Роль гипотезы в науке*. Виды гипотез

Под гипотезой (греч. hypothesis — “основание; догадка”) понимают научное утверждение (систему утверждений), которое:

1) по своей логической характеристике имеет статус предположения, т.е. истинностное значение ему (по крайней мере, на данный момент) не приписано, и поэтому оно расценивается лишь как возможное, вероятное;

2) по своему содержанию представляет собой (разумеется, в случае подтверждения) некоторое новое знание, например оно говорит о существовании нового явления или свойства, неизвестной ранее закономерности, и т.п.;

3) по своей цели должно существенно продвинуть научное познание — (либо прямо предложить решение проблемы или задачи, либо существенно способствовать этому), скажем, прояснить общую ситуацию, внести порядок в структуру данных, предложить методологические процедуры и т.п.

Классификация гипотез

Для классификации гипотез применяются определенные основания.

1. Вид познавательного действия, которое совершается по отношению к изучаемому объекту. Ведь посредством выдвижения научной, гипотезы достигается какой-либо эффект; в зависимости от этого эффекта выделяются следующие разновидности гипотез:

1) интерпретационная — отвечает на вопрос "что это?"; дает исходную интерпретацию изучаемому объекту (например, антрополог выдвигает подобную гипотезу, столкнувшись с каким-то неизвестным поведенческим комплексом, действием);

2) описательная — отвечает на вопрос “каков этот объект?”; дает ту или иную характеристику изучаемому объекту, чаще всего относится к разного рода эмпирическим исследованиям (скажем, социолог выдвигает гипотезу о степени миграционной активности населения данного региона);

3) систематизирующая — ее можно считать специальным случаем описательной; вносит определенную упорядоченность в структуру изучаемых данных: предлагает классификацию, типологию, различного рода эмпирические обобщения и т.п. (скажем, врач и психолог пытаются сгруппировать собранную ими совокупность симптомов в симп- томокомплексы — синдромы);

4) объяснительная — отвечает на вопрос “почему это так?”; представляет собой попытку дать объяснение тем или иным фактам, т.е. в зависимости от вида объяснения (см. § 1.3) выдвинуть предположение о причинах, законах, генезисе и истории объекта, предложить логическую связь между объясняющим и объясняемым и т.п.;

5) экстраполяционная — отвечает на вопрос “в какой степени это может иметь значение для другого объекта?”; осуществляет перенос информации из одной предметной области в другую, причем часто здесь предполагается сама возможность существования какого-то иного объекта или наличия у него каких-то характеристик, соотношений; центральную роль экстраполяционные гипотезы играют прежде всего в моделировании;

6) методологическая — отвечает на вопрос “как это лучше изучать?”; в отличие от других гипотез, она направлена не на сам изучаемый объект, а на познавательные действия; она рефлексирует по поводу исследовательских процедур. Скажем, экономист, разрабатывая для изучения экономической системы исходное уравнение общего равновесия, решает вопрос о выборе переменных, о дополнительных ограничениях на возможную форму уравнения и т.п.

На практике введение гипотезы часто приносит сразу несколько полезных эффектов: например, удачная объяснительная гипотеза одновременно предлагает и описание, и систематизацию, и новые методологические приемы. Так, в психотерапии гипотеза, объясняющая невроз как форму заученного поведения, имела комплексное значение, послужив фундаментом для особого поведенческого подхода. Также ярким примером систематизирующей гипотезы, оказавшей мощное комплексное действие, может служить предложенный Д.И. Менделеевым (1869) периодический закон химических элементов.

2. Место в структуре исследовательской работы. Процесс выдвижения и разработки гипотезы является не одноактной процедурой, а достаточно длительной деятельностью. В зависимости от местоположения в этом процессе можно выделить различные виды гипотез. Есть гипотезы предварительные, промежуточные, окончательные; есть гипотезы основные и вспомогательные (которые, сопутствуя основной, могут быть уточняющими, детализирующими, побочными, иметь разного рода “технический характер” и т.п.); есть базисные и подчиненные (базисная вводится непосредственно актом полагания, имеет более общее содержание, подчиненные являются гипотезами 2-го, 3-го,..., n-го порядков и логически выводимы из базисной)!) и др.

Среди специальных разновидностей научной гипотезы следует указать также на т.н. математическую гипотезу. Это понятие ввел СИ. Вавилов (1944). Математическая гипотеза имеет экстраполяционные, описательные, систематизирующие и другие функции. Она широко применяется в современной теоретической физике, являясь ярким выражением преобладания в ней формально-математического стиля мышления. Суть ее состоит в том, что физик-теоретик, сталкиваясь с какой-то новой областью явлений, ищет подходящий для нее математический аппарат, более или менее адекватные формы уравнений, варьируя их, изменяя вид, граничные условия и т.п., в некотором смысле подобно тому как музыкант подбирает на слух мелодию (см. также § 4.1).

Роль гипотез в научном познании. Гипотезы как новации

Роль гипотез определяется новацией, которую они привносят в научное исследование. С введением гипотезы должны открыться новые горизонты поиска, новые теоретические перспективы. Наиболее показательное и красочное проявление этого — способность гипотезы (хотя и не всегда) давать предсказания доселе неизвестных эффектов. Чаще всего предсказание сопряжено с другими познавательными действиями (интерпретацией, объяснением и т.п.). Нередко предсказание оказывается логическим следствием какой-то базисной гипотезы, может быть дедуцировано из нее.

Однако возможны и такие предсказания, которые не имеют под собой дедуктивно-логической основы, им присущ как бы свободный, интуитивный характер; здесь на первый план выводят не точный расчет, а именно смелую идею, догадку. Такого рода гипотезы всегда являются особенно эффектными. Прекрасным примером подобной смелой идеи в истории науки может служить предположение Дж. Максвелла, который обнаружил формальное сходство уравнений в разных областях — между построенными им уравнениями электродинамики и уравнениями распространения волн в упругой среде; эта аналогия подсказала ему замечательную догадку о волновой природе электромагнитных возмущений (что было подтверждено в 1886 г, Г. Герцем, экспериментально получившим электромагнитные волны). Рассматривая этот случай, можно заметить, что гипотеза Дж. Максвелла носила “чисто предсказательный” характер, подпадая (по нашей классификации) под тип экстраполяционной. Действительно, в той ситуации, когда экстраполяционная гипотеза переносит информацию на объект, который еще не обнаружен, она становится предсказательной по преимуществу.

Предсказание какого-либо факта — это новизна эмпирическая; помимо этого, гипотезы несут с собой новизну теоретическую и методологическую. Вообще новационный потенциал гипотезы тем больше, чем больший круг перспектив она открывает. Это означает, что гипотеза, претендующая на существенную новизну, должна не просто упорядочивать имеющийся эмпирический материал, но и воплощать действительно фундаментальную идею.

Научная гипотеза — это в конечном счете всегда прыжок в неизвестное. Новация, которую несет с собой гипотеза, может быть различного объема: от единичной догадки до целой теории. История науки знает содержательно богатые, полноценные теоретические системы, которые исходно были выстроены гипотетическим, чисто интуитивным путем. Ряд превосходных образцов научной интуиции дает нам квантовая физика. Так, примером подобной “высшей музыкальности” мысли (по известной характеристике А. Эйнштейна) служат работы Н. Бора по созданию планетарной модели атома, В. Паули по решению проблемы распределения электронов (принцип Паули), а также разгадка Э. Ферми явления бета-распада (В. Вайскопф назвал ее “фантастической работой, памятником интуиции ее автора”.)

Логико-методологические требования к научной гипотезе

В развитых научных дисциплинах гипотеза выдвигается на фоне уже имеющегося массива теоретических знаний. Разумеется, она не может его игнорировать. Но, с другой стороны, мы не можем сдерживать какими- то заранее заданными рамками сам процесс свободного порождения гипотез; вообще говоря, нет такой меры, согласно которой гипотезу можно было бы априорно отвергнуть как слишком смелую. Таким образом, выдвижение гипотез в научной практике осуществляется в некотором диапазоне между двумя крайностями — между слишком жесткими отсеивающими условиями и слишком свободным изобретением новых идей.

Ниже речь пойдет о тех ориентирах, которые в первом приближении можно определить для ситуации, когда какая-то частная гипотеза предлагается в рамках уже устоявшегося теоретического каркаса. Требования, которые можно выдвинуть для вновь вводимой гипотезы, можно разделить на три группы: логические, содержательные (содержательно-теоретические), эвристические. Данный порядок перечисления требований соответствует их силе: логические нормы являются наиболее сильными и т.д. Это означает, что при критической проверке гипотез в первую очередь при прочих равных условиях будут отвергнуты те, что нарушают логические нормы, затем — те, что несостоятельны по содержательным основаниям, и в последнюю очередь — те, которые неудовлетворительны эвристически. Логические и содержательные требования задают негативные предписания, т.е. накладывают некоторые ограничения на возможные гипотезы, эвристические же описывают позитивные аспекты гипотез, т.е. говорят об их достоинствах, рекомендуемых качествах.

Рассмотрим логические требования.

1. Непротиворечивость. Это требование (т.е. гипотеза не должна быть самопротиворечивым утверждением) не следует трактовать тривиально; данную норму следует понимать в широком смысле. А именно: поскольку гипотеза, взятая в совокупности со своими логическими следствиями, представляет собой целую теоретическую систему, то непротиворечивой должна быть вся эта система утверждений — логические следствия не должны противоречить ни исходной гипотезе, ни друг другу. На практике удовлетворить это простое требование порой оказывается не так-то просто. Противоречия могут прокрасться даже в весьма респектабельные и стройные концепции. Иллюстрацией этому служат обнаруженные Б. Расселом в начале XX в. противоречия в аксиоматической арифметике Г. Фреге.

2. Независимость от уже имеющихся исходных теоретических положений. Эго означает, что суждение-гипотеза должна быть именно самостоятельным утверждением, а не следствием тех положений, которые уже были ранее выдвинуты. В противном же случае, если оказывается, что гипотеза сводима к другим положениям теоретической системы, она, конечно, не отвергается как логически несостоятельная, но ее просто не следует называть гипотезой в собственном смысле. Ведь в этом случае гипотеза не несет в себе принципиальной теоретической новизны. Прекрасный образец логической строгости, касающейся этого момента, находим у В.В. Леонтьева. Проводя анализ логической структуры экономических концепций, он вскрывает типичную путаницу теоретиков, слишком свободно оперирующих терминами и не замечающих, что введение новых понятий не дает ничего по существу нового.

Остановимся на содержательных требованиях.

В отличие от логических норм, содержательные требования могут быть только примерно описаны, а не четко сформулированы. Они всегда отсылают к конкретному содержанию той или иной науки; выполнимость их оценивается непосредственно специалистами, работающими в определенной научной области. Поэтому их нельзя задать извне, как логических. Тем не менее содержательные (и эвристические) предписания не имеют совершенно произвольного характера, а базируются на некоторых логических понятиях как на своих уточненных аналогах и регулятивах. Ведь логика предоставляет научному познанию как минимум идеалы истинного знания и правильных методологических стратегий.

1. Принципиальная проверяемость. Эго требование не означает, что к гипотезе должен немедленно прилагаться и метод ее однозначной проверки; часто проверить гипотезу оказывается достаточно сложно. Но она должна быть проверяемой в принципе, т.е. проверяемой хотя бы со временем, при наличии некоторых, тоже принципиально достижимых условий. Эго требование следует понимать как именно содержательное, его нельзя выразить каким-либо универсальным логическим требованием. Только в контексте самой теории решается, как можно проверить ту или иную гипотезу, и на основании этого выясняется, какую гипотезу можно принять как удовлетворяющую этому требованию, а какую считать непроверяемой.

Можно изложить это требование и в стиле К. Поппера: “гипотеза должна быть принципиально опровержима”, иными словами, гипотезу следует считать не удовлетворяющей научным нормам, если она “наглухо” защищена от всякой проверки, т.е. от возможного опровержения. К. Поппер требовал, чтобы из гипотезы была логически выводима совокупность эмпирически проверяемых следствий. Конечно, это довольно ясный и часто применяемый способ верификации гипотезы. Однако предлагать его в качестве универсального критерия проверяемости было бы слишком упрощенным подходом. На практике проверка гипотезы нередко оказывается сложным делом, зависящим от многих, в т.ч. и довольно косвенных, моментов; мы будем обсуждать это чуть ниже. Поэтому более верным было бы остановиться именно на требовании принципиальной проверяемости гипотезы, не задавая ему заранее слишком узкий смысл и понимая его как описание содержательных процедур, применяемых каждый раз весьма конкретным образом в конкретном теоретическом контексте.

Заметим также, что требование принципиальной проверяемости является содержательно-теоретическим аналогом логического понятия разрешимости, т.е. требования наличия процедуры, проверяющей высказывания на истинность или ложность.

2. Содержательная связность. Это требование широкой содержательной согласованности вводимой гипотезы с предыдущим теоретическим знанием. Конечно, гипотеза заставляет нас что-то пересмотреть, уточнить или даже отвергнуть; так, порой она приводит к существенной трансформации теоретических представлений. И тем не менее гипотеза всегда в конечном итоге вписывается в исходную предметную область, согласовывается с какими-то ее фундаментальными принципами, положениями. Она не может отвергать вообще все. Заметим, что здесь подобно предыдущему требованию (принципиальной проверяемости) мы не можем навязать жесткие предписания: скажем, заранее указать, что именно должно сохраняться в гипотезе от старой области знаний и как должно происходить ее согласование с исходными знаниями, все здесь решается целиком на основе содержательных соображений.

Таким образом, требование содержательной связности достаточно тонкое. Оно не должно казаться противоречащим логическому требованию независимости гипотезы, рассмотренному выше. Действительно, гипотеза должна быть логически не выводима из уже имеющихся теоретических положений, но с другой стороны, содержательно согласовываться с некоторой совокупностью теоретических принципов, допущений, предположений, норм и т.п.

Требование согласованности (или когерентности) гипотезы и исходного теоретического знания подчеркивает момент преемственности в научном развитии, или, можно даже так выразиться, некоторый консерватизм научного познания. Ведь если старая теория уже доказала свою применимость в ряде случаев, то новая гипотеза, вообще говоря, не может решать какие-то иные проблемы за счет проигрыша в решениях старых проблем; она должна опираться на уже достигнутое, и добавление гипотезы к теоретическому знанию не должно приводить к заведомо ложным следствиям в тех ситуациях, когда старая система давала достоверные, проверенные результаты. Иными словами, при присоединении гипотезы к исходной области должна сохраняться истинность положений исходной области. Отметим, что с логической стороны требование содержательной связности использует в качестве регулятивов логические понятия непротиворечивости, корректности (теория называется корректной, если все выводимое из нее истинно) и консервативного расширения (т.е. пополнение теории должно сохранять ее корректность).

Рассмотрим эвристические требования.

Логические и содержательно-теоретические требования оставляют широкий простор для сосуществования удовлетворяющих им гипотез, которые обладают в глазах исследователей совершенно различной степенью приемлемости. Альтернативные гипотезы можно и нужно оценивать между собой по их преимуществам. Здесь как раз вступают в действие эвристические требования. Они фиксируют те позитивные свойства, которые позволяют гипотезам содействовать теоретическому продвижению, решать существенные проблемы. Итак, гипотеза должна не только подчиняться ряду логических и содержательных ограничений, но и нести с собой определенный прирост знания; гипотеза должна как оказывать важное влияние на наличное состояние знаний (объяснять накопленные факты, систематизировать знания и т.п.), так и создавать некоторый запас движения на будущее (показывать свою эффективность и в новых ситуациях).

1. Общность применения. Гипотеза должна быть приложимой к максимально широкому классу явлений. Это свойство называют еще информативностью, или емкостью, гипотезы. Это означает, что в общем случае исследователь предпочтет ту гипотезу, которая объясняет больший спектр явлений. Причем гипотеза должна быть изначально нацелена на то, чтобы выйти за пределы имеющегося круга фактов. Она должна не только объяснять их, но и предвосхищать появление новых, срабатывать и в новых ситуациях. Во-первых, гипотеза должна предсказывать появление новых фактов (это называют также предсказательной силой гипотезы). Во-вторых, она должна подкрепляться новыми эмпирическими свидетельствами (может быть, даже и неожиданными, ведь на практике далеко не все следствия гипотезы выводятся из нее в явном виде). На этом требовании особенно настаивает К. Поппер, который, как известно, много усилий посвятил проблеме роста знания. К. Поппер говорит в этой связи, что гипотеза должна выдерживать новые и строгие проверки, быть проверяемой независимыми экспериментами нового рода.

С логической стороны требование общности применения регулятивно опирается на логическое понятие полноты теории (т.е. все истинное выводимо из теории); или, иными словами, логическим идеалом гипотезы является вмещение ею всего истинного знания (касающегося как наличного эмпирического базиса, так и способного появиться когда- либо).

2. Фундаментальность идеи. Это требование касается качественной оценки самой научной идеи, лежащей в основе гипотезы. Четко сформулировать понятие о действительно фундаментальной, эвристичной, дающей познанию качественный скачок идее, видимо, невозможно. К. Поппер, описывая это требование, говорит, что “новая теория должна исходить из простой, новой, плодотворной и объединяющей идеи”. Иными словами, исследователь в общем случае должен предпочесть ту гипотезу, которая вносит больше ясности, объединяет в единую картину ранее не связанные фрагменты (как теория Ньютона объединила в один класс явлений полет пушечных ядер, морские приливы, движение планет и т.п.), т.е. существенно упрощает предметную область и придает ей единство, концептуальную стройность, эстетическое совершенство.

Но это описание слишком неопределенно и ничего не говорит о тех содержательных соображениях, которые привлекаются каждый раз для решения конкретных научных проблем. Поэтому на практике применение этого требования оказывается связанным со значительными трудностями, особенно тогда, когда сталкиваются разные картины мира, каждой из которых присущи собственные представления о простоте и прочих достоинствах. В этом случае и начинается сложнейший процесс сравнительной оценки конкурирующих гипотез, исход которого в общем случае невозможно спрогнозировать. И тем не менее это предписание является реально работающим регулятивом.

Таковы требования к научной гипотезе. Гипотезы, выдвигаемые в ходе научного познания, имеют различную методологическую ценность. Выбрать из них действительно плодотворную нередко оказывается трудным занятием. Так, гипотеза может удовлетворять логическим и содержательным критериям, т.е. выглядеть вполне “импозантно”, но это только с формальной стороны. При этом эвристически она может не нести никаких преимуществ, не давать никакого теоретического “прироста”, будучи введенной специально для защиты устаревающей, “переживающей не лучшие времена” концепции. Такого рода защитные гипотезы — достаточно частый случай в науке. Их принято называть гипотезами ad hoc (лат. — буквально “для этого”, “только здесь”). Строго говоря, они вообще не выполняют эвристических функций научной гипотезы. Но доказать это непросто, т.к. не существует универсального критерия, разоблачающего такие гипотезы; поэтому демонстрация их несостоятельности становится длительным процессом, требующим привлечения множества содержательных соображений. К этой проблеме мы и переходим.

Гипотезы ad hoc

Проблема гипотез ad hoc является давней темой философии и методологии науки. Как распознать методологически неудовлетворительную гипотезу? Конечно, в случаях явного нарушения перечисленных выше эвристических требований это легче. Исследователь должен насторожиться, если гипотеза объясняет не все известные факты, а лишь их часть (а для другой части приспособлена уже другая гипотеза), это явное нарушение принципа общности применения; или, скажем, когда имеется последовательность гипотез, которые усложняют друг друга и исходную область знаний, еще более запутывая ее с каждой новой гипотезой вместо кардинального прояснения (как, например, геоцентрическая система Птолемея требовала введения все новых и новых поправок, загромождая исходную теорию), это явное несоответствие принципу фундаментальности идеи. Но ведь есть и весьма неоднозначные, спорные случаи. Поэтому методологи неоднократно пытались сформулировать признаки гипотез ad hoc для отличения их от плодотворных гипотез. Приведем для иллюстрации ряд признаков, характерных для гипотез ad hoc, предложенный американским исследователем Дж. Леплином; сформулируем их в несколько упрощенном и модифицированном виде:

1) гипотеза создана для устранения аномалии (т.е. для объяснения фактов, оказавшихся несовместимыми с эмпирическими предсказаниями защищаемой теории);

2) гипотеза применима только к этим аномальным фактам и неприменима к первоначальной области теории;

3) не существует иных независимых оснований для установления ее (гипотезы) истинности или ложности;

4) гипотеза защищает именно существенные положения исходной теории, без которых она теряет свой смысл;

5) гипотеза предназначена для решения проблем, претендующих на свержение исходной теории.

Этот список достаточно метко характеризует гипотезы ad hoc, однако он все же лишь описывает их свойства, а не предлагает методику их распознавания. Конечно, ученый принимает решение об оценке гипотезы по совокупности приблизительно именно таких признаков, однако при этом решение базируется непосредственно на различных содержательных соображениях, которые и берут верх в том или ином случае.Вообще говоря, следовало бы, пожалуй, сравнить проблему распознавания гипотез ad hoc с задачей постановки диагноза в медицине, которая для многих заболеваний не алгоритмизируется. Как известно, в своей деятельности врач пользуется т.н. диагностическими критериями, которые специально разрабатываются и периодически обновляются в медицинской науке; врач формулирует диагностическое суждение по совокупности этих критериев, которые имеют различный вес и т.п. Наличие диагностических критериев значительно облегчает задачу врача, но не сводит ее к алгоритму, ведь конечное решение он принимает во многом интуитивно, на основе профессионального опыта и несет за это решение личную ответственность.Примерно то же самое происходит в науке в связи с оценкой и принятием гипотез. Повторим еще раз, что универсальных критериев и готовых рецептов в научном познании не существует.

Стадии работы над гипотезой

Деятельность, связанная с выдвижением и проверкой гипотез, имеет на практике весьма непростой характер; однако в дидактических целях можно представить общие ориентиры этого процесса в виде линейной последовательности, помня о сугубо условном характере этой схемы. Можно выделить следующие стадии:

1) обнаружение проблемы — в § 3.1 говорилось о том, что уже на стадии предварительной постановки научной проблемы идет выдвижение и приблизительная оценка различных гипотез; здесь у исследователя возникают различные догадки относительно подхода к проблеме и производится первичная оценка этих идей;

2) выдвижение гипотезы — здесь ученый в явном виде формулирует ту предварительную гипотезу, которая прошла первичный отбор и была оценена как заслуживающая внимания. Иногда предположение, принадлежащее этой стадии, называют рабочей (или поисковой, черновой) гипотезой;

3) разработка гипотезы — ученый анализирует гипотезу, разворачивает скрытый в ней потенциал, т.е. изучает ее взаимосвязи с исходной теорией, выводит следствия из системы “исходная теория плюс новая гипотеза”, разрабатывает исследовательский проект;

4) проверка гипотезы — это сложный процесс эмпирической и теоретической проверки гипотезы, интерсубъективного обсуждения ее достоинств и недостатков, сравнения ее с альтернативными гипотезами, завершающийся в лучшем случае ее однозначным принятием либо отвержением.

В целом процесс протекает примерно следующим образом. Отталкиваясь от научной проблемы, исследователь вначале приходит к некоторым предварительным предположениям, которые обычно имеют форму просто догадки. При этом главным их достоинством является интуитивная эвристическая ценность — способность организовать дальнейшее продвижение, пусть даже та или иная догадка в дальнейшем окажется неправильной. Догадка, представленная в более или менее оформленном виде и вызвавшая интерес исследователя, становится рабочей гипотезой. Рабочая гипотеза содержит в себе некую идею, т.е. принцип возможного решения; она не претендует на оптимальность подхода (хотя и не исключает этого), а является лишь средством запустить процесс исследования, выступает ориентиром для научного поиска. Рабочая гипотеза может представлять собой и некоторую совокупность равноприемлемых альтернатив — версий. Далее начинается сложная деятельность по изучению рабочей гипотезы, ее оценке, обсуждению и проверке. В ходе этого первоначальная гипотеза может существенно трансформироваться или даже быть заменена другой гипотезой. Но в конечном итоге в процессе разработки данной научной темы формируется тот вариант гипотезы, который может быть назван окончательным. Он представляет собой, как правило, уже некоторую теоретическую систему (или подсистему в рамках базовой теории), более или менее развитую, имеющую какие-то свидетельства в свою пользу, относительно согласованную с другими теоретическими положениями исходной предметной области. Именно этот окончательный вариант может быть назван научной гипотезой в собственном смысле слова; он претендует на действительное решение проблемы, на существенную новизну и подлежит принятию или отвержению со стороны научного сообщества.

Проверка и принятие научной гипотезы

Мы переходим к трудному вопросу испытания научной гипотезы. Как осуществляется верификация научного предположения? На каких основаниях научное сообщество принимает решение отвергнуть данную гипотезу или же принять как подтвержденную и заслуживающую доверия?

Прежде всего необходимо различать понятия проверки и принятия гипотезы.

Проверка гипотезы — это совокупность действий, направленных на то, чтобы оценить истинность выдвинутого предположения. В общем случае, если результаты проверки не противоречат исходному предположению, его можно считать подтвержденным. В противном случае говорят об опровержении гипотезы (по крайней мере, о наличии опровергающих данных).

Принятие гипотезы — это окончательное решение о ее статусе. Гипотеза, подтвержденная в ходе проверок, еще не может автоматически считаться принятой. Ведь, например, сразу несколько гипотез могут неплохо согласовываться с эмпирическими данными, и вопрос о том, какую из них следует предпочесть, может стать темой для отдельного изучения. Поэтому проверка гипотезы — это одно дело, а ее окончательное принятие (или отвержение) — совсем другое.

Проверка

Итак, обратимся к процедуре верификации. Прежде всего не следует считать процесс проверки научной гипотезы простым сопоставлением того, что предполагается гипотезой, и того, что показывают результаты экспериментального испытания. Подобное представление несколько наивно. Процесс оценки гипотезы — сложный и часто весьма длительный процесс, ведь научную гипотезу нельзя понимать как некое изолированное утверждение, подлежащее однократной и однозначной верификации. На самом деле гипотеза является определенной системой утверждений и включена в более широкий теоретический контекст, в котором, в частности, одни предложения исходной концептуальной области непротиворечиво совместимы с гипотезой, а другие следуют из нее. Теория, пополненная гипотезой, может предсказывать некоторые факты, связывать воедино ранее независимые положения и т.п. Иными словами, вхождение гипотезы в теоретический контекст сопряжено с появлением целого “поля” предпосылок и следствий как эмпирического, так и внутри- теоретического характера. Если какое-либо отдельно взятое следствие данной гипотезы было подтверждено опытом (скажем, сбывшееся предсказание), то мы еще не имеем права говорить о доказанности гипотезы, т.к. это подтвержденное следствие в общем случае может оказаться совместимым и с какой-то другой гипотезой. Кроме того, у гипотезы ведь есть и иные следствия, которые тоже подлежат эмпирической проверке. Конечно, чем больше следствий проверено, тем обоснованнее выглядит их “родительская” гипотеза. Поэтому идеалом подтверждения гипотезы следовало бы считать согласие с опытом всего множества следствий данной гипотезы. Но с логической точки зрения число возможных следствий любого высказывания бесконечно.

Конечно, исходя из разумных оснований научное сообщество на ка- ком-то этапе соглашается с той или иной гипотезой, но этот процесс гораздо сложнее, чем простой эффект количественного накопления подтвержденных следствий. Нельзя представлять дело так, как будто бы мы, достигнув какого-то числа подтвержденных следствий, могли бы автоматически засчитать гипотезу как подтвержденную. Ведь если мы обнаружили в п эмпирических ситуациях согласие с исходным предположением, то где гарантия, что в случае (и +1) мы не столкнемся с противоречащим результатом? Иными словами, никакое конечное множество единичных подтверждающих случаев не дает нам логического права говорить о том, что наша гипотеза всегда верна (т.е. выполнима для бесконечного числа ситуаций). Поэтому процесс накопления подтверждающих данных оказывается с логической точки зрения принципиально незавершимым.

Следующий момент касается опровержения гипотезы. Давно замечена т.н. асимметрия подтверждения и опровержения: подтверждать какое-либо предположение можно бесконечно долго, а для опровержения достаточно только одного случая. Хрестоматийным примером такой асимметрии является предположение “все лебеди белые”: можно найти сколь угодно много белых лебедей в поддержку этого предположения, но оно будет опровергнуто находкой лишь одного черного лебедя. Так возникает идея положить в основание процесса проверки гипотезы именно поиск опровергающих примеров, т.е. при разработке программы верификации выдвинутой гипотезы мы должны думать не о том, как ее подтвердить, а о том, чем бы ее опровергнуть.

Подобная методологическая стратегия называется фальсификационизмом. Заслуга ее выдвижения и попытка ее систематического обоснования в качестве универсальной научной методологии вообще принадлежат К. Попперу. Согласно его подходу мы вообще, строго говоря, не имеем права считать ту или иную гипотезу подтвержденной (т.к. понятие подтверждения вносит в методологию неопределенность). Мы можем лишь потребовать, чтобы выдвинутая гипотеза подверглась строгим проверкам на опровержение, в результате чего она будет либо однозначно опровергнута с помощью обнаруженных контрпримеров, либо (в случае неудач с поиском опровержения, несмотря на все настойчивые наши старания) ей можно придать статус неопровергнутой, но с известной осторожностью (т.е. помня о том, что этот статус логически неокончательный: он, в принципе, может быть отброшен в будущем, если найдется контрпример).

Такая стратегия представляется весьма разумной. Она, безусловно, играет важнейшую роль в научной методологии. Реальное применение ее можно обнаружить в математической статистике и использующих ее программах экспериментов. Здесь реализуется идея нулевой гипотезы. Нулевая гипотеза — это обычно предположение, которое специально готовится на опровержение. Проводимые опыты планируются так, чтобы ее опровергнуть. После серии таких попыток мы либо находим ее опровержение, либо продолжаем поиски, либо соглашаемся с тем, что не смогли ее отвергнуть. Конечно, последний вариант не означает подтверждения гипотезы, но служит основанием для ее последующего принятия.

Асимметрия подтверждения и опровержения может быть обыграна следующим образом. Можно подготовить на опровержение гипотезу, противоположную той, которую мы выдвигаем, и в случае достоверного опровержения мы получаем существенные аргументы в пользу принятия нашей исходной гипотезы. Этот способ является сейчас типичным в эмпирических испытаниях. Скажем, в медико-биологических исследованиях часто возникает задача зафиксировать зависимость между приемом препарата и клиническим эффектом от его применения. Задача прямого подтверждения (в данном случае необходимо прямо подтвердить позитивное влияние препарата на состояние пациентов) является, как мы говорили выше, неопределенной. Поэтому вводится гипотеза на опровержение, в нашем примере такой нулевой гипотезой окажется гипотеза об отсутствии связи между приемом препарата и состоянием пациентов.

И, если мы достоверно получили ее опровержение, это становится аргументом в пользу исходной, ненулевой гипотезы.

Вообще вопросы, касающиеся асимметрии гипотезы и ее альтернативы и критерия оптимального выбора между ними, давно находятся в поле зрения статистиков. Так, в 1933 г. Дж. фон Нейманом и Э. Пирсоном было получено решение, которое легло в основу позднейших статистических концепций (известный критерий Неймана—Пирсона). Но можем ли мы считать, что метод “фальсификации” действительно универсально решает проблему подтверждения и принятия гипотезы? К сожалению, нет. Прежде всего, как уже говорилось в § 2.6, математическая статистика не является панацеей, а должна применяться сознательно и с учетом содержательных факторов. Она не может автоматически решать вопросы оценки гипотез. Например, как замечают П. Бикел и К. Доксам, соотношение гипотезы и ее альтернативы часто не столь определенно, как хотелось бы. Если исходная гипотеза ведома теорией и четко формулируется, то о классе альтернатив мы часто вообще не можем сказать ничего определенного.

Подходя же более общо, следует отметить, что сама проблема опровержения гипотезы контрпримером гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Вернемся к тому, что говорилось в предыдущем параграфе относительно отношения факта и теории; напомним критические высказывания И. Лакатоса в адрес монотеоретической модели, суть которых в том, что при столкновении теории и факта происходит взаимодействие различных теоретических позиций. Одна позиция может состоять в действительном отбрасывании опровергаемой теории, другая же позиция — в критике, переосмыслении и реинтерпретации обнаруженных фактов, так что опровергаемая теория может весьма успешно защищаться от контрпримеров. И. Лакатос выразительно замечает по этому поводу: “Дело обстоит не так, что мы предлагаем теорию, а Природа может крикнуть: “"нет"”; скорее, мы предлагаем целую связку теорий, а Природа может крикнуть: “"Они несовместимы"”. Поэтому фальсификационизм все же упрощенно трактует проблему подтверждения и принятия гипотезы и, к сожалению, метод “фальсификации” не может быть признан универсальной научной методологией.

Итак, проблема проверки научной гипотезы при подробном рассмотрении оказывается весьма сложной. Мы видим, что в общем случае поиск подтверждающих свидетельств и контрпримеров не приводит к однозначному ее решению.

Принятие

Теперь рассмотрим моменты, связанные с принятием гипотезы. Эта процедура тоже достаточно драматична: особую остроту ей придает необходимость выбора наиболее адекватной гипотезы из множества конкурирующих предположений. Действительно, с одними и теми же эмпирическими данными могут неплохо согласовываться сразу несколько гипотез. Ранее (§ 2.8) говорилось о том, что отношения между ними с точки зрения гипотетико-дедуктивной модели являются внелогическими. Сейчас большинство методологов придерживаются мнения, что внутри совокупности альтернативных гипотез возможна только сравнительная оценка их приемлемости, но не существует какой-либо абсолютной шкалы, пользуясь которой как универсальным критерием мы могли бы ранжировать любые гипотезы на предмет их правдоподобности. Гипотезы можно лишь сравнивать между собой в относительных терминах (лучше подтверждена — менее подтверждена, более приемлема — менее приемлема и т.п.). Причем сравнение гипотез осуществляется на основе содержательных критериев, учитывающих специфику конкретной предметной области и не задаваемых заранее извне. Мы уже говорили в § 2.8 и об индуктивном поведении, которое пытаются моделировать в современной индуктивной логике. Напомним, что стратегия, которую принимает исследователь в связи с проблемой принятия гипотезы, в общем случае не гарантирует несомненного достижения успеха; множество вопросов ученому приходится решать на свой страх и риск.

В итоге, хотя процесс подтверждения гипотезы и является логически принципиально незавершимым, содержательно все же оказывается возможным говорить о различных степенях подтвержденности гипотезы в ходе ее изучения и проверки (В.Н. Костюк). Приемлемость гипотезы — это максимальная сравнительная подтвержденность данной гипотезы свидетельствами; приемлемость — это ситуация, когда гипотеза оказывается обоснованной имеющимся эмпирическим базисом в большей степени, чем любая из ее альтернатив. Все это означает, что процедура принятия гипотезы всегда носит конкретно-прагматический характер. Причем драматическим моментом является то, что, как подчеркивает в этой связи В.Н. Костюк, не каждая подтвержденная гипотеза может быть принята И не каждая принятая гипотеза обязательно истинна.

В результате финальная стадия всего этого процесса, т.е. акт принятия учеными гипотезы, не может, к сожалению, рассматриваться как безусловная победа истинной гипотезы. Этот момент следует представлять особенно четко. Понятие истины остается лишь логическим идеалом, познавательным регулятивом. В целом процесс проверки и оценки гипотез происходит в сложной сети эмпирико-теоретических соотношений. Сюда привлекаются различные предметные факторы, дополнительная информация, вспомогательные гипотезы.

Таким образом, отношение между истинностью и приемлемостью научной гипотезы оказывается весьма сложным. Иногда гипотеза принимается просто в силу того, что неизвестны более удачные альтернативы; иногда гипотеза принимается с запозданием, т.е. намного позже ее действительного подтверждения свидетельствами, иногда, наоборот, — с опережением. Поэтому приемлемость гипотезы следует считать не ее логическим свойством, а прагматической категорией, характеризующей реальный выбор научным сообществом той или иной гипотезы в конкретной ситуации на основе сложного сплетения содержательных критериев.

Резюме. Изложенный в данном параграфе материал может вызывать известные трудности. Но тому есть и объективное основание, ведь весьма трудным является и сам процесс проверки и принятия научной гипотезы в реальных познавательных ситуациях. Мы увидели, что подтверждение и принятие научной гипотезы является длительным, непростым процессом, в общем случае не имеющим кратчайшего пути.

Трудности этого предприятия основываются на логических свойствах гипотезы как научного предположения и связаны с:

1) принципиальной незавершимостью процесса подтверждения единичной гипотезы;

2) содержательно-теоретическими сложностями процесса опровержения единичной гипотезы;

3) дедуктивно-логической нерегламентированностью выбора среди альтернативных гипотез.

Поэтому с чисто логической точки зрения процесс проверки и принятия гипотезы является в общем случае принципиально незавершимым и неалгоритмизируемым. Вопросы верификации гипотезы переносятся в более широкую, логико-прагматическую, плоскость, учитывающую сложные концептуальные взаимосвязи содержательного теоретического контекста.

 

 

27.Научная теория, ее структура и функции*

Исходные соображения

Понятие “теория” используется достаточно широко. Нам потребуется различение некоторых важных смыслов этого понятия. Выделим три смысла: наиболее распространенный, или типичный; расширенный; специальный (логический).

1. В наиболее распространенном понимании теория — это именно научная теория, т.е то, что излагается в учебниках. Иными словами, теория — это нечто специфичное именно для науки. Теория есть обоснованная, концептуально организованная система научных представлений. Кроме науки, можно говорить в этом смысле о теориях применительно разве что к философии (учитывая, что философскую теорию роднит с научной рациональное начало, наличие аргументационных структур). С этой точки зрения остальные способы употребления понятия “теория” могут быть не более чем метафорой. Скажем, в выражении “у него была своя теория сдачи экзаменов” слово “теория” означает наличие каких-то представлений, взглядов, некоего способа и т.п., но отнюдь не нечто научное в строгом смысле, т.е. являющееся достоянием науки.

2. Расширенное понимание. На него тоже необходимо обратить внимание, т.к. без этого останутся непонятными многие современные представления о роли теоретического контекста в науке, о несовершенстве моно- теоретического подхода, о концептуальном плюрализме и т.п. Говоря о теории в расширенном понимании, имеют в виду скорее вообще связное смысловое образование, которое может быть (хотя бы частично) вербализовано. Именно в таком смысле этот термин используется, например, У. Куайном, когда он утверждает, что, обсуждая какую-либо теорию, мы всегда находимся внутри более обширной предпосылочной теории, так что даже область представлений здравого смысла тоже является некоторой теорией.

Правда, здесь следует учесть определенные сложности. Отрицательным моментом такого перенесения научного жаргона на вненаучные области является опасность пантеоретизма, т.е. появления вопроса о том, что вообще все есть теория. В этом случае размывается само значение данного термина. У. Селларс справедливо замечает, что повседневные представления не могут в некотором смысле называться теорией, т.к. теория предполагает определенное суженное, специфическое содержание относительно предпосылочных знаний о каких-то объектах.

Однако есть и положительный момент такого понимания. Он состоит в том, что расширенная трактовка теории позволяет увидеть теоретические образования как гибкие, неформальные, динамичные. Такая трактовка лучше соответствует реальной практике науки. Ведь теория в типичном смысле предстает как нечто законченное, окончательно оформленное (как это и подается в стандартных учебниках по той или иной дисциплине), например теория множеств, теория эволюции и т.п.); но такой подход не может в полной мере отразить динамику самого познания. Именно расширенное понимание теории как подвижного, не всегда явно развернутого, обладающего внутренними потенциями образования позволяет более адекватно отразить процессы становления научной теории, постепенное изменение ее содержания, а также процессы научных дискуссий, взаимной критики, взаимодействия научных областей и другие явления, характерные для научной деятельности. Например, важная для науки научная картина мира (§ 9.1) является именно таким расширенным теоретическим образованием. Вообще говоря, во всякой научной теории на самом деле сосуществует определенная совокупность различных теоретических уровней и позиций — предпосылочных, интерпретирующих, вспомогательных и т.п., т.е. речь идет, скорее, о сложных политеоретических структурах, о наложениях и взаимодействиях концептуальных образований, чем о монолитном состоянии научной теории. В частности, именно такое расширенное понимание теории мы уже использовали ранее, говоря о проблемах проверки и принятия гипотезы, о теоретической нагруженности факта и других вопросах.

3. Логическое понимание. Это тоже важный подход; он позволяет, отвлекаясь от содержания теории, увидеть ее логическую структуру. С этой точки зрения теория это дедуктивно замкнутое множество утверждений или научная теория — это множество исходных утверждений плюс все вытекающие из них логические следствия. Для того чтобы построить теорию (в логическом смысле), необходимо иметь исходный язык (набор понятий теории), правила логического вывода и совокупность начальных утверждений, из которых дедуктивно выводимы все остальные предложения теории. Теория, понимаемая в таком ракурсе, может быть подвергнута логическому анализу с целью установления различных ее логических характеристик, как внутренних (непротиворечивость, полнота, разрешимость, аксиоматизируемость и др.), так и интертеоретических (относительная непротиворечивость, консервативное расширение и др.). Изучение научных теорий в логическом ракурсе позволяет существенно уточнить их структуру, эксплицитное (явное) содержание, границы возможностей, взаимоотношения с иными теориями и другие важные логико-методологические характеристики.

В дальнейшем мы намереваемся использовать понятие “теория” свободно, предполагая, что его смысл будет виден контекстуально. Если же нам понадобится повышенная аккуратность, то будут использоваться уточнения (т.е. будем говорить: теория в традиционном смысле, в расширенном смысле, в логическом смысле).

Итак, научная теория (в традиционном смысле) — это система логически взаимосвязанных представлений о научно познаваемых объектах.

Общепризнано, что научная теория является наиболее развитой, наиболее совершенной формой организации научных знаний. Содержание теории раскрывает и описывает те или иные закономерности, регулярные связи, фундаментальные свойства изучаемых предметов, явлений, процессов. В отличие от гипотезы, научная теория имеет статус обоснованного, принятого научным сообществом знания. Характерными чертами научной теории являются ее концептуальная связность, содержательная целостность, относительная стабильность. Теория дает систематически разработанную, упорядоченную совокупность научных воззрений, относящихся к той или иной предметной области.

Функции научной теории

В философско-методологической литературе называют различные функции научной теории, но наиболее часто, как правило, указывают на следующие две: объяснение и предсказание. Они же являются и наиболее изученными в своих логических аспектах.

Прежде чем приступить к обзору функций научной теории, отметим, что теория играет в научном познании комплексную роль, выполняя сразу множество функций. Они многообразны и важны, хотя и не все из них являются столь яркими, как объяснение и предсказание. Кроме того, сами функции могут быть подведены под разные основания, т.е. они в некотором смысле неоднородны. Выделим четыре группы функций теории.

Первую из них составят функции, соответствующие тем конкретным познавательным действиям, которые выполнимы с помощью научной теории. Эти функции аналогичны различным видам гипотез, которые перечислялись и подробнее раскрывались в предыдущем параграфе; данную группу можно назвать группой конкретно-познавательных функций. В первую группу функций входят:

1) интерпретационная;

2) описательная;

3) систематизирующая (обобщающая);

4) объяснительная;

5) прогностическая (предсказательная).

В связи с последней функцией добавим, что существует различие в предсказаниях отдельных гипотез и развитых (естественно-научных) теорий. Дело в том, что частная гипотеза выдвигает предсказания (как правило, их относительно немного) как предположения, подлежащие проверке, а теория осуществляет предсказания систематически, на основе всего корпуса содержащихся в ней проверенных знаний. Теория служит инструментом достоверных предсказаний, которые могут служить целям внешних приложений теории (а предсказание гипотезы имеет совсем другие цели — выдвижение аргументов в пользу самой же гипотезы).

Таким образом, с созданием научной теории мы достигаем некоторых познавательных результатов (получаем благодаря ей систематизированное описание предметной области, объяснение ряда явлений и т.д.).

Но помимо этого, построив научную теорию, мы методологически закрепляем наши теоретические достижения. Обладая теорией, мы не только умеем объяснять, предсказывать и т.п., но и получаем сам методологический аппарат, который несет с собой научная теория. Общий метод всегда шире, чем содержание конкретной теории. Так, например, значение теории электромагнитных явлений Дж. Максвелла состоит не только в том, что мы достигли успеха в их описании и т.п. Ее важнейшее достижение связано с выходом к новому типу физических законов вообще в связи с использованием дифференциального исчисления как эффективного инструмента, позволяющего применять этот метод к рассмотрению области электромагнитных и многих других физических явлений.

Таким образом, следует выделить следующую группу — группу методологических функций.

Во вторую группу функций входят:

1) инструментальная;

2) эвристическая.

Эти функции взаимосвязаны, их не следует жестко отделять друг от друга. Под инструментальной функцией понимается то, что продемонстрировано в приведенном выше примере: научная теория формирует определенный методологический аппарат (или интеллектуальный инструмент), который задается и раскрывается самим контекстом теории.

Эвристическая функция — это способность научной теории служить исходной точкой и ориентиром для постановки новых проблем, открывать перспективы для будущих исследований, стимулировать поиск и выдвижение новых идей. А. Эйнштейн высказывается на эту тему следующим образом: “Лучший удел физической теории состоит в том, чтобы указывать путь создания новой, более общей теории, в рамках которой она остается предельным случаем”.

Научные теории имеют важное значение в еще одном моменте, и это значение является, пожалуй, наиболее фундаментальным. Научная теория не может рассматриваться лишь как средство для объяснений и предсказаний; на самом деле ее ценность для человеческого разума намного выше. Можно сказать, что научная теория — это не только средство, но и цель.

Точка зрения, трактующая научные теории лишь как удачно сконструированные инструменты для объяснения и предсказания явлений, называется инструментализмом. Она сводит задачи теории к конкретным познавательным и методологическим функциям. Но такая трактовка функций научных теорий страдает существенной неполнотой. Трудно представить себе ученого, который исследует неизведанные явления только для того, чтобы в итоге получить инструмент для предсказаний. Движущей силой научного познания является более глубокое начало, ярче всего видное в фундаментальной науке. Научная теория сама по себе является интеллектуальной ценностью, достоянием человеческого разума. Итак, существует группа фундаментально-теоретических функций.

В третью группу функций входят:

1) конститутивная;

2) общерационализирующая.

Конститутивная функция — это способность научной теории в некотором смысле создавать свой собственный объект изучения, формировать предметную область. Для ее обозначения используется философский термин “конституировать” (лат. constituere — “выстраивать, учреждать”). С этой точки зрения создание научной теории означает конституирование той или иной предметной области: создаваемая теория открывает новые грани бытия вообще (о которых мы, возможно, и не подозревали до ее создания), новые горизонты человеческого мировоззрения и, соответственно, новые перспективы разума.

Общерационализирующая функция (продолжающая конститутивную) связана с тем, что создание научной теории приносит нам прежде всего прирост рационального понимания мира, и уже одно это является наградой ученому и становится возвышенной целью научного познания. Ведь при построении научной теории наша ближайшая цель — это не просто предложить средство объяснения и предсказания, а познать именно рациональность мира, открыть новые образы соразмерности человеческого мышления разумному устройству мироздания. Это движение к более глубокому, более фундаментальному пониманию (говоря философским языком — к интеллигибельности) мира есть наиболее общая задача научного познания, по сравнению с которой прочие конкретные результаты являются лишь ее следствием или побочным продуктом.

Итак, фундаментальные функции научной теории придают ей метафизическое значение, выявляют ее наиболее глубокие и важные смыслы; здесь стоит вспомнить слова Дж. Агасси о том, что наука является средством решения метафизических проблем (см. § 0.1).

Но научное познание движимо не только фундаментально-теоретическими интересами; теоретическое продвижение разворачивается, если можно так выразиться, между двумя полюсами — фундаментальным и прикладным. Действительно, научные теории служат основой для осуществления еще одной группы функций — прикладных, или технологически ориентированных.

В четвертую группу входят: технологически ориентированные функции.

Они достаточно понятны, их не стоит разбирать подробно. Все они лежат в русле той общей установки разума, которая характеризуется знаменитым девизом Фрэнсиса Бэкона “знание — сила”. Технологически ориентированное продвижение научного познания обслуживает прежде всего потребности и задачи управления окружающим миром.

К прикладным функциям относятся разработка соответствующего базиса для управления поведением (функционированием) исследуемых объектов; их преобразование в том или ином направлении (в соответствии с практическими целями); проектирование и создание новых объектов (с заранее заданными, удовлетворяющими какие-то потребности свойствами). Научные теории либо непосредственно занимаются этими задачами (это касается прежде всего прикладной науки), либо служат основой для создания соответствующих теорий более прикладного назначения.

Итак, перечислим еще раз основные функции научных теорий в порядке от более фундаментальных и общих:

1) фундаментально-теоретические — конститутивная, общерационализирующая.

2) методологические — инструментальная, эвристическая.

3) конкретно-познавательные — интерпретационная, описательная и др.

4) технологически ориентированные (прикладные) — проектирование и др.

Классификация научных теорий

В философско-методологической литературе предлагаются различные способы классификации научных теорий. Наиболее употребительными, помимо тривиального деления по дисциплинарному признаку (теории биологические, социологические и т.п.), являются следующие два подразделения, рассмотренные нижн.

1. Дедуктивные и недедуктивные научные теории.

Основанием здесь служит логическая структура, которая имеет главенствующее значение в построении той или иной теории. Как правило, дедуктивным теориям соответствуют прежде всего концепции точного естествознания и математических наук. Дедуктивные теории характерны для достаточно высокого уровня теоретического развития; они имеют гипотетико-дедуктивную или аксиоматическую структуру. Среди недедуктивных теорий выделим индуктивные, или обобщающие, решающие в первую очередь задачи обработки и упорядочения эмпирического материала (например, т.н. теории среднего уровня в социологии), и нарративные (описательные), строящиеся на повествовательных образцах, например исторические, географические, психологические и др.

Отметим, что в этой классификации речь идет лишь о преимущественном значении той или иной логической организации теории, о ведущей стратегии построения концепции. Но очень редко мы можем встретиться с теорией, содержание которой является целиком дедуктивным. Чаще всего в составе научной теории присутствуют в той или иной мере и дедуктивные, и недедуктивные фрагменты. Например, медико-биологические, экономические, психологические концепции част включают как дедуктивные конструкции, так и эмпирические обобщения и нарративные сюжеты.

2. Феноменологические и нефеноменологические научные теории.

Это деление обладает изрядной долей условности; определить здесь четкую границу, видимо, невозможно. Прежде всего мы не можем в общем случае утверждать, что какая-либо теория является феноменологической без соотнесения ее с другими теориями из этой же предметной области. Данное подразделение является сравнительным. Его основанием служит относительная “глубина” той или иной теории, или степень ее теоретичности в интерпретации и объяснении эмпирического материала. Феноменологические теории (греч. phainomenon — “явление”) ограничиваются областью непосредственно наблюдаемого — его описанием и репрезентацией обнаруженных эмпирических свойств и закономерностей. Нефеноменологическая теория (используют также термин “эссенциальная”) идет дальше непосредственно данного, ища скрытые механизмы, глубинные причины изучаемых явлений. Например, соотношения феноменологическое / эссенциальное присутствуют в химии (феноменологических) описательных теориях, повествующих о химических веществах и их качествах, и в (эссенциальных) теориях химического строения.

Не следует давать феноменологическим теориям априорно низкую оценку. Во-первых, построение этих теорий является необходимым этапом в научном познании, создающим условия для перехода к более “глубоким” теориям. Во-вторых, они могут иметь и самостоятельное значение там, где выходит, на первый план и ценится именно накопление самого эмпирического материала (скажем, в описательных разделах истории, антропологии, геологии, химии и др.). В этом случае предпочитают говорить о качественных, описательных или таксономических теориях. Нередко феноменологические теории строятся сознательно как этап в общей программе исследований, например в социологических изысканиях, где может быть сформирована целая иерархия концепций, относящихся к различным теоретическим уровням.

Кроме того, в целом нельзя считать, что переход от феноменологической теории к эссенциальной — это всегда переход от недедуктивной теории к дедуктивной. Так, например, и нарративные концепции могут иметь различную степень теоретичности.

Помимо рассмотренных разновидностей, в литературе говорится и о таких видах теорий, как детерминистские и вероятностные (в зависимости от используемого в них концептуального аппарата), содержательные иформализованные, идр.

Структура научной теории

Эта тема связана с определенными трудностями.

Прежде всего заметим, что теории, принадлежащие к различным наукам, весьма сильно отличаются друг от друга. Можно ли говорить о единой универсальной структуре научной теории, видя столь непохожие по своей логической организации и общему содержательному стилю концептуальные образования, как, например физические теории (с дедуктивной логической структурой), исторические теории (с преимущественно нарративной организацией), социологические концепции среднего уровня (с индуктивной направленностью)?

Другая трудность связана со сложным составом теории. Что следует считать безусловными и явными элементами теории? Так, в контекст теории входят: понятия и теоретические утверждения, определения и другие соглашения, операционные структуры (правила измерения, правила конструирования моделей, интерпретационные процедуры, связывающие эмпирические и теоретические уровни), нормы, предположения и другие составляющие. Не все в теоретическом контексте является выраженным явно и тем более формализуемым.

В общем случае теорию нельзя считать законченной и полностью проявленной структурой. Напротив, теория в расширенном понимании как связное смысловое единство обладает значительным потенциалом подвижности. Представление о жесткой логической структуре научной теории, в которой четко проработаны все ее внутренние взаимосвязи и одни утверждения следуют из других, годится скорее для относительно завершенной теории, излагаемой в учебниках, чем для реального хода научного познания. Но даже и для завершенной теории такое представление является достаточно сильной абстракцией. Оно не позволяет осмыслить сложные взаимосвязи теории с окружающим ее общим концептуальнопрактическим контекстом, в который она погружена, из которого она вырастает и в котором, в конце концов, она находит и подтверждение, и применение.

Для изучения структуры научной теории возможно исходить из идей, выдвинутых в свое время известным отечественным философом И. В. Кузнецовым (1911-1970) и развитых в нашей последующей литературе. Использовать эти представления (причем не только для физических, но и для любых научных теорий) можно следующим образом (в несколько модифицированном виде).

Начнем с того, что научная теория не может быть сведена к совокупности только ее основных утверждений (аксиом, законов, тезисов). Сами по себе эти утверждения могут работать лишь в определенном окружающем контексте. Мы выделим три составляющие научной теории (рис. 5): основание; ядро; приложения.

1. Основание научной теории —это ее общий предпосылочный контекст. Он достаточно обширен, т.к. теория уходит корнями в весьма многочисленную совокупность предпосылок и условий. Так, напомним, что научной теории необходим общий метафизический контекст базисных допущений, среди них —постоянство и единообразие мира, о его познаваемость, существование причинно-следственных отношений и т.п. Далее сюда относится и масса содержательных предпосылок более конкретного характера, задающих смысловой фундамент теории. И.В. Кузнецов называет здесь эмпирический базис, на котором вырастает теория (сравнительно небольшое число существенных фактов, как правило, не укладывающихся в прежние теории), первичный объект теории (имеющий достаточно абстрактный, идеализированный характер и представляющий собой, по сути дела, “фундаментальную идею, на которую опирается все здание теории”), систему фундаментальных понятий, характеризующих его свойства (в физике эти свойства называются физическими величинами), а также связанные с ними правила измерения (их, кстати, можно назвать правилами оперирования), образующие в составе теории свою собственную систему логического исчисления. К содержательным предпосылкам относятся и различные вспомогательные теории (в расширенном понимании); они повествуют о приборах, используемых для изучения основных параметров теории, о погрешностях наблюдений и т.п.

Отметим также, что первичный объект теории на самом деле представляет собой целую систему абстрактных объектов, связанных содержательными взаимосвязями. Например, теории классической механики опираются на совокупность абстракций, в которую входят такие понятия, как сила, точка, прямолинейное движение и др. Поэтому фундаментальная идея теории реализуется посредством опоры на всю среду соответствующих абстрактных объектов и образует с их помощью некоторый теоретический “сюжет”. В этой связи удобное понятие предлагает и разрабатывает B.C. Степин. Исходную систему абстракций он называет теоретической схемой данной теории, понимая под этим “взаимосогласованную сеть абстрактных объектов”; к понятию теоретической схемы мы вернемся в § 4.1.

2. Ядро научной теории — это, по Кузнецову, совокупность ее основных утверждений. Заметим, что конкретный вид ядра зависит от характера теории. Так, в математических теориях это аксиомы или главные теоремы, в физике — системы законов, выражаемые математическими уравнениями (и связывающие между собой исходные физические величины), в гуманитарных науках — какие-то тезисы, основные положения и т.п.

3. Приложения основных утверждений — совокупность суждений и операций, относящихся к конкретизирующему контексту. Стратегическая направленность этого контекста — от общих утверждений ядра научной теории к частным ее аспектам. Не следует считать, что если ядро теории уже сформировано, то применение теории к каким-то конкретным случаям становится как бы автоматической процедурой. На самом деле это достаточно сложная и самостоятельная деятельность. В целом контекст приложений включает:

1) сов