Атрибуция успеха и неудачи, служащая сохранению самооценки

Самые первые упоминания о тенденциях атрибуции, служащих сохранению само­оценки, связаны с объяснением успешного обучения или терапевтического воздей­ствия, за которое учитель (врач) чувствует себя в какой-то мере ответственным. Джонсон и его коллеги Qohnson, Feigenbaum, Weiby, 1964) создавали для своих испытуемых педагогическую ситуацию, в которой от них требовалось научить опе­рациям счета двух учеников, якобы находящихся за стеклянной перегородкой, све­топроницаемой лишь в одну сторону. Один из этих учеников не демонстрировал успехов в учении, другой же быстро улучшал совершенствовался. Неудачу испы­туемые («учителя») приписывали в основном ученику, а высокие достижения са­мим себе. С аналогичным явлением столкнулся Бекман (Beckman, 1970), когда

в ходе эксперимента улучшались или ухудшались достижения мнимого ученика. Атрибутивная модель, направленная на поддержание самооценки после успеха и неудачи, была обнаружена во многих исследованиях; типичным примером здесь можно считать исследование Аркина и Маруямы (Arkin, Maruyama, 1979).

Контрзащитная атрибуция

Мотивационную обусловленность асимметрии атрибуции поставили под сомнение в своей работе Росс него коллеги (Ross, Bierbrauer, Polly, 1974). Успех и неудача в обо­их исследованиях не являются сопоставимыми событиями, различающимися лишь своей привлекательностью. В подобной ситуации неудача, скорее, неожиданна, а кро­ме того, ненамеренна, А неожиданность ориентирует на поиск объяснения в возмож­ностях окружения, т. е. в особенностях ученика. Вот почему Росс и его коллеги попы­тались провести свое исследование таким образом, чтобы не сводить атрибуцию успе­ха и неудачи только к различиям в ожиданиях. Считалось, что ученик имеет средние способности, а его хорошие или плохие результаты определялись как равновероятные отклонения от средних учебных достижений. Результатом было следующее измене­ние самооценочной асимметрии: испытуемый принимал на себя ответственность ско­рее за неудачу ученика, чем за его успех. Это изменение было особенно заметным в том случае, когда испытуемыми были преподаватели, а не студенты.

Данные Росса и его коллег на первый взгляд противоречат идее атрибуции на службе самооценки. Однако при внимательном рассмотрении условий эксперимен­та вскрывается одно существенное обстоятельство. Испытуемым было сообщено, что их педагогическая деятельность для последующей оценки будет записываться на пленку. При условии предстоящей оценки собственных действий индивиду, очевид­но, выгоднее представлять себя скромным и самокритичным (Schlenker, 1975) и воз­лагать на себя большую ответственность за неудачу, чем за удачу, и тем самым избе­жать необдуманного представления себя в розовом свете (Bradley, 1978)..

О подобных самооценочных контрзащитных атрибуциях (counterdefensive attribution) свидетельствуют и другие исследования, в которых испытуемым при­ходилось учитывать возможную критическую оценку их атрибуций другими людь­ми (Arkin, Appelman, Burger, 1980; Feather, Simon, 1971; Gollwitzer, Earle, Stephan, 1982; Medway, Lowe, 1976; Mehlman, Snyder, 1985; Weary, 1980; Wortman, Constanzo, Witt, 1973; но этого не обнаружили Riess, Rosenfeld, Mehlburg, Tedeschi, 1981).

Обслуживание самооценки или рациональная обработка информации?

Если не существует угрозы критики, гласной проверки или группового сравнения продемонстрированных или будущих достижений, то, как показали исследования, при самоатрибуции наблюдается тенденция прямой лести самому себе: успех при­писывается собственным усилиям, а неудача — внешним обстоятельствам (Lugin-buhl, Crowe, Kahan, 1975); вто же время атрибуция достижений других испытуемых остается сравнительно объективной и рациональной (Fontaine, 1975; Snyder, Stephan, Rosenfield, 1976).

Интерпретацию асимметрии атрибуции успеха или неудачи как тенденции к повышению или защите самооценки поставили под сомнение Миллер и Росс (Miller,

Ross, 1975). Во втором из двух требований, выполнения которых, по Хайдеру, до­статочно для каузальной атрибуции (а именно: «1) причина должна соответство­вать желаниям индивида и 2) данные должны правдоподобным образом происте­кать из этой причины» (Heider, 1958, р. 172)), Миллер и Росс видят основания, к которым можно свести многое, если не все, в рассматриваемой асимметрии ат­рибуции. В частности, эти авторы видят три основания для рациональной, а не Мо­тивационной обработки информации, приводящей к тому, что человек считает себя более ответственным за успехи, чем за неудачи: 1) люди склонны ожидать от своих усилий скорее успеха, чем неудачи, и в соответствии с этим приписывают себе ожи­даемые, а не неожиданные результаты своих действий; 2) ковариация между прило­женными усилиями и наступающей серией успехов будет более тесной, чем при серии неудач; 3) люди ошибочно считают взаимосвязь между усилиями и следующим за ними успехом более тесной, чем между усилиями и последующей неудачей.

Первые два основания (различия в ожиданиях и в приложенных усилиях) ис­следовались с точки зрения их достаточности для объяснения; в результате было установлено, что они не могут устранить Мотивационную причину самооценочной асимметрии атрибуции (см. обзор: Bradley, 1978). Первым такое исследование пред­принял один из критически настроенных авторов этой идеи — Миллер (Miller, 1976). Он предъявил испытуемым псевдотест на социальную восприимчивость. Прежде чем сообщить тестовые показатели, свидетельствовавшие об успехе или неудаче, половине испытуемых тест был представлен как валидный и оценивающий неко­торые весьма желательные личностные свойства, другой же половине — как еще находящийся в стадии разработки тест с неустановленной валидностью. Такое за­поздалое индуцирование различий релевантности успехов и неудач для самооцен­ки позволило устранить возможность возникновения между экспериментальны­ми группами систематических различий в 1) ожиданиях и 2) усилиях (и тем самым ковариацию с последующим результатом). Миллер установил, что успех в этом случае приписывается скорее внутренним, а неудача — внешним факторам. Асим­метрия более была выражена при относительно высокой релевантности результа­тов теста самооценке, чем при низкой.

Шмальт (Schmalt, 1978) индуцировал успех и неудачу (что устанавливалось на основе социально сопоставимой информации) в решениях легких и трудных задач. Независимо от задаваемых таким образом различий в уровне ожиданий испытуе­мые считали, что успех больше, чем неудача, связан с внутренними факторами, а неудача больше, чем успех, связана со случайностью.

Еще дальше продвинулись в проверке приведенных Миллером и Россом (Miller, Ross, 1975) возможных оснований Федерофф и Харви (Federoff, Harvey, 1976). Во-первых, эти авторы использовали задачи, в решении которых у испытуемых не могло быть никакого опыта: для проверки своих возможностей терапевтического воздействия на тревожных партнеров они должны были добиться их расслабления, что определялось с помощью якобы существующего прибора, фиксировавшего степень расслабления мускулов. Во-вторых, исследователи заранее индуцировали ожидания успеха или неудачи. В-третьих, усиливая или ослабляя внимание к себе (см.: Duval, Wicklund, 1973), они задавали разную релевантность самооценке. Что­бы усилить внимание испытуемого к себе, на него направляли телекамеру. И на-

конец, в-четвертых, исследователи шкалировали затраченные усилия и не обнару­жили различий в ковариации между условиями успеха и неудачи. Как видно из табл. 13.5, при высокой степени внимания к себе наблюдается четкая асимметрия атрибуции успеха и неудачи, причем независимо от того, приступали испытуемые к своей деятельности в ожидании успеха или же неудачи.

Таблица 13.5

Зависимость выраженности внутренней и внешней атрибуции успехов и неудач от внимания к себе и позитивных либо негативных ожиданий

Ожидание	Самосознание
	высоко*				низкое
	удача		неудача		удача		неудача
	внутр.	внеш.	внутр.	внеш.	внутр.	внеш.	внутр.	внеш.
Позитивное Негативное	7,98 8,01	5,28 6,65	4,46 4,2а	8,27 6,10	6,71 6,47	6,22 6,24	5,92 6,13	6,93 6,45

Наиболее четкий анализ отклонения атрибуции успеха и неудачи от правил ра­циональной обработки информации в соответствии с тенденциями повышения или сохранения самооценки осуществили Стивене и Джоунс (Stevens, Jones, 1976). Для этого они воспользовались чисто рациональной моделью ковариации Келли (Kelley, 1967), задав ковариацию информации по всем трем параметрам. В отличие от ис­следования Мак-Артур (McArthur, 1972) они не просили своих испытуемых судить о сценариях, заданных в форме опросников; испытуемые в значительной степени сами успешно или неудачно выполняли задания, причем из результатов непосред­ственно можно было извлечь информацию о специфичности, стабильности и со­гласованности (соответственно по двум градациям: высокая—низкая). Результаты выявили повсеместное отклонение от рациональной обработки информации в духе ковариационной модели Келли. Испытуемые, добившиеся успеха, были в боль­шей степени склонны к внутренней атрибуции (способность и усилия) и в мень­шей — к внешней (случайность), чем испытуемые, испытавшие неудачу. Самооце­ночная предвзятость атрибуции была тем выраженнее, чем чаще испытуемые тер­пели неудачу в ситуации, когда большинство других добивались успеха. Наиболее ярко она проявлялась в случае высокой стабильности, низкой специфичности и низкой согласованности. Согласно теории Келли, это должно было неизбежно при­вести к личностной атрибуции (см. табл. 13.2). Но именно в этом случае атрибу­ция способностям была минимальной, а случайности — максимальной! Подоб­ное отклонение атрибуции от рационального суждения тем более примечатель­но, что задания на восприятие вообще мало пригодны для того, чтобы влиять на самооценку.

В общем и целом можно констатировать, что рациональная обработка информации в духе ковариационной модели Келли имеет место лишь при атрибуции действий дру­гих. При самоатрибуции рациональность суждений искажается служащими самооцен­ке тенденциями, особенно при наличии опыта, наносящего ущерб самооценке, и когда

нет оснований ожидать, что собственная атрибуция будет подвергнута критической проверке со стороны других людей.

Таким образом, самооценка, по-видимому, оказывает столь сильное мотиваци-онное влияние на самоатрибуцию, что невольно возникает вопрос, насколько ин­дивидуальные различия в личностных свойствах, таких как самоуважение, сказы­ваются на искажающей асимметрии атрибуции успеха или неудачи. Фитч (Fitch, 1970) проверил две возможные альтернативные гипотезы. Согласно гипотезе за­вышения, самооценочная асимметрия должна быть тем выраженнее, чем меньше самоуважение. Согласно гипотезе согласованности, при невысоком самоуважении асимметрия должна быть меньше, чем при высоком, т. е. при устойчиво невысоком самоуважении индивид приписывает себе сравнительно большую ответственность за неудачи, чем за успехи. В соответствии с данными опросника Фитч распреде­лил испытуемых на людей с высоким и невысоким самоуважением. При выполне­нии задания индуцировались успех или неудача, а причины достигнутого резуль­тата сводились К четырем факторам — способности, усилиям, случайности и обще­му психофизическому состоянию. В соответствии с гипотезой согласованности испытуемые с невысоким самоуважением в большей степени связывали неудачу со своими способностями и усилиями, чем испытуемые с высоким самоуважени­ем. Таким образом, в случае неудачи не усиливалась тенденция к самооценочной асимметрии атрибуции. Напротив, в случае успеха различий между обеими груп­пами не наблюдалось. Подобные различия в предпочитаемых паттернах атрибуции успеха и неудачи были выявлены у испытуемых, ориентированных на успех либо на избегание неудачи. Все это, как мы убедимся в главе 14, давало повод тракто­вать мотив достижения как самоподкрепляющуюся систему.

В конце концов когнитивно-мотивационные дебаты завершились в пользу мо-тивационного объяснения асимметрии атрибуции после успеха и неудачи (с этим согласны и Кунда (Kunda, 1987) и Виари (Weary, 1979)). Впрочем, есть авторы (Tetlock, Levi, 1982), которые считают этот спор неразрешимым на современном уровне развития когнитивных и Мотивационных теорий и советуют сначала до­биться большей конкретности теорий, конкурирующих друг с другом (ср. также: Wetzel, 1982).

Расхождение в перспективе суждений о себе и о других

Поскольку самооценочная асимметрия атрибуции по вполне понятным причинам встречается лишь в суждениях о себе, а не о других, возникает вопрос, как она со­относится с расхождением в перспективе наблюдения себя и других Go^nes- Nisbett, 1971; Watson, 1982), тем более что действующий субъект в принципе владеет боль­шей информацией для объяснения собственных действий и их результатов, чем наблюдатель. Расхождение в перспективе, очевидно, связано не с мотивационно обусловленной предубежденностью атрибуции, а с ее информационно обусловлен­ной ошибкой. Как мы уже отмечали в главе 1, по-видимому, имеются две причины, в силу которых действующий субъект объясняет свои поступки ситуационными

факторами, а сторонний наблюдатель — личностными факторами: это различия в направленности внимания и количестве контекстной информации. Внимание дей­ствующего субъекта направлено на особенности ситуации, а внимание наблюдате­ля — на субъекта. Информированность субъекта о наличной ситуации (специфич­ность), о том, как она возникла и какова ее предыстория (согласованность), значи­тельно превосходит соответствующую информированность наблюдателя.

И действительно, Aйзен, (Eisen, 1979) обнаружил, что действующий субъект описывает свой способ поведения с меньшей специфичностью и большей стабиль­ностью, чем внешний наблюдатель. В согласии с такой оценкой, он приписывает желательное поведение в большей мере своим внутренним диспозициям, а неже­лательное — в большей мере влиянию ситуации; и то и другое отличает его от на­блюдателя. Такая асимметрия атрибуции при расхождении перспектив деятеля и наблюдателя уже заложена в оценке по трем измерениям ковариации. Ведь если бы наблюдателю давались те же оценки, что и действующему субъекту, то он при­шел бы к той же атрибуции, что и субъект. И наоборот, если бы субъект исходил из оценок наблюдателя, то не было бы смысла говорить о его предубежденности.

Новая концепция расхождений в перспективе наблюдения

Критический анализ Монсона и Снайдера (Monson, Snyder, 1977), посвященный расхождениям в перспективе наблюдения, позволил кое-что уточнить в этом яв­лении. Эти авторы обратили внимание на тот факт, что все- экспериментальные ситуации, в которых наблюдалось расхождение в перспективе, способствовали появлению этого расхождения, поскольку они навязывались экспериментатором, действующий субъект не мог их изменить и ощущал себя зависимым от ситуаци­онных факторов. Вполне понятно, почему действующий субъект приписывал си­туационным факторам больщую значимость, чем личностным. В том случае, когда он лучше знаком с ситуационным (настоящим и прошлым) контекстом своего по­ложения, он более точно объясняет причины своего поведения как ситуационны­ми, так и личностными факторами. Монсон и Снайдер выдвигают следующий тезис: «...атрибуция действующим субъектом своих поступков по сравнению с атрибуци­ей наблюдателем будет более ситуационной, если эти поступки контролируются ситуацией, напротив, если эти поступки определяются диспозициональным конт­ролем, то их восприятие действующим субъектом будет более диспозициональным, чем восприятие наблюдателем» (ibid., p. 96). Действующий субъект должен при­писывать по сравнению с наблюдателем большую значимость ситуационным фак­торам, когда его поведение:

«а)...подвергается экспериментальным манипуляциям, б) осуществляется в ситуа­ционном контексте, который не выбран самим субъектом и им не контролируется, в) сопровождается благоприятными ситуационными факторами, обеспечиваемыми теми аспектами экспериментального воздействия, которые нацелены на проявление данного поведения, г) не согласуется с предшествующими самоатрибуциями, по­скольку у субъекта нет предыдущего опыта в данной экспериментальной ситуации... д) не есть звено более широкой каузальной цепи» (ibid., p. 101).

Напротив, объяснение причин собственного поведения действующим субъек­том будет носить более личностный характер по сравнению с объяснением сторон-

него наблюдателя, если экспериментальные или естественные ситуации делают его поведение:

*а) диспозициональным, б) осуществляемым в ситуациях, выбранных и (или) конт­ролируемых субъектом, в) сопровождаемым нейтральными или неблагоприятными ситуационными факторами, г) похожим на предшествующее поведение, (д) согла­сующимся с предварительными атрибуциями, е) включенным в каузальную цепь с пред­шествующими диспозициональными причинами» (ibid., p. 101-102).

Пересмотр Монсоном и Снайдером условий появления расхождений в перспек­тиве не противоречит объяснениям Джоунса и Нисбетта 0^onesT Nisbett, 1971), но уточняет, при каких условиях в самоатрибуции поведения преобладают не ситуа­ционные, а личностные факторы. Эти авторы считают, что действующий субъект обладает принципиальным преимуществом в силу большего количества информа­ции, находящейся в его распоряжении, и его атрибуции поэтому могут более адек­ватно объяснять поведение. В то же время наблюдатель постоянно допускает фун­даментальную ошибку атрибуции (Ross, 1977) и в общем переоценивает личностные факторы. Все условия проявления расхождений в перспективе во всех проводивших­ся исследованиях связывались с информационно-психологическими, а не Мотива­ционными факторами. Поэтому расхождения в перспективе, когда субъект допус­кает меньше ошибок атрибуции, чем наблюдатель, а при атрибуции связанных с самооценкой действий и их результатов он проявляет большую предвзятость, на самом деле лишь кажущееся противоречие.

Если рассматривать эти явления во взаимодействии, то можно сделать вывод о том, что пересмотр Монсоном и Снайдером условий расхождения в перспективе проливает новый свет на самооценочную асимметрию атрибуции. Поскольку пос­ледняя обнаруживалась в хорошо контролируемых экспериментальных ситуациях, побуждавших действующих субъектов придавать большее значение ситуационным факторам, то уже по информационно-психологическим основаниям действия с не­удачными результатами, отрицательно влияющие на самооценку, благоприятству­ют отнесению причин вовне. Поэтому естественно, что самооценочная предвзятость асимметрии атрибуции, как это установлено Стивенсом и Джоунсом (Stevens, Jones, 1976), ярче выражена при неудаче, чем при успехе.

Как ни очевиден тезис Монсона и Снайдера, доказательство его только посред­ством реинтерпретащш уже имеющихся данных не представляется убедительным. Для обоснования этого тезиса необходимы специальные эксперименты. Непосред­ственное отношение к этому обоснованию имеет эксперимент Снайдера (Snyder, 1976). Испытуемые должны были оцепить, насколько хорошо они могут контро­лировать собственную деятельность в соответствии с конкретными ситуационны­ми обстоятельствами (self-monitoring — самоконтроль). Снайдер выявил взаимо­связь между личностными особенностями и расхождением в перспективе, согла­сующуюся с тезисом Монсона и Снайдера. Если испытуемые с различным уровнем ситуационной адаптивности не различались по характеристикам атрибуции пове­дения других, то при самоатрибуции наблюдалось ожидаемое различие: испытуемые с низким уровнем ситуационной адаптивности в меньшей мере атрибутировали си­туационным факторам свое поведение, чем поведение других, а у испытуемых

с ситуационно-адаптивной регуляцией деятельности наблюдалось расхождение в перспективе по Джоунсу и Нисбетту.

Непосредственные данные о силе общего эффекта расхождения в перспективе были получены Голдбергом (Goldberg, 1978). Испытуемым предлагалось опреде­лить, какие из названий свойств личности (всего 2800 терминов, практически ис­черпывающим образом представляющих соответствующую часть разговорной лек­сики) относятся к ним самим и трем другим испытуемым (один симпатичный, дру­гой несимпатичный, третий нейтральный) и можно ли говорить об этих свойствах лишь в связи с конкретной ситуацией. Многочисленные исследования подтверди­ли, что по отношению к самому себе чаще, чем при оценке симпатичного или не­симпатичного испытуемого, выбирается ответ «обусловлено ситуацией».

В остальном асимметрия атрибуции зависит от расхождения перспектив. Чем дальше по времени отстоят оцениваемые события, тем меньшей становится асим­метрия атрибуции. Причину этого Миллер и Портер (Miller, Porter, 1980) видят в том, что потребность видеть себя как человека, контролирующего ситуацию, со временем ослабевает.

Асимметрия атрибуции при смене наблюдателем перспективы

При соотнесении информационно-психологических факторов с предвзятостью самооценки используется экспериментальная методика, с помощью которой созда­ется смена перспективы наблюдателя, в результате чего он начинает смотреть на происходящее глазами действующего субъекта. При подобной смене перспективы наблюдатель не получает больше информации, чем обычно, т. е. воспринимает про­исходящее только со своей точки зрения.

В этом случае тем более интересно установить степень самооценочной асиммет­рии атрибуции, характерной для действующего субъекта. Неудачи такой наблю­датель относит в первую очередь за счет ситуационных факторов, что лишь внеш­не совпадает с типичной атрибуцией действующего субъекта, но она по сравнению с последней менее радикальна, поскольку действующий субъект обладает допол­нительной информацией о ситуационных особенностях поведения в проводимом эксперименте (экспериментальный анализ этих различий пока отсутствует). На­против, при смене перспективы наблюдатель относит успех к личностным факто­рам, что не совпадает с расхождением в перспективе по Джоунсу и Нисбетту.

Доказательства, подтверждающие эти изменения, уже получены. Изменение в перспективе достигалось различными методами: переключением внимания с по­мощью видеозаписей, осуществленных из различных положений, как это делал Стормс (Storms, 1973; см. также главу 1); изменением структуры сообщений (Ргуог, Kriss, 1977); инструкциями, побуждавшими наблюдателя поставить себя на место субъекта, сопереживать ему (Aderman, Berkowitz, 1970). Реган и Тоттен (Regan, Totten, 1975) предъявляли своим испытуемым видеозапись знакомства двух лю­дей и просили их осуществить атрибуцию поведения обоих. При инструкции со­переживания по сравнению с обычной перспективой наблюдения поведение чаще атрибутировалось не ситуационным, а личностным факторам. Видеозапись в от­личие от использовавшейся в эксперименте Стормса осуществлялась с одной позиции. Решающим фактором в этом случае оказывался не способ восприятия, а психологическая ориентация внимания.

При помощи этой методики Гоулд и Сигалл (Gould, Sigall, 1977) побуждали одну половину испытуемых проследить происходящее с позиций действующего субъекта. Они и «обычные» (вторая половина) наблюдатели видели одно и то же: студента, который знакомится со студенткой и старается произвести на нее хоро­шее впечатление. Чтобы исключить эффект ожидания, сразу же сообщалось, что приблизительно в половине из заснятых «первых встреч» студент произвел хоро­шее впечатление на студентку, а в остальных случаях — плохое. После просмотра видеозаписи наблюдателям сообщалось, что этот студент произвел либо хорошее, либо плохое впечатление на студентку, а затем их просили оценить по 11-балль­ной шкале, в какой мере результат объясняется качествами студента (внутренняя атрибуция), а в какой мере — ситуацией и качествами студентки (внешняя атри­буция).

В табл. 13.6 приведены полученные данные. «Обычные» наблюдатели прида­вали большее значение личностным факторам, и никакой асимметрии в атрибуции удачи или неудачи при этом не наблюдалось. Однако в ситуации сопереживания, т. е. при оценке с позиций действующего субъекта, асимметрия атрибуции наблю­дателей сильно зависела от результата: успех они чаще приписывали свойствам действующего субъекта, а неудачу они объясняли свойствами его партнера.

Таблица 13.6

Усредненные показатели (по 11 -балльной шкале) ситуационной атрибуции

наблюдателем успешных и неуспешных контактов субъекта в зависимости от позиции

наблюдателя (Gould, Sigall, 1977, p. 487)

Контакт	Позиция наблюдателя
	наблюдение	сопереживание
Успешный Неудачный	4,80 4,75	3,50 6,92

Примечание: разница в атрибуции успеха и неудачи при сопереживании является крайне значимой (р < 0,005); взаимодействие между позицией наблюдателя и резуль­татом действия также значимо (р < 0,05)

Атрибуция ответственности

При межличностном общении простой констатации причин действий, их резуль­татов и последствий, как правило, оказывается недостаточно, приходится также определять степень ответственности. Констатацию причин ни в коем случае нельзя отождествлять с определением ответственности. Например, родители несут ответ­ственность за ущерб, причиненный их ребенком школе, хотя они сами и не явля­ются непосредственной причиной нанесенного ущерба. Вместе с тем человек, яв­ляясь непосредственной причиной ущерба или преступления, может и не нести ответственности за это с правовой точки зрения: например, если действие было совершено в невменяемом состоянии (правовой термин «невменяемый» в более широком смысле означает того, кому нельзя атрибутировать содеянное) или если

человека насильно заставляли совершить такое действие. Подобные необычные основания действия влекут за собой снятие ответственности независимо от кон­статации причин.

В многочисленных правовых нормах сложные связи между констатацией при­чин и определением меры ответственности регулируются с позиций юридической ответственности. От юридической ответственности следует отличать ответствен­ность моральную, основывающуюся на личных и социальных (или групповых) убеждениях. В данном случае мы ограничимся рассмотрением результатов психо­логических исследований атрибуции ответственности.

При констатации причин речь идет только о том, может ли и в какой степени личность или личностный фактор рассматриваться как необходимая/достаточная или дополнительная причина какого-либо эффекта. При определении ответ­ственности личности причины (каузальность) анализируются по трем парамет­рам (Heider, 1958, р. 113): 1) непосредственность (локальная близость) — оиосре-дованность (удаленность), 2) возможность предвидеть исход, 3) преднамеренность (интенциональность) совершенных поступков. Если последствия действия не только можно было предусмотреть, но они и были предусмотрены при совершении действия, то действующему субъекту приписывается соответствующая интен­ция (Irwin, 1971). В случаях, не вызывающих сомнения, ответственность припи­сывается индивиду, который считается непосредственной причиной данного след­ствия и который, предвидя это следствие, тем не менее совершил свое действие. Однако при отсутствии какого-либо из трех параметров ответственность также может быть определена. Например, если человек нанес ущерб непреднамеренно, т. е. не предусмотрел его, хотя это можно было предвидеть, то ему вменяется в вину халатность и он привлекается к юридической ответственности.

Теперь мы обратимся к рассмотрению того, как можно применить теорию ат­рибуции к анализу решений в уголовном праве. В качестве примера возьмем об­стоятельства, принимаемые в расчет при решении о досрочном освобождении из заключения (Carroll, 1978; Carroll, Payne, 1976,1977). Изучение опыта работы ко­миссий, принимающих решения о досрочном освобождении, показало, что в этом случае самым тщательным образом взвешиваются два момента: оценка и ожида­ние. С одной стороны, тяжесть наказания должна соответствовать тяжести пре­ступления, что и должен отражать приговор суда о мере наказания и минимальном сроке заключения. С другой — при условном наказании и досрочном освобожде­нии необходимо снизить риск рецидива. При определении наказания и риска ре­шающую роль могут сыграть самые различные каузальные факторы. Подобно тому как это имеет место в случае деятельности достижения, для оценки (наказание) определяющим оказался параметр локализации, а для ожидания (риск) — пара­метр стабильности.

Тяжесть преступления определяет в основном меру ответственности: суровое наказание считается тем справедливее, чем в большей степей преступление при­писывается внутренним (контролируемым) факторам, таким как характер или злобные намерения, и чем в меньшей — внешним (неконтролируемым) факторам, таким как плохое материальное положение, неблагоприятные условия, среда. Вме­сте с тем риск рецидива тем выше, чем стабильнее были причины поступка. Так,

атрибуция в отношении установленных и плохо контролируемых свойств лично­сти или и отношении неблагоприятной и неподдающейся изменению среды вле­чет за собой незначительное наказание и высокий риск. Напротив, атрибуция в от­ношении недостаточности усилий по уклонению от преступных действий влечет за собой суровое наказание и незначительный риск рецидива. Кодирование прото­колов заседаний подобных комиссий показало, что содержание большей части всех осуществляемых каузальных атрибуций связано с внутренними стабильными фак­торами. Это свидетельствует о наличии «фундаментальной ошибки атрибуции» (объяснение с первого взгляда) и плохо соотносится с предполагаемой условным наказанием идеей приобщения к жизни в обществе.

В дальнейшем мы займемся анализом той части приписываемой ответственно­сти, которая остается вне сферы рассмотрения при определении юридической ответ­ственности, а именно анализом индивидуальных различий в ее оценках и, кроме того, общей тенденции видеть вину там, где с рациональной точки зрения вина отсутству­ет. При обсуждении индивидуальных различий необходимо учитывать выводы ис­следований по психологии личности и развития. Так, де Чармс (deCharms, 1968) установил, что индивиды, уже однажды бывшие «виновниками» содеянного, склон­ны усматривать первопричину результатов действия в личностных факторах, а не в факторах окружения не только по отношению к себе самим, но и к другим людям. Аналогичные данные получили Лоу и Мидуэй (Lowe, Medway, 1976), разделившие своих испытуемых на «личностников» и «ситуационников».

Связанные с этой проблемой возрастные различия выявили Пиаже (Piaget, 1930), и Колберг (Kohlberg, 1969). Согласно Пиаже, маленькие дети строят свое мораль­ное суждение на представлении об «объективной ответственности», когда прини­мается во внимание только масштаб причиненного ущерба. Дети более старшего возраста начинают учитывать намерение и ситуацию («субъективная ответствен­ность»). При анализе конфликтных в моральном отношении ситуаций (например, муж крадет лекарство, которое может спасти жизнь его жене, поскольку не в со­стоянии за него заплатить, а аптекарь не хочет продать его дешевле) Колберг вы­делил несколько различных стадий нравственного развития, которым соответству­ют разные принципы справедливости, определяющие атрибуцию ответственности и чувство вины.

В данном случае для нас важнее общая тенденция приписывать ответственность даже тогда, когда рационально это никак не оправдано. Вспомним, что атрибуция делает собственное окружение и будущие события более контролируемыми. Ее предвзятость служит усилению мотивации контроля, о чем говорил даже Келли, который всегда исходил из представления о чисто рациональных принципах обра­ботки информации:

«Цель каузального анализа, функция которого содействовать выживанию вида и индивида,- эффективный контроль... Контролируемые факторы резко выделяются в качестве претендентов на каузальное объяснение. При неоднозначности или сомне­ниях исход каузального анализа будет смешаться в сторону контролируемых факто­ров» (Kelley, 1971, р. 22-23).

Мотивация контроля (см.: Burger, 1985, 1987; Wortman, 1976) проявляется в двух ошибках атрибуции, связанных с недостаточной обработкой информации.

Это, во-первых, «фундаментальная ошибка атрибуции» (Ross, 1977), которую иногда еще называют «иллюзорной свободой». Этой ошибке мы обязаны переоцен­кой субъектной причинности (а значит, и ответственности) по сравнению с оцен­кой роли окружения и (изменчивых) ситуационных особенностей. Эта тенденция, как показал Бирбрауер (Bierbrauer, 1973, 1975), при самоатрибуции может одер­жать верх над расхождением в перспективе наблюдения в понимании Джоунса и Нисбетта. Приписывание ответственности окружению (ситуации), а не человеку затрудняет контроль, а «фундаментальная ошибка атрибуции» его облегчает (при­чем не вполне ясно, насколько эта ошибка обусловлена особенностями переработ­ки информации, а насколько — мотивацией).

Во-вторых, такой ошибкой, благоприятствующей контролю, являются «иллюзор­ные корреляции»: благодаря им систематически недооценивается возможность случайного возникновения двух событий, если гипотеза об их взаимосвязи кажет­ся вполне правдоподобной (например, гипотеза о том, что детальная прорисовка глаз в тесте «Нарисуй человека» свидетельствует о мании преследования — L. J. Chapman, J. P. Chapman, 1967). «Иллюзорные корреляции» осуществляются в силу того, что они облегчают психологическую обработку информации (Tversky, Kahnemann, 1973), а также в силу того, что существует тенденция игнорировать возможность несвязанности двух событий и не обращать внимания на случайность взаимосвязи.