Чйсть I. Teopetu4eckue основы псшюлогической ря6оты с qetbmu

Глявя I ■ Основные линии развития в поаросткооом возрасте

папу. Вот старшая, Настя, похожа и на маму, и на папу. Но больше всего она любит среднюю, Сашку. Она похожа на маму. А я всегда напоминаю ей папу. Как будто она меня винит в том, что его нет с нами» (Оксана, 13 лет).

Необходимо остановиться также на следующем возможном явлении. Это появление у родителей чувства гнева в отноше­нии своего ребенка. Точнее говорить не о его первичном воз­никновении, а о выходе на поверхность и некотором осозна­нии. Это вызвано, с одной стороны, тем, что у нас в культуре чувствовать гнев в отношении маленького ребенка считается постыдным, а в отношении взрослого — обычным. С другой стороны, став взрослым, ребенок перестает умилять и радо­вать своей «маленькостью». Имеется виду то, что во внешнос­ти подростка пропадают «детские» черты, которые инстинк­тивно вызывают притяжение к себе взрослых. Действительно, чем меньше ребенок, тем больше он привлекает и умиляет ок­ружающих. Это используют художники, разрабатывающие детские игрушки. У подростка последние внешние проявления детскости сходят на нет.

Однако появившееся у родителей не всегда осознанное чувство гнева может вызвать их эмоциональное отстранение от своего ребенка. Иногда это приводит и к отчуждению под­ростка от родителей.

«Они оставляют мои проблемы только мне. Однажды я подслушала разговор своей матери с подругой по телефо­ну... она (мать) сказала, что я для нее обуза. В этот мо­мент я хотела умереть, но об услышанном ей не рассказа­ла» (Лиза, 16 лет).

Таким образом, психологу, работающему с проблемами на­рушенных взаимоотношений между подростками и родителя­ми, необходимо держать в поле зрения трудности обеих сто­рон. Понимать, что родители не просто не хотят действовать адекватно ситуации, но чаще всего не могут делать этого.

Итак, если существует такое огромное количество трудно­стей в общении между подростками и родителями, то какое

общение между ними можно считать оптимальным и возмож­но ли оно вообще?

Как нам представляется, оптимальным нельзя считать об­щение без конфликтов. Наоборот, оно будет свидетельство­вать о задержке процесса отделения подростка от семьи. Оп­тимальным является общение кризисное, если понимать кри­зис как дуальное явление, представляющее, с одной стороны, опасность, трудность движения и развития, а с другой — пробуждение новых возможностей, раскрытие новых внутрен­них измерений. Однако если рассматривать общение подрос­тка с родителями как кризисное, то необходимо ожидать от­ражение в нем первого этапа любого кризиса — периода раз­рушения. В это время происходит ломка привычных стереотипов общения, его форм, его содержания. Казалось бы, понятно, что никакое подлинное созидание невозможно без разрушения старого, без символической смерти прошлого опыта. Но старое, хотя и не приносящее удовлетворения се­годня, часто кажется надежнее и безопаснее нового. Кроме того, в отличие от древних культур современное общество построено на отрицании смерти, то есть о ней не принято думать, говорить, помнить. Человек живет так, как будто он убежден в своем бессмертии. Но когда происходит ломка, отмирание некоторых естественных способов видения мира, познания самих себя и отношения к окружающему — это порой весьма схоже со смертью. Возможно, отрицание смер­ти культурой в целом приводит к тому, что людьми недо­оцениваются и периоды кризисов, порождающие разрушения. Э. Йоманс пишет, что люди должны понять: маленькие смер­ти необходимы, они являются неотъемлемой частью жизни и неотделимы от нее. Поэтому большинство современных роди­телей и подростков пытаются построить, казалось бы, новые взаимоотношения, оставаясь при этом на старых позициях: подросток — на детской, родитель — на опекающе-запрети-тельной. При этом подросток отстаивает свои взрослые пра­ва, используя инфантильные средства: крики, плач, обиды и т.п. Родители продолжают применять те же воспитательные