Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 10 страница

Не только диагностирование, но и самое формирование способностей было бы невозможно, будь способности, свойства личности обособлены от психических процессов, от ее деятельности: закрепляющиеся, как бы оседающие в человеке хо­ды и результаты его деятельности — познавательной, эстетической и т. п. — вхо­дят, как мы видели, в самый состав его способностей.

Аналогично обстоит дело и со свойствами характера. Каждое свойство харак­тера всегда есть тенденция к совершению в определенных условиях определен­ных поступков. Истоки характера человека и ключ к его формированию — в побу­ждениях и мотивах его деятельности. Ситуационно обусловленный мотив или побуждение к тому или иному поступку это и есть личностная черта характера в ее генезисе. Поэтому пытаться строить характерологию как отдельную дисципли­ну, обособленную от психологии, — значит стать на ложный путь.

Более динамические психические состояния личности еще менее могут быть обособлены от процессов. Психические состояния человека — это непосредствен­но динамический эффект его деятельности и фон, на котором они возникают. Та­ковы, прежде всего, аффективные состояния, связанные с успехом или неуспехом действий. Динамика этих состояний и закономерности, которым они подчиняют­

ся, несомненно составляют важный компонент психологии личности, совершен­но очевидно неотрывный от динамики психических процессов. Эти же последние в свою очередь не могут быть обособлены от психических свойств и состояний личности, от соотношения уровня ее достижений и сложившегося в ходе предше­ствующей деятельности уровня ее притязаний (К. Левин). За обособлением пси­хических свойств от психических процессов и тем самым от деятельности, кото­рая ими регулируется, таится мысль о детерминации поведения человека только изнутри, только внутренними условиями; обособление же психических процес­сов от психических свойств и состояний личности скрывает за собой отрицание роли внутренних условий в детерминации психических процессов. Значение, ко­торое имеет личность именно в качестве совокупности внутренних условий всех психических процессов, исключает такое обособление психических процессов от личности, ее свойств и состояний. Обособление друг от друга психических свойств и психических процессов — это производный результат разрыва внешних и внутренних условий, продвинутый внутрь психического.

Общая концепция, согласно которой внешние причины действуют через по­средство внутренних условий, определяющая в конечном счете наш подход к изу­чению психологии человеческой личности, определяет и понимание путей ее пси­хического развития.

В силу того, что внешние причины действуют лишь через внутренние условия, внешняя обусловленность развития личности закономерно сочетается со «спон­танностью» ее развития. Все в психологии формирующейся личности так или иначе обусловлено внешне, но ничто в ее развитии не выводимо непосредственно из внешних воздействий. Внутренние условия, формируясь под воздействием внешних, не являются, однако, их непосредственной механической проекцией. Внутренние условия, складываясь и изменяясь в процессе развития, сами обу­словливают тот специфический круг внешних воздействий, которым данное яв­ление может подвергнуться. Это общее положение имеет особое значение для по­нимания развития личности. Законы внешне обусловленного развития личности — это внутренние законы. Из этого должно исходить подлинное решение важней­шей проблемы развития и обучения, развития и воспитания.

Когда исходят из наивного механистического представления, будто педагоги­ческие воздействия непосредственно проецируются в ребенка, отпадает необхо­димость специально работать над развитием, над формированием, строить педаго­гическую работу так, чтобы обучение давало образовательный эффект, не только сообщало знания, но и развивало мышление, чтобы воспитание не только снабжало правилами поведения, но и формировало характер, внутреннее отношение лично­сти к воздействиям, которым она подвергается. Неверный подход к этой пробле­ме и ее неразработанность в нашей педагогике — одна из существенных помех в деле воспитания подрастающего поколения.

Здесь, как и обычно, подлинно большая теоретическая проблема необходимо оборачивается другой своей стороной как проблема практическая, жизненная.

Собственно всякое познание, как бы теоретично оно ни было, имеет, и не мо­жет не иметь, отношения к жизни, к практике, к судьбам людей, поскольку в каче­стве познания оно раскрывает нам действительность и обусловливает возмож­ность действовать в ней. Теоретическое познание, таким образом, это тоже знание

практическое, но только более далекой и широкой перспективы. В силу этой сво­ей связи с практикой всякое научное познание имеет прямое отношение к судь­бам людей. Поэтому отношение к науке — это вместе с тем и отношение к челове­ку; оно, следовательно, имеет и моральный аспект. Понимать людей, чтобы их совершенствовать, таково истинное назначение психологии. Для этого и нужно понять, как психические явления включаются в жизнь человека в качестве и обу­словленных обстоятельствами его жизни и обусловливающих его деятельность, посредством которой он эти обстоятельства изменяет; это же — часть более общей проблемы о месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материально­го мира. В этой форме выступает для нас здесь основной вопрос философии о со­отношении бытия и сознания.

Итоги

Из всех проблем, которые ставит перед человеческой мыслью Вселенная, самой трудной оказалась та, которая касается собственной природы мысли, сознания, вообще психического. Вопрос о природе психического и месте его в связи явле­ний испокон веков и по сегодняшний день — главное средоточие борьбы мировоз­зрений. В силу сложности психических явлений решение этой проблемы потре­бовало тысячелетних усилий человеческой мысли.

Мы подошли к анализу этой проблемы, прослеживая основные связи и отно­шения, в которые реально включено психическое, с тем, чтобы вскрыть, в каком качестве, с какой характеристикой оно выступает в каждой из этих систем связей.

Решение вопроса о природе психического и месте его среди других явлений существенно осложняется тем, что определения психического как идеального, субъективного и т. д., которые в действительности характеризуют психическое в одной системе отношений, неправомерно генерализуясь, превращаются в универ­сальные, иррадиируя на сферы отношений, к которым они по существу не отно­сятся. Примером может служить перенос противоположности субъективного и объективного, характеризующей психическое в его гносеологическом отношении к объективной реальности, на соотношение психического и физиологического, — перенос, неизбежно приводящий к отрицанию возможности объективного позна­ния психического, к утверждению, будто отражательная деятельность мозга до­ступна объективному научному познанию только в своём физиологическом вы­ражении. На самом деле в каждой существенной для него системе связей и отно­шений психическое выступает в особом качестве, в специфической понятийной характеристике. Фиксация одной из этих характеристик как универсальной для психического вообще, с иррадиированным распространением ее с одной системы отношении, в которых выступает психическое, на все остальные — серьезный тор­моз на пути решения «психофизической проблемы».

Ошибочное представление о дуалистическом раздвоении мира связано преж­де всего с неправомерным распространением на психическое во всех связях и от­ношениях гносеологической противоположности психического как познания и материи как объективной реальности. Бесспорно, психическое в любой своей ха­рактеристике качественно отлично от всех других свойств материального мира. Значительность этого качественного своеобразия психического и порождает тен­денцию противопоставить психическое всему на свете и на этом противопостав­лении расколоть мир надвое. Однако такое противопоставление, приводящее к раздвоению мира, совершенно неправомерно. К тому же сплошь и рядом неверно определяется и коррелят, которому противопоставляется психическое. В форму­лировке так называемой психофизической проблемы психическое противопостав­ляется физическому. Физическое же нередко подставляется на место материаль­ного вообще; таким образом, противопоставление психического и физического

превращается в противопоставление психического и материального. На самом деле реально в ходе развития материального мира одно за другим выступают механиче­ские и физико-химические, биологические, в частности физиологические, свойст­ва материального мира.

Психическое выступает онтологически прежде всего как звено в этом ряду различных свойств материального мира, в ряду деятельностей или проявлений различных форм материи. Нет поэтому никаких оснований ни для того, чтобы из этого ряда выхватить только физическое, ни для того, чтобы противопоставлять именно ему психическое: психическое и физическое как таковые — в качестве членов ряда свойств или проявлений материального мира — не противопоставимы друг другу. Не приходится также противопоставлять психическое как тако­вое, как специфическую деятельность материи на высшей ступени ее развития материальному миру как таковому в целом: психическое — одна из форм деятель­ности одной из форм материального мира.

Правомерное противопоставление психического и материального связано с гносеологическим отношением, в котором материальное выступает в качестве объективной реальности, а психическое — как субъективное и идеальное; в этом качестве психическое и материальное противостоят друг другу. Идеальным явля­ется результативное выражение психической деятельности — образ, идея, осо­бенно когда, объективированные в слове, они выступают как относительно обо­собленные от психической деятельности. Психическая деятельность человека идеальна, поскольку она духовна, т. е. поскольку она вобрала, включила в себя определенное идейное содержание.

Качественное своеобразие психического и противопоставимость психическо­го как познания материальному бытию как объективной реальности не снимают «онтологического» единства бытия, внутри которого впервые возникает познава­тельное отношение субъекта к миру и вместе с ним противоположность психиче­ского как идеального и субъективного материальному бытию как объективной реальности, — относительная и ограниченная сферой именно этих гносеологиче­ских отношений.

Единство мира, основывающееся на его материальности, выражается, во-пер­вых, в том, что отражение одних явлений в других есть общее свойство всех сфер взаимодействия в материальном мире. В каждой сфере взаимодействия эффект отражения выступает конкретно в других явлениях. Вскрыть эту конкретную форму проявления отражения в каждой специфической сфере взаимодействия — дело в каждом случае особого, специального исследования. Здесь достаточно обо­значить общую форму этого отражения; она заключается в том, что любое воздей­ствие одного явления на другое преломляется через внутренние свойства того явления, на которое это воздействие оказывается. Выступая сперва в качестве общей онтологической характеристики бытия, теория отражения получает затем специфическое содержание как теория познания.

Единство материального мира выступает, во-вторых, в том, что более общие законы, элементарных, «ниже ^лежащих сфер бытия распространяют свое дейст­вие на все «выше» лежащие области, не исключая при этом существования специ­фических закономерностей этих последних. Частным выражением этого общего

положения является распространение физиологических закономерностей нейродинамики на психические явления.

Несмотря на характерную для гносеологического плана противоположность субъективного и объективного, единство бытия сохраняется и здесь. Оно основы­вается на том, что гносеологическое содержание восприятия, мышления неотрыв­но от его объекта, что в своем гносеологическом содержании само оно есть форма отраженного существования вещей и явлений материального мира. Не существу­ет образов, обособленных от вещей; существуют лишь образы вещей. Образ — не идеальный предмет, существующий безотносительно к предмету как материаль­ной вещи, а образ предмета, образ вещи. Сказать, что восприятие есть образ вещи, значит отвергнуть представление, будто образ есть идеальная вещь, существую­щая обособленно, независимо от материальных вещей, безотносительно к ним. Сказать, что понятие есть «образ» объективной реальности, значит сказать, что мыслительный психический процесс в своем результативном выражении через свои «продукты» (понятия) переходит в сферу объективного знания — арифме­тического, геометрического, физического и т. д., что понятия одновременно и продукт мыслительной деятельности людей и объективное содержание знания, отражение бытия, форма его отраженного существования. Материалистический монизм сохраняется и в плане гносеологии.

Психическая деятельность субъекта не есть нечто чисто субъективное; связь с объективным миром не приходится привносить в нее извне как нечто для нее по­стороннее, чуждое. Вещи и явления материального мира причастны к самому воз­никновению психических явлений, так как эти последние возникают в результате воздействия вещей на органы чувств, на мозг в ходе рефлекторной нервной дея­тельности мозга. Здесь опять-таки не приходится извне соотносить психическую деятельность с мозгом, с его материальной нервной деятельностью; психическая деятельность сама есть вместе с тем нервная, высшая нервная деятельность.

Отражательная психическая деятельность, являющаяся вместе с тем рефлек­торной нервной деятельностью мозга, возникает в процессе взаимодействия ин­дивида с миром и служит для его осуществления. Обусловленная воздействиями мира, она сама обусловливает поведение индивида. Таким образом, психическая деятельность вплетается во всеобщую взаимосвязь явлений как обусловленное и как обусловливающее. Здесь также, значит, нет места для обособления психиче­ского, для выпадения психических явлений из общей взаимосвязи всех явлений мира. И существо сознательное, человек, при всем своем ни с чем не сравнимом и неповторимом своеобразии единен с миром.

Роль, которую психические явления играют в жизни и деятельности людей, связана с тем фундаментальным фактом, что с развитием психической деятельно­сти мир, который сначала действует на организм как совокупность раздражите­лей, выступает перед человеком как совокупность объектов и объективных об­стоятельств, как раскрывающаяся перед ним, доступная созерцанию объективная реальность. Вместе с тем совершается переход от реакций на раздражители к действиям над объектами и к поступкам по отношению к людям. В переходе от слепых реакций на раздражители к сознательным действиям над все шире и глубже раскрывающимися объектами действия и познания закладываются существенные предпосылки человеческого поведения, человеческой жизни, человеческой исто-

рии. Здесь, в частности, — одно из условий сознательной практической деятель­ности, приводящей вещи во взаимодействие друг с другом и таким путем ведущей ко все более объективному, все более глубокому их познанию. По мере того как, изменяя мир, люди все глубже его осознают, сознание человека все полнее охва­тывает мир во взаимосвязи его явлений, все в большей мере превращается как бы в самосознание мира; мир осознает себя через человека.

Прогрессирующее осознание мира, совершающееся в процессе его изменения, в свою очередь открывает все расширяющиеся возможности для его дальнейшего изменения, для переделки природы и перестройки общества, для построения соз­нательной деятельностью людей нового мира, новых человеческих отношений. Мы видели: сознание обусловливает поведение, деятельность людей, деятельность же людей преобразует природу и перестраивает общество. Таким образом, созна­ние входит как обусловливающее во все, на что распространяется деятельность человека, во всю бесконечную цепь событий, которые ею порождаются в жизни мира и в истории общества. Так на основе фундаментального единства мира и в рамках его осязаемо, весомо, зримо раскрывается значение изменений, которые вносит в мир совершающееся в процессе эволюции, в ходе истории возникнове­ние и развитие человеческого сознания.

 

ная теория Декарта и его непосредственных продолжателей была не чем иным как распространением на деятельность мозга механистического детерминизма теории причины как внешнего толчка. Существенно иной является рефлекторная теория, которая отвечает диалектико-материалистическому пониманию детер­минации явлений, их всеобщей взаимосвязи, их взаимодействию. И. М. Ceченов и И. П. Павлов заложили основу для построения такой рефлекторной теории.

Анализу рефлекторного понимания психической деятельности и детерминации психических явлений мы предпосылаем здесь исторический очерк, посвященный учению И. М. Сеченова и И. П. Павлова.

* * *

Ни И. М. Сеченов, ни И. П. Павлов, мировоззрение которых сложилось под влиянием русских революционных демократов, не исходили в своей научной paботе из марксистской философии. Однако философский анализ созданной ими рефлекторной теории показывает, что она по своей объективной внутренней ло­гике идет по пути конкретной естественнонаучной реализации в учении о мозге и его деятельности основных методологических принципов диалектического ма­териализма, приближается к ней.

Принцип рефлекса, как известно, был впервые сформулирован Декартом (хо­тя самый термин «рефлекс» у него еще отсутствовал). Представление о рефлексе у Декарта носило яркий отпечаток его механистического мировоззрения. В даль­нейшем, в XVIII столетии, по-видимому, впервые у Асперуха Монпелье, появля­ется самый термин рефлекс. Несмотря на то что понятие «рефлекс» в физиологии имеет длительную историю, есть все основания говорить о рефлекторной теории, основные положения которой были сформулированы И. М. Сеченовым и получи­ли дальнейшее развитие и конкретную научную реализацию в учении И. П. Пав­лова, как о принципиально новой концепции. И. М. Сеченов и И. П. Павлов со­здали новое понятие рефлекса и, что особенно важно, распространили принципы рефлекторной теории на психическую деятельность.

Характеризуя рефлекторную деятельность вообще, а значит, и деятельность психическую, обычно отмечают то, справедливо подчеркнутое И. М. Сеченовым положение, что источник ее лежит во вне, что посредством ее осуществляются отношения организма с внешним миром. Однако рефлекторная теория Сечено­ва—Павлова по своему методологическому смыслу не есть механистическая тео­рия внешнего толчка. Теория причины как внешнего толчка при объяснении явле­ний органической жизни терпит явное крушение: одно и то же внешнее воздей­ствие вызывает разную ответную реакцию в зависимости-от внутреннего состоя­ния организма, на который эти внешние воздействия падают. Внешние причины действуют через посредство внутренних условий. Это диалектико-материалисти-ческое положение является решающей методологической основой для построе­ния любой научной теории.

Без раскрытия внутренних законов рефлекторной деятельности пришлось бы ограничиваться лишь чисто описательными констатациями того, что за таким-то внешним воздействием последовала в таком-то случае такая-то реакция, соотнося их непосредственно по схеме стимул—реакция. Это путь бихевиоризма, отвечаю­щий прагматической, позитивистической методологии, из которой исходят сей­час его представители.

Рефлекторная теория деятельности мозга, строящаяся на методологической основе диалектического материализма, является конкретным выражением того общего положения, что всякое действие есть взаимодействие, что воздействие любой причины зависит не только от нее, но и от того, на что она воздействует, что действие любой внешней причины, любых внешних условий осуществляется через посредство внутренних условий. Отсюда детерминизм рефлекторной тео­рии в его подлинном понимании. Деятельность мозга, в том числе и его психиче­ская деятельность, имеет свою причину, в конечном счете, во внешнем воздейст­вии. Однако не существует непосредственной механической зависимости между внешним «стимулом» и ответной реакцией. Зависимость ответной реакции от внешнего воздействия опосредствована внутренними условиями. (Сами эти внут­ренние условия формируются в результате внешних воздействий. Таким обра­зом, детерминизм в диалектическом его понимании выступает, вместе с тем, как историзм означает, что эффект каждого моментального воздействия зависит от того, каким воздействиям подвергался организм до того, от всей истории данного индивида и вида, к которому он принадлежит.) Поэтому для построения рефлек­торной теории деятельности мозга необходимо раскрытие внутренних закономер­ностей рефлекторной деятельности мозга. Такими внутренними законами и явля­ются открытые И. П. Павловым законы иррадиации и концентрации возбуждения и торможения и их взаимной индукции.

Все они выражают внутренние взаимоотношения нервных процессов, которы­ми опосредствованы осуществляемые мозгом взаимоотношения организма с ус­ловиями его жизни — их воздействие на него и его ответная деятельность в ее за­висимости от внешних условий.

Опосредствование эффекта внешних воздействий внутренними условиями за­ключено не только в характеристике и роли законов нейродинамики, но и во всем учении об условно-рефлекторной деятельности коры, поскольку, согласно этому учению, воздействие каждого условного раздражителя, поступая в кору, попадает в целую систему образовавшихся в результате прошлого опыта связей. Вследст­вие этого рефлекторный ответ организма, вызванный действующим в данный мо­мент раздражителем, обусловлен не только им, но и всей системой связей, которую он находит у данного индивида. Раздражители получают переменное значение, изменяющееся в зависимости от того, что они, в силу предшествующего опыта, отложившегося в коре в виде системы условных нервных связей, для данного ин­дивида сигнализируют. Детерминизм павловской рефлекторной теории незави­симо от его отдельных формулировок, звучащих механистически, есть частное выражение применительно к пониманию деятельности мозга общего философ­ского принципа детерминизма в его диалектико-материалистическом понимании.

Ядром рефлекторного понимания психической деятельности служит положе­ние, что психические явления возникают в процессе осуществляемого посредст­вом мозга взаимодействия индивида с миром; поэтому психические процессы, неотделимые от динамики нервных процессов, не могут быть обособлены ни от воздействия внешнего мира на человека, ни от его действий, поступков, практиче­ской деятельности, для регуляции которой они служат.

Психическая деятельность не только отражение действительности, но и опре­делитель значения отражаемых явлений для индивида, их отношения к его по-

требностям, поэтому она и служит для регуляции поведения, практической дея­тельности. «Оценка» явлений, отношение к ним связаны с психическим с самого его возникновения, так же как их отражение. Эта оценка, сводящаяся у животных к биологической значимости, приобретает у человека общественное содержание'.

Первой исходной своей естественнонаучной предпосылкой рефлекторная тео­рия имеет положение о единстве организма и среды, об активном взаимодействии организма с внешним миром².

Уже у Сеченова с полной определенностью выступает положение не только о взаимосвязи, о единственно и об активном взаимодействии индивида с внешним миром в его специальном биологическом выражении — применительно к орга­низму и среде, к организму и условиям его жизни. Это положение составило пер­вую — общебиологическую предпосылку открытия Сеченовым рефлексов голов­ного мозга. Обусловленная внешним воздействием, рефлекторная деятельность мозга — это тот «механизм», посредством которого осуществляется связь с внеш­ним миром организма, обладающего нервной системой.

Второй — физиологической — предпосылкой рефлекторной теории явилось открытие Сеченовым центрального торможения.

Принципиальное значение открытия центрального торможения для построения рефлекторной теории заключается прежде всего в том, что оно явилось первым шагом к открытию внутренних закономерностей деятельности мозга, а открытие этих последних было необходимой предпосылкой для преодоления механистиче­ского понимания рефлекторной деятельности по схеме стимул — реакция, соглас­но механистической теории причины как внешнего толчка, якобы однозначно определяющего эффект реакции³.

Положение о единстве организма и условий его существования и открытие центрального торможения — основные шаги на пути к «Рефлексам головного моз­га». Они и во времени непосредственно следуют друг за другом: в 1861 г. выходит в свет статья Сеченова о значении растительных актов животного организма,

' Поэтому психические явления заключают в себе исходные предпосылки для развития у человека не только познания как общественно-исторического процесса развития научного знания, но и для об­щественно вырабатываемых этических норм поведения.

² И. М. Сеченов формулирует это положение (1861) следующим образом: «Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен; поэтому в научное определение организ­ма должна входить и среда, влияющая на него» (Сеченов И. М. Две заключительные лекции о значе­нии так называемых растительных актов в животной жизни // Избр. произв. — М.: Изд-во АН СССР, 1952. — Т. 1. — С. 533). Позже (1878) Сеченов пишет о влиянии на организмы той «среды, в которой они живут, или, точнее, условий их существования» (Сеченов И. М. Элементы мысли // Избр. филос. и психол. произв. — М.: Госполитиздат, 1947. — С. 412). Таким образом, среда, условия существования вводятся в само определение организма; вместе с тем из среды выделяются условия существования, определяемые требованиями, которые организм предъявляет к среде. Еще пункт 3 «Тез», которые были приложены к диссертации И. М. Сеченова «Материалы для буду­щей физиологии опьянения», гласил: «Самый общий характер нормальной деятельности головного мозга (поскольку она выражается движением) есть несоответствие между возбуждением и вызы­ваемым им действием — движением» (Сеченов И. М. Избр. произв. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — Т. II. — С. 864.) Это означает, что предыстория сеченовской рефлекторной теории уже, по существу, содержала отрицание схемы стимул-реакция и механистического представления о способности внешней причины (внешнего толчка) непосредственно определять результат деятельности мозга. Первым объяснением этого несоответствия ответного движения возбуждению, вызванному внеш­ним воздействием, и явилось торможение; оно — внутреннее условие, обусловливающее тот или иной эффект внешнего воздействия.

в которой он формулирует положение о единстве организма и среды, в 1862 г. ученый осуществляет свои опыты, приведшие к открытию центрального тормо­жения. Завершив свои первые капитальные работы по центральному торможе­нию, Сеченов тотчас же реализует свои замыслы в области психологии: уже в 1863 г. он публикует «Рефлексы головного мозга».

Можно смело сказать, что Сеченов совершил в своей научной деятельности два великих открытия: центрального торможения — в области физиологии и реф­лекторной природы психического — в области психологии. Именно последнее принадлежит к числу таких, которые, относясь непосредственно к предмету од­ной науки, вместе с тем далеко выходят за ее пределы, приобретая общее миро­воззренческое значение.

Эти два открытия, как и вообще научная деятельность Сеченова в области психологии и в области физиологии нервной системы, были теснейшим образом связаны между собой. Сеченов сам отметил роль, которую сыграли занятия пси­хологией и интерес к проблеме воли в открытии им центрального торможения'.

С другой стороны, без открытия последнего Сеченов не мог бы понять психи­ческие процессы, лишенные видимого эффекторного, двигательного конца, как процессы рефлекторные².

Распространение рефлекторного принципа на головной мозг никак не могло ограничиться простым переносом того же понятия на новую сферу — этот перенос необходимо потребовал существенных изменений в самом понятии рефлекса.

Каковы основные, специфические черты рефлексов головного мозга?

Рефлекс головного мозга — это, по Сеченову — рефлекс заученный, т. е. не врожденный, а приобретаемый в ходе индивидуального развития и зависящий от условий, в которых он формируется. (Выражая эту же мысль в терминах своего учения о высшей нервной деятельности, Павлов скажет, что это условный реф­лекс, что это временная связь.)

Рефлекс головного мозга является связью организма с условиями его жизни. Эта черта рефлекса головного мозга с полной определенностью и принципиаль­ной остротой выступит в павловском учении об условных рефлексах. Павлов об­разно характеризует условный рефлекс, временную связь как временное замыка­ние проводниковых цепей между явлениями внешнего мира и реакциями на них животного организма³ Рефлекторная деятельность — это деятельность, посредст­вом которой у организма, обладающего нервной системой, реализуется связь его с условиями жизни, все переменные отношения его с внешним миром. Услов­но-рефлекторная деятельность, в качестве деятельности сигнальной, направлена, по Павлову, на то, чтобы отыскивать в беспрестанно изменяющейся среде «основ­ные, необходимые для животного условия существования, служащие безуслов­ными раздражителями...»⁴. В павловской концепции рефлекторной деятельности

' См.: Сеченов И. М. Автобиографические записки. - М.: Изд-во АН СССР, 1952. - С. 183-186.

² Отсюда знаменитое положение «Рефлексов головного мозга»: «Мысль есть первые две трети пси­хического рефлекса» (Сеченов И. М. Избр. филос. и психол. произв. — М.: Госполитиздат, 1947. — С. 155). Из «способности задерживать свои движения», по Сеченову, и «вытекает тот громадный ряд явлений, где психическая деятельность остается, как говорится, без внешнего выражения, в форме мысли, намерения, желания и пр.» (Там же. — С. 154).