Зависть на пути к агрессии

КАСУМОВ Тофик Касумович

Персонификация зависти В сложном и противоречивом мире человеческих отношений, в мире возможных и достигаемых компромиссов, когда порой могут мирно сосуществовать сами по себе и «согласие» и «несогласие», находя в этом необходимое «отдохновение» от накала противоборств, зависть непримиримо противостоит успеху и благополучию.

Такова «планида» всепожирающей и ненасытной зависти, чтобы состояться и быть, ей надо без устали подтачивать и разрушать чужой «успех», и ради этого она идёт на многое, если не на всё. Собственно, в этом и проявляется её сущность. Ослабь хоть как-то жёсткость неприятия благополучия и удовольствия другого, выступающих

со всей очевидностью условием существования зависти, и зависть как таковая перестанет о себе давать знать. Возникнет нечто иное, например лояльность, терпимость или безразличие и равнодушие. И тогда Каин уже будет не Каин..., а Сальери нельзя будет «назвать завистником презренным». Однако зависть всячески защищает свою сущность, для которой характерны порочные страсти и недобрые помыслы. Пытаясь скрыть враждебные цели к успеху, она изначально уже сторонится прилюдности и света, оставаясь подолгу невидимой и без права голоса. В то время как подлинный успех всегда открыт для сопереживания, восхваления и радости, зависть, в которой «дремлет инстинкт убийства и разрушения», даже в границах собственного Я личности, бывает не до конца открыта для «лицезрения». Зависть мимикрирует, использует разные возможности и уловки, чтобы каким-то образом выдать за свою страстную суть ревность, или просто состязательность. Поэтому не так-то просто различать закрадывающуюся, и всё ещё робкую зависть от ревности или состязательности. Всё это, несомненно, осложняет задачу проникновения в мир зависти, а без выявления сущностных моментов, вопросов исконных и «постановочных», связанных с персонификацией в исследовательских целях, вряд ли возможно со знанием дела говорить о перипетиях зависти, о том, что с ней происходит на её пути к агрессии. Поэтому мы первым делом обратимся к вопросам первопричин (природы зависти), и рассмотрим их в контексте персонификации зависти, и уже потом станем разбирать вопросы, связанные с перипетиями и метаморфозами зависти, на пути к агрессии, имея в виду, прежде всего, «созревание» зависти как фактора разрушения. Отвечая таким образом на вопросы: что это такое и как оно действует, мы надеемся приблизиться к пониманию того как остановиться в своей зависти и не доводить её до агрессии. И возможно, ли будет в таком случае использовать всю мощь её энергии в целях самоактуализации и саморазвития.

Итак, с чего начинается зависть, как мы узнаём и объясняем себе её существование? Какие импульсы и побуждения дают ей жизнь, и главное, делают неизбежным развитие? Приходит ли она к нам как целостность из сферы бессознательного, чтобы стать данностью в плоти, или мы каждый раз взращиваем её по собственному наитию, имея в наличии лишь необходимые ингредиенты? И что тогда происходит с «запрещающей совестью», в каком случае и когда зависть берёт над ней вверх? Наконец, что представляет собой зависть в контексте личной и социальной жизни? Это, прежде всего, вопросы сущности и осуществления зависти. Но это также вопросы общего и частного, внешнего и внутреннего, индивидуального и социального. Ответы на них мы ищем и находим изначально уже в россыпях мудрости веков и художественной литературе. Будучи предметно связанными между собой в современной научной литературе, как это было в полном объёме показано немецким учёным Гельмутом Шёком (1922 – 1993)3, данные вопросы способствуют выявлению частичных представлений о сущности и причинах зависти, её атрибутивных свойств как социального явления. Однако если мудрые изречения и литературные образы возбуждают желание знать больше о тайнах мира зависти, то объёмистый трактат, при всей нашей признательности автору за титанический труд, слишком утомляет видоизменёнными и монотонными повторами, чтобы составить чёткое представление об особенностях развития зависти в тех границах, которые соответствуют целям и установкам личности. Да, в этой работе много фактов и знаний, даны культурологические описания зависти, но нет объяснительных принципов и мало категорий для исследования зависти как субъективной реальности. В то же время было бы небезынтересно в целях выявления личностно значимых измерений зависти проследить поэтапно весь путь её развития, от зарождения едва уловимого, смутного чувства до агрессивного действия. Такое целенаправленное изучение зависти как субъективной реальности, с необходимостью переходящей в объективную реальность, позволит определить главные этапы развития зависти, а главное то, как они соотносятся со смещением системы ценностей жизни в сторону разрушения. При этом следует отметить, что именно возникновение зависти имеет самое непосредственное отношение к нейтрализации ценностей и последующему их смещению на периферию сознания.

Данные исследовательские задачи, представленные во многом как структурирование и функционирование зависти, притом что условия к ней во многом задаются субъективностью, переходящей в объективность, потребует от нас прежде всего персонификации зависти, т. е. придания данной специфически локализованной энергии образа идущего человека. Действительно, чтобы понять зависть, есть смысл уподобить её маленькому человечку внутри нас, который по-стоянно озадачивает нас вопросами типа «почему он, а не я» или «почему ему, а не мне» и др. Выражение «зависть в нём говорит» как раз и свидетельствует об этом. Перед персонифицированной таким образом завистью раскрываются две пути-дороги: путь скорби и печали и путь агрессии. Первый путь – это путь самоедства и саморазрушения, обусловленные успехами другого. Здесь Эго не сдаёт ещё окончательно свои позиции зависти и тем самым лишает возможности зависти действовать разрушительно в отношении успешного другого. По этому пути идут обычно люди хоть и самовлюблённые, но не способные к интригам и козням. Второй путь – это путь разрушения объекта зависти с помощью различного рода интриг и козней. На этом пути Эго подчиняется зависти, став её союзницей в достижении главной цели. Мы последуем за завистью по пути агрессии и посмотрим, при каких обстоятельствах козни и интриги разрушают успех как объект зависти. Здесь важно будет также различать как чувственный (аффективный), так и мыслительный (когнитивный) компоненты зависти. Ибо завистливое чувство и завистливая мысль - это разные вещи не только по содержанию, но и по соот-ношению в зависти, хотя и выступают в единстве, «согревая и ориентируя друг друга», по пути ведущем к агрессии. Но если чувства спешат к агрессии на всех парах, то мысли не спеша плетут козни по разрушению успешного объекта. При этом мысли могут в какой-то момент стать критическими и предостерегающими, ведь они опережают реальность и могут знать о последствиях рокового шага; и тут уже чувства усиливают свой натиск, укрепляя зависть в своей решимости идти до конца. Выросшая во многом из чувств, зависть больше полагается на свои корни, и не даёт критической мысли свернуть её с намеченного пути. Однако в долгосрочной перспективе чувства всё же подчиняются мысли, ведь кратчайший и надёжный путь к цели может проложить лишь рацио. Вот так, тесно взаимодействуя на основе сущностных элементов, зависть может развиваться целостно и предстать уже как «говорящий за себя образ» в наших исследовательских целях. И ещё. Было бы уместно в данном контексте отдельно подчеркнуть ответственность самой мысли. Ведь мысль есть поступок, и за него также надо нести ответственность. Именно в существовании и особой значимости мысли поступка убеждает нас Бахтин М. М. (1895–1975) в своих ранних культурологических исследованиях. «Каждая мысль моя с её содержанием, - писал он, - есть мой индивидуально ответственный поступок, один из поступков, из которых слагается вся моя единственная жизнь, как сплошное поступление, ибо вся жизнь в целом может быть рассмотрена как некоторый сложный поступок: я поступаю всею своею жизнью, каждый отдельный акт и переживание есть момент моей жизни – поступления». Такова, по Бахтину, суть нравственно ответственного поступка в мышлении и в познании вообще. Подобная позиция, конечно же, будет неприемлема завистнику, он её вообще не станет признавать, допуская в своих мыслях безответственные поступки, в первую очередь по отношению к более успешному другому. О том, как и почему это происходит, мы можем многое узнать и понять от самой персонифицированной зависти. Как было отмечено выше, персонифицировать или субъективировать зависть – это значит говорить от лица зависти, рассматривая её как процесс действия и развивающуюся структуру. Соответственно образ зависти должным образом наделяется способностью «видеть» и «желать», «делать шаг вперёд и обновлять начала чувств». Его лицо чаще всего узнаваемо, так как несёт в себе родовые характеристики и черты обобщённого завистника. В этом случае общее в зависти будет практически выступать в качестве основной «материи» персонификации. Поэтому ключевым вопросом здесь важно признать выявление общего, ибо несмотря на широко известный и повсеместно практикуемый конвенциональный смысл зависти, всё ещё остаётся проблемой понимание того, что делает её опривыченным явлением и придаёт институциональный характер.