Тема № 4. Проблема системности лексики

Вспомним еще раз определение системы: «совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство». Мы видим, что взаимосвязь элементов внутри системы не является исчерпывающим ее свойства признаком. Не менее важным является то, что эти элементы должны объединяться в нечто целое. А это значит, что это целое может быть каким-либо образом охарактеризовано, причем количество характеристик должно быть значительно меньше, чем количество элементов в системе.

Представление о лексике как системе сформировалось в трудах М.М. Покровского, Л.В. Щербы, В.В. Виноградова, и в настоящее время уже считается, казалось бы, бесспорным. Однако если процедура анализа синтагматических и парадигматических отношений в достаточной степени разработана (см. предыдущий раздел), на вопрос, каким образом можно описать лексику как целое, однозначного ответа не найдено.

Поэтому в современной лексикологии говорят о проблеме системности лексики. Проблема эта в достаточной степени объективна. На фоне других лексический уровень языка характеризуется как наиболее открытый, экстралингвистичный, динамичный. Под открытостью понимается способность системы включать и исключать из своего состава элементы. В лексике это свойство отражается в способности слов переходить из пассивного состава в активный, способности заимствования слов из другого языка, в появлении неологизмов. Явления эти происходят под влиянием социальных изменений (экстралингвистичность лексики), однако в значительной степени регулируются и внутриязыковыми процессами (см. об этом статью Д.Н. Шмелева в разделе 5). С открытостью связана динамичность лексики - из всех уровней языка это наиболее подвижный, способный к изменениям уровень (см. статьи в разделе 5).

Но это не значит, что описать лексику как систему невозможно.

В своей статье А.И. Смирницкий пытается наметить необходимые и достаточные критерии описания лексики языка (системность лексики для него аксиома). Д.Н. Шмелев рассматривает проблему с другой стороны – его волнуют, прежде всего, аспекты семантической упорядоченности лексики.

А.И. Смирницкий. Лексикология английского языка (М., 1956).

Предметом лексикологии (если оставить пока в стороне лексикологию общую) является лексика (словарный состав) того или другого конкретного языка или группы языков. <…>

<…> к любой данной лексике нужно обязательно подходить как к чему-то целому, сделать ее всю действительно предметом изучения и изложения. Иными словами: надо увидеть в лексике данного языка не кучу разнообразных примеров, но специфическую для этого языка систему лексических единиц. Ведь, в самом деле, лишь подойдя к лексике как системе и изучив ее как систему, можно должным образом выделить в ней существенное и характерное и описать ее состав, следуя внутренним связям между его элементами, а не абстрактной классификационной схеме явлений. И тем самым главная трудность, с которой сталкивается лексикология, - обширность и распыленность предмета, - оказывается преодоленной. Отдельные факты при этом располагаются по известным линиям. Общая масса материала естественно подразделяется на части, определенным образом связанные между собой и соподчиненные друг другу, - и появляется возможность дать верное описание данной лексики, не загромождая его тысячами и тысячами единичных фактов. <…>

Следующие моменты представляются особо важными при описании лексики данного языка как системы.

1. Необходимо показать, какие типы лексических единиц характерны для данного языка. Для этого, очевидно, в первую очередь нужно осветить вопрос о том, какими признаками определяется в этом языке элемент слова и отдельное словосочетание по отношению друг к другу. <…>

2. Следует осветить лексику данного языка с точки зрения исторически известного происхождения ее состава. <…> Здесь достаточно ограничиться лишь такими замечаниями.

Во-первых, необходимо строго отличать непосредственный источник лексического элемента от того его источника, к которому он может быть исторически возведен в конечном счете. <…>

Во-вторых, заимствование следует в принципе строго отличать от развития и изменения слова в системе данного языка. <…>

В-третьих, необходимо отличать заимствование слова от образования нового слова на основе заимствованного. <…>

В-четвертых, нужно учитывать возможность слияния заимствованного слова с существовавшим ранее – исконным или заимствованным – безразлично. <…>

3. Необходимо далее учитывать, что язык определенной эпохи – это язык, существующий и развивающийся во времени… <…>

Поэтому … синхроническое изучение единиц языка (в частности, лексических единиц) должно неизбежно проводиться во времени. При этом одни явления должны выделяться как развивающиеся, продуктивные, другие – как отмирающие или окаменевающие, третьи – как относительно стабильные; но все же все они должны быть так или иначе отнесены к развитию языка во времени, т.е. к его диахроническому аспекту.

4. Нужно дать представление о различных семантических группировках слов. Задача отбора наиболее существенного, типичного и характерного в этом случае, может быть, является наиболее трудной, но в общем все же вполне разрешимой. Для того чтобы достаточно удовлетворительно решить ее, необходимо прежде всего учесть, что наиболее существенное и типичное для лексики данного языка может быть, очевидно, скорее всего найдено в той ее части, которая является наиболее употребительной. <…>

5. Необходимо показать, как группируются слова на основе словопроизводства, словосложения и соединения во фразеологические единицы. Здесь важно обратить внимание на различия, зависящие от того, вокруг какой части речи группируются производные слова и фразеологические единицы. Иначе говоря, необходимо выделить словообразовательные группы и группы фразеологических единиц с существительным, прилагательным, глаголом и т.п. в качестве центрального (основного) слова.

6. Нужно ознакомить с лексическими особенностями языка, характерными для различных сфер его употребления, и с лексическими особенностями различных стилей. <…> Наиболее целесообразным представляется дать характеристику лексики в различных сферах речи, <…> т.е. со стороны происхождения самого ее состава, с точки зрения семантических ее особенностей, с точки зрения словообразования. <…>

Послетекстовые задания

1. В чем проявляется специфика отношения к лексике как системе?

2. Какие моменты, по мнению автора, являются важными при описании лексики языка?

3. Какие из направлений, выделенных А.И. Смирницким, реализованы в современной лексикологии? Каким образом?

4. Как связаны между собой статьи А.И. Смирницкого? (см. тему № 1).

Здесь и ниже: значение подчеркнутых слов объясняется в терминологическом комментарии в конце статьи.

Д.Н. Шмелев. Семантические признаки слов (Русский язык в национальной школе. 1968. № 5. – с. 17 – 29).

<…> Вопрос о системности лексики, о природе и степени этой системности много обсуждался в последнее время, но еще далек от своего более или менее удовлетворительного разрешения. Между тем преимущества системного изучения различных групп лексики уже стали очевидными во многих конкретных исследованиях. Иллюстрацией могут служить исследования диалектной лексики.

<…> Например, в разных говорах противопоставление ‘холодное помещение для скота’ – ‘теплое помещение для скота’ осуществляется при помощи таких слов, как хлев – омшанник, двор – хлев, двор – омшанник и т.п. Совершенно ясно, что, отметив только сферу диалектного распространения слов хлев, двор и их приблизительных соответствий, мы бы не приступили еще к подлинному изучению лексико-семантических особенностей обследуемых говоров.

Приведенный здесь пример не без умысла взят из области сугубо «предметной» лексики. Идея «системности лексики» чаще всего иллюстрировалась анализом таких лексических групп, которые включают в себя слова с ярко выраженным соотносительным значением. Достаточно вспомнить десятки работ, в которых «системность лексики» и возможность компонентного анализа лексических единиц доказываются рассмотрением так называемых «терминов родства». Слова, относящиеся к данной группе, действительно однозначно разложимы на соотносительные друг с другом признаки, по которым они четко сопоставлены друг с другом, образуя в известном смысле подлинную микросистему. Наличие подобной микросистемы указывает на возможность существования и других лексических микросистем, но вряд ли само по себе может служить доказательством их реального существования, а тем более подтверждением общего тезиса о системности лексики.

В последние годы, однако, изучение лексики как системы значительно продвинулось вперед и теперь уже может опираться на целый ряд конкретных исследований. Вместе с тем следует отметить, что, по мнению некоторых исследователей, подлинно языковое значение обнаруживается только у некоторой части лексики (глаголы, качественные прилагательные, отвлеченные существительные и т.п.), тогда как другая ее часть («конкретная» лексика), состоящая прежде всего из огромного числа существительных с предметным значением, по существу, не подлежит собственно лингвистическому анализу. Эту мысль, в частности, настойчиво проводит Ю.Д. Апресян. В своей работе, посвященной семантике глагола, он среди прочих отличий структурной семантики от «традиционной» указывает следующее: «В задачи традиционной семантики входит описание значений каждого имеющегося в языке слова. При этом обычно не проводится различия между тем, что в некотором языке принадлежит его собственной системе, а что – искусственным языкам наук и других терминологических областей, пользующихся некоторыми средствами данного естественного языка». И далее: «В этом отношении отличие современной лингвистической семантики от традиционной состоит в том, что первая интересуется значениями далеко не всех слов»; «при семантическом анализе «конкретной» лексики не делается попытки дать исчерпывающее разложение каждого слова на элементарные семантические признаки. Для большинства конкретных существительных указываются лишь некоторые семантические категории (‘вещь’, ‘человек’, ‘животное’, ‘одушевленность’, ‘неодушевленность’ и т.п.), а в крайнем случае семантическим кодом конкретного существительного может быть его порядковый номер в соответствующем словаре» (Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М., 1967. С. 17, 19).

Нет, по-видимому, никаких оснований для того, чтобы при семантическом анализе одних слов стремиться к их «исчерпывающему разложению» на семантические компоненты, а при анализе других – заранее отказываться от таких попыток. Другое дело, что самые эти попытки приводят, как показывают многие примеры, в разных случаях к разным результатам. Одна часть лексики оказывается более, другая – менее «системной», одни лексемы действительно допускают исчерпывающее разложение на элементарные семантические признаки, другие явно противостоят такому разложению. Однако граница между различными в этом отношении частями лексики не вполне совпадает с той границей, которую мы бы могли провести на основании априорного исключения из семантического анализа терминологической и «конкретной» лексики.

Возьмем фразу: На холме возвышалась сосна. Оба существительных в этой фразе имеют «конкретную» семантику. Однако нетрудно заметить, что, хотя холм и сосна – это конкретные предметы, значения соответствующих слов не в одинаковой степени обусловлены «парадигматической прикрепленностью». Мы можем сказать о сосне, что это ‘вид дерева’, так же как о холме, что это ‘вид возвышенности’, но установление таких внешне как будто схожих родо-видовых отношений не должно вводить нас в заблуждение. Называя данную возвышенность холмом, мы основываемся на тех признаках (высота, форма, происхождение), которые определяют для нас лексическое содержание слова холм в сопоставлении с такими обозначениями, как гора, бугор, скала, сопка, курган, насыпь и под. В каких-то случаях мы можем протестовать, если кто-то в нашем присутствии назовет данную возвышенность горой или курганом, но вряд ли мы станем утверждать, что сами мы всегда вполне однозначно выбираем соответствующие обозначения. Что касается названий различных видов деревьев, то мы просто или знаем, или не знаем наименования дерева, о котором мы хотим что-то сообщить, и ясно, что называя сосну елью или березу осиной, мы обнаружим просто незнание соответствующих реалий, а не какие-либо экспрессивные намерения. <…>

Характерно, что только слова первого типа могут толковаться одни при помощи других. Например, в «Толковом словаре» под ред. Д.Н. Ушакова слово холм определяется как ‘небольшая горка’, а слово бугор к ак ‘небольшой холм’. С теоретической точки зрения, допустимость подобных толкований в лексикографических трудах довольно сомнительна, однако вряд ли можно отрицать, что именно такого рода определениями мы чаще всего пользуемся в нашей повседневной речи. Вполне естественно, что маленькая гора и холм часто обозначают то же самое, между тем как маленькая сосна остается сосной и ясно, что эпитеты, определяющие различные признаки сосны, не делают соответствующие словосочетания синонимичными названиями других видов деревьев.

Таким образом, в так называемой конкретной лексике обнаруживаются существенные различия в отношении парадигматической организации различных групп слов. Некоторые из относящихся сюда единиц, так же как и большая часть глаголов, качественных прилагательных и существительных с абстрактным значением (т.е. слов, противопоставляемых обычно «конкретной» лексики в качестве слов с «собственно языковым» значением), входят в определенные лексико-семантические микросистемы, т.е. в какой-то степени системно объединены. Значение каждого из таких слов соизмеримо в известном плане с некоторыми другими значениями, так как противопоставлено им по более или менее определенным семантическим признакам.

Другие слова действительно находятся вне основных системных отношений, проявляющихся в лексике.

Нетрудно заметить, что чем больше слово отягощено индивидуальными семантическими признаками, тем прочнее его «предметные» связи, и, наоборот, чем регулярнее (в плане сопоставимости с другими словами) его семантическая структура, тем легче его лексическое значение отождествляется нами с соответствующим понятием.

Значения многих слов «конкретной» лексики настолько насыщены индивидуальными признаками, что являются в принципе несопоставимыми (по отдельным признакам) друг с другом. Поскольку можно считать, что денотативная функция оказывается для них на первом плане, они могут быть условно названы денотативами. В некоторых отношениях они подобны именам собственным.

Отсутствие собственно системных связей у денотативов не означает, что они не могут объединяться в определенные группы. Ср. названия различных растений, названия животных, названия механизмов и т.д. Однако объединение подобных слов происходит, как правило, не на основе того или иного их противопоставления друг другу по какому-то различительному признаку, а на основе наличия у них как раз только общего родового признака (‘растение’, ‘животное’, ‘орудие для …’, ‘минерал’). Поэтому тематические группы такого типа обычно не представляют собой каких-либо лексических «микросистем» в подлинном смысле слова.

Точно так же отсутствие собственно дифференциальных признаков у денотативов не означает, что их значения не включают в себя вообще никаких признаков. В таком случае мы вообще не могли бы признавать наличие значений у данных слов. Но эти значения характеризуются такой совокупностью признаков, которая, действительно, стоит вне собственно лингвистических измерений. <…>