Метафорический подход к классификации личностных проблем

С социологической точки зрения, метафора – это информационный канал, связывающий два отделенных друг от друга мира. Легко заметить, что это определение метафоры само по себе является метафорой. Кроме того, потрясающий смысл оно приобретает именно с точки зрения психотерапии – метафора в нем предстает тем самым желанным способом установления контакта с клиентом, при котором и психотерапевт, и клиент имеют возможность не отказываться от своей собственной языковой индивидуальности в угоду нахождению общего языка. Если вспомнить знаменитые круги Л.Эйлера, то психотерапевтическую метафору в социологическом понимании можно рассматривать либо как зону пересечения кругов, один из которых является обозначением внутреннего мира клиента, а другой – внутреннего мира терапевта, либо как построение изначально не существующей связи между кругами.

Представители информационного подхода в психотерапии полагают, что метафора – это структура, фильтр, принцип отбора, связи и структурирования содержания по смысловому совпадению. Один из видных представителей философской антропологии Ортега-и-Гассет сформулировал сходное положение, согласно которому разные признаки одного и того же предмета «обречены» на совместное существование, друг без друга не встречаются и, при всех своих различиях, неразлучны. Иными словами, любое сравнение, в том числе, естественно, и метафора, возможно лишь при вычленении одного или нескольких признаков из всей совокупности признаков, имеющихся у данного предмета, и абстрагировании от всех прочих.

Еще одно, на наш взгляд очень интересное с психотерапевтической точки зрения, «социологическое» определение метафоры исследователем Т.Парсонсом дается в рамках информационно-коммуникационного подхода, который полагает, что культуру можно рассматривать как коллективный интеллект, - и тогда к ней приложима метафора мозга. Подобно тому, как наш мозг состоит из двух полушарий, культура нуждается в двух системах – двух способах отражения информации. Минимальное мыслящее устройство включает в себя как минимум две системы, между которыми действуют сложные механизмы обмена информацией. Одна из этих систем дискретна, другая – континуальна. При переводе информации из одной системы в другую неизбежно возникают проблемы эквивалентности: четко очерченной области в сфере дискретности соответствует лишь смысловое пятно с размытыми границами в сфере континуальной. Собственно, это совмещение двух несовместимостей и есть метафора. Цель ее применения - не в том, чтобы с помощью определенной семантической замены высказать то, что может быть высказано и без ее помощи, а передать такую информацию, которая иным способом передана быть не может. Между прямым и переносным значением не существует взаимнооднозначного соответствия, а только приблизительная эквивалентность. Немного пофантазировав, мы можем допустить, что дискретная (иначе говоря, точечная) система обработки информации имеет отношение к фактической стороне действительности, а континуальная (целостная), соответственно, - к ее смысловой стороне. И тогда, осуществляя процесс проецирования (или, с точки зрения Т.Парсонса, совмещения) со сферы дискретности на сферу континуальности, автор метафоры наполняет фактическое понимание некоего предмета собственным личностным смыслом. Если говорить при этом о психотерапевтическом процессе, то речь может идти как о самостоятельном клиентском действии осмысления фактической стороны предмета или явления, так и о совмещении клиентской дискретной картины предмета или явления с осмыслением этой фактуры терапевтом посредством проецирования на его (терапевта) континуальную сферу.

И еще один момент, важный, с нашей точки зрения, для точности понимания приведенного выше и всех прочих определений метафоры: термин «соответствие» в этом контексте используется, скорее всего, в его математическом (соответствие между множествами), а не бытовом понимании. С этой точки зрения, соответствие совершенно не обязательно обозначает аналогию, сходство и пр. Ведь соответствие между множествами может быть очень различным: множество А равно множеству В, каждый член множества А есть произведение члена множества на какой-нибудь коэффициент, соответствие между множествами А и В отсутствует (нет никакой закономерной связи между членами этих двух множеств) и т.д. Иными словами, установление соответствия между множествами и есть вычленение определенного признака, по которому эти множества (или, в нашем случае, содержания) сопоставимы друг с другом.

На фоне уже проанализированного понятие метафоры в психологической литературе, надо сказать, выглядит довольно невыразительно – если не сказать, что наши с вами коллеги вообще не особенно заботились хоть сколько-нибудь точно его определять. Чаще всего психологи и психотерапевты различных направлений рассматривают метафору как некую новеллу, обладающую скрытым терапевтическим смыслом. В других случаях метафора понимается как сообщения, в которых информация, обсуждаемая в общении психотерапевта и клиента, оказывается представленной в терминах, принадлежащих другим областям человеческих знаний.

Такое представление нам кажется вполне логичным и приемлемым, однако с точки зрения телесно-ориентированной психотерапии в нем имеется очень серьезное ограничение: речь идет о метафоре только как о чисто словесной конструкции.

С учетом всего сказанного нам кажется чрезвычайно важным сделать один принципиальный вывод, к которому подводит структура слова «сравнение». Говоря строго, это слово, будучи отглагольным существительным, само по себе обозначает действие. Если взять близкую нам по профессиональной тематике метафору «глубины бессознательного», то метафорой является не слово «глубины», а само действие сравнения, иными словами – то соотношение, которое мы сами устанавливаем между этими двумя словами посредством их сопоставления. Таким образом, в процессе метафоризации, или уподобления, изначально содержится указание на некое действие, которое остается как бы «за кадром», в свернутом виде. Чтобы это сопоставление стало метафорой, человек, воспринимающий метафору, это свернутое действие должен опознать, развернуть и затем самостоятельно совершить. Таким образом, в метафоре априори заложена необходимость совершения определенного внутреннего действия.

И еще одно, очень значимое для нас в контексте последующего поиска определения телесной метафоры, замечание. Традиционное для психотерапии использование термина «метафора» чаще всего предполагает возможность предъявления метафоры психотерапевтом клиенту и очень редко - противоположно направленное действие. Такое понимание метафоры исключает возможность непосредственного использования предъявляемого клиентом содержания как одной из двух составных частей метафоры и полноправного включения клиента в сам процесс ее конструирования.

Попробуем пояснить. Из представления о целостности человеческой личности во всех ее проявлениях можно вывести следующее допущение: в каждом из этих проявлений в свернутом виде содержится вся информация о структуре личности, личной истории, проблемных зонах и пр. Иначе говоря, любое действие человека определено всей целостностью его существования – подобно тому, как в капле воды представлены ее химический состав (Н2О), физическое содержание (наличие примесей и т.п.) и наличное состояние (температура). Из логики этого допущения следует, что любое проявление человека в некотором смысле есть метафора всей его личностной структуры в целом и каждой ее составляющей в частности. Забегая вперед, можно сказать, что в любом телесном проявлении человека также содержится вся эта информация – разумеется, в свернутом виде. И все это колоссальное метафорическое поле традиционным психологическим пониманием термина «метафора» исключается из метафорической психотерапевтической работы.

Подытожим то, что нам кажется необходимым включить в определение психотерапевтической метафоры. Во-первых, это понимание метафоры как действияустановления соотношения между двумя содержаниями. Во-вторых, необходимость вычленения одного или нескольких значимых для данной метафоры признаков изо всей их совокупности и абстрагирования от прочих. В-третьих, понимание метафоры как действия, сутью которого является не просто уподобление, а некое новое осмысление существующего фактического материала. В-четвертых, возможность использования не только метафоры, специально сконструированной или выбранной в определенных целях психотерапевтом, но и применения некоего фактического содержания, предъявляемого клиентом, как пока еще не развернутой метафоры.

Рискнем попробовать сформулировать собственное определение исследуемого понятия. Итак, психотерапевтическая метафора – это установление нового смыслового соответствия по каким-либо определенным признакам между двумя различными содержаниями, одно из которых предъявляется клиентом – осознанно или неосознанно.

Телесная метафора. Термин «телесная метафора» был впервые введен в научное описание представителями когнитивного направления в лингвистике М.Джонсоном и Дж.Лакоффом (другое название для телесной метафоры, предложенное этими же авторами – «концептуальная метафора»). С их точки зрения, метафора - один из основных способов познания мира, когда мы думаем об одной сфере в терминах другой, осуществляя таким образом классификацию реальности. Поскольку первой сферой получение человеком опыта является его собственное тело, то в психике присутствуют образно-схематические понятия, которые осознаются как некоторые понятные и хорошо знакомые структуры, исходя из телесного опыта. Затем они применяются к абстрактным понятиям. Называние таких абстрактных сфер и происходит при помощи телесной метафоры, которая играет роль отсылки к знакомому, всем известному: рукой подать (недалеко), не видеть дальше своего носа (не обладать прозорливостью). И в этом случае, несмотря на всю значимость сформулированных положений, определение телесной метафоры не дается, обозначается лишь ее происхождение в онтогенезе.

Самое главное, на что имеет смысл обратить внимание в приведенном отрывке – это принцип параллелизма между различными сферами человеческого существования. Имея в виду этот принцип параллелизма, можно обозначить основные направления подобного проецирования: возможно обозначение, с одной стороны, явлений душевной сферы жизни человека через явления его телесной жизни (проекция «душа – тело»), с другой стороны – проведение параллелей между его телесным функционированием и событиями душевной жизни (проекция «тело – душа»). К слову сказать, принцип обозначения явлений душевной сферы жизни человека через явления его телесной жизни (диада «душа – тело») используется в проективных рисуночных тестах, как, например, в широко известном тесте К.Маховер «Рисунок человека».

С одной стороны, все приведенные отрывки опять-таки не дают точного понимания того, что можно назвать телесной метафорой, но с другой, они вводят в зону нашего рассмотрения конкретные телесные содержания, предъявляемые клиентом. В сущности, именно телесный характер предъявления хотя бы одной из двух составных частей метафоры и может определить ее специфически телесный характер. При этом можно предположить, что для нас не имеет принципиального значения, кто именно предъявляет это телесное содержание – клиент или психотерапевт, равно как не важно и то, что явилось начальной, инициирующей частью метафоры – телесное содержание или вербальное. Ведь легко представить себе ситуацию, в которой на некое словесное сообщение клиента терапевт дает обратную связь в виде телесного обозначения своего отношения к этому сообщению.

Теперь у нас есть основания сформулировать определение собственно телесной метафоры. Итак, телесная метафора – это установление нового смыслового соответствия по каким-либо определенным признакам между двумя различными содержаниями, хотя бы одно из которых представлено в телесном выражении.

Использование метафор для категоризации телесной проблематики. В метафорическом варианте телесно-ориентированной работы существует совершенно особый подход к категоризации проблематики. Попробуем его сформулировать и обосновать.

Есть у англичан такая поговорка - «Для того, чтобы узнать вкус пудинга, не обязательно есть его целиком». А у химиков имеется абсолютная уверенность в том, что одна-единственная молекула вещества несет в себе все те же свойства, что и целый килограмм. Да и биологи убеждены в принципиальном сходстве любой отдельной особи со всеми остальными представителями того же вида. Но тогда почему же мы, чтобы узнать что-то о человеке, расспрашиваем его о взглядах на жизнь, биографии, вкусах, привычках и т.д.?! Почему бы нам и в этом случае не попробовать руководствоваться тем же «принципом пудинга»? Ведь понятно, что любой жест, поза, взгляд человека содержит в себе - в свернутом, конечно, виде - абсолютно всю информацию о его жизни, характере, проблемах и желаниях. Нам остается только научиться этот язык понимать, то есть извлекать информацию, в каждом человеческом движении содержащуюся. Это и есть, в сущности, психотерапевтическая работа, основанная на использовании телесных метафор – то есть не чисто физическая попытка расслабить или, наоборот, напрячь какие-то определенные мышцы, связанные с какими-то определенными проблемами, а способ работать со смыслом, содержащимся в каждом конкретном движении.

Но если в каждом проявлении человека – в том числе, разумеется, и в телесном – в свернутом виде содержится вся информация обо всех сторонах его жизни, то хотелось бы понять, за счет чего и каким образом происходит подобное «сворачивание». Для прояснения этого нам кажется очень важным сформулировать одно базовое утверждение: человеческое (а впрочем, наверное, и любое другое) тело в своей естественной, природной структуре устроено таким образом, чтобы быть в состоянии предоставить средства для достижения любых целей своему обладателю. Иначе говоря, гармоничное тело человека в принципе способно удовлетворить любые потребности, которые у него и населяющей его души могут возникнуть. Впрочем, тело, приспособленное к невротическому существованию, также обеспечивает невротику удовлетворение его специфических невротических потребностей – но уже за счет потребностей истинных, на удовлетворение которых оно оказывается не вполне способным или вовсе неспособным.

Можно сказать, что человеческое тело функционирует одновременно как минимум в двух своих ипостасях – как собственно физическое тело (в любом понимании этого выражения) и как способ существования данного человека в окружающем мире. При этом восприятие человеком его собственного тела, равно как и его реальный способ обращения с этим телом относятся скорее именно ко второй упомянутой ипостаси – к индивидуальному способу существования. Подобные искажения восприятия и естественного функционирования тела как раз и обуславливаются невротической – или проблемной - ограниченностью самого способа существования.

Иными словами, любое конкретное телесное проявление человека можно рассматривать как форму существования его личной модели опосредствования жизнедеятельности. Эта модель функционирует как система ограничений, сформированных всем ходом личностного развития каждого отдельного человека. Если рассматривать все имеющиеся в человеческом наличии возможности – физические, физиологические, когнитивные, - то конкретная модель опосредствования ограничивает каждую из них в соответствии с собственной конфигурацией. Можно сказать, что во всех своих проявлениях человек ограничен вполне определенным образом – т.е. в одной и той же мере и с одних и тех же сторон. Очевидно при этом, что такая модель, конечно же, не является статичной, а постоянно корректируется.

Но тогда получается, что любое телесное проявление человека также изначально является «откорректированным» его личной моделью опосредствования, и, изучив особенности этого конкретного проявления, можно сделать выводы о структуре этой модели.

Более того, работая с отдельным телесным проявлением, психотерапевт вполне может – тоже опосредованно – воздействовать на всю личностную структуру. Если ограничения, предусмотренные личной моделью опосредствования жизнедеятельности, накладывают свой единообразный отпечаток на каждое проявление человека, то, с одной стороны, преодоление этих ограничений одним и тем же образом оказывается затрудненным в любом действии, а с другой – такое преодоление, будучи все-таки осуществлено в одном действии, изменяет всю целостную модель. Осуществить малейшее преобразование телесной метафоры или конструирование новой клиент окажется способен не раньше, чем проработает ограничение, породившее специфику трансформируемого фрагмента. Таким образом, сам факт того, что во время терапевтической сессии человек сумел хоть как-то изменить исходную метафору, говорит нам о том, что, с одной стороны, его модель опосредствования также уже претерпела некие изменения (иначе он просто не смог бы совершить действия, на которые внутри прежней модели не был способен), с другой – что во время работы он получил возможность выбора между двумя разными способами существования, а с третьей – что он приобрел собственно опыт преобразования модели жизнедеятельности.

И еще одно важное замечание. Мы уже не раз говорили о том, что метафора – это установление соответствия между какими-либо содержаниями по определенным признакам, вычлененным изо всей их совокупности. Не получается ли тогда, что любую дальнейшую работу с метафорой мы можем проводить, опираясь лишь на эти изначально вычлененные признаки? Иначе говоря, если человек сравнил свое самоощущение с маленьким необитаемым островом в огромном океане, желая передать свое чувство заброшенности, безысходности и одиночества, вправе ли мы напомнить ему, что и у океана есть берега, и на необитаемом острове есть живые существа? И если вправе, то на каком основании – ведь первоначально он имел в виду сходство совсем по другому признаку? Нам кажется, что такое действие со стороны психотерапевта вполне правомерно, потому что процесс вычленения значимых для сравнения признаков имеет значение только на самом этапе уподобления одного содержания другому. Когда метафора уже сформирована, две ее составные части в определенном смысле теряют свою обособленность и превращаются в некую новую целостность.