На Марти Уолта повесили ярлык СДВГ, когда он был подростком. Его мама, Бет, не верила, что у ее сына СДВГ и решила бороться с образовательной системой за то, чтобы с Марти обращались как с нормальным мальчиком. Марти был из тех мальчишек, которых обычно снабжают ярлыком "непригодный". Он без умолку болтал в детском саду. В начальных классах он гонялся за другими детьми, вел себя очень шумно и подстрекал других на разные шалости. Учителя и школьные администраторы говорили Бети, что ее сын болен и нуждается в лекарствах наподобие риталина.
Бети отрицала диагноз и способ лечения. Она добровольно решила приходить на уроки, чтобы помогать Марти успокоиться. Она перевела его в учебное заведение с более творческим подходом и более прогрессивными учителями. Она нашла симпатичного мальчику психолога, который согласился выслушать его. Она боролась за то, чтобы Марти мог сохранить свой собственный эксцентричный образ без того, чтобы считаться ненормальным.
Для Марти поддержка взрослых и их готовность слушать его решили все. Об одном из своих психологов он сказал: "Она слушала меня. Мне нравится, когда кто-то меня слушает. Да и кому не нравится?"
История Марти - история успеха. Он уже закачивает школу, собирается поступать в колледж. У него хорошие оценки, он подрабатывает и начал писать пьесы - пьесы о взрослых, которые не могут услышать детей. Никто, включая его мать, не отрицает, что его поведение порой переходило все границы. Вероятно, диагноз СДВГ и медикаментозное лечение были бы вполне оправданы. Действительно, многие мальчики, у которых есть СДВГ, не настолько деструктивны, как Марта.
И хотя Марти не из их числа, 5,4 миллиона американских детей были названы неспособными в 1995 г. СДВГ - самый стремительно растущий в количественном отношении диагноз, его уровень удвоился за период с 1990 по 1995 г. И помните, что 9 из 10 детей с диагнозом СДВГ - мальчики.
Я считаю, что очень важно, чтобы мы, родители, защищали своих мальчиков от ярлыков ненормальности и СДВГ до тех пор, пока не будем абсолютно уверены в том, что это тот самый случай. Психолог Диана Мак-Гиннесс из Университета Южной Флориды предупреждает, что многие школы склонны "патологизировать то, что является для мальчиков нормой". Хотя СДВ - это реально существующее неврологическое расстройство, и исследования показывают, что оно действительно чаще встречается среди мальчиков, чем среди девочек, я считаю, что реакция общества на трудности, с которыми сталкиваются мальчики, только обостряет проблему. В некоторых случаях ошибочно названные гиперактивными мальчики всего лишь очень активные. В других ситуациях, которые выглядят как СДВ, мальчик на самом деле демонстрирует симптомы депрессии. Некоторые мальчики, которым диагноз поставлен верно, перегружены медикаментами. Другие мальчики, которые тоже очевидно страдают от СДВ, названы буянами и вместо лечения подвергаются наказаниям. И количество мальчиков с диагнозом "гиперактивность" и явно недружелюбное отношение, которое встречают эти мальчики, обязывают нас сделать паузу и пересмотреть свои представления об СДВГ.
Хотя настоящая гиперактивность существует и нуждается в лечении, можно обоснованно предположить, что многое из того, что мы зовем СДВ, это скорее ДВВ - дефицит внимания взрослых - и этот дефицит надо искать не в наших сыновьях, а в обществе, которое не в состоянии правильно оценивать внутренние потребности мальчиков, их желания и боль. Мы стремимся диагностировать и лечить, вместо того чтобы слушать. Действительно, очень вероятно, что всплеск "гиперактивного" поведения у мальчиков, особенно у маленьких мальчиков в начальной школе,- это симптом пережитой травмы сепарации, о которой мы говорили, и протест против тендерных ограничений с их эмоциональной узостью, которые их ожидают.
Как только мы создадим больше классов и учебных условий, которые синхронизированы с академическими ритмами мальчиков и позволят им высказывать свое мнение, мы сможем ожидать снижения количества случаев псевдо-гиперактивности, более эффективных вмешательств тогда, когда расстройство действительно имеет место и сможем уделять больше внимания потребностям наших мальчиков в признании, любви и развитии.
Уроки раздельных школ
Пока мы пытаемся "омальчишить" наши смешанные школы и адаптировать их под потребности мальчиков, будет полезно взглянуть на то, что делают школы для мальчиков, чтобы достигать своих целей. Я знаю, что большинство мальчиков не учится в школах для мальчиков, и я не агитирую за то, чтобы их туда отправлять. Но, получив возможность консультировать в большом количестве школ для мальчиков в разных уголках США, я пришел к выводу, что многие из них, будучи "заточены" под мальчиков, отлично справляются с задачей создания обучающей среды, в которой мальчики чувствуют себя победителями, как в учебной, так и в эмоциональной сферах. Я работал во многих таких школах, помогал им создавать внутришкольную атмосферу, настроенную на мальчиков, осведомленную о том, как проходит процесс закалки стыдом и о том, как мальчики используют маску, чтобы скрыть свои внутренние проблемы и неуверенность. Многие из этих школ стали комфортными учебными зонами для буйного и шумного мальчишеского племени, и в них учителя отдают себе отчет в том, как тендерные стереотипы ограничивают мальчиков эмоционально, академически и профессионально. В опровержение мифа о том, что школы для мальчиков - это опасные, зловредные рассадники мизогинии и агрессии, я увидел, что во многих из них растят мальчиков, которые уважительно относятся к девочкам и женщинам и которые могут так же легко вести себя нежно и заботливо, как и готовиться к матчу по рэгби.
Уже почти десять лет психологи и педагоги рекомендуют школы для девочек в качестве института, который поможет девочкам укрыться от недружелюбной атмосферы смешанных школ, где им приходится конкурировать с мальчиками и преодолевать предубеждения против девочек. Считается, что школы для девочек повышают их академические успехи, помогают им чувствовать себя более уверенными относительно того, кем они являются и на что способны. Я думаю, пришло время посмотреть, верно ли это также и для мальчиков и, если так, понять, чему мы можем научиться в этих школах и по возможности применить это в рамках смешанного обучения.
И хотя мы уже привыкли к существованию школ для девочек и одобряем их создание, мои наблюдения таковы, что, по крайней мере в Америке, мы еще не признали правильным аналогичный подход к мальчикам. Например, мы с подозрением взираем на терапевтические мальчиковые группы для учеников с установленными трудностями в обучении и сниженной самооценкой, и даже посягаем на традиционные мальчишеские общественные организации типа бойскаутов. И, к сожалению, федеральный суд отказал в реализации благих намерений организовать специальные мальчишеские училища, которые бы помогали юным афроамериканцам совершенствовать свой английский, посчитав эти "выделенные, но равные" условия очевидно неконституционными. Возникает ощущение, что пока мы реализуем план "Приведем наших дочерей на работу" и поддерживаем женские колледжи и группы поддержки, мы в то же время действуем и по плану "Ведем наших мальчиков к психиатру", насильственно интегрируя их в смешанную образовательную среду, сосредоточенную на удовлетворении потребностей девочек, и отказывая им в любой объединяющей "мужской" среде, помимо скамейки рядом с кабинетом директора или места обвиняемого в суде по дороге в тюрьму. Меня интересует, что мешает нам рассматривать школы для мальчиков в качестве альтернативы для наших сыновей или, учитывая опыт школ для мальчиков, сделать наши смешанные школы не такими враждебными по отношению к мальчикам.
К счастью, недавнее исследование показывает, что некоторые школы для мальчиков могут создать такого рода защитную среду. В 1997 г. Диана Хале, директор средней школы в школе коллегиатов[15]в Нью-Йорке, провела сравнительное исследование среди учащихся 5-8 классов в двух высококлассных независимых школах - смешанной и для мальчиков. Используя широкий арсенал эмпирических методов оценки, Хале показала, что мальчики в школе для мальчиков реже демонстрируют защитное поведение, менее восприимчивы к давлению сверстников, лучше справляются со своей агрессией, увереннее чувствуют себя в отношениях с девочками, более эгалитарны в своих представлениях о мужских и женских ролях, чем их ровесники в смешанных школах.
Из этих фактов вытекает, на мой взгляд, следующее. Во-первых, в гораздо большей степени, чем полагал Ричард Хоули, ученики в школах для мальчиков учатся в обстановке, которая учитывает и поощряет их индивидуальные учебные особенности и ритмы. Подход таких школ отличается большей гибкостью и меньшей настороженностью по отношению к мальчикам, в отличие от заведений, которые пытаются подчинить их жесткому учебному плану традиционной смешанной школы, игнорирующей индивидуальные учебные особенности и темпы. Еще важнее, по-моему, то, что эти открытия предполагают, что в хорошо организованной школе для мальчиков складываются отношения между сверстниками, в которых мальчики чувствуют себя комфортнее, они более уверены в своих способностях и поэтому лучше учатся. Особенно это касается мальчиков в возрасте от 10 лет: когда рядом нет девочек, меньше причин думать, что они должны дерзить, дразнить и хвастаться. В отсутствие девочек мальчики больше не чувствуют себя такими агрессивными - или уязвимыми - и поэтому мягче относятся друг к другу. Они реже стыдят своих одноклассников. В итоге, каждый из них становится более уверенным в себе и меньше зависит от маски, прикрывающей неуверенность.
В смешанных школах, напротив, многие мальчики боятся того, что учителя или другие ученики поднимут их на смех, если их поведение будет истолковано как не целиком и полностью "мужественное". Они могут стесняться рассказать о своих эмоциях, вызванных историей или стихотворением, будут уклоняться от ответов на вопросы учителей, чтобы не выглядеть "дураками" в случае ошибочного ответа и "девчонкой" в случае правильного, они будут избегать областей, считающихся "женскими". Когда мальчики идут в школу, другие ученики и учителя энергично навязывают им тендерные стереотипы, и мальчики чувствуют себя обязанными соответствовать им. Эти тендерные оковы мешают учебной жизни мальчиков. Все это они компенсируют деструктивным поведением в классе, нападками на других учеников, или намеренным "дуракавалянием" на гуманитарных предметах и уроках английского, где показать хотя бы толику заинтересованности или знаний - значит навлечь на себя общественное порицание.
Справедливости ради надо сказать, что Хале проводила свое исследование на базе только двух школ, и оно требует дальнейших разработок. Но несмотря на то, что мы не можем с уверенностью говорить о преимуществах отдельных школ для мальчиков, я думаю, что этот эксперимент дает некоторое начальное представление о том, что, по крайней мере, для некоторых детей, учеба в школе для мальчиков имеет ряд важных преимуществ.
Разумеется, подавляющее большинство мальчиков, равно как и подавляющее большинство девочек, продолжат учиться в привычных смешанных школах. Сделать все эти школы раздельными - это не выход и вряд ли может им стать. Но я считаю, что мы должны попробовать применить в смешанной школе все те знания о том, как мальчики учатся и как их следует учить, которые мы почерпнули в школах для мальчиков. К примеру, несколько государственных школ организовали специальные программы "только для девочек" по математике и естественным наукам, своего рода раздельное обучение в рамках смешанной школы, и я думаю, что подобные проекты для мальчиков, особенно по чтению и письму, выглядят очень многообещающе.
Чтобы привести один пример успеха в этой области, я поделюсь историей Джин Эллербе, учительницы смешанной государственной школы, которая по счастливой случайности стала преподавать английский в классе для мальчиков. Так получилось, что в девятом классе на ее урок английского на весь семестр записались только мальчики. Сначала она расстроилась и попыталась заставить школьную администрацию "разбавить" класс, но постепенно она поняла, какие уникальные возможности перед ней открываются. В то время как в смешанных классах девочки обычно более мотивированы и разговорчивы, в этом классе мальчики казались "более раскрепощенными" и "не так стеснялись высказывать свое мнение". Класс, между тем, был более распущенным и шумным, и ей потребовалось время, чтобы попять и оценить своих мальчиков. Как сказал ей один мальчик из этого класса: "Порой в мальчишеской компании становится немного шумно, но так легче сказать то, что хочешь сказать. Если бы здесь были девочки, было бы страшно показаться идиотом".
Действительно, как показывает этот комментарий, даже в традиционной смешанной школе, мальчики, оказавшиеся в классе для мальчиков, где учитываются их учебные особенности и ритмы, чувствуют себя достаточно свободно, чтобы снять свою броню и заговорить своим подлинным голосом. Среди мальчиков, с которыми я беседовал, были и те, кто посещал школу раздельного обучения или имел возможность изучать отдельные предметы в классах для мальчиков в смешанной школе, и многие из них говорили о свободе, которая позволила им сбросить маску.
Семнадцатилетний Лайэм рассказывает: "Когда в классе девочки, я думаю, что мне надо быть крутым, чтобы нравиться им. А быть умным не круто. Те парни, которых все считают крутыми, плохо учатся. Они никогда не поднимают руку в классе.
Но в классе для мальчиков я думаю об учебе,- продолжает Лайэм. - Яне беспокоюсь о том, что обо мне подумают девочки в классе, и мне не нужно переживать, не решат ли они, что я придурок или ботаник или типа того. Я сейчас много занимаюсь и на самом деле стараюсь. Мне нравится получать хорошие оценки".
Когда я разговаривал с Тоби, пятнадцатилетним подростком с горящими глазами, одетым в мятую рубашку и джинсы и посещающим школу для мальчиков, он назвал целый ряд преимуществ раздельного обучения: "В том, что касается учебы, я начал стараться, потому что не было вокруг девочек, на которых надо произвести впечатление. В классе я могу поднять руку и сказать то, что я хочу сказать, потому что я не стесняюсь, как перед девочками. Можно не волноваться об обычных вещах, о том, как выглядит твоя одежда, все ли выглажено. Намного проще заниматься, когда рядом нет девочек. Я встречаюсь с девочками на выходных, но в школе их присутствие меня не отвлекает. В школе ддя мальчиков я могу просто выйти к доске и пробовать. Я могу учиться так хорошо, насколько это для меня возможно".
Тоби также заметил, что учителя больше сближаются с учениками-мальчиками, если в школе нет девочек: "Учителя, особенно учителя-женщины, всегда больше любят девочек. А здесь ты сближаешься с учителями (и мужского, и женского пола), даже если ты мальчик".
Он сравнивает свою текущую жизнь с тем, что было с ним раньше в смешанной школе: "Я думаю, что люди считают девочек умнее. Поэтому мальчику трудно выделиться успехами в учебе, просто потому что так заведено. Когда я учился в смешанной школе, меня заботила куча всяких мелочей, например, неправильно ответить на вопрос или ошибиться на спортивной площадке или язвительное замечание моего друга обо мне на глазах у других ребят".
Учителя и администрация подтверждают слова мальчиков. Например, две бывшие раздельные школы, которые давно объединились в смешанную (школы Святого Стефана и Святой Агнес в Александрии, штат Вирджиния), экспериментировали с гендерной сегрегацией на уроках математики и естественных наук. Результаты были положительные. "Мы увидели, что выиграли и мальчики, и девочки,- рассказывает руководитель. - Учителя могут изменять способы преподавания - варьировать количество работы в группе и индивидуальных заданий".
Эксперимент, который провели эти две школы, являет собой хороший пример творческого подхода к решению проблемы, что, на мой взгляд, самое главное, когда дело касается создания эффективных школ для мальчиков. Даже в условиях ограниченных ресурсов, школа - государственная или частная - может внедрять инновационные программы и подходы, чтобы помочь мальчикам благополучно развиваться в эмоциональном и академическом планах. Мне грустно, что школы не делают этого шага, а успокаиваются и почивают на лаврах. Ибо я считаю, что именно такого рода самодовольство привело стольких мальчиков к бунту и вызвало школьную эпидемию гипердиагностики поведенческих расстройств у мальчиков и подростков.
