Гляея I. Основные линии развития в подростковом возрасте

поводу, мне все равно. Они из меня идеальную дочь пыта­ются сделать. Я должна учиться, учиться и еще раз учиться. А мнения у меня своего нет и быть не может — мала еще. Родители всегда правы. Потому что хотят доб­ра. А я еще в жизни ничего не знаю, ничего не видела. Ког­да я пытаюсь сказать, что я уже взрослая и могу посту­пать по-своему, мне в ответ раздается тирада типа: пока ты живешь в нашем доме, ешь и пьешь за наш счет, будь добра следовать нашим требованиям. Я так жду своего 18-летия, чтобы наконец свалить от них куда подальше и ви­деть только по праздникам» (Нина, 16 лет).

Мы обсуждали проблему общения между подростками и родителями, рассматривая ее с позиции создания оптималь­ных условий для развития детей. Это двусторонний процесс, и нельзя забывать об объективных трудностях родителей.

Первое — это возможное возникновение у родителей не всегда осознанного страха перед различными аспектами под­ростковой субкультуры: лексикой, модой, музыкой и т.п. По­явление в жизненном пространстве взрослых нового — слов, одежды, песен — ярко свидетельствует о собственном старе­нии и как бы символизирует конечность их жизни. Поэтому чувствующие себя нереализованными в семейном или про­фессиональном плане родители будут испытывать тревогу при всяком соприкосновении с элементами жизни нового поко­ления.

и¹ <? Их музыка — полная чушь. Как можно одни стуки ■,\\\ слушать? И слов не слышно. Вот у нас песни были другие: хорошие и добрые» (Вера Григорьевна, мать пятнадцати­летнего Артема).

«Не знаю, но мне почему-то жаль, что не вернуть того розовощекого мальчугана, который гонял на велосипеде по двору. В последнее время чувствую, что старею рядом с ним, так как он такой молодой, у него увлечения, которых я не понимаю. Но я рада, что он растет порядочным моло­дым человеком. Мы все-таки воспитали в нем чувство от­ветственности за свои поступки, порядочность и нрав-

ственные начала» (Ирина Сергеевна, мама семнадцатилет­него Виктора).

Второе — это возможность актуализации чувства собствен­ной сексуальной неполноценности родителей в случае нереа­лизованное™ их в сексуальной сфере. Внешне это будет про­являться в резких агрессивных реакциях при всяком сопри­косновении с проявлениями подростковой сексуальности.

«Ужас какой, как-то пришла домой пораньше, а там моя Ленка с парнем целуется. Ну, я их обоих из дома вы­швырнула. Как я могу терпеть в собственном доме такой разврат?! Мы такими не были. Мы даже когда спектакли в школе ставили, через платочек целовались. Все было как-то целомудренно, а теперь кругом разврат» (Ольга Анато­льевна, мать шестнадцатилетней Лены).

Третье — это приближение кризиса «середины жизни», со­провождающегося депрессивными настроениями. Родители, переживающие его особо остро, с трудом могут оказывать эмо­циональную поддержку детям, проживающим собственный кризис. Более того, поскольку наличие кризиса у себя многие родители склонны отвергать, то они будут проецировать его на подростка, приписывая ему причины своего депрессивного настроения. Имеется в виду, что происходит своеобразное пе­рекладывание на подростка ответственности за собственные эмоциональные трудности

«Устала, ничего не радует. Как вол работаю. А от него (сына) никакой благодарности. Не понимает, с каким тру­дом я его поднимаю. Из-за него из сил выбиваюсь» (Елена Валерьевна, мать пятнадцатилетнего Валерия).

Четвертое — возможность переноса на ребенка нарушенно­го отношения с партнером противоположного пола. Чаще это улучается, если подросток напоминает его внешне или какими-либо чертами характера.

«Мама ругает меня постоянно, даже если я не винова­та, а моих старших сестер — никогда. Мне кажется, что она меня не любит. Почему? Потому что я похожа на

³ Тропинкаi