Подводные течения”, управляющие творческой активностью человека

Какую роль в достижении творческих озарений играет сознание? Ограничиваются ли его функции обычно выделяемыми этапами сбора и осмысления экспериментальных данных, а также проверки гипотез и их следствий? Думается, ситуация более сложная. Бессмысленно было бы оспаривать данные о роли бессознательного и подсознания в творческом процессе. Она действительно огромна. Но как достигается перевод проблемы на неосознаваемые уровни осмысления, где, собственно, и обнаруживается решение творческих задач?

Используя данные восточных духовных практик, думается, мы можем сказать, что именно сознание в своей роли однонаправленного концентрированного внимания переводит проблемную ситуацию на те уровни рассмотрения, где решение творческой задачи возможно. Именно оно обеспечивает погружение человека в иные пласты восприятия и репрезентации реальности, делая доступными альтернативные способы и формы оперирования информацией. Но вправе ли мы на этом основании сделать вывод о том, что все более тонкие состояния сознания – всецело результат глубокой, продолжительной, однонаправленной концентрации? Вероятно, и да, и нет. Да, потому что сосредоточение, концентрация, полнота внимания действительно запускают процессы трансформации сознания. Нет, потому что, возможно, не они являются непосредственной причиной и источником его безграничного расширения. Что же происходит? Чтобы ответить на этот вопрос, задумаемся над тем, как функционирует сознание обычного человека большую часть периода бодрствования.

Прежде всего, оно не занято ничем серьезным, но в то же время и не свободно. (Это напоминает функционирование компьютера в режиме появления разных хаотических картинок – точек, звездочек; т.е. и не выключен, и не используется для операций с информацией.) Чем сопровождается такой режим? Безусловно, в энергетическом отношении он довольно экономичен, ведь два других – включенность сознания “на полную мощь” или растворенность в окружающем – одинаково трудно достижимы. Но вот мы пытаемся остановить бесцельную “болтовню ума” и сконцентрироваться на чем-либо. Считается, что главное в этом процессе – сосредоточение, но исчерпывается ли этим все, что нам надо знать? Нет. На мой взгляд, сосредоточением человек добивается того, что привычные функции сознания – иметь нечто в качестве объекта и функционировать по этому поводу (пусть и без всякого побуждения человека) – привязываются плотно и прочно к чему-то определенному. Т.е. все ресурсы данной функции сознания оказываются “выбранными”, использованными, задействованными. Как следствие, ограничивающие и беспокойные силы стянуты в одну точку, и сознание оказывается, по сути, избавленным от функций самоограничения и контроля над ментальным пространством. В результате сфера сознания начинает постепенно расширяться за пределы повседневного опыта человека. А то, что прежде подавлялось, с одной стороны, постоянной “болтовней ума”, а с другой – устоявшимися стереотипами восприятия и оценки, – начинает постепенно пробиваться в сферу осознания.

А какова роль неосознаваемого психического в творческом процессе? (Сейчас мы не будем говорить о том, что неосознаваемая переработка информации осуществляется на всех стадиях мыслительного процесса параллельно с осознаваемой, что сознание, подсознание и бессознательное взаимодействуют и т.п. – это известные вещи.) Попытаемся понять некоторые глубинные механизмы, обеспечивающие эффективную переработку информации во время инкубации идеи и озарения.

Из свидетельств-отчетов крупных ученых известно, что они сначала напряженно размышляют над проблемной ситуацией, видя противоречие, но не находя выхода из него. Потом, зачастую на долгое время, отодвигают проблему, занимаясь другими вещами. И “вдруг” наступает момент, когда результат вспыхивает в сознании человека, который, оказывается, уже обладает решением. Что происходит при этом?

Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим вкратце представление буддизма о мусин[43].

Известный автор трудов по буддизму Д.Т.Судзуки пишет, что человек только тогда по-настоящему, глубинно взаимодействует с миром, когда перестает осознавать это взаимодействие. До тех пор, пока остается хоть малейшее место для осознания того, что с тобой происходит (не важно, осознание ли это угасания твоего сознания, понимание, что вступил в подлинный контакт с миром и видишь вещи в их “таковости”), этого с тобой не происходит. Человек отождествляется с объектом только тогда, когда в нем нет и намека на то, что он это понимает, знает, чувствует. Компонент осознавания происходящего тут же перечеркивает отождествление, и происходящее становится не-происходящим, происходящее не происходит. “Можно задаться вопросом о том, как художник углубляется в дух изображаемого растения, если, например, речь идет о знаменитой картине XIII века, на которой Моккей (Му-цзи) изобразил гибискус? Эта картина сейчас считается национальным сокровищем и хранится в Киото в храме Дайтокудзи. Секрет в том, чтобы стать самим растением. Но как человек может стать растением? Оказывается, само уже стремление человека нарисовать растение или животное подразумевает, что в нем есть что-то соответствующее этому растению или животному. Если это действительно так, он вполне может стать объектом, который желает изобразить.

На практике это достигается посредством интроспективного рассмотрения растения. При этом сознание должно быть полностью свободно от субъективных эгоцентрических мотивов. Оно становится созвучным Пустоте, или таковости, и тогда человек, созерцающий объект, перестает осознавать себя отличным от него и отождествляется с ним. Это отождествление дает возможность художнику чувствовать пульсацию жизни, которая проявляется одновременно в нем и в объекте. Вот что имеют в виду, когда говорят, что субъект теряет себя в объекте и что не художник, а сам объект рисует картину, овладевая кистью художника, его рукой и пальцами. Таким образом объект сам воссоздает себя в картине. Дух созерцает свое отражение в себе”[44].

В свете вышеописанного мы можем по-другому взглянуть на проблему инкубации. То, что обычно воспринимается как забывание проблемы, на мой взгляд, означает ее перевод на уровень бессознательного при условии подлинного отождествления, слияния с проблемой, которое происходит только тогда, когда она безраздельно, целиком овладевает человеком, когда они становятся одним целым. Осознание такого единения действительно полностью отсутствует, т.к. его наличие – по определению – означало бы, что никакого единения, отождествления, нет.

Далее, поскольку длительная однонаправленная концентрация приводит к изменению типа взаимодействия человека с миром и переходу на уровень слитой субъект-объектной реальности, постольку исследователь и проблема становятся как бы одним целым. В результате, вся неполнота, противоречивость, дисгармоничность проблемной ситуации оказываются неотъемлемыми составными частями внутреннего состояния человека. Как следствие, его мироощущение приобретает те же черты. Это, в свою очередь, приводит к тому, что, во-первых, появляется некая болевая точка, своего рода, доминанта (ею как раз и становится проблемная ситуация), вокруг которой центрируется вся активность бессознательного, и во-вторых, – в соответствии с трансформированным мироощущением изменяется восприятие того, что рассматривается как допустимое положение вещей (если раньше противоречивые и неполные описания состояний спонтанно воспринимались как недопустимые, а соответствующие им комбинации информации – как невозможные, то теперь они выступают как нормальные, соответствующие естественному положению дел)[45]. В результате, бессознательное оказывается способным эффективно функционировать в условиях противоречивой ситуации, что недоступно сознанию[46].

И если в результате неосознаваемой мыслительной деятельности, интенсивность которой возросла многократно (вследствие стремления человека поскорее избавиться от травматичной ситуации), целостная картина выстраивается (неполнота и/или противоречивость проблемной ситуации компенсируется недостающим фрагментом информации и/или изменением угла рассмотрения проблемы, в результате чего устраняется ее дисгармоничность), в первую очередь происходит изменение самоощущения – мироощущения человека (что на уровне слитой субъект-объектной реальности одно и то же). Это изменение не требует осознания для того, чтобы быть воспринятым, – ведь это внутренняя реальность человека. Поэтому и случаются такие вещи, что ученые убеждены совершенно безоговорочно, что решение найдено, но пока не могут его не только доказать, но и сформулировать. Именно в этой связи говорится об интуитивном – непосредственном, без рассуждений – усмотрении. Так оно действительно и происходит: субъект знает, что решение найдено (даже если оно еще не осознано и не сформулировано) по полному изменению своего внутреннего состояния на противоположное (ведь раньше он вбирал в себя дисгармоничность проблемной ситуации, теперь же его составной частью – на то короткое мгновение, которое отделяет ощущение найденного решения от осознания этого обстоятельства – становится завершенная, гармоничная структура). В результате высвобождается энергия, затрачивавшаяся ранее на локализацию проблемы и удержание ее вне сферы сознания, и решение осознается.

Подводя итог, суммируем некоторые выводы относительно специфики мышления талантливых людей.

Прежде всего, среди прочих качеств, они оказываются наделены способностью к спонтанной однонаправленной продолжительной концентрации (которой обладает любой здоровый человек, но у одаренных, в результате как генетической обусловленности, так и истории формирования личности, она представлена в большей мере). Как следствие, изменяется базисный уровень их взаимодействия с миром: ведь то, что в обычном состоянии сознания лишь соприкасается с миром человека, в концентрированном – заполняет его целиком, становясь составной частью мироощущения. В чем специфика такого рода концентрации и почему спонтанно она оказывается доступной не каждому?

Начать с того, что эта процедура исключительно энергетически емкая. Поэтому для ее реализации требуется значительный потенциал мыслительной активности человека. Далее, концентрация должна осуществляться как бы узким лучом. Следовательно, помимо высокого энергетического потенциала необходима способность направлять эту энергию сфокусированно, в узком коридоре мира возможностей. Кроме того, это состояние должно быть устойчивым, чтобы принести плоды. Значит, нужна высокая энергетичность не только по интенсивности, но и по продолжительности. И наконец, нужно уметь гасить все отвлекающие мысли и быть не чувствительным к посторонним сигналам.

Присущая одаренным способность к спонтанной продолжительной и однонаправленной концентрации не несет в себе ничего сверхъестественного и мистического. В принципе, как свидетельствуют данные психотехник, эти же состояния достижимы и для других людей, но только в результате специальных усилий и тренировок.

Далее, талантливые люди изначально воспринимают проблемную ситуацию по-иному: столкнувшись с ней, такой человек мгновенно и спонтанно полностью концентрируется на проблеме, и в результате оказывается в состоянии, как мы теперь сказали бы, взаимодействия с объектом на уровне слитой субъект-объектной реальности – со всеми вытекающими последствиями. Во-первых, естественно, он увидит другие взаимосвязи и взаимозависимости, чем те, которые видны его коллегам, ведь инсайт – составная часть этой стадии развития сознания. Во-вторых, он будет полностью поглощен проблемой, поскольку на этом уровне уже и объект притягивает к себе субъекта. В-третьих, восприниматься объект будет также по-другому (вспомним данные о специфическом характере восприятия в состоянии концентрации).

И в заключение, несколько слов о некоторых личностных особенностях одаренных людей в свете предложенного понимания. Из данных психологических исследований креативных личностей известно, что их мотивы не внешние, а внутренние, т.е. в процессе решения задачи они руководствуются не стремлением, допустим, стать популярным, всем известным человеком, или получить престижные премии и награды, или понравиться кому-то, или еще что-нибудь в этом роде, а поиском ради поиска, решением проблемы ради самого решения. И если, взятые отвлеченно, эти данные представляют нам одаренных людей в чрезвычайно выгодном свете, то, рассмотренные под углом зрения механизмов разрешения проблемной ситуации, их мотивы выглядят, может быть, несколько более приземленно, но, возможно, более честно: да, поиск ради поиска, но потому, что без нахождения решения человек чувствует себя очень дискомфортно (ведь в силу особенностей его личности, сконцентрировавшись на проблемной ситуации, он стал в буквальном – а не фигуральном – смысле ее составной частью, в полной мере вобрав в себя ее противоречивость, незавершенность и неустойчивость). И чтобы вернуться к исходному, более или менее устойчивому состоянию, для него жизненно важно решить задачу. Поэтому нахождение решения действительно становится для него важнейшим внутренним мотивом.

Кстати, интересный момент. Отмечаемый многими исследователями кураж, мужество творческой личности (в свете вышеизложенного) – не только в том, что такой человек позволяет себе видеть проблему там, где не видят ее другие, и не только в том, что вследствие ослабления механизмов психологической защиты пропускает в сферу осознания травмирующие впечатления, которые другие “предпочитают” хранить в бессознательном, но и в том, что он останавливает “болтовню ума”, выполняющую, среди прочих, и защитные функции. Однако, чтобы быть объективными, мы должны сказать, что одаренные получают все это как бы “в нагрузку”, как побочный продукт решения основной задачи – достижения инсайта в отношении интересующей проблемы. Поэтому если мы скажем, что их заслуги в этом нет, то отчасти это будет правдой: действительно, все неприятные моменты они получают не потому, что мужественно пренебрегают собственным психологическим благополучием, а потому, что по-другому невозможно достижение инсайта. Но в то же время известно, что сознательная готовность к преодолению стереотипов, к драматическому столкновению с травмирующей информацией играют не последнюю роль в числе факторов, повышающих вероятность совершения творческого шага.

Итак, в свете предложенной модели критерием разрешения проблемной ситуации, нахождения творческого решения служит трансформация самоощущения субъекта: переход от состояния внутреннего дискомфорта и неустойчивости к состоянию равновесия и гармонии. При этом энергия, которая затрачивалась на локализацию проблемной ситуации, ставшей частью субъекта, высвобождается и выводит найденный результат из бессознательного (где его значение было ниже порогового) в сферу осознания. И поскольку на начальном этапе инсайта (если вообще об этом моменте можно говорить, т.к. все переживание в целом – мгновенно, быстротечно) человек еще остается на уровне слитой субъект-объектной реальности и составляет одно целое с проблемной ситуацией, все трансформации, происходящие в области поиска решения, ощущаются им как изменения своего собственного внутреннего состояния.

Эта статья была посвящена рациональной реконструкции феномена творчества на основе представлений, характерных для восточной эзотерической традиции. Однако в ней неоднократно утверждалось, что в эзотерической традиции “ понять ” означает “ пережить ”. Пока мы обращались только к одной стороне этого отношения – к пониманию. Чтобы хоть в какой-то степени компенсировать этот пробел, может быть, имеет смысл в заключение привести два отрывка, принадлежащих перу представителей разных культур и разных эпох, каждый из которых внес свой вклад в истолкование природы человека, его отношения с миром. Они, на мой взгляд, позволяют ощутить, что, несмотря на различие терминологии, а также самого контекста переживания, есть что-то глубинно общее, что роднит эти переживания. Это общее, как мне кажется, характерно и для того состояния, которое мы именуем творческим озарением, инсайтом.

В своем “Воспоминании о молодости” Д.Т.Судзуки подробно описывает историю первого переживания им состояния просветления (сатори).

“Он (новый наставник, роси – И.Б.) заменил мой коан [47]на Му [48], поскольку я не подавал надежд на решение “хлопка одной рукой”. Он считал, что, работая над Му, я достигну кэнсе (озарения) легче и быстрее. Новый роси тоже не помогал мне совладать с коаном, и поэтому после нескольких сандзэн [49] мне снова нечего было сказать.

Затем для меня последовали четыре года борьбы психической, физической, моральной и интеллектуальной. Я интуитивно чувствовал, что понять Му очень просто, однако я не представлял себе, как можно справиться с таким простым делом. Подсказку, думал я, можно найти в книге, и поэтому я читал все книги по дзэн, которые мне удавалось достать... Мои познания в китайском были тогда весьма ограничены, и поэтому многие тексты понять я не мог, однако делал все от меня зависящее, чтобы приблизиться к Му интеллектуально.

Одной из книг, на которые я тогда обратил внимание, была антология “Дзэнкан сакусин” (Удары плетью, необходимые для того, чтобы ты вошел в дзэнские врата), составленная Сюко, китайским мастером дзэн времен династии Мин. В этой книге содержались наставления для дзэнских монахов и советы различных мастеров о том, как обращаться с коаном. В сборнике я нашел одну цитату, которая, как мне казалось, может послужить руководством к действию. Она гласила: “Если у тебя достаточно веры, у тебя достаточно сомнения, а если у тебя достаточно сомнения, у тебя достаточно сатори. Знания, глубокомысленные изречения, переживания и амбиции, которые ты накопил до того, как начал изучать дзэн, – все это должно быть отброшено. Всю силу своего разума устреми на решение коана. Сиди как вкопанный, независимо от того, день на дворе или ночь, и не думай ни о чем, кроме коана. Если ты поступишь так, скоро ты окажешься вне времени и пространства, как мертвец. Когда ты достигнешь этого состояния, что-то внутри тебя придет в движение, и через мгновение тебе покажется, что твой череп разорвало на куски. Тогда ты осознаешь то, что не приходит извне, а вечно пребывает внутри...”.

Часто бывает так, что сатори приходит лишь тогда, когда отчаяние достигает предела, и человек готов уже покончить с собой. Я склонен считать, что на пути к смерти многие переживают сатори, однако это происходит слишком поздно, когда они уже не могут вернуться к жизни.

Обычно у человека имеется большой выбор занятий, и он легко находит повод работать над коаном вполсилы. Но для того, чтобы решить коан, нужно дойти до крайности, и не иметь возможности отступать.

В моей жизни такой переломный момент наступил, когда было окончательно решено, что я должен отправиться в Америку... Я понял, что рохацу сэссин [50] этого года будет моим последним шансом бывать на сандзэн, и если я не решу коан на этот раз, возможно, я не решу его никогда. Таким образом, в этот сэссин я был вынужден приложить все духовные усилия.

Вплоть до этого момента я постоянно осознавал, что Му пребывает у меня в уме. Между тем, поскольку я осознавал Му, это означало, что я в той или иной мере отличаюсь от Му и, стало быть, не могу войти в подлинное состояние самадхи. Однако к концу сэссина – где-то на пятый его день – я перестал осознавать Му отдельным от себя. Я и Му стали одним. Я отождествился с Му, так что между нами не было больше различия, обусловленного моим осознанием Му. Это и есть подлинное состояние самадхи.

Однако самадхи не достаточно. Вы должны выйти из этого состояния, быть пробужденным из него, и это пробуждение есть праджня [51]. Момент выхода из самадхи, момент видения всего таким, каково оно есть, – это и есть сатори! Выйдя из подлинного состояния самадхи в один из дней этого сэссина, я только и смог сказать: “Вижу, вот оно!””[52].

Это переживание кажется мне созвучным тому, о котором писал христианский мистик XIV века Мейстер Экхарт: “Я есмь то, чем я был, и чем пребуду во веки веков. И вдруг во мне пробуждается то, что возносит меня выше ангелов. В этом всплеске я на мгновение постигаю нечто столь драгоценное, что больше не довольствуюсь ни Богом, ни всеми Его божественными атрибутами, ибо в само мгновение такого прорыва обнаруживаю Бога и себя как одно. И опять я есть то, чем был всегда. Нельзя сказать, что ко мне что-либо прибывает, и нельзя сказать, что от меня что-либо убывает, ибо я есть недвижная первопричина круговорота вещей”[53].

И в заключение рассмотрим вопрос, который естественно возникает у человека, услышавшего, что творческое состояние может быть не только результатом спонтанного, неповторимого – даже при воспроизведении тех же условий – процесса (вспомним бесплодные усилия Мариса Лиепы вновь испытать творческое вдохновение, в точности воспроизведя все компоненты однажды пережитого опыта), но в рамках альтернативной культурной традиции рассматривается как вполне направляемый и доступный результат: почему же тогда не все, освоившие искусство психотехник, становятся гениями, талантами, творцами? Ведь они, пусть и не спонтанно, владеют этой методикой погружения в измененные состояния сознания, обеспечивающие на определенной стадии устойчивое достижение инсайтов.

Здесь можно сказать следующее. Во-первых, даже среди тех, кто сознательно и целенаправленно овладевает методиками специальных духовных практик, разные люди останавливаются на разных стадиях. Некоторые – как адмирал Шэтток – добиваются того, что останавливают “болтовню ума” и могут контролировать свое внимание. И это не мало, но недостаточно для получения озарений, достижимых на более высоких стадиях концентрации.

Но давайте рассмотрим тех, кто добрался до этих высот. Будут ли они с необходимостью получать творческие озарения? Согласно методике, да. Но для решения конкретных научных задач человек должен не только обладать искомой способностью перевода сознания на другие уровни, но и быть экспертом в той области знания, в которой сформулирована соответствующая задача. Т.е. он должен иметь хорошие или очень хорошие профессиональные знания (и желательно не только в своей области, но и в некоторых смежных областях, поскольку открытия все чаще совершаются на стыке наук).

Кроме того, как мы видели при описании техники сатипаттхана, стадия устойчивых инсайтов далеко не самая продвинутая. И подлинный приверженец пути совершенствования не будет останавливаться на ней, т.к. субъективно приятные переживания, сопровождающие ее прохождение, рассматриваются адептами как ловушки, которые следует преодолевать как можно быстрее. Он пойдет дальше – сознательно, через боль и страдания следующих этапов духовного развития, к более высоким ступеням овладения ресурсами своего сознания. Но на этих стадиях и ценности другие – невозмутимость, однонаправленность, бдительная пустота. Такой человек, хотя и обладает развитой способностью концентрации, и вполне может быть экспертом в какой-либо области знания, не будет, несмотря на это, заниматься творчеством, поскольку для него станут личностно значимыми другие задачи (достижение просветления, помощь другим людям в обретении Пути и др.).

Таким образом, чтобы владение психотехниками позволило получать творческие результаты, необходимо, чтобы слились воедино несколько факторов. Во-первых, чтобы задача творчества была личностно значимой для человека, и он, пройдя предыдущие стадии, остановился бы на этой (т.к. если он продвинется дальше, для него – по определению, по самой природе трансформированного сознания – значимыми станут другие задачи).

Во-вторых, человек должен быть экспертом в одной или нескольких областях знания.

В-третьих, необходимо, чтобы он был членом научного сообщества, т.к. само по себе получение творческого результата не гарантирует его принятия другими. Для этого, как минимум, надо, чтобы результат был представлен в той форме, которая практикуется данным научным сообществом на данном отрезке времени. В противном случае результат может быть зачислен в разряд дилетантских, производящих впечатление нового лишь за счет необщепринятой формы представления, на самом же деле не заслуживающих серьезного рассмотрения.

Учитывая все вышеизложенное, мы можем сказать, что исследование природы творчества в свете традиции восточных духовных практик позволяет уточнить ряд моментов. И прежде всего понять, что творческое состояние иррационально и спонтанно лишь в рамках западной культурной традиции. В принципе же существуют методики постепенного и последовательного овладения силами своего ума, позволяющие на определенных стадиях трансформации сознания получать инсайтные усмотрения как устойчивую и воспроизводимую способность.

Нельзя сказать, что это знание само по себе решает все проблемы, поскольку в духе восточной традиции – не анализировать происходящее, а точно следовать предложенному пути. Поэтому представителю западной культуры не так просто принять подобный вывод. Все время кажется, что даже если описанные непосредственные усмотрения и сродни инсайтам, все же это не настоящие творческие озарения, которые (дальше по кругу) с необходимостью иррациональны и спонтанны.

Нет смысла с этим спорить. Для нас важна не точность соответствия между этими типами феноменов, а то, что в принципе в арсенале общечеловеческой культуры (пусть и не западной) существуют интересные наработки, которые могут быть использованы для понимания и уточнения хотя бы каких-то сторон, каких-то аспектов такого непонятного и иррационального феномена как творчество.

Е.Н.Князева