Чтение книг. Понимание прочитанного. Дневник

 

Легко и скоро сказка сказывается, но не так-то просто и легко всё происходило в моей жизни во время моего пребывания в клинике. Проходил год за годом, и небезрезультатно для меня. Я уже занималась общеобразовательными предметами по программы специальных школ. Читала художественную литературу, пользуясь книгами из библиотеки школы слепых. Из общеобразовательных предметов мне особенно нравились география, история, естествознание, зоология и ботаника; интересно было читать хрестоматию по литературе, писать переложения и заучивать стихи. На этих занятиях, как и в трудовом классе, я также старалась хорошо знать уроки. Меня не удовлетворяло то, что я понимаю содержание заданного мне на дом урока, поэтому я выучивала наизусть, слово за словом, несколько страниц по истории, географии, естествознанию. Я предполагала, что мои учителя будут этому рады, похвалят меня за то, что я так хорошо выучиваю уроки. На самом же деле меня хвалили только за хорошую память, но не всегда верили в то, что я понимала содержание выученного наизусть текста.

После того как я пересказывала выученное наизусть, мне начинали снова задавать вопросы и требовали, чтобы я все объясняла своими словами, а не декламировала, как стихи. Но я не понимала, почему учительница сомневается в том, что я выучила урок. Мне снова и снова объясняли, что нужно говорить своими словами. Однако как же я могла так много объяснять своими словами, если мне легче было рассказать выученный наизусть текст, и припоминать выученные слова и фразы и считать их своими словами? Эти слова и фразы я не всегда быстро припоминала, не всегда правильно применяла их в смысловом значении. Но если я заучивала текст, мне казалось, что я понимаю и слова, и содержание. Почему же учительница не верила мне? Этого я не понимала и иногда очень обижалась на своих учителей. А они, конечно, по-своему были правы, только я нескоро это поняла. Но поскольку от меня требовали давать объяснения своими словами, я должна была подчиниться этому требованию, должна была о прочитанном говорить устно и излагать письменно своими словами. Все это привело к тому, что я однажды написала свой рассказ. Случилось это так.

На уроке русской литературы учительница прочитала мне из книги для зрячих один рассказ под названием «Сильнее слов» (сейчас я абсолютно не помню фамилии автора). После чтения учительница еще раз своими словами объяснила мне содержание рассказа, особо комментируя те места, которые я слабо усвоила. Наконец я поняла рассказ, и учительница дала мне задание написать переложение этого рассказа дома, припоминая рассказ, но не имея возможности перечитать его самостоятельно. Я очень старалась выполнить задание: я писала целый вечер и даже ночью, а утром на уроке я с гордостью показала учительнице тетрадь с «переложением».

Когда учительница прочитала рассказ и начала со мной говорить, я сразу почувствовала, что я что-то не так сделала. Действительно, учительница сказала, что я написала хорошо, грамотно, с правильным применением слов, но… я написала свой рассказ, по содержанию похожий на тот, который мне прочитан накануне.

В прочитанном мне рассказе говорилось о старике, который работал на заводе в очень тяжелых условиях и очень страдал от наждачной пыли. Сейчас я уже не помню, чем кончался этот рассказ, но, кажется, в конце старик погибает. Я же написала рассказ тоже о старике, который при царском режиме работал в угольных копях, редко поднимался на поверхность земли и наконец погиб — или во время обвала в копях, или на рабочей демонстрации был убит казаками — это я сейчас тоже точно не помню.

Содержание для своего рассказа я почерпнула, разумеется, из истории. Благодаря ошибке, т.е. тому, что я неправильно поняла учительницу, когда она давала мне задание написать переложение рассказа, выяснилось вдруг, что я не только могу выражаться своими словами, но даже могу написать свой рассказ, подражая тому, что мне читают или я сама читаю. Это было очень важное открытие и для педагогов, и для меня, ибо из этого вытекал тот факт, что я уже инстинктивно начинаю нащупывать путь умственного труда.

После этого совершенно случайного написания первого рассказа я уже систематически стремилась побольше писать. А что писать? Вначале это было почти несущественно, ибо главным было то, что появилось желание писать, а писать можно было хотя бы о том, что я наблюдала в окружавшей меня повседневной жизни. Можно было также кратко излагать прочитанные книги и т.д.

Мои учителя очень поощряли мое желание побольше читать и писать, хотя знали, что я еще многого не понимаю из того, что читаю. Я и сама чувствовала, что не всегда правильно понимала прочитанное, но я обращалась за объяснениями только в тех случаях, когда ничего не могла придумать сама, т.е. не находила никакого правильного и не правильного, но тем не менее самостоятельного объяснения. Совершенно так же я поступала и в тех случаях, когда не понимала новых слов: сначала я пыталась самостоятельно понять значение незнакомых мне слов, а если мне это не удавалось, тогда я обращалась к учителям за объяснением. Конечно, я получала самые исчерпывающие объяснения и указания.

Бывало и так, что я начинала употреблять слова, которые не совсем понимала. Разумеется, я сейчас не могу припомнить все те многочисленные слова, которые неправильно применяла, — ведь этих слов было так много! Но кое-что я и сейчас помню.

В то время когда я училась, в библиотеке школы слепых новых книг для младших детей почти не было. Мне приходилось читать только то, что имелось в библиотеке. Читала я небольшие рассказики и сказки из «Азбуки» Л. Н. Толстого, «Родное слово» Ушинского и сказки Жуковского, Пушкина, сказки Андерсена, Оскара Уайльда «Счастливый принц», басни Крылова и много другое из рассказов для ребят.

Следует сказать, что в детстве я многое из прочитанного понимала буквально, а не в переносном смысле и думала, что в жизни всё бывает так, как рассказывается в сказках или в баснях. И мне очень хотелось, чтобы со мной тоже произошло что-нибудь занимательное, необыкновенное, как это происходит в сказках. Например, когда я читала сказку «Красная Шапочка», мне очень хотелось быть на месте этой девочки. Я воображала, как бы я себя вела с серым волком…

Сказки Жуковского, Пушкина и Андерсена тоже доставляли мне немало переживаний: я то радовалась, когда герои и героини оказывались победителями, то огорчалась в связи с их неудачами и даже плакала. Помню, что я очень плакала после прочтения книжки Андерсена «Девочка со спичками», мне жалко было замерзшую девочку. Мне очень хотелось поделиться с нею и теплой шубой, и всем прочим, что я имела.

На старуху рыбачку из сказки Пушкина я сердилась за ее жадность, а потом радовалась, что в конце сказки она опять сидит над разбитым корытом. «Так ей и надо! Жадная бабка», — думала я. После прочтения «Счастливого принца» мне было очень грустно и почти не хотелось ничего делать для себя. Пробовала читать «Руслана и Людмилу», но это было преждевременно, ибо я мало что поняла. В моем воображении оказались две Людмилы, несколько Русланов и несколько чародеев. Правда, я никому не сказала об этом, а снова прочитала «Руслана и Людмилу» в такое время, когда уже правильно могла понять это прекрасное произведение. Была я крайне удивлена тем, что Людмила была только одна, Руслан один, чародей тоже один. Куда же девались остальные Русланы, чародеи и другая Людмила? Неужели первый раз я читала другое произведение под тем же названием?

Время шло, и я запоем читала все, и понятное, и не совсем понятное. Наступило время, когда я уже могла читать вполне осмысленно «Хижину дяди Тома» Бичер-Стоу, рассказы Гоголя «Ночь перед рождеством», «Майская ночь», «Заколдованное место».

В то, что описывалось в рассказах Гоголя, я вполне и очень серьезно верила, тем более что я первые годы своей жизни провела в украинском селе, знала, как мать и соседи готовились к зимним праздникам. Я верила, что кузнец Вакула действительно куда-то летал за черевичками для Оксаны, только у меня снова оказались две царицы Екатерины: одна из них просто какая-то царица, которую никогда никто не видел, а другая — добрая, всем доступная женщина, которая дарит кузнецу черевички для любимой им девушки.

«Майскую ночь» я тоже поняла по-своему: поверила в существование мачехи-ведьмы и очень боялась, чтобы весной не влезла ко мне в окно ночью такая же мачеха-ведьма, а жили мы на первом этаже, и моя кровать стояла возле двух окон, выходивших в сад. Когда же я прочитала повесть «Вий», то совершенно утратила всякое спокойствие и храбрость, хотя вообще была смелая девочка и не всех «злых духов» боялась.

Когда я впервые читала «Хижину дяди Тома», то, кажется, не все понимала как следует, но то, что я понимала, глубоко трогало и волновало меня. Я не понимала, чем же так плохи негры, почему к ним так плохо относятся белые. Но я очень жалела всех этих хороших черных, очень плакала, читая, как их продавали, разлучая с семьями, с друзьями, с родиной. Я глубоко ненавидела тех белых, которые особенно жестоко обращались с неграми, и мне казалось, что у меня хватило бы смелости и силы побить тех, кто бил негров…

По мере того как я становилась старше и росла в интеллектуальном отношении, я читала все более и более серьезные книги, т.е. такие, которые соответствовали моему возрасту и умственному развитию. Конечно, и в них я не всегда абсолютно все понимала, но это не останавливало меня и не умаляло моей любви к книгам. Ведь чем больше я читала, тем лучше понимала то, что было непонятно раньше.

Но и при чтении повестей для старшего возраста, а затем романов я долго не могла отделаться от своей детской привычки ставить себя на место тех, о ком я читаю. И я не только ставила себя на их место, но также продолжала придумывать для себя новое содержание повести или романа уже после того, как книга была прочитана.

Я настолько живо представляла и ясно понимала многое из прочитанного, что видела все это во сне, а во сне все происходило так необычайно, так правдоподобно, что, просыпаясь после сновидений, я не сразу могла понять, действительно ли это были только видения, или же со мной происходили наяву такие же события, какие описывались в книгах.

Так, в одном сновидении я была похожа на Машу Троекурову; в светлую лунную ночь я ожидала в саду Дубровского и он пришёл и был необычайно похож на того Дубровского, которого так хорошо описал Пушкин. В другом сновидении я была Софьей из «Недоросля» Фонвизина и отчаянно отбивалась от нападавших на меня госпожи Простаковой и Еремеевны. После чтения исторических романов Соловьева и Мордовцева я не однажды во сне переживала те исторические события, которые описывают эти писатели в своих произведениях. А после чтения «Бориса Годунова» видела во сне, как царь Борис собственноручно зарезал маленько царевича Димитрия…

Было много и других сновидений в связи с чтением книг. Упоминаю об этом потому, что они наглядно показывают, как я не только любила читать, но любила и фантазировать, а это подтверждало тот факт, что я все лучше и глубже понимала прочитанное, переживала его и надолго запоминала. И если бы я захода описывать последовательно свои переживания и понимание книг, то мне пришлось бы выделить этот материал в специальную монографию.

Однако я не только любила читать книги, не только увлекать особенно захватывающим содержанием, наконец, не только придумывала продолжение прочитанной книги — нет, я хотела сама написать что-нибудь потрясающее… Правда, я думала, что это весьма легко можно сделать: села за машинку, вложила в нее бумагу, начала придумывать и записывать… Но первые же мои попытки самой написать роман привели меня к весьма неутешительным результатам и выводам. Романы у меня не получались, а об авторах прочитанных ранее книг я начинала думать, что это какие-то особенные люди: очень умные, очень серьезные, отлично знающие такую жизнь, о которой я ничего не знаю. Ведь я самая обыкновенная молоденькая девушка, не очень умная и мало знающая людей и их жизнь… Да, как это ни грустно, но я убеждалась в том, что сама я никогда не смогу писать. А писать так хотелось!.. И от этих мыслей я тяжело вздыхала и подолгу просиживала за машинкой, в которую был вставлен лист чистой бумаги.

Но писать я все-таки не бросала. Начала с того, что научилась вести свой дневник, и несколько лет очень этим увлекалась.

Конечно, прежде чем начать писать дневник, я сначала должна была, понять, что такое вообще дневник. К дневнику меня начали приучать педагоги. Сначала мне просто давали задание записывать в конце каждого дня, как я провела этот день, что делала, чем занималась, с кем встречалась и т.д. Мне сказали, что такого рода записи называются дневником. Когда же я начала ходить в школу слепых, в мастерскую и рукодельный класс, у меня появились подруги — ученицы школы.

Продолжая и в дальнейшем дружить со школьниками, как с девочками, так и с мальчиками я узнавала от своих подруг об их жизни, о различных их делах и интересах. Узнала, между прочим, что некоторые девочки тоже пишут дневники, которые охотно давали мне читать, несмотря на то что я еще не все понимала из того, что было написано в этих дневниках. Все это привело к тому, что я начала вести еще более систематический, более подробный дневник и записывала в нем не только то, что происходило со мной в клинике, но также и то, что случилось со мной, когда я бывала в школе или когда ходила в гости к своей лучшей подруге, которая каникулы и все свободные дни проводила дома.

К сожалению, я очень давно уничтожила множество тетрадей, составлявших мой подробный дневник. Сейчас у меня под рукой имеется весьма немногое из того, что случайно сохранилось от дневника, который я некогда сожгла. Эти остатки как раз относятся к тому периоду, когда я поняла, что могу стать, несмотря на свои физические недуги, человеком в духовном и интеллектуальном значении.

Отрывки из дневника интересны тем, что они характеризуют мое отношение и неуклонное стремление к знаниям, мое понимание прочитанного материала или воспринятого из жизни. Это своего рода отклики на тот новый материал, что поступал в мой ум. Вот эти разрозненные и немногочисленные отрывки:

1928 год, 20 сентября

«…Недавно я читала дневник своей подруги Н., и мне самой тоже захотелось вести дневник, хотя я еще не совсем понимаю, что нужно и что не нужно записывать в дневник. Но это ничего, я попробую писать.

На этих днях мне начали читать книгу, научно-фантастический роман „Человек-амфибия“. Книга написана для зрячих, но мне педагоги и воспитатели читают эту книгу посредством дактилологии.

Когда мне начали читать эту книгу, я не понимала слова амфибия, но мне сказали, что И. А. дал эту книгу для меня и сказал, что я пойму значение этого слова, когда мне прочитают несколько глав.

Сегодня И. А. спросил у меня, нравится ли мне книга. Я ответила, что нравится и я уже начинаю понимать, что с Ихтиандром будут происходить интересные приключения, но пересказать содержание прочитанного мне еще трудно, я не все слова, которые встречаются в книге и которые мне объясняют во время чтения, ясно понимаю. И А. сказал, чтобы я внимательно слушала то, что мне читают, а после каждой прочитанной главы он сам будет со мной беседовать и объяснять непонятое мной. Он сказал также:

„Оля, ты всегда старайся относиться ко всему серьезно, выслушивать все внимательно, тогда многое будет тебе более понятно. Если же тебе будет очень трудно понять что-нибудь, ты записывай своими словами, которые знаешь, а потом я буду с тобой беседовать. Тебе нужно очень многое правильно понимать и представлять, поэтому нужно обо всем спрашивать у тех, кто может тебе объяснить. Знания откроют тебе в жизни очень многое…“

После этих слов И. А. меня охватила большая радость. Мне всегда казалось, что если я не вижу и не слышу, то, значит, я не могу получить больших знаний, да и никому и не нужно, чтобы я их получила. А вот И. А. и мои учительницы хотят, чтобы я получила знания. Хотят, чтобы я многое понимала в жизни…

29 сентября

Продолжаем читать „Человек-амфибия“.

Теперь я уже понимаю, что значит „амфибия“. Читаем мы о том, какие дети были в саду у доктора, а также о том, как и почему Ихтиандр стал амфибией. В книге немного говорится об эволюционном развитии животных, как они совершенствовались в течение многих веков. Наверно, я сейчас выражаюсь неправильно, но это потому, что для меня совсем ново и совсем незнакомо то, что написано в книге. А новое мне всегда трудно правильно выразить словами. Да, я знаю, что многое еще трудно понимать и рассказать словами, но я хочу побольше читать, побольше знать и тогда, наверно, все буду понимать лучше…

15 октября

Сегодня мне окончили читать „Человек-амфибия“. Читая эту книгу я узнала о том, как когда-то католическая церковь выступала против науки, как католическое духовенство запугивало людей грозило всякими муками и божьими карами тем, кто не считался с религией и добивался научных знаний и открытий в разных областях.

Вечером пришел И. А. Я попросила его объяснить мне все то, что я не поняла в книге. Он ответил на все мои вопросы. Потом я ему сказала:

— Вы знаете, И. А., с тех пор как я начала читать интересные книги, я больше начинаю интересоваться жизнью, всем тем, что окружает, а раньше я часто думала о том, что я ничего не вижу, ничего не слышу. Мне было очень тяжело, а теперь мне легче…

— Это очень хорошо, я этому очень рад. Я знал, что это так и будет…

15 ноября 1929 г. Мне читают „зрячую книгу“ — „Пять бессмертных“. Это научно-фантастический роман, но книга все-таки тяжело на меня действует. Автор этой книги фантазирует о том, чтобы продлить жизнь человека дольше, чем обычно живут люди. Автор хочет достичь этого путем пересадки продолговатого мозга от одного человека другому человеку. Тот человек, у которого вырезают продолговатый мозг, погибает, а другой, которому пересаживают мозг, живет 200 лет. Мне жалко тех людей, которые погибают, а те, которые живут за счет их жизни, мне не нравятся, они несимпатичные, бесчувственные, недобрые…

Мне также читают газеты и проводят со мной различные беседы. И мне кажется, что я с каждым днем обновляюсь. Кажется, что во мне зарождаются новые радости, появляются новые силы и желания. Я не знаю, как мне словами это выразить и кто это может так почувствовать, как чувствую я, человек, лишенный возможности все видеть и слышать. Да, радость, которую во мне вызывают приобретаемые знания, словами не передашь.

25 декабря С утра мне читали газеты, а в 12 часов дня я была свободна и пошла к девочкам в школу слепых. Девочки сказали, что они достали по зрячему книгу со стихами молодого поэта А. Ж. Я попросила у девочек эту книгу, чтобы мне почитали стихи педагоги. Я люблю стихи, и этого поэта я еще не читала. Вернувшись домой, я показала книгу дежурной воспитательнице и попросила ее почитать мне стихи. Но она сказала, что сначала нужно показать книгу И. А., для того чтобы он разрешил читать. Я нервничала, сердилась на воспитательницу, говорила, что И. А. разрешит читать, но она отвечала, что, может быть, стихи еще непонятны для меня и И. А. не разрешит читать их.

Вечером пришел И. А., просмотрел книгу и сказал, что читать эти стихи можно. Разрешение И. А. очень обрадовало меня…

1930 год, 1 января

Сегодня Новый год, но я его нигде не встречала. Вчера под Новый год дежурила воспитательница В. М. Когда она уложила всех ребят спать на ночь, то позвала меня и сказала, что она будет в клинике до утра и мы будем ночью читать, если я хочу. Мы действительно долго сидели и читали и окончили читать научно-фантастический роман „Долина новой жизни“. Книга очень интересна тем, что ее автор намечает много серьезных научных проблем, как, например, может ли головной мозг человека мыслить, находясь не в голове, а в питающем мозг искусственно приготовленном веществе. О других проблемах мне трудно рассказать своими словами, но я многое поняла и сегодня почти ни на чем не могу сосредоточиться, так как мысленно я все еще нахожусь в той долине, где создавалась новая, вымышленная автором жизнь…

9 августа

Занятия так много отнимают у меня времени, что я просто не могу регулярно вести свой дневник. Не знаю, смогу ли я его писать дальше. Думаю, что буду писать, если будет настроение.

Сегодня я по Брайлю дочитала „Дворянское гнездо“ И. С. Тургенева. Нахожусь сейчас под впечатлением прочитанного… Жалко Лизу, да и вообще было бы жалко каждую другую девушку на месте Лизы. Ведь жизнь этой хорошей, умной девушки пропала зря благодаря возмутительному лицемерию и гнетущим религиозным рамкам той среды, в которой находилась Лиза да и многие другие девушки из дворянского общества…»

На этом я заканчиваю цитировать отрывки из своего дневника.