогда... Лучше мне сгореть.Р-рука у него тяжелая, д-до сих п-пор помню. Д-десять лет. - Да-да,- заторопился Михаил Антонович.- Пошли, мальчики,пошли... Дайте я вас поцелую. Он поцеловал Дауге, потом Юрковского, потом повернулся кМоллару. Моллара он поцеловал в лоб. - А ты где будешь, миша?- Спросил Дауге. Михаил Антонович поцеловал Жилина, всхлипнул и сказал: - В амортизаторе, как все. - А ты, Ваня? - Тоже,- сказал Жилин. Он придерживал Моллара за плечи. - А капитан? Они вышли в коридор, и снова все остановились. Оставалосьнесколько шагов. - Алексей Петрович говорит, что не верит автоматике вДжупе,- сказал Жилин.- Он сам поведет корабль. - Б-Быков есть Быков,- сказал Юрковский, криво усмехаясь.-В-всех н-немощных на своих п-плечах. Михаил Антонович, всхлипывая, пошел в свою каюту. - Я вам помогу, мсье Моллар,- сказал Жилин. - Да,- согласился Моллар и послушно обхватил Жилина заплечи. - Удачи и спокойной плазмы,- сказал Юрковский. Дауге кивнул, и они разошлись по своим каютам. Жилин ввелМоллара в его каюту и уложил в амортизатор. - Как жизнь, Ваньюшя-а?- Сказал печально Моллар.- Хороще-о? - Хорошо, мсье Моллар,- сказал Жилин. - А как девушки? - Очень хорошо,- сказал Жилин.- На Амальтее чудесныедевушки. Он вежливо улыбнулся, задвинул крышку и сразу пересталулыбаться. Хоть бы скорее все это кончилось, подумал он. Он пошел по коридору, и коридор показался ему очень пустым.Он постучал по крышке каждого амортизатора и прослушал ответныйстук. Потом он вернулся в рубку. Быков сидел на месте старшего пилота. Он был в костюме дляперегрузок. Костюм был похож на кокон шелкопряда, из неготорчала рыжая растрепанная голова. Быков был совешеннообыкновенный, только очень сердитый и усталый. - Все готово, Алексей Петрович,- сказал Жилин. - Хорошо,- сказал Быков. Он косо поглядел на Жилина.- Небоишься, малек? - Нет,- сказал Жилин. Он не боялся. Он только хотел, чтобы все скорее кончилось.И еще ему вдруг очень захотелось увидеть отца, как он вылезаетиз стратоплана, грузный, усатый, со шляпой в руке. Ипознакомить отца с Быковым. - Ступай, Иван,- сказал Быков.- Десять минут в твоемраспоряжении. - Спокойной плазмы, Алексей Петрович,- сказал Жилин. - Спасибо,- сказал Быков.- Ступай. Это надо выдержать, подумал Жилин. Черт, неужели я невыдержу? Он подошел к двери каюты и вдруг увидел Варечку.Варечка тяжело ползла, прижимаясь к стене, волоча за собойсплющенный с боков хвост. Увидев Жилина, она поднялатреугольную морду и медленно мигнула. - Эх ты, бедолага,- сказал Жилин. Он взял Варечку заотставшую на шее кожу, приволок ее в каюту, сдвинул крышку самортизатора и поглядел на часы. Потом он бросил Варечку вамортизатор - она была очень тяжелая и грузно трепыхалась вруках - и залез сам. Он лежал в полной темноте, слушал, какшумит амортизирующая смесь, а тело становилось легче и легче.Это было очень приятно, только Варечка все время дергалась подбоком и колола руку шипами. Надо выдержать, подумал Жилин. Какон выдерживает. В рубке Алексей Петрович Быков нажал большим пальцемрифленую клавишу стартера.

Эпилог

Амальтея, "Джей-станция" Директор "Джей-станции" не глядит на заход Юпитера, А Варечку дергают за хвост Заход Юпитера - это тоже очень красиво. Медленно гаснетжелто-зеленое зарево экзосферы, и одна за другой загораютсязвезды, как алмазные иглы на черном бархате. Но директор "Джей-станции" не видел ни звезд, нижелто-зеленого сияния над близкими скалами. Он смотрел наледяное поле ракетодрома. На поле медленно, едва заметно дляглаза падала исполинская башня "Тахмасиба". "Тахмасиб" былгромаден - фотонный грузовик первого класса. Он был такгромаден, что его не с чем было сравнить здесь, наголубовато-зеленой равнине, покрытой круглыми черными пятнами.Из спектролитового колпака казалось, что "Тахмасиб" падает самсобой. На самом деле его укладывали. В тени скал и по другуюсторону равнины мощные лебедки тянули тросы, и блестящие нитииногда ярко вспыхивали в лучах солнца. Солнце ярко озарялокорабль, и он был виден весь, от огромной чаши отражателя дошаровидной жилой гондолы. Никогда еще на Амальтею не опускался такой изуродованныйпланетолет. Край отражателя был расколот, и в огромной чашележала густая изломанная тень. Двухсотметровая трубафотореактора казалась пятнистой и была словно изъедена коростой.Аварийные ракеты на скрученных кронштейнах нелепо торчали во всестроны, грузовой отсек перекосило, и один сектор его былраздавлен. Диск грузового отсека напоминал плоскую круглуюконсервную банку, на которую наступили свинцовым башмаком.Часть продовольствия, конечно, погибла, подумал начальник.Какая чушь лезет в голову. Не все ли равно. Да, "Тахмасибу"теперь не скоро уйти отсюда. - Дорого нам обошелся куриный суп,- сказал дядя Валнога. - Да,- пробормотал директор.- Куриный суп. Бросьте,Валнога. Вы же этого не думаете. При чем здесь куриный суп? - Отчего же,- сказал Валнога.- Ребятам нужна настоящая еда. Планетолет опустился на равнину и погрузился в тень.Теперь было видно только слабое зеленоватое мерцание натитановых боках, потом там сверкнули огни и мелькнули маленькиечерные фигурки. Косматый горб Юпитера ушел за скалы, и сталивидны решетчатые конструкции антенн. В кармане директора тоненько запел радиофон. Директорвытащил гладкую коробку и нажал на кнопку приема. - Слушаю,- сказал он. Тенорок дежурного диспетчера, очень веселый и без всякойпочтительности, сказал скороговоркой: - Товарищ директор, капитан Быков с экипажем и пассажирамиприбыл на станцию и ждет вас в вашем кабинете. - Иду,- сказал начальник. Вместе с дядей Валногой он спустился в лифте и направился всвой кабинет. Дверь было раскрыта настежь. В кабинете былополно народу, и все громко говорили и смеялись. Еще в коридоредиректор услыхал радостный вопль: - Как жизьнь - хороще-о? Как мальчушки - хороше-о? Директор не сразу вошел, а некоторое время стоял на пороге,разыскивая глазами прибывших. Валнога громко дышал у него надухом, и чувствовалось, что он улыбается до ушей. Они увиделиМоллара с мокрыми после купания волосами. Моллар отчаянножестикулировал и хохотал. Вокруг него стояли девушки - Зойка,Галина, Наденька, Джейн, Юрико, все девушки Амальтеи - и тожехохотали. Моллар всегда ухитрялся собрать вокруг себя всехдевушек. Потом директор увидел Юрковского, вернее его затылок,торчащий над головами, и кошмарное чудище у него на плече.Чудище вертело мордой и время от времени страшно зевало.Варечку дергали за хвост. Дауге видно не было, но зато былослышно не хуже, чем Моллара. Дауге вопил: "не наваливайтесь!Пустите, ребятушки! Ой-ой!" В сторонке стоял огромныйнезнакомый парень, очень красивый, но слишком бледный средизагорелых. С парнем оживленно разговаривали несколько местныхпланетолетчиков. Михаил Антонович Крутиков сидел в кресле устола директора. Он рассказывал, всплескивая короткими ручками,и временами подносил к глазам смятый платочек. Быкова директор узнал последним. Быков был бледен досиневы, и волосы его казались совсем медными, под глазами виселисиние мешки, какие бывают от сильных и длительных перегрузок.Глаза его были красными. Он говорил так тихо, что директорничего не мог разобрать и видел только, что говорит он медленно,с трудом шевеля губами. Возле Быкова стояли руководителиотделов, и начальник ракетодрома. Это была самая тихая группа вкабинете. Потом Быков поднял глаза и увидел директора. Онвстал, и по кабинету прошел шепоток, и все сразу замолчали. Они пошли на встречу друг другу, гремя магнитными подковамипо металлическому полу, и сошлись на середине комнаты. Онипожали друг другу руки и некоторое время стояли молча инеподвижно. Потом Быков отнял руку и сказал: - Товарищ Кангрен, планетолет "Тахмасиб" с грузом прибыл.