Мистический смысл воскресения

Каково точное значение воскресения, о котором говорится в Библии? Воскресение – это тот миг после смерти, когда душа становится сознающей все свои переживания. Поскольку душа связана со всем во вселенной, индивидуальное воскресение – это вселенское воскресение.

Когда Христос воскрес из мертвых, Он сказал: "Кто будет веровать... спасен будет". Мертвы те, кто не осознал своего бессмертия; тот воскресает, кто сознает свое бессмертие; и слова Христа означают, что тот, кто познал Бога, познал бессмертие, никогда не умрет, и что те, кто имеет веру в Бога, – что то же самое, что знание Бога, – никогда не умирают.

Что такое смерть, может понять только человек; птицы и звери чувствуют неподвижность, наступающую в результате смерти, чувствуют отсутствие жизни, но они не сознают, что такое смерть в действительности. Я видел птицу, которая, когда ее самца подстрелили и тот упал мертвым, села возле него, потрогала его клювом, и когда почувствовала, что тот неподвижен и безжизнен, уронила голову и умерла прежде, чем приблизился охотник. Я также видел, как собака умерла тотчас, когда увидела мертвой собаку-товарища, вместе с которой она прожила всю свою жизнь. Но все-таки животные чувствуют только неподвижность, отсутствие своего друга. Они не могут полностью осознать подлинную природу смерти.

На Востоке суфии часто строят свои дома или хижины возле кладбищ, а также в джунглях так, чтобы, наблюдая смерть они могли помнить, что сейчас время преодолеть смерть, для того, чтобы осознать свое бессмертие после смерти. И снова и снова человек в образе святого пробуждает человечество к познанию своего бессмертия.

Если бы весь смысл воскресения сводился только к тому, что Христос после своей смерти воскрес, это был бы рассказ, в который можно верить или не верить. Если бы в него верили только так, то как долго могла бы продлиться такая вера? Его урок гораздо более значителен; он означает воскресение из этой смертной жизни к бессмертию. Те, кто воскресли к тому бессмертному единому Бытию, где нет различия между мужем и женой, братом и сестрой, матерью и ребенком, все они – дети воскресения.

История повествует, что, когда Мария Магдалина с другой Марией пришли ко гробу, где положили Христа, они нашли, что камень, который был перед гробом, отвален; и заглянув, они увидели его пелены и плат, особо свитый, лежащие на другом месте; но тела Христа там не было. Этот камень – тот же самый камень, о котором говорится в индийских мифах. Бог Кришна зовется Гирвара: владеющий камнем, поднимающий камень. Этим камнем придавлена каждая индивидуальная душа в мире; это камень внешнего "я". Когда он убран, человек поднимается к бессмертию. И над чем он поднимается? Он поднимается над телом и над умом; пелены и плат, лежащие отдельно, символизируют тело и ум.

Великие поэты, великие музыканты, великие писатели часто поднимаются над своим телом. Они не различают, где они сидят или стоят, они глубоко погружаются в свое воображение, утрачивая ощущение своего физического существования; но они не могут подняться над умом. Когда сознание может подняться над умом, над мыслями, тогда оно свободно, тогда оно активно в своей собственной стихии, и высшее сознание может явить себя уму.

Подъем к такому сознанию, в котором отсутствуют разграничения, – это наивысшая ступень воскресения; но есть и другие уровни, подобно тому, как в лифте нельзя подняться на седьмой этаж, не проехав второго, третьего, четвертого и всех прочих этажей.

Это такое воскресение, при котором точный двойник физического тела ходит, садится и может делать все, что может делать физическое тело. Суфии называют это алам-э митхал. Есть мистики, овладевшие этим в таком совершенстве, что они стали полностью независимы от своего физического тела. Смерти нет, если овладеть этим.

Когда поэт пишет стихи, его жена, его слуга, сотня людей могут пройти прямо перед его глазами, но он их не увидит; он даже не будет знать, что кто-то еще есть рядом. Если всего лишь любовь к поэзии может сделать это, то сколь больше сделает любовь к внутренней жизни, погруженность во внутреннюю жизнь, обращение сознания внутрь!

В Евангелии говорится, что Христа после воскресения несколько раз видели его ученики. Это переживание каждого человека, практикующего сосредоточение и занимающегося медитацией, – он видит то, что держит в своем сознании, не только внутренним взором, но и внешне перед собой.

.Это первый опыт, который получает каждый мистик. Ученики потеряли себя, погрузившись в мысли о Христе, как они могли не увидеть Его?

Христос сказал: "Осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня". Слово "дух" используется во многих различных смыслах. Оно используется для призрака, или для души, но в действительности оно означает сущность, которая является противоположностью вещества; в проявлении дух противоположен материи во всех отношениях.

Все, что глаз увидел, воскресает в нем. Если кто-то напоминает нам некоего человека, даже если мы совершенно забыли этого человека, он возникает перед нашими глазами и мы видим его в том самом доме, в том самом месте, где видели его прежде. Мы видим это не физическим глазом, а тем глазом, который внутри. Материалисты могут сказать, что все это возникает в нашем мозгу, но как может мозг вместить в себя так много тысяч и миллионов вещей и существ? Нет сомнения, что без специальной подготовки человек не видит дух, но ведь во сне он видит себя самого, ощущает себя самого в разном окружении, в обществе разных людей. И если кто-то скажет: "Это только сон", – я отвечу: Когда вы называете это сном? Вы называете это сном, когда бодрствуете и когда видите контраст с тем что вас окружает; тогда вы говорите: "Это был сон; иначе это осталось бы со мной, но там все было другим". Но если бы в то время, когда вы спите, кто-нибудь подошел к вам и сказал: "Это сон", – вы бы ни за что не поверили этому.

Воскресение – это восхождение к той подлинной жизни, к тому истинному другу, на которого единственного среди всех других вещей и существ мы можем положиться, кто единственный всегда неизменен, кто всегда был с нами и всегда будет.

СИМВОЛ КРЕСТА

Многие полагают, что этот символ существует лишь со времен Иисуса Христа, и, нет сомнения, он стал известен гораздо шире после прихода в мир Христа, но в действительности этот символ – очень древний, используемый мистиками в различные времена и во все века. У него много мистических значений.

Крест являет собой вертикальную и горизонтальную линии. Все, что существует, происходит из этих двух линий и распространяется вертикально и горизонтально, что можно увидеть в листике, развивающемся в длину и в ширину. В своем первом значении поэтому крест является символом проявленности, он также означает путешествие к духовному идеалу, и нельзя дать лучшего изображения этого путешествия, чем крест.

Кроме того, всякий раз, когда кто-то начинает говорить или действовать ради истины, он замечает, что его путь прегражден; это крест, стоящий на его пути. Выскажи истину перед народом, перед лицом всего мира, и крест, преграда, станет ответом народа или мира как противодействие говорящему. Таким образом, другая сторона этого таинства жизнь учителя: крест означает то, с чем ему придется встретиться, принеся в мир послание истины.

Есть еще одна великая тайна креста, очень мало понимаемая. Повсюду вне нас находится пространство – пространство такое, которое может вмещать, содержать в себе. Но и внутри нас тоже есть пространство, простирающееся в другом направлении.

Кроме этих символических значений, крест – это природный знак, который человек издавна создавал, исходя либо из своих художественных, либо из умственных способностей. Это природа света – распространять свои лучи, особенно если этот свет совершен. Если смотреть на солнце – в особенности на заходящее солнце, – можно увидеть линии, образующиеся на небе и на земле: сначала это одна прямая линия, но если вглядеться внимательнее, то видно, как из этой первой вертикальной линии рождается горизонтальная. Внимательно наблюдая свет, осознаешь, что это природа света – образовывать вертикальную и горизонтальную линии; и если это природа внешнего света – образовывать крест, то это также и природа внутреннего света. Внешний свет есть отражение внутреннего света, и это именно природа внутреннего света выражена во внешнем свете; из этого можно понять, что внутренний свет не просто проявлен во внешнем свете, но что внешний свет является олицетворением света внутреннего.

Мы можем также заметить, наблюдая природные формы – форму дерева, растения, цветка, формы животных и птиц и, наконец, наиболее развитую и законченную форму человека, что все они представляют собой крест. Один крест можно увидеть, рассматривая строение человеческой головы. Другой крест представлен всей человеческой фигурой. Всегда именно горизонтальная линия и вертикальная линия предполагают символ креста, и нет такой формы, которая не содержала бы в себе горизонтальной и вертикальной линий; именно эти два различных аспекта, или направления, образуют крест. Это позволяет понять, что в тайне формы скрыт крест.

Теперь перейдем к одному из первых упомянутых выше таинств, а именно к тому, что путешествие человека по пути духовного совершенствования может быть обозначено как крест: во-первых, человеческое эго, человеческое "я" является его врагом и стоит как препятствие к его продвижению. Такие чувства, как гордыня, тщеславие, эгоизм, ревность, зависть и презрение, – это все чувства, которые ранят других и разрушают жизнь самого человека и наполняют ее тем страданием, которое порождается этим эгоистическим личным чувством: эго человека. Чем более эгоистичен, чем более самодоволен человек, тем несчастнее его жизнь в мире и тем более несчастной он делает жизнь других. Это эго, или нафс, является естественным развитием человеческой жизни или сердца: чем больше человек узнает мир, тем эгоистичнее он становится; чем больше он понимает и приобретает опыт в мире, тем сильнее становится его алчность.

Неправда, что человек приносит с собой свои проступки, когда он рождается. Он приходит в мир невинным, с улыбкой младенца, другом всякому, кто оказывается рядом, готовым бросить свой любящий взгляд на каждого, независимо от того, богат он или беден, друг или враг, пленяемый красотой во всех ее проявлениях; именно эти качества в ребенке привлекают к нему каждую душу. Это показывает, что та же самая душа, которая приходит с такой чистотой сердца, чистотой выражения, красотой каждого движения, развивает в своей природе, по мере того как человек взрослеет в мире, все, что является пагубным и вредным для нее самой и для окружающих. Именно в мире, в процессе взросления, человек создает свой нафс. Однако в глубине сердца сохраняется та добродетель, которая является божественной добродетелью, та праведность, которую человек наследует от Отца небесного.

Стремление к радости, к покою и миру остается в нем, и это показывает, что в человеке есть две стороны: одна природа, скрытая в глубине его сердца, и другая природа, развившаяся после его прихода на землю. А потом возникает конфликт, борьба между этими двумя природами, когда глубинная природа начинает чувствовать тоску по чему-то. Она должна встречать доброту от других людей, должна иметь мир и покой в жизни, и, когда она не может обрести все это, возникает внутренний разлад.

Человек создает свою собственную дисгармонию в своей душе и потом так же обращается с другими; поэтому он не бывает удовлетворен ни своей собственной жизнью, ни окружающими, поскольку он чувствует в себе недовольство ими, хотя причиной этого обычно является он сам. Что человек дает, то он получает обратно, хотя он и не сознает этого. Он всегда думает, что каждый должен давать ему то, чего он жаждет в глубине своего существа: любовь, добро, справедливость, гармонию и мир; но, когда дело доходит до даяния, он не дает, потому что живет другой жизнью, которую сам создал. Это выявляет то, что в каждом человеке создается сущность, и эта сущность есть нафс; фактически это то же самое, что понятие о Сатане, встречающееся во всех священных писаниях и традициях.

Люди часто делили мир между двумя духовными началами: малая часть человечества – Богу, а большая часть человечества – Сатане, предполагая владычество духа Сатаны даже более обширным, чем владычество Бога. Но если постичь значение слова "Сатана", станет видно, что это дух заблуждения, который собирался и накапливался в человеке с момента его прихода на землю, это нафс, который действует как Сатана, сбивая его постоянно с пути и закрывая глаза его сердца для света истины. Как только в жизни человека происходит переворот, как только он начинает глубже вглядываться в жизнь, как только он начинает приобщаться к добру, не только получая, но и отдавая его, как только он начинает радоваться не только симпатии со стороны окружающих, но и собственной симпатии к ним, тогда наступает время, когда он начинает видеть этот дух Сатаны отделенным от своего подлинного изначального существа, стоящим пред ним, постоянно в конфликте с его врожденной силой, свободой и наклонностями; и тогда он видит, что иногда он может делать то, что желает, а иногда этот дух овладевает им и не позволяет ему делать то, что он хочет. Иногда он обнаруживает себя слабым в этой борьбе, а иногда обнаруживает себя сильным. В итоге получается, что, когда он находит себя сильным в этой битве, он благодарен и удовлетворен, а когда он находит себя слабым в ней, он раскаивается и стыдится и желает изменить себя.

Именно в это время наступает новая эпоха в жизни человека, с этого момента существует постоянный конфликт между ним самим и тем духом, который есть его эго. Это именно конфликт, это своего рода препятствие для его врожденного характера, его врожденной склонности творить добро и справедливость; и он постоянно сталкивается с этим духом, потому что тот был сотворен в его собственном сердце и стал частью его существа.

Это очень цельная и материальная сущность, настолько же реальная, насколько человек ощущает реальным себя самого, зачастую даже более реальная, и нечто внутри него, в глубинах его существа, тщательно прикрыто этой сущностью. И этот постоянный конфликт между его подлинным, изначальным "Я" и этим "я", которое препятствует духовной эволюции человека, изображается в форме креста.

Этот крест человек несет по пути своего совершенствования. Грубые страсти, любовь к комфорту и удовлетворение от гнева и раздражения – это то, что он должен побороть в первую очередь, и, когда он побеждает это, следующее, с чем ему приходится столкнуться, оказывается еще более неуловимым врагом его самого в его уме: чувствительность к тому, что говорят другие, к мнению других о себе. Он стремится знать мнение каждого о себе, или – что кто-либо говорит против него, или – не потерпели ли его достоинство или положение какого-либо ущерба. Здесь снова тот же враг, нафс, занимает другую позицию, и происходит распятие на кресте, пока идет борьба с этим нафсом, до тех пор, пока не приходит понимание, что в созерцании Бога не существует никакого "я".

Это и есть подлинное распятие; но вместе с ним приходит еще одно, которое всегда сопутствует ему и которое каждая душа должна испытать, ибо совершенство и освобождение каждой души зависит от этого. Это распятие той части человеческого существа, которую человек создал в себе и которая не является его подлинным "Я", хотя в процессе продвижения всегда кажется, что человек распинает себя.

Таинство распятия заключается в исчезновении – в уничтожении не настоящего, а ложного "я", ложного представления о себе, которое человек всегда лелеял в своем сердце и которому позволял мучить себя на протяжении всей своей жизни. Разве мы не видим этого среди наших друзей и знакомых? Те, кто привлекает нас, и те, кого мы любим и кем глубоко восхищаемся, всегда обладают одним-единственным качеством, которое действительно может нас привлечь: индивидуальностью. Дело не только в том, что их самоотверженность притягивает нас, а в том, что то, что отталкивает нас в жизни окружающих, – это не что иное, как чрезмерная раздутость нафса или, иначе говоря, плотность и тяжесть того самосозданного духа, или эго.

Учение Христа, когда он сказал: "Блаженные нищие духом", – мало кем понято. Он имеет в виду не нищих божественным духом, а нищих тем самосозданным духом; и те, кто нищ этим самосозданным духом, богат духом божественным. Поэтому можно назвать нафс духом плотности; но более подходящее слово – эго.

Всегда существуют две тенденции: одна – к искренности, другая – к лицемерию и лжи. Они постоянно действуют вместе. Ложь и правда всегда существуют бок о бок в жизни и природе. Там, где есть настоящее золото, есть и фальшивое, где есть подлинный бриллиант, есть и поддельный бриллиант; где есть искренние люди, есть и лицемерные; и в каждом аспекте жизни – в духовной сфере, в овладении знанием, в искусстве или науке – мы можем увидеть как искренность, так и лицемерие. И единственный способ узнать подлинное духовное развитие – понять степень самоотверженности, потому что, как бы человек ни притязал на духовность и ни желал быть благочестивым или набожным или добродетельным, ничто не может скрыть его истинную природу. Поскольку эго постоянно стремится выскочить наружу, оно будет выпрыгивать из-под его контроля, и если он лицемерен, он не сможет скрыть это. Так же, как фальшивый бриллиант, как бы он ни сверкал, оказывается тусклым в сравнении с настоящим и, будучи испытан и проверен, будет удостоверен как подделка, так и подлинное духовное продвижение должно подтверждаться личностью души. Именно личность удостоверяет, коснулся ли человек той более обширной сферы, где "я" не существует.

Следующую и еще более великую мистерию креста можно проследить в жизни посланников, пророков, святых. Прежде всего, никто не войдет в царство Божие, кто не был распят. В своей поэме великий персидский поэт Ираки рассказывает нам, как он пришел к воротам Возлюбленного и постучал в дверь и голос ответил: "В этом жилище нет места для кого-либо еще. Возвращайся туда, откуда ты пришел", – и он вернулся обратно. Затем, после долгого времени и после прохождения через процесс несения креста и, будучи распят, он пришел снова, на этот раз исполненный духа самозабвения, и постучал в дверь, и пришло слово: "Кто ты?", – и он сказал: "Ты единственный, ибо никого больше не существует, кроме Тебя". И Бог сказал: "Войди в это жилище, ибо теперь оно принадлежит тебе".

Именно это самозабвение, когда даже мысли о своем "я" больше не возникает, когда оно мертво, и есть осознавание Бога. Этот дух в некоторой степени можно найти в простом любящем и возлюбленной, когда один человек любит другого всем сердцем. У того, кто говорит: "Я люблю тебя, но лишь до определенного предела; я люблю тебя, но я даю тебе шесть пенсов и оставляю шесть пенсов себе; я люблю тебя, но сохраняю определенную дистанцию, я никогда не подойду ближе; мы – два отдельных существа", – его любовь смешана с его "я". До тех пор, пока это существует, любовь не выполняет в полной мере свою работу. Любовь завершает свое дело, когда она расправляет крылья и скрывает "я" человека от его собственных глаз. Это момент, когда любовь свершается. И то же происходит в жизни святых, которые любят Бога, не только заявляя или демонстрируя это, но до такой степени, что забывают себя. Это такое состояние осознавания существа, которое может быть названо крестом.

Но затем такие души имеют крест везде; каждый шаг, который они делают, есть крест, распятие. Хотя они живут по преимуществу в мире, в мире, полном лжи, полном обмана, вероломства и эгоизма, каждый шаг, который они делают, все их поступки, все, что они говорят или думают, доказывает, что их глаза и сердца открыты чему-то такому, что отличается от того, на что смотрит мир. Это постоянный конфликт. Жить в мире, жить среди людей мира и все же смотреть на жилище, которое иное. Даже если они пытаются говорить об этом, они не могут. Слова не в силах выразить истину; язык слишком неадекватен, чтобы дать реальное представление об отдаленной истине. Как сказано в Ведах, мир есть майя. Майя означает нечто нереальное; для этих душ мир становится в высшей степени нереальным, как только они начинают видеть реальность, и, когда они сравнивают мир с этой реальностью, он кажется даже еще более нереальным. Ни одно обычное существо не в состоянии представить себе, до какой степени этот мир обнажает свою суть в их глазах.

Те люди в мире, которые являются хорошими, но еще не достигли духовного совершенства, которые чувствительны, нежны, добры, видят, как обходится с ними мир, как их не понимают, как все лучшее забирают эгоисты, как тот, кто великодушен, должен давать все больше и больше; как тот, кто служит, должен служить все больше и больше, как тот, кто любит, должен любить все больше и больше; и все же мир не удовлетворен. Какой раздражающей является жизнь для таких людей! И подумайте о тех, кто достиг такой степени осознания, когда возникает огромная пропасть между реальностью и нереальностью, чей язык, когда они достигают этого осознания, становится непонятен, так что они вынуждены говорить на языке, который не является их собственным, и говорить нечто отличающееся от того, что они осознают. Это больше чем крест. Не только Иисусу Христу пришлось нести крест; каждый учитель, чей удел – передать послание, имеет свой крест.

Но тогда могут спросить, почему учителя человечества, приходившие на протяжении всех веков и обреченные нести такой крест, не уходили в леса, в пещеры, в горы, почему они оставались в мире? Руми создал прекрасный образ этого. Он рассказывает, почему мелодия тростниковой флейты так глубоко проникает в наши сердца. Это, он говорит, потому, что сначала флейта срезается с ее родного стебля, а затем делаются дырочки в ее сердце, так что сердце разбивается, и она начинает плакать. И то же самое происходит с духом посланника, с духом учителя: благодаря несению и претерпеванию креста, его "я" становится, как тростник, пустым. Это дает возможность музыканту играть свою мелодию; когда "я" становится ничем, музыкант использует его, чтобы сыграть свою мелодию. Если бы внутри еще что-нибудь оставалось, музыкант не смог бы использовать его.

Бог говорит с каждым, не только с посланниками и учителями. Он говорит ушам каждого сердца, но не каждое сердце слышит Его. Его голос громче грома, и Его свет ярче солнца – если только можешь слышать его, если только можешь видеть. Чтобы услышать и увидеть, человек должен убрать эту стену, эту преграду, которую он сделал из своего "я". Тогда он становится флейтой, на которой божественный Музыкант может играть музыку Орфея, способную очаровать даже сердце камня; тогда человек восходит с креста в жизнь вечную.

ОРФЕЙ

В легендах древних греков, а равно индусов, персов и египтян, всегда заключен глубокий смысл. Весьма интересно увидеть, что искусство греков, которое и само по себе прекрасно, имеет гораздо более глубокое значение, чем может показаться на первый взгляд; изучая его, мы обретаем ключ к этой древней культуре.

Примером этого может служить символический смысл предания об Орфее. Первая часть этого предания учит нас, что нет ничего такого, что человек однажды пожелал всем сердцем и это было бы потеряно для него навсегда. Даже если объект любви, некогда желанный для человека, заключен в глубочайшие глубины земли, где только разум может видеть, а не глаз, то и тогда его можно достичь, если стремиться к этому с достаточной целеустремленностью. Следующая вещь, которую мы узнаем, состоит в том, что для достижения желаемого одного только элемента любви недостаточно, кроме любви нужна мудрость, та мудрость, которая пробуждается в гармонии и настраивается в лад с космическими силами, помогая человеку обрести желаемое.

Мудрецы всех эпох и стран принимали за истину, что тот, кто обладает знанием звука, знает науку целостности жизни; и таким образом взывание Орфея к богам означает, что он вступил в соприкосновение со всеми гармонирующими силами, которые, объединившись вместе, доставили ему объект, который он стремился достичь. Но наиболее пленительная часть легенды и с художественной, и со смысловой точки зрения – это завершение. Орфей отправился в путь, ведя за собой Эвридику, и дав обещание, что не будет оглядываться назад. В тот миг, как он обернется, Эвридику отнимут у него навсегда. Смысл этого в том, что секрет каждого достижения заключен в вере. Если веры в человеке хватает на девяносто девять миль и лишь одна миля остается до желанной цели, то даже и тогда, если приходит сомнение, оно делает достижение цели невозможным. Из этого можно получить урок – урок, который можно использовать во всем, что мы делаем в жизни, в каждом жизненном шаге: чтобы достичь чего-либо, надо верить. Даже малейший недостаток веры в виде сомнения уничтожит все, что мы уже сделали.

"Воистину вера есть свет, а сомнение – тьма".

ТАЙНА СНА

Мы видим в нашей повседневной жизни, что лучший друг ребенка – тот, кто помогает ему уснуть. Сколько бы мы ни дарили ребенку игрушек, сколько бы ни давали кукол и сладостей, самой большой благодарностью малыш одарит человека, который помог ему заснуть. Когда благословенная рука матери укачивает его, для ребенка это величайшая польза; именно в эти моменты он наиболее счастлив.

Если больные или страдающие от боли люди могут спать, они счастливы. Тогда вся их боль уходит. Если только они могут спать, то чувствуют, что вынесут все. Поэтому они станут просить врача дать им что угодно, лишь бы уснуть. Если предложить человеку царский дворец и все удовольствия, всю роскошь, самое лучшее окружение и лучшие кушанья при условии, что он не будет спать, он скажет: "Мне этого не надо, я выбираю свой сон!".

Разница между счастливыми и несчастными состоит в том, что несчастные не могут спать. Сожаления, заботы, беспокойство и тревоги унесли их сон. Что заставляет людей принимать алкоголь или всевозможные наркотики? Только это. Когда человек употребит алкоголь, его посещает поверхностный сон, вызванный сильным стимулятором.

Его руки и ноги спят, его язык спит; он не может разборчиво говорить; он не может ходить прямо и падает. Радость этого сна так велика, что, если человек однажды напился, ему хочется напиться опять. Тысячи раз он клянется, что больше не будет пить, но все повторяется снова.

В одной из поэм Руми говорится: "О сон, каждую ночь ты освобождаешь пленника от оков!". Пленник, пока он спит, не знает о своем плене; он свободен. Несчастный не несчастен; он доволен. Страдалец больше не чувствует боли или горя. Это показывает нам, что душе не присущи ни боль, ни несчастье. Если это было так, это всегда будет так, пока тело спит. Душа не чувствует страданий тела и ума; только когда человек пробуждается, душа начинает думать, что охвачена болью и несчастьем. Все это помогает нам понять великое благословение сна. И это великое благословение дается нам даром, как и все лучшее в жизни. Нам не приходится платить за сон. Мы платим тысячи фунтов за драгоценности, за камни, в которых нет для нас никакой пользы, тогда как хлеб можем купить за гроши.

Человек не знает, как велика ценность сна, потому что приносимую им пользу нельзя увидеть или пощупать. Если человек занят, если у него есть дело, приносящее деньги, он может заниматься им даже за счет сна, потому что видит, что получает так много фунтов и так много шиллингов; но он не замечает того, что дает ему сон.

Когда мы спим, мы обычно испытываем два состояния: сновидение и глубокий сон. Сновидение – это бесконтрольная деятельность ума. Когда мы пробуждены, когда наш ум работает бесконтрольно, он показывает нам картины, приходящие из хранилища впечатлений, – мы зовем это воображением. Когда мы контролируем деятельность ума, мы называем это мыслью. Картины воображения, приходящие во время сна, мы называем сновидениями. Мы не называем их реальностью, потому что пробужденное состояние показывает нам нечто другое; но, пока мы не пробудились, сон для нас реален.

Во время глубокого сна человек обычно не сознает ничего, а когда просыпается, чувствует себя свежим и обновленным. Что мы делаем, когда быстро засыпаем? Душа в это время освобождается из оков тела и ума. Она становится свободной; она отправляется к собственному элементу, к высшим сферам, радуется пребыванию там и чувствует себя счастливой. Она испытывает все счастье, все благословение и мир, которые там есть.

Кроме сновидений и глубокого сна к нам могут приходить видения. Мы их видим, когда душа во сне активно действует в высших сферах. То, что она там видит, ум интерпретирует в аллегорических картинах. Душа ясно видит подлинные вещи, а то, что получает из этих впечатлений ум, только более или менее соответствует тому, что видит душа. Поэтому вещь воспринимается в форме картины, аллегории, иносказания, которые мудрец может истолковать, потому что он знает язык этих сфер. Если он видит себя поднимающимся в гору или спускающимся с горы, если он видит себя в лохмотьях или в роскошном платье, в самолете или в пустыне, он знает, что все это означает. Невежественный человек не знает; он просто думает, что это был сон и ничего более.

Человек лицезрит в видении либо то, что касается его самого, либо то, что касается других людей, которые ему интересны. Если он интересуется своей нацией или человечеством в целом, он увидит то, что должен сделать ради блага родного народа или человечества.

Во сне можно услышать голос или получить послание в буквах. Это более высокая форма видения. Святые и мудрецы лицезрят в видении именно то, что должно случиться, или обстоятельства настоящего времени, потому что их ум находится под контролем воли. Даже во сне их ум ни секунды не считает, будто может действовать независимо от их воли. Поэтому, что бы ни увидела их душа, оно оказывается точно таким, каким привиделось. Они имеют видения, даже когда бодрствуют, потому что их сознание не привязано к земному плану. Оно пробуждено и свободно действует на высших планах.

Кроме сновидения, видения и глубокого сна мистики испытывают два других состояния: самостоятельно вызванное сновидение и самостоятельно вызванный глубокий сон. Совершить это – цель мистицизма. Это так просто, что может быть объяснено в нескольких словах, и в то же время так сложно, что я склоняю голову перед тем, кто этого достиг. Достичь этого можно посредством концентрации и медитации.

Очень трудно удерживать в уме одну мысль, освободив ум от всех других мыслей и картин. Тысячи мыслей, тысячи картин приходят и уходят. Повелевая этим, мистик повелевает всем; затем он пробуждается на этом плане так же, как и на высшем плане, и для него первый становится сном, а второй – бодрствованием. Люди могут сказать, что мистики совершившие это – великие оккультисты, люди, имеющими большие психические способности; но цель их состоит не в этом. Их цель – это подлинное сознание, настоящая жизнь, простирающаяся по ту сторону: Бог. Когда эта жизнь раскрывается для них, вся мудрость открыта для души и все книги, все учения мира становятся понятны им.

СОЗНАНИЕ

Способно ли сознание видеть без глаз или ему нужны для этого глаза – вопрос, приходящий на ум всем метафизикам. Если сознание само по себе способно видеть, без помощи глаз, зачем тогда были созданы глаза? Некоторые люди способны видеть то, что происходит на расстоянии многих сотен миль или случится через много лет. В Хайдерабаде жил дервиш, имевший привычку курить очень крепкий гашиш. Выпуская дым изо рта, он вглядывался в него и отвечал на любой вопрос, который ему задавали. Если кто-либо спрашивал: "Где сейчас мой дядя?" – он мог ответить: "Твой дядя? В Калькутте, возле рынка, во втором доме слева. Твой дядя сидит в своей комнате, рядом его слуга, а перед ним стоит его ребенок". Какой бы вопрос ему ни задали, он всегда давал ответ. Перед его сознанием не было внешнего "я", и поэтому оно могло видеть посредством глаз другого человека – дяди или еще кого-либо. Но он видел все это не без помощи глаз.

Когда я был в России, то встретил там одного африканца, совсем простого человека без всякого образования. Ночью, во время сна, он узнавал, что сказал или сделал любой человек, заходивший в дом. Это происходило потому, что его душа могла бродить по дому и видела при помощи глаз тех, кто заходил в дом.

Способность видеть изначально присутствует в сознании. Поэтому среди имен Бога есть имена "Басир" – Видящий и "Сами" – Слышащий. Басарат, способность видеть, становится более ясной с приближением ее к проявленному миру. Таким образом, вселенское сознание видит глазами каждого живого существа на земле. В одно и то же время оно смотрит глазами миллионов существ на земле. Вор может украсть что-либо, спрятать, скрыть от всех и думать, что никто его не видел; но он не способен укрыться от взгляда того сознания, которое находится в нем самом и смотрит его глазами. Это не так, что Бог смотрит вниз с расстояния и видит все творения на земле; он видит посредством глаз этих самых существ. Может возникнуть вопрос о том, не ограничивает ли это Бога, не делает ли беспомощным и зависимым; но, если даже нам это и представляется таким, виной тому то, что мы сжимаем Бога до части Его существа. Мы отнимаем у него одну часть и называем ее своей, нашим "я", тогда как в действительности все это есть Бог, Единосущий. Индийский поэт сказал: "Что я назову своим "я"? Все, что я вижу – Твое; тело, ум, душа – все это Твое. Ты есмь, меня нет".

Мистики во сне видят не только то, что может происходить на расстоянии, но и во всех временах. Когда-то в Дели жил мистик, или муршид, по имени Шах Алам. Однажды во время стрижки у цирюльника он смотрел в маленькое зеркало, какие используются в Индии. Внезапно он швырнул зеркало на землю и оно разбилось на кусочки. Бывшие с ним мюриды растерялись; цирюльник тоже удивился, не понимая, что заставило его бросить зеркало с такой жестокостью. Но потом муршид объяснил, что случилось: один из его мюридов в это время плыл морем из Аравии в Индию; шторм разбил корабль, и этот человек находился в большой опасности. Он стал просить своего муршида о помощи, и тот увидел все происходящее в зеркале и спас его.

До определенной степени просветленная душа может получить представление обо всех прошедших событиях в эволюции человека. Но неужели эти глаза настолько вместительны, что сохраняют внутри себя все, что видят? И неужели ум, благодаря которому человек обретает память, самое удивительное из всех средств хранения информации, всегда помнит все, что видел и испытывал в жизни? Нет, сохраняются только определенные вещи, произведшие наиболее глубокое впечатление. Если бы мы могли помнить все – все сказанные другими плохие и хорошие слова, все прочитанные нами книги и все глупые и сумасшедшие вещи, которые нам приходилось слышать, чем бы мы стали в конце концов? Люди имеют разум; у них есть тело; их здоровье тесно связано с тем, что в них входит, а затем выходит. Если бы это было не так, человек не смог бы жить, поэтому он принимает только суть, а остальное отбрасывает. К тому же, то, что он берет из мира ангелов и мира джиннов, это только сущность – сущность опыта. Тому, кто помнит все плохое и все хорошее, случившееся в прошлом, не стоит завидовать, потому что ему наверняка приходится испытывать многочисленные угрызения совести, а это не может не наполнять его горечью. Забыть – это величайшее облегчение, подобное омовению в Ганге. Настоящее может предложить нам так много прекрасных вещей, и если мы просто откроем глаза и взглянем на них, то нам уже не придется искать прекрасное в прошлом. Прекрасное всегда здесь.

СОВЕСТЬ

Совесть является продуктом ума, причем лучшим его продуктом. Это сливки его деятельности. Но совесть человека, живущего в одной стране, может совершенно отличаться от совести жителя какой-нибудь другой местности, потому что будет сделана из другого элемента. Например, в древности существовали сообщества разбойников, которые считали себя призванными грабить караваны, следовавшие через их территорию. Их мораль и принципы были таковы, что, если бы одна из жертв взмолилась: "Я отдам вам все, чем владею, только отпустите", – они бы ответили: "Нет, мы хотим увидеть твою кровь". Они не отпускали никого, не нанеся раны; они как бы говорили: "Мы не принимаем от тебя никаких даров; мы не нищие – мы разбойники. Наше ремесло заставляет нас рисковать жизнью; мы отважны и поэтому вправе делать все, что захотим". Такая же мораль была и у некоторых пиратов. Они верили в то, что их занятие добродетельно, и благодаря этому становились королями. Одни и те же люди, когда малы, – они грабители, но когда они становятся великими, – они короли.

Таким образом, совесть – это то, что мы сами создали. В то же время это самое прекрасное из того, что мы можем создать, точно так же, как мед есть лучшее, что в силах создать пчелы. Красивые впечатления жизни, нежные мысли и чувства копятся в нас и творят представление о хорошем и плохом. Если мы идем против совести, то это приносит дискомфорт. Счастье, утешение в жизни, мир и покой зависят от состояния нашей совести. Вся жизнь в этом мире основана на договоренностях и принятых идеях, и совесть воздвигается на этом основании. Для того чтобы обычаи могли развиваться, они требуют особой окружающей среды. Они являются причиной человеческих различий, и ни одна из цивилизаций, даже самая развитая, не может их избегать. Прогресс цивилизации создает необходимость такого рода. Люди принимают их без удовольствия, но все-таки живут в соответствии с этими соглашениями. Человек искусства свободен от условностей, потому что живет в своем собственном мире, и чем более велик художник, тем более это проявляется; но обычный человек не может жить в гуще мира, пренебрегая обычаями.

Самый лучший способ понять цивилизацию – это духовный путь. Однажды, когда человек поймет духовную мораль, то нет нужды изучать мораль, созданную человеком, – она появится сама собой. Как только человек начинает уважать удовольствие и неудовольствие Бога в чувствах каждого человека, с которым общается, он не может не стать более утонченным, какими бы ни были обстоятельства его жизни. Он может жить в хижине, но его манеры и обращение превзойдут все, на что способны обитатели дворцов. Более того, едва лишь человек начнет судить свои поступки, в его природе разовьется справедливость и все, что он сделает, будет справедливым и порядочным; для этого ему не нужно слишком много изучать внешние условности. А еще есть суфийская концепция Бога как Возлюбленного. Если придерживаться ее, а именно представления о том, что в каждом человеке в большей или меньшей степени присутствует божественный дух, и эта концепция практикуется в обыденной жизни и учитывается во взаимоотношениях с каждым человеком, тогда мы начнем рассматривать всех людей с тем же поклонением и уважением, с тем же вниманием и предупредительностью, которые испытываем к Возлюбленному, к Богу.

Таким образом, духовная жизнь учит человека замечать то лучшее, что присутствует в обычаях. Когда цивилизация подойдет к тому, чтобы выстроиться на духовном основании, а это непременно случится однажды, условности мира обретут подлинность и значимость.

Совесть рождается из сути фактов, но не из истины. Ведь истина стоит над всем; она не имеет отношения к совести. Но понимание истины подобно ручейку, который расширяется и становится океаном, и тогда человек восходит к такому уровню понимания, что осознает: все истинно и все есть истина. Больше ничего нельзя сказать об абсолютной истине, а все остальное – майя; если придерживаться этой точки зрения, ничто в мире не будет неправильным и ничто не будет правильным. Если мы принимаем правду, то мы обязаны принять и неправду. Теория относительности Эйнштейна есть теория того, что индусы назвали Майей, иллюзией, иллюзией причиняемой относительностью. Все существует лишь постольку, поскольку принимается нами; мы признаем то или иное правильным, хорошим, прекрасным, и то, что однажды было принято, становится частью нашей натуры, нашего индивидуального "я"; если же мы не принимаем что-либо таковым, то этого не происходит. Ошибка, пока мы не признаем ее таковой, не является ошибкой; но, будучи принята за ошибку, она ею становится. Можно сказать, что мы не всегда знаем, что это была ошибка; но разве мы не узнаем об этом по болезненным последствиям? А это тоже принятие ошибки.

Есть дервиши, которые работают против общепринятых фактов например против того факта, что огонь вызывает ожоги. Они прыгают в огонь и выходят из него целыми и невредимыми. Они говорят, что адское пламя – не для них. Если они могут доказать, что огонь не причиняет им вреда здесь, определенно, для них не будет огня и в грядущей жизни.

Лучший способ проверить жизнь – это всегда использовать свою совесть как инструмент для тестирования всего, показывающий присутствие гармонии или дисгармонии. Но и в каждом человеке тоже происходит постоянное действие и реакция совести. Причина этого – наличие различных фаз существования человека. В одной фазе он менее мудр; если же он глубже заглянет в себя, то его мудрость прибавится. Совершенное им в одной сфере он отрицает в другой. Человеку надо так много всего отвергнуть и победить в самом себе, что действия и реакции совести происходят в нем даже без контакта с другими людьми.

Иногда человек в одном настроении может быть демоном, а в другом – святым. Есть время и настроения, когда человек совершенно безрассуден; есть порывы к хорошему и порывы к плохому – такова человеческая натура. Поэтому нельзя утверждать, что в злом человеке вовсе нет ничего доброго, а в добром – ничего злого. Но в наибольшей степени на совесть человека влияет его собственное представление о добре и зле; второе по значению влияние – представления об этом других. Вот почему человек несвободен.

С совестью дело обстоит так же, как и со всем прочим. Приученная царить в мыслях, речи и поступках человека, она становится сильнее; если же этого не происходит, она слабеет и из контролера превращается в пытку.

Совесть – это свойства всего сердца в целом, а сердце состоит из рассудка, мыслей, памяти и сердца как такового. Сердце в своих глубинах связано с божественным Разумом, так что в глубине сердца присутствует более великая справедливость, чем на поверхности; именно поэтому оттуда исходит вид интуиции, вдохновения, знания, потому что внутренний свет проливается на нашу личную концепцию вещей. Тогда обе части сливаются. В совести Сам Бог сидит на троне справедливости.

Человек, осужденный собственной совестью, более несчастен, чем тот, кого осудил суд. Человек, чья совесть чиста, может быть осужден на изгнание или тюрьму и все же останется львом, хотя и львом в клетке, – ведь даже в клетке возможно внутреннее ощущение счастья. Но если совесть человека внушает ему презрение к самому себе, то это худшее наказание, горше которого не может назначить ни один суд. Саади прекрасно выразил это; он увидел трон Бога в совести и сказал: "Позволь мне признаться в своих ошибках тебе лишь одному, чтобы не пришлось мне идти ни к кому в мире унижать себя".

Если мы допускаем унижение, значит мы унижены, считаем мы так или нет. Это не зависит от другого человека, который унижает нас; это зависит лишь от нас самих. Даже если весь мир уверен в обратном, его уверенность ничего не значит, если наш ум чувствует унижение; а если ум не принимает нечто за унижение, то оно и не является для нас таковым, что бы там ни думал мир. Если придут тысяча людей и назовут нас злыми или безнравственными, мы не поверим им, пока наше сердце не подскажет нам, что это так. Но едва только сердце скажет: "Я – злой", – а тысяча людей могут твердить: "Ты – добрый", – то голос сердца будет звучать для нас громче. Если мы сами сдались, никто другой не сможет нас поддержать.

Конечно, лучше всего избегать унижения, но, если человек не в состоянии сделать это, он становится своего рода пациентом, нуждающимся в помощи врача. Ему нужен кто-то достаточно сильный, чтобы помочь; ему нужен руководящий ум, который бы заботился о нем и вывел из этого состояния. Если человек становится пациентом, он не может сам себя полностью вылечить; он в состоянии сделать многое, но все равно нуждается в докторе. Конечно, когда чувство унижения проникло в ум, то его следует принять как урок, как необходимый яд. Но яд всегда остается ядом. То, что попало в ум, начинает расти в нем. Его надо удалить оттуда; оставленное, оно разрастется. Такие впечатления, как унижение, страх и сомнения будут расти в подсознании, принося плоды, и в определенный момент времени человек осознает их.

ДАР КРАСНОРЕЧИЯ

Сравнивая царства минералов, растений и животных с человечеством, мы замечаем, что не только человек, но и все остальные существа наделены даром выражения. Камень обладает наименьшей способностью к выражению, и к нему мы чувствуем наименьшую привязанность. Мы бьем и колем его, мы добываем его в каменоломнях, и находим для него всевозможное применение, и совсем не симпатизируем ему, потому что он не разговаривает с нами. Он говорит нам слишком мало. Гораздо больше симпатии мы испытываем к растению; мы любим его, оберегаем, даем ему воду, и, поскольку оно обладает большей выразительностью, мы заботимся о нем больше. Но и среди камней есть некоторые, говорящие с нами более других; в особенности мы ценим алмазы, рубины и изумруды. Мы платим за них тысячи фунтов; мы носим их на себе.

Животные наделены гораздо большим даром выражения, чем растение или камень, и кажутся нам несравнимо более близкими существами. Собака вилянием хвоста, прыжками, каждым моментом своей жизни говорит: "Я тебя люблю", – и мы дарим ей значительно больше заботы. Мы не нуждаемся в том, чтобы рядом с нами в кресле лежало растение, но если собака сидит в кресле, то нам это нравится. Кошка тоже не владеет речью, но все равно умеет общаться с нами своим голосом. Во всех частях света люди ценят соловья за его голос, его выразительность. В лесах множество птиц, о которых мы никогда не думаем, потому что они не имеют голоса. Но певчих птиц мы все знаем и любим держать попугаев, которые могут говорить.

В Коране говорится, что Аллах сделал человека Халифом, правителем над всеми творениями, благодаря этому его дару – речи. Только человек наделен даром красноречия. Но тогда как одни люди подобны камню, некоторые – растению или животному, другие обладают человеческими качествами. Человек, похожий на камень, не способен к выражению; в нем нет магнетизма, притягательной силы. Он имеет лишь то, что присутствует в его внешнем облике – совсем как камни, пусть даже рубины и изумруды; если отбросить внешнее, больше ничего не останется. Человек, подобный растению, лишен интеллекта; у него есть лишь некоторые чувства, некоторая индивидуальность. Он может быть красив, а может походить на колючку или ядовитое растение. Человек-животное наделен чувствами и страстями, но не способен их выразить. Лишь тот является подлинно человеческим существом, кто наделен даром выражения, кто может говорить о том, что он чувствует.

Дар красноречия у индусов олицетворяет Вак, богиня речи. Почему не бог? Потому что тот, кто говорит, отзывчив Создателю, Богу внутри нас[5]. Индусы также различали три типа людей: ракшаса, или монстр, мануша, или человек, и дэвата, богоподобный человек. Монстром является тот, кто лишен речи и чувств. Человек-мануша наделен чувствами, но лишен выражения. Богоподобный человек красноречив; и именно это делает его тем, кто он есть.

Красноречие существует от начала времен, потому что вначале было Слово, предшествующее созданию человека. Но ни камень, ни растение, ни животное не могли выразить Слово; это оказалось по силам только человеку, и когда он это сделал, то стал инструментом письма для Божественного Сущего. Вот почему творение обрело в человеке совершенство, вот почему он стал высшим из всех живых существ. Но говоря и раня своей речью сердце и чувства другого человека, он злоупотребляет красноречием. Русская пословица гласит: "Красноречивый язык – это меч, побеждающий мир". Меч может побеждать, а может и убивать. И язык тоже способен или побеждать, или разить. Эта же мысль выражена в евангельской проповеди: "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю".

Мир подобен куполу, где все сказанное возвращается к нам. Если мы скажем: "Как красиво!" – эти слова вернутся к нам. Если скажем: "Ты глупец!" – эхо отзовется: ты глупец. Иной может считать себя очень важной персоной, которой позволено говорить все что вздумается, но однажды эхо его дурных слов настигнет его.

Иногда человек и не хотел бы говорить другу ранящих слов, но, сам не желая того, говорит грубо, потому что его ум переполнен плохими впечатлениями, хранящимися в нем. Поэтому мы должны сохранять только хорошие впечатления, не удерживая при этом другие, для того чтобы от нас исходило только добро.

О предмете можно говорить двумя способами. Прежде чем начать говорить, можно вспомнить все известное о предмете, а затем перечислить все доводы, всплывшие в уме. Это речь попугая. Человек повторяет то, что он выучил, совсем как попугай, говорящий определенные слова, потому что его научили так делать. Другой способ высказываться состоит в том, чтобы опереться на хранилище, на знание, всегда присутствующее в самом человеке. Чтобы обнаружить это знание, нужна стрела; такой стрелой служит глубинное чувство, что пронзает все преграды. Знание всегда с нами, но без красноречия мы отрезаны от него.

Когда мы видим ковыляющего по улице кривобокого калеку, то очень легко посмеяться над ним, но маленькое чувство вызовет в нас сожаление, а глубинное чувство принесет с собой способность выразить сожаление и сострадание.

СИЛА МОЛЧАНИЯ

В веданте дыхание называется праной, жизнью. Дыхание – это цепочка, связующая воедино тело, сердце и душу. Дыхание так важно, что когда оно уходит, то покинутое им тело – тело, которое так любили и о котором так заботились, что даже из-за маленького насморка или кашля бежали к докторам и хватались за лекарства, становится больше не нужно. Оно уже не может оставаться живым.

Речь являет собой разрыв в дыхании. Иначе говоря, когда человек говорит, ему приходится делать больше вдохов и выдохов, чем в случае молчания. Дыхание подобно обручу, с которым играют дети: чем сильнее удар палочки, тем больше оборотов сделает обруч, катясь по земле; когда импульс толчка будет исчерпан, обруч упадет. Можно также привести в пример ход часов. Часы идут в течение такого периода времени, на который хватает их завода; его может хватить на двадцать четыре часа или на неделю, но дольше этого срока они идти не смогут, как бы сильно их ни заводили. Или вспомним детский волчок: он делает столько оборотов, на сколько хватит силы, с которой его раскрутили, а когда сила исчерпана, волчок падает.

От первого вздоха зависит, насколько длинной будет наша жизнь: сколько вдохов и выдохов нам отпущено. Разговаривая, мы тратим очень много жизненных сил; молчание в течение одного дня означает удлинение жизни на неделю или больше, а день, проведенный в разговорах, отнимает неделю жизни. Молчание – это лекарство от многих бед, хотя человек, живущий в миру, разумеется, не может практиковать его постоянно. Но он в состоянии следить за своими словами; человек мог бы помнить, что за каждое сказанное им слово он будет награжден небесами или наказан адом.

В Индии с древних времен живут мистики, которых называют муни. Они никогда не говорят, хотя в остальном живут как все люди. Эти мистики часто живут намного дольше, чем мы в настоящее время: триста лет, пятьсот лет и даже более.

При воздержании от речи дыхание остается непотревоженным; оно равномерно и спокойно. Мистики всегда уделяли большое внимание дыханию и сделали его изучение принципиальным моментом своих занятий. Тот, кто овладел дыханием, овладел и собственной жизнью; тот, кто не может управлять дыханием, подвержен всем возможным болезням. Есть люди, управляющие дыханием бессознательно, например боксеры и борцы, а также некоторые люди, ведущие праведную жизнь.

В наше время мы настолько любим поговорить, что оставшийся в одиночестве человек испытывает желание выйти из дома и попытаться найти какого-нибудь собеседника. Часто люди наедине с собой начинают разговаривать с окружающими предметами, а многие говорят сами с собой, если больше не с кем. Если бы кто-нибудь объяснил им, они бы, возможно, поняли, как много энергии теряют с каждым сказанным словом. Молчание – это расслабление ума и тела; оно дарит отдых и лечит. Сила молчания очень велика, и не только с точки зрения получения и накопления энергии и жизненной силы, но и с моральной: много пользы можно приобрести молчанием.

Многие глупости, совершаемые нами, это глупости речи. За каждую неделю на одно ошибочное действие мы совершаем тысячи ошибок речи. Часто мы оскорбляем или раним другого только лишь потому, что слишком много говорим; воздержись мы от речи, этого бы не случилось.

Кроме того, существует тенденция к преувеличению. Все идеалисты, любящие чем-либо восхищаться, имеют склонность к преувеличениям. Если человек вышел из дома и увидел на плакате, что прилетает "цеппелин"[6], он стремится напугать своих друзей и рассказывает, что летят двадцать "цеппелинов". Когда его друзья впадают в панику, он испытывает определенное удовлетворение. Если идеалисты питают нежные чувства к другому, они говорят, что он – солнце и луна в небесах. Нет никакой нужды говорить все это.

В разговорах человек развивает в себе еще и склонность к противоречию. Что бы ни говорилось, он желает сказать нечто противоположное. Он становится похож на боксера или борца: если ему не с кем мериться силами, он чувствует себя обманутым, настолько велика его склонность к речи.

Однажды я присутствовал на приеме в доме друга, где среди людей был некто, споривший с каждым гостем, так что все они от него устали. Я старался избежать общения с ним, но кто-то представил нас друг другу, и, когда он услышал, что я преподаю философию, он решил: "Вот кто мне нужен". Первым делом он сказал: "Я не верю в Бога". Я спросил его: "В самом деле? Но верите ли вы в этот проявленный мир, в красоту этого мира многообразия и в то, что за ним стоит сила, породившая все это?". Он ответил: "Я верю во все это, но почему я должен поклоняться определенной личности и называть ее Богом? Я верю во все это, но не называю это Богом". Я сказал ему: "Вы верите, что каждое следствие имеет свою причину и что у всех этих причин должна быть одна изначальная причина. Вы называете это причиной, я – Богом; это одно и то же. Всегда есть кто-то главный, которому вы отдаете честь, кто-то над вами, перед которым вы склоняетесь, например, отец и мать, есть нечто светлое, что вы любите и чему поклоняетесь, есть кто-то, к кому вы относитесь с уважением, некая сила, перед которой вы чувствуете себя беспомощным. Каким же могуществом должна обладать Личность, которая создала и теперь держит под контролем все это, и насколько более она достойна веры и почитания!". Он ответил: "Но я не называю ее божественной силой, я зову ее универсальной силой, свойством, действующим механически, согласовывая все". Когда я пытался удерживать разговор на одном предмете, он перескакивал на другой; когда я следовал за ним, он опять перескакивал на следующий, пока наконец я не бросил это занятие, припомнив слова Шанкарачарья: "Все невозможное можно сделать возможным кроме одного: нельзя подвести к истине ум глупца".

Стремление противоречить может разрастись настолько, что, даже если человек слышит собственную мысль из уст кого-то другого, он занимает противоположную позицию, чтобы обеспечить возможность спора. Есть персидская поговорка: "О Молчание, ты есмь бесценное блаженство, ты скрываешь промашки глупцов и даришь вдохновение мудрым!".

Как много неразумного мы говорим из одной только привычки говорить! Как много бесполезных слов произносим! Если нас представили кому-то, то мы обязаны говорить, иначе нас сочтут невежливыми. И начинается беседа вроде этой: "Какой ясный день; сегодня холодно", – или еще что-нибудь о погоде и так далее; привычка к таким бесцельным беседам со временем превращается в болезнь, так что человек не может успокоиться, пока не опустошит головы окружающих обсуждением бесполезных вещей. Он больше не может ни минуты прожить без того, чтобы следовать этому самоинтересу; он становится так увлечен речью, что может в один прекрасный день рассказать историю своей жизни незнакомцу, не давая ему вставить слово, хотя человек может быть весьма этим раздражен и готов сказать: "Мне-то что за дело?" Люди также часто выбалтывают тайны, о чем потом им приходится жалеть.

Под властью этих же чар человек выказывает в своих речах равнодушие, гордость, предубеждение, в чем после раскаивается. Все это порождается отсутствием контроля за речью. Иногда слово оказывается более ценным, чем все сокровища мира, а в других случаях слово может обратиться в меч.

Есть разные пути к вдохновению, но лучший среди них – молчание. Все мистики хранят молчание. Во время странствий по Индии я встречал многих великих людей, и все они воздерживались от речи хотя бы несколько часов в день, а некоторые – все двадцать четыре часа в сутки.

В Хайдарабаде жил мистик по имени Шах Кхамуш. Его звали так по причине его молчания. В юности это был очень умный и энергичный человек, который однажды пришел к своему муршиду с очередным вопросом наготове, что так естественно для ученика. Муршид сидел, погруженный в экстаз, и так как он не желал говорить, то приказал ему: "Молчи". Мальчик был глубоко поражен. Он никогда прежде не слышал таких слов от своего муршида, всегда такого доброго, терпеливого и готового ответить на любой вопрос. Но этого урока хватило ему на всю жизнь, поскольку он был разумным человеком. Он вернулся домой и не говорил ни с кем из семьи, даже с родителями. Тогда его муршид, видя это, тоже перестал разговаривать с ним. В течение многих лет Шах Кхамуш не проронил ни слова, и его психическая сила возросла настолько, что достаточно было взглянуть на него, чтобы испытать вдохновение. Одним своим взглядом он вдохновлял любого. Одним взглядом лечил. Это случилось не так давно, лет двадцать пять назад.

Активность несет опьянение, а в наши дни активность так увеличилась, что с утра до вечера у нас нет ни минуты передышки из-за каждодневной вечной занятости, заставляющей нас без конца двигаться. К вечеру мы так устаем, что хотим только спать, а с утра все начинается снова. Этот образ жизни многое губит; человек так жаждет удовольствий, что забывает о жизни, которая сама по себе является удовольствием. У каждого должен быть хотя бы один час в день, посвященный тишине и неподвижности.

Следом за молчанием речи приходит молчание мыслей. Иногда человек сидит неподвижно, ничего не говоря, но мысли его непрерывно скачут. Ум может не хотеть этих мыслей, но они все равно приходят. Ум оказывается для них танцевальным залом, в котором они беспрепятственно кружатся и кружатся. Надо, чтобы одна мысль стала такой интересной, такой важной, что смогла бы вытеснить все прочие.

Когда мысли утихомириваются, наступает тишина в чувствах. Мы можем ничего не говорить против какого-либо человека, можем даже не иметь мыслей против него, но если хотя бы легкая неприязнь к нему присутствует в нашем сердце, то он это почувствует. Он ощутит в этом сердце ожесточение. Так же обстоит дело с любовью и привязанностью.

Абстрактное означает существование за пределами этого мира, где все формы существования сливаются, где все они встречаются друг с другом, и это отвлеченное состояние имеет собственное звучание. Когда этот звук также затихает и человек поднимается над ним, он достигает высшего состояния, наджат, Вечности; но, определенно, чтобы достичь этого состояния требуется очень много усилий.

СВЯТОСТЬ

Человек часто задается вопросом о том, что означает слово "святой". Иногда его понимают как духовный, благочестивый, чистый, религиозный; но ни одно из этих слов не объясняет полностью его значения. Святость – это следующая ступень над благочестием. Богоосуществление или богоосознание есть благочестие; самоосуществление есть святость. Первый шаг к самоосуществлению – это именно осуществление Бога в себе; не через самоосознание человек осуществляет Бога.

Святость есть искра божественности в человеке, и нет такой души, которую можно было бы признать лишенной этого. Искра божественного – это сам свет, и, хотя он существует и на низших уровнях творения, у животных и птиц, деревьев и растений и у любой другой формы жизни, именно в человеке он получает возможность развиться в пламя. Сначала этот свет сокрыт в сердце человека, но по мере того, как сияние божественности начинает излучаться из сердца, в человеке появляются признаки святости. Это происходит потому, что святость не является человеческим наследием; она унаследована каждой душой от Бога. Но проявляется она лишь тогда, когда сердце открыто и из божественной искры взвивается вверх язык пламени, освещающего путь человека в жизненном странствии к духовной цели. Именно из-за непонимания этого человек может признавать определенного учителя, в котором он сам, или его друзья, или предки видят божественность, и в то же время отвергать всякого другого учителя, несмотря на его очевидную святость. Святость не принадлежит какой-либо конкретной расе, сообществу или семье. Она естественно проявляется в жизни некоторых; в жизни остальных ее приходится отыскивать. Огонь присутствует в них, но он похоронен; его надо извлечь на поверхность. Иногда требуется раздувать огонь, чтобы помочь ему разгореться.

Святость имеет различные смыслы в зависимости от того, с чем она связана. Религиозная святость – это нравственность, философская святость – это истина, духовная святость – экстаз, святость в магии – это могущество, святость в героизме – это храбрость, святость аскета – это безразличие или беспристрастность, святость поэта – красота, а святость лирика – любовь.

Существует много рассказов о святых, живших в пещерах в Гималаях. О них можно прочитать в книгах. Нет сомнения, что души, достигшие высших степеней осуществления души, действительно испытывают стремление удалиться от мира и его раздоров и отыскать себе уголок, где никто их не найдет; однако немало в высшей степени медитативных людей можно встретить и в людской толпе. Я видел просветленных в разных обличьях: среди нищих и богачей, бродяг и правителей, среди религиозных и нерелигиозных людей. От всех них постоянно исходили духовные вибрации, и всеобщее братство, которое естественным образом вдохновляет душу, сознающую свое Я, проявлялось в их каждодневной жизни.

Девять лет своей жизни в Индии я провел в путешествиях с юга на север и с запада на восток, странствуя в поисках святых душ, и никогда в мой ум не закрадывалась мысль, что святые принадлежат к какой-то конкретной религии или вероисповеданию. Индуист склоняется перед своими божествами, мусульманин взывает к своему Господу, парс поклоняется огню, но верующий, ищущий Бога, ищет тайные жилища святых. Бог говорит с верующим устами святого, тогда как Бог ортодокса скрыт в теориях, Бог идолопоклонника заключен в святыне, а Бог исследователя-интеллектуала теряется в неясностях. Стремление к духовному осуществлению, родившееся в моем сердце, всю жизнь заставляло меня искать эти святых. Кто ищет, тот находит; и мне тоже удалось найти такие души. Я встречал их не только в глубинах лесов или в горных пещерах, но даже среди толпы.

Возникает вопрос: можно ли распознать в человеке святость по его поступкам? Конечно, ее можно увидеть в поступках, но кто возьмется судить поступок, если даже для мудреца трудно высказать суждение о поступке наихудшего из грешников? Кто кроме глупца примется судить святого? Несомненно, святость можно узнать в доброте, однако никто не может установить стандарт доброты, поскольку то, что для одного хорошо, для другого плохо; иногда для одного является ядом то, что для другого – лекарство. Доброта каждого человека особенна. Самый плохой человек на свете может упрекнуть самого лучшего в недостатке доброты, если пожелает, потому что никогда еще доброта одного человека не оказывалась таковой для всех и никог