Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 4 страница

Афферентация, о которой идет речь в физиологическом исследовании движений, — это сперва физиологическое понятие, предмет физиологического исследования, и она должна остаться таковой на любом уровне осуществления движений. Но имеются уровни, на которых проблема афферентации движения, роль анализа и синтеза чувственных сигналов не может быть сведена только к ее физиологиче­скому аспекту, где игнорирование психологического аспекта приводит к исчезно­вению в целом того явления, физиологический механизм которого должна изу­чать физиология.

Еще И. М. Сеченов, различая уровни регуляции движения, особо выделял те, в которых связь двигательной части с сигнальной осуществляется «через психику»'. Современный исследователь «построения движений» — Н. А. Бернштейн — выде­ляет разные их уровни, начиная с таких, которые у высших позвоночных отошли в удел вегетативных отправлений (как, например, перистальтические движения кишечника и т. п.); за ними следует уровень спинных рефлексов. «Еще выше, — пишет он, — мы вступаем в область движений с более сложной биологической мо­тивировкой и с афферентацией, синтетически включающей как телерецепцию, так и индивидуальные мнестические компоненты — в область подлинной психо­физиологии»². Далее следуют «специфически человеческие координации, мотивы, возникновение которых уже никак нельзя свести к чисто биологической причин­ности, в первую очередь координации речи и письма и предметных трудовых дей­ствий с их социально психологической обусловленностью»³. Особо в этой иерар­хии уровней построения движений справедливо выделяется уровень действий.

С точки зрения психологической обусловленности мы бы разделили все акты сперва на три большие группы: 1) группу двигательных актов, регуляция которых совершается только в физиологическом плане⁴; 2) группу движений, регулируе­мых ощущениями, т. е., точнее, ощущаемыми раздражителями как сигналами без того, чтобы эти раздражители выступали как объекты, а ощущения — как образы их; 3) группу движений, действий, когда реакция на раздражитель переходит в действие с предметом как объектом. Этот переход совершается, когда мир как со­вокупность раздражителей, воздействующих на органы чувств, выступает как со­вокупность отраженных в ощущениях, восприятиях и т. д. объектов и объектив-

' См. Сеченов И. М. Физиология нервных центров. — М., 1952. —С. 33.

² Бернштейн Н А. О построении движений. - М., 1947. - С. 16.

³ Там же.

И. М. Сеченов говорил, что здесь действует «нечто», выполняющее по отношению к движению ту же сигнальную функцию, которую обычно выполняет ощущение (Физиология нервных центров — М., 1952. - С. 22).

ных обстоятельств или условий1. Связанный с этим переход от реакции на раз­дражитель к действию с объектом знаменует собой тот «скачок» в развитии дви­жений, которым открывается вся бесконечная перспектива развития человека как субъекта, как существа, способного и тем самым призванного изменять мир — природу и общество.

Действия, выступая в виде движений, вместе с тем и отличаются от этих по­следних, поскольку одно и то же действие может быть выполнено посредством разных движений. Предметное действие есть, по существу, движение генерализованное — по его отношению к предмету и тем изменениям, которые вносятся в него движением (скажем, руки). Это положение означает не то, что сторонний наблю­датель может, таким образом, соотнести действие и движение, осуществляемые другим лицом; это положение означает, что генерализация отношения к предмету и изменений, производимых в нем этим движением, является необходимой предпо­сылкой возникновения самого действия, что оно входит необходимым компонен­том в его афферентацию. Это положение, выступающее сперва в отношении чув­ственно данного предмета, естественно и закономерно влечет за собой его даль­нейшее распространение на весь ряд обобщений, к которым приходит человеческое познание, вплоть до общественно значимых идей, мобилизующих людей в их об­щественной деятельности. Все они являются не просто схемами, посредством ко­торых сторонний наблюдатель может извне классифицировать чужие действия, а включаются в афферентацию самих этих действий; анализ, синтез, обобщение, которые к ним приводят, являются прямым продолжением чувственного анализа, синтеза, дифференциации и генерализации, посредством которых осуществляет-

¹ Характеризуя уровень действий, Н. А Бернштейн (О построении движений. — М., 1947) отмечает «характерное для психологической иерархии уровней постепенное возрастание их объективации, направленности на активное, изменяющее мир взаимодействие с последним» (с. 121). Характеризуя движения уровня пространственного поля, ориентирующиеся не на предмет в его качественной ха­рактеристике, а на перемещение в пространстве, которое Н. А. Бернштейн считает движением более низкого уровня, предшествующего предметным действиям, он отмечает более синтетически обоб­щенный и, главное, объективированный характер их афферентации по сравнению с движениями более низких уровней. Движения этого уровня имеют целевой характер:они ведут откуда-то, ку­да-то и зачем-то (с. 83); они «экстравертированы, обращены на внешний мир» (с. 84). «Самый заме­чательный по резкому отличию от афферентации предыдущего уровня признак пространственного поля — это его объективированность» (с 82) «Этими свойствами пространственного поля как веду­щей афферентации определяются и основные характеристики управляемых им движений» (с. 83). Нам представляется сомнительным отнесение Н. А. Бернштейном движений «пространственного поля», осуществляемых по отношению к абстрактному пространству, к уровню более низкому, предшествующему предметным действиям. Для конкретной иллюстрации своих уровней Н. А. Берн­штейн приводит данные, полученные А. Н. Леонтьевым и его сотрудниками (см.: Леонтьев А. Н. Психологическое исследование движений после ранения руки // Ученые записки МГУ. — 1945. — Вып. 90). При задании: «сними с крючка кепку» или другой повешенный на нем предмет, у больно­го с нарушенными движениями амплитуда подъема руки оказывается в среднем на десяток санти­метров больше, чем при задании коснуться пальцем высоко расположенной точки на листе бумаги. По этим данным, движение в пространственном поле оказывается труднее выполнимым, чем пред­метное действие. Это плохо вяжется с представлением о движениях пространственного поля как бо­лее элементарных, чем предметные действия. Эти данные скорей говорят в пользу предположения о том, что движения, осуществляемые по отношению к «абстрактному» пространству, представляют собой более высокий уровень, чем действия с предметом. Поэтому их выполнение оказывается бо­лее трудным для больных и удается им в меньшей мере. Их афферентация предполагает дальней­шую по сравнению с предметными действиями генерализацию и абстракцию. Поэтому они включа­ют ту «объективированность», которая закономерно связана с вышеотмеченным переходом от простой реакции на раздражитель к действию с предметом, с вещью как объектом.

ся построение всякого движения в коре как органе чувствительности, как органе аналитико-синтетической деятельности; все они тоже участвуют — на высшем' уровне — в выработке тех комбинаций раздражении и торможений, которые за­тем, говоря словами И. П. Павлова, уже готовые, направляются в исполнительский отдел; в качестве аналитико-синтетической познавательной части человеческой деятельности они определяют ее исполнительскую часть.

Исследования Хэда, Гольдштейна, Гельба и др.' на большом патологическом материале убедительно показали, как нарушение отвлеченного словесного мыш­ления приводит к нарушению произвольного действия, совершаемого по опреде­ленному плану в соответствии с абстрактно формулированной целью. При нару­шении абстрактного словесного мышления все поведение спускается на низший уровень непроизвольных действий, непосредственно определяемых ситуацией, и уже сложившихся автоматизмов. Эти патологические случаи представляют собой как бы естественный эксперимент — жестокий, но поучительный, доказывающий роль мышления и его образований в регуляции действий человека.

Роль познавательных (гностических) процессов в регуляции действий высту­пает очень показательно на патологическом материале. Не случайно все попытки начисто отделить апраксию (нарушение практического действия) от агнозии (на­рушения познания) потерпели неудачу. Все данные свидетельствуют о теснейшей взаимосвязи апраксических расстройств с агностическими. Все случаи апраксии, описанные Клейстом и Штраусом, содержат агностические элементы. В основе настоящей конструктивной апраксии, описанной Шлезингером, лежит, по его же мнению, нарушение «оптического управления движением» (optische Bewegungssteurung). В основе описанных им случаев апраксии Ланге вскрывал нарушение восприятия (агнозию) пространственных отношений. В частности, в основе це­лой группы апраксических расстройств, образующих так называемый синдром Герстмана (апраксии пальцев, аграфии и т. п.), Ланге вскрывал нарушение вос­приятия направления в пространстве. Грюнбаум пытался даже свести всякую «конструктивную апраксию» к расстройству восприятия пространственных от­ношений. Пик отметил роль зрительного расстройства памяти при нарушении возможности правильного ведения строки при письме и т. д. В основе «идеаторной апраксии», с которой непрерывным рядом переходов связана конструктивная апраксия, лежит непонимание задачи, цели, смысла действия. Словом, обширней­ший материал клиники апраксических расстройств, т. е. нарушений действий, вскрывает в основе нарушения действия нарушение психических процессов, по­средством которых они регулируются, и, таким образом, подтверждается положе­ние о психических процессах как регуляторах действия.

При этом уже элементарное действие с предметом регулируется не просто непосредственно, чувственно данными свойствами этого предмета как матери­альной вещи — его величиной, сопротивляемостью давлению и т. п., а теми его свойствами, выявляемыми практикой действия и познания, которые существен­ны для него как объекта (и орудия) человеческой деятельности. Таким образом,

¹ См.: Goldstein К. und GelbA. Psychologische Analyse hirnpathologischer Falle, 1920; Head. Aphasia und Kindred Disorders of Speech, vol. I, II. Cambridge, 1926. См. также сб.: «Новое в учении об апраксии, агнозии и афазии». — М., 1934 (особенно статью М. Б. Кроля «Старое и новое в учении об апрак­сии»); Лурш А. Р. Травматическая афазия. — М., 1947. — Раздел Б «Исследование праксиса». — С. 188-196; Critchley. Parential Lob. - London, 1953.

уже в афферентации простых предметных действий выступает их «смысловой ха­рактер».

Далее формируются такие смысловые действия, как акты речи и письма, т. е. двигательные акты, регулируемые объективируемым в слове мыслительным со­держанием, возникающим в результате анализа,, синтеза обобщения эмпириче­ских чувственных данных.

Характеризуя теорию «автоматизма» (т. е. механистически понимаемого де­терминизма), Джеме писал, что, согласно этой теории, зная в совершенстве нерв­ную систему Шекспира и все воздействия на нее со стороны окружающей среды, можно было бы полностью объяснить, «почему в известный период его жизни его рука начертила какими-то неразборчивыми мелкими черными значками извест­ное число листов, которые мы для краткости называем рукописью «Гамлета». Мы могли бы объяснить причину каждой помарки и переделки, мы все бы это поняли, не предполагая при этом в голове Шекспира решительно никакого сознания». На самом деле объяснить создание «Гамлета» исходя из движений, посредством ко­торых был начертан Шекспиром текст его трагедии, это безнадежная и бессмыс­ленная затея, если исходить при этом из предположения, что движения, посредст­вом которых выводятся буквы, составляющие текст «Гамлета», регулируются, «афферентируются» мышечной кинестезией пишущей руки, безотносительно к самому смысловому содержанию «Гамлета». Такое представление об афферента­ции движений, посредством которых осуществляется письмо, не соответствует действительности. Осуществление одного и того же движения, например круго­вого, посредством которого осуществляется начертание буквы «о», регулируется другой афферентацией, чем круговое движение, посредством которого, с одной стороны, художник, с другой — геометр чертят круг1. В каждом из этих случаев построение движения требует и предполагает абстракцию и генерализацию дру­гих свойств и отношений как афферентирующих эти движения моментов: в слу­чае письма ведущими в афферентации движений, которыми они осуществляются, являются фонематические обобщения, подчиненные смысловым соотношениям. Таким образом, смысловое содержание «Гамлета» само участвовало в афферен­тации тех движений, посредством которых Шекспир начертал текст своего бес­смертного произведения. Нельзя вывести объяснение смыслового содержания «Гамлета» из движений, посредством которых был начертан буквенный состав его текста, самих по себе.

Взятые только в своей внешней, исполнительской части, обособленно от афферентирующей их чувственной, вообще познавательной, регуляторной их части, движения, образующие человеческую деятельность, вообще, не допускают детер­министического, причинного объяснения. Помимо смыслового содержания «Гам­лета» неосуществима сама совокупность движений, посредством которых его текст

«В случае круга, изображаемого преподавателем математики на доске, — замечает Н. А. Берн-штейн, — ведущим моментом является не столько воспроизведение геометрической формы круга (как было бы, если бы на кафедре вместо учителя математики находился учитель рисования), сколько полуусловное изображение соотношения рисуемой окружности с другими элементами ма­тематического чертежа. Искажение правильной формы круга не нарушит замысла лектора и не воз­будит в его моторике никаких коррекционных импульсов, которые, наоборот, немедленно возникли бы в этой же ситуации у учителя рисования» (Бернштейн Н. А. О построении движений. — М., 1947. - С. 35-36).

был начертан Шекспиром. Замысливаяие «Гамлета» включалось в «афферентацию» движений, посредством которых был начертан его текст. Развертыва смыслового содержания «Гамлета» и начертание его текста составляют «аффрентационную» и исполнительскую часть единого процесса1.

Как ни велика роль таких актов, как речь и письмо, в деятельности человека их одних еще недостаточно для понимания собственно человеческого поведения Для понимания поведения в том специфическом смысле, которое это слово имеет на русском языке, надо еще из действий выделить поступки. Поступком является действие, поскольку оно выражает осуществляемое посредством вещей отношение человека к человеку, к другим людям. Для поступка существенным и опре­деляющим служит это последнее. Поступок возникает из действия в результате специфической генерализации; он предполагает генерализацию действия по его отношению к человеку и эффекту, который это действие производит не на вещь как таковую, а на человека: одно и то же действие может поэтому в разных условиях, в различных системах человеческих отношений означать совсем разные поступки, так же как разные по своему вещному эффекту действия — один и тот же поступок.

Дело вообще обстоит совсем не так, что действия могут совершаться как внеш­ние исполнительские акты, следуя своей собственной закономерности, никак не включая никакой психической, в частности познавательной деятельности, а эта последняя либо вклинивается в ход материальной деятельности людей извне, не­избежно нарушая ее собственную, присущую ей закономерность, либо сама вовсе выпадает из ее закономерного хода. На самом деле оба эти альтернативные пред­положения неверны; деятельность людей, их поведение выступают в своей зако­номерности, лишь когда их исполнительская и афферентирующая, познаватель­ная, составная часть берутся в единстве.

С того момента, когда в ходе рефлекторной деятельности мозга в ответ на воз­действие раздражителя возникает ощущение, детерминация поведения объек­тивным миром, объективными условиями осуществляется через посредство пси­хической деятельности. Психическая деятельность необходимо включается в обусловливание поведения, вообще деятельности человека. Благодаря психиче­ской деятельности как познанию действительности практическая деятельность людей приводится в соответствие со сложными требованиями, предъявляемыми к ней объективными условиями. Вместе с тем психической деятельностью как деятельностью эмоциональной, волевой, выступающей в форме стремлений, же­ланий, чувств, определяется значение явлений для данного человека, его отноше­ние к ним, то, как данный человек в данных условиях на них ответит. Психиче-

' Куда ведет и что в общем плане означает точка зрения изложенной Джемсом теории автоматизма, достаточно отчетливо выступает из дальнейших рассуждений автора. Вслед за цитированными вы­ше словами об объяснении «Гамлета», «каждой помарки и переделки» в нем Джеме пишет: «Подоб­ным же образом теория автоматизма утверждает, что мы могли бы написать подробнейшую биогра­фию тех 200 фунтов, или около того, тепловатой массы организованного вещества, которая называлась Мартин Лютер, не предполагая, что она когда-нибудь что-либо ощущала. Но, с другой стороны, ничто не мешало бы нам дать столь же подробный отчет о душевной жизни Лютера или Шекспира, такой отчет, в котором нашел бы место каждый проблеск их мысли и чувства. Тогда ду­шевная жизнь человека представилась бы нам протекающей рядом с телесной, причем каждому мо­менту одной соответствовал бы известный момент в другой, но между тем и другим не было бы ни­какого взаимодействия».

екая деятельность в целом необходимо включается в обусловливание поведения людей. Нельзя детерминистически понять поведение, не отбросив эпифеноменалистические тенденции по отношению к психическому. Не признание, а отрицание реальной, действенной, жизненной роли психического влечет за собой отказ от детерминизма в понимании поведения. Распространение детерминизма — истин­ного, научного, понимающего, что внешние причины действуют через внутренние условия, — на поведение человека требует и необходимо предполагает учет его психической деятельности во всем многообразии ее форм и проявлений как внут­ренних условий его поведения. Обусловленная объективными обстоятельствами жизни человека и в свою очередь обусловливающая его поведение, психическая деятельность двусторонне — в качестве и обусловленного и обусловливающего — включается во всеобщую взаимосвязь явлений.

Выяснение вопроса о включении психических явлений во всеобщую взаимо­связь всех явлений материального мира образует последнее звено нашего реше­ния того вопроса, который выступил в истории философской мысли в виде так называемой «психофизической проблемы». И сейчас не бесполезно будет восста­новить остальные звенья единой цепи наших рассуждений.

Мы рассмотрели сначала вопрос об отношении психических явлений (ощуще­ния, восприятия, мышления) к материальному миру как объективной реально­сти — в познавательном гносеологическом плане. Сама познавательная деятель­ность человека выступила для нас затем как рефлекторная деятельность челове­ческого мозга. Вопрос о соотношении психических и физиологических процессов встал в этой связи как вопрос о соотношении нервного и психического в единой отражательной деятельности мозга. В силу рефлекторного характера этой дея­тельности вопрос о связи психических явлений с мозгом и его материальной нервной деятельностью и об их зависимости от действительности, от условий жизни людей сомкнулся в единое целое: последняя — зависимость от внешних ус­ловий осуществляется через первую, первая — отражательная деятельность мозга и законы нейродинамики корковых процессов — внутреннее условие реализации второй. При дальнейшем рассмотрении самая зависимость психических явлений от материальных условий жизни и деятельности людей оказалась не односторон­ней: обусловленные объективными условиями жизни психические явления в свою очередь обусловливают — «афферентируют», регулируют поведение, дея­тельность людей и, значит, все изменения, которые она вносит в мир, преобразуя природу и перестраивая общество. Таким образом психические явления включа­ются во всеобщую взаимосвязь всех явлений материального мира. Сама активная действенная роль психических явлений обусловлена тем их познавательным ха­рактером, анализом которого начался весь ход нашего рассмотрения этой пробле­мы. Таким образом, все рассмотренные нами проблемы являются звеньями еди­ной цепи рассуждений, направленных на всестороннее рассмотрение и решение единой проблемы — вопроса о природе психического, его месте во всеобщей взаи­мосвязи всех явлений материального мира.

Вопрос о месте психического рассмотрен нами во всех основных для него взаимосвязях. Остается еще подвергнуть рассмотрению основные формы, в кото­рых выступают психические явления в их внутренних взаимоотношениях.

 

ГЛАВА 4

Психическая деятельность и психические свойства человека

1. О психической деятельности и сознании человека

А. Процесс, деятельность как основной способ существования психического

Психические явления выступают в разных формах — психических процессов, свойств и т. д. Необходимо выявить основные из этих форм в их внутренних взаи­моотношениях. Это ни в какой мере не означает, что здесь делается попытка под­вергнуть специальному рассмотрению все многообразные вопросы, входящие в ведение психологии. При всем многообразии частных вопросов, попутно затрону­тых в настоящей работе, она по своему основному замыслу направлена на реше­ние одной философской проблемы — о месте психического во всеобщей взаимо­связи явлений материального мира. Речь идет здесь лишь о том, чтобы обозначить состав психического.

Основным способом существования психического является его существова­ние в качестве процесса, в качестве деятельности. Это положение непосредственно связано с рефлекторным пониманием психической деятельности, с утверждени­ем, что психические явления возникают и существуют лишь в процессе непре­рывного взаимодействия индивида с окружающим его миром, непрекращающегося потока воздействий внешнего мира на индивида и его ответных действий, причем каждое действие обусловлено внутренними условиями, сложившимися у данного индивида в зависимости от внешних воздействий, определивших его историю.

В соответствии с этим исходная задача психологического исследования — изу­чение психических процессов, психической деятельности. Так, исследование мыш­ления должно прежде всего вскрыть его как процесс анализа, синтеза, обобщения. Психологическое исследование запоминания должно выявить, что делает чело­век, когда он запоминает; как он анализирует подлежащий запоминанию матери­ал, группирует, синтезирует его, как его обобщает, каков состав и ход процесса, в результате которого совершается запоминание. При восприятии результат его — образ предмета — выступает в сознании человека при определенных условиях ви­димым образом как бы вне процесса, поскольку последний не осознается. В этом случае психологическое исследование должно, меняя условия протекания про­цесса (создавая затрудненные условия познания предмета, обращаясь к началь­ным этапам формирования восприятия), все же выявить процесс восприятия — чувственный (например, зрительный) анализ, синтез выделенных анализом сто­

рон, обобщение, интерпретацию, — словом, весь психический состав процесса вос­приятия.

Мы говорили до сих пор о процессе или деятельности, пока не различая их. Но их следует дифференцировать.

Во избежание всякой двусмысленности самое понятие деятельности также должно быть дифференцировано. В одном смысле это понятие употребляется, ко­гда говорят о деятельности человека. Деятельность в этом смысле — всегда взаи­модействие субъекта с окружающим миром.

Понятие деятельности употребляется в науке (в физиологии) и соотноситель­но не с субъектом, а с органом (сердечная, дыхательная деятельность)'. В этом по­следнем смысле всякий психический процесс есть деятельность, а именно дея­тельность мозга.

О деятельности в другом смысле говорят применительно уже не к органу (в данном случае — мозгу), а к человеку как субъекту деятельности. Здесь надо различать процесс и деятельность. Всякая деятельность есть вместе с тем и про­цесс или включает в себя процессы, но не всякий процесс выступает как деятель­ность человека. Под деятельностью мы будем здесь разуметь такой процесс, по­средством которого реализуется то или иное отношение человека к окружающему его миру, — другим людям, к задачам, которые ставит перед ним жизнь. Так, на­пример, мышление рассматривается как деятельность, когда учитываются моти­вы человека, его отношение к задачам, которые он, мысля, разрешает, когда, сло­вом, выступает личностный (а это прежде всего значит мотивационный) план мыслительной деятельности. Мышление выступает в процессуальном плане, ко­гда изучают процессуальный состав мыслительной деятельности — те процессы анализа, синтеза, обобщения, посредством которых разрешаются мыслительные задачи. Реальный процесс мышления, как он бывает дан в действительности, представляет собой и деятельность (человек мыслит, а не просто ему мыслится), и процесс или деятельность, включающую в себя совокупность процессов (абст­ракцию, обобщение и т. д.).

В ходе исследования на первое место может выступать то процессуальный план, образующий необходимую основу мыслительной деятельности, то над­страивающийся над ним верхушечный личностный план, в котором мышление только и выступает как деятельность субъекта, выражающая его отношение к задачам, которые перед ним встают. Как деятельность, выражающая или осущест­вляющая отношение человека к окружающему, мышление, точно так же как вос­приятие и т. д., выступает уже в качестве деятельности познавательной, эстетиче­ской — вообще теоретической, а не просто психической. Психической она является только по своему процессуальному и мотивационному составу, а не по задачам, которые она, как деятельность, разрешает.

Деятельность человека как субъекта — это его практическая и теоретическая деятельность. Точка зрения, согласно которой психическая деятельность как та­ковая, как «производство» представлений, воспоминаний — вообще психических образований якобы является деятельностью человека как субъекта (а не только

' Деятельность в этом смысле означает функционирование органа. Характеристика функции органа как деятельности подчеркивает роль в его функционировании взаимодействия организма со средой в отличие от трактовки функции как отправления органа, детерминированного якобы только изнутри.

его мозга), связана с прочно укоренившимися в психологии интроспекционистскими воззрениями. Лишь на основе интроспекционистской концепции представляется, что при так называемом произвольном запоминании или припоминании человек решает «мнемическую» задачу, заключающуюся в производстве определенного представления, и что производство представлений как таковых является в данном случае деятельностью человека. На самом деле, когда человек что-то припоминает, он не производит внутренние психические образы, а решает позна­вательную задачу по восстановлению хода предшествующих событий; подобно этому ученик, выучивающий заданный ему урок, осуществляет учебную, а не про­сто психическую деятельность.

Таким образом, в конечном счете, понятие деятельности человека приобретает свой естественный, здравый смысл, очищенный от тех двусмысленностей, которые вносит в него психология, еще не освободившаяся от наследия интроспекционизма. Психология от этого будет в прямом выигрыше: она освободится от неблаго­дарной обязанности изучать совершенно фиктивный объект — интроспективно понимаемую психическую деятельность и вместе с тем получит непосредствен­ный доступ к психологическому изучению подлинной деятельности человека — той деятельности, посредством которой он познает и изменяет мир.

Виды человеческой деятельности определяются по характеру основного «про­дукта», который создается в результате деятельности и является ее целью. С этой точки зрения можно различать практическую (специально трудовую) и теорети­ческую (специально познавательную) деятельность. Они образуют, собственно, единую деятельность человека, поскольку теоретическая деятельность выделяет­ся в особую деятельность из первоначально единой практической деятельности лишь на определенном уровне, и продукты ее, в конечном счете, опять-таки вклю­чаются в практическую деятельность, поднимая эту последнюю на все более вы­сокий уровень. Это и есть деятельность человека в собственном смысле слова.

Практическая деятельность выступает как материальная, а теоретическая (дея­тельность ученого, художника и т. д.) — как идеальная именно по характеру сво­его основного продукта, создание которого составляет ее цель. Практическая дея­тельность материальна, поскольку основной эффект, на который она направлена, заключается в изменении материального мира, в создании материальных продук­тов. Теоретическая деятельность «идеальна», опять-таки поскольку «идеален» продукт, который она порождает, — наука, искусство. Эта характеристика практи­ческой деятельности как материальной, а теоретической как идеальной по харак­теру продукта, составляющего ее цель, не определяет, как уже отмечалось, состава практической и теоретической деятельности. Нет такой теоретической деятельно­сти, которая не включала бы каких-либо материальных актов, как-то: движения пишущей руки при написании текста книги — научной или художественной — или партитуры музыкального произведения — симфонии или оперы; а в деятель­ности скульптора, высекающего статую из мрамора, физического труда не мень­ше, чем в деятельности любого рабочего на производстве, хотя, создавая произве­дение искусства, он занят идеальной деятельностью. Подобно этому нет такой практической деятельности, которая, создавая материальный продукт, состояла бы только из материальных актов и осуществлялась бы без участия психических процессов. Поэтому и практическая деятельность человека должна войти в сферу психологического исследования.