«Как только заметишь в себе или рядом малейший росток зла, – тащи его на свет, не дай ему развиться. Зло расцветает во тьме.
Сын! Ты узнал о различии добра и зла так рано потому, что я далеко от тебя и мамы. И тебе придётся заменить меня. Но ты ведь знаешь, что мы разлучены не навсегда? Сменятся времена и пространства – и мы встретимся.
Голосом и словами твоей мамы я скажу тебе то, что ты хорошо запомнишь. А позже обдумаешь и поймёшь.
Мы живём в сложном мире. Ты уже слышал о працивилизации, которая предшествовала всем известным. Не было никакой працивилизациии. А была и есть одна, движущаяся в пространствах и временах, расщепляясь и заново сливаясь. То, что происходит с нами, – пока только проект реальности. Для её полного воплощения нам придётся пройти в будущее, оттуда вернуться в прошлое, создав то, что в настоящем уже служит нам непонятным пока образом.
Где истоки судьбы, если временные фазы склеены не в одной лишь непрерывности, но и в параллельных существованиях? Но круговращение – не повторение пройденного. Мы воспринимаем разумом моменты фиксации, точки переходов. А движение – вне них. Чтобы понять, надо увидеть и станцию остановки, и себя на перроне.
На пороге гибели люди поняли: самая сильная сила не в оружии и технике защиты или нападения. Она – в русском смехе Дениса Салтыкова, в индейском спокойствии твоей мамы, в заострённых покаянием молитвах беженцев в лагерях-резервациях.
Внутренняя сила землян смогла сделать то, что не удалось миллионолетней цивилизации фаэтов. И смогла потому, что опиралась на первичное, вечное.
Разве можно теперь потерять найденное? Испытания – это и проверка. Наибольший шаг сделан: объединение в вере. Двигаясь дальше по обретённой дороге, мы обязаны обрести единство очищенных душ. Иллюзии, заблуждения, ошибки пока заслоняют свет будущего.
Мама расскажет тебе о раздельности и единстве Лерана Кронина и Эрланга. Когда я стал Лераном, Эрланг приходил ко мне на помощь. В том был смысл двойного, расщеплённого бытия. Может быть, Эрланг придёт и к тебе. Не пугайся… Мне не удалось соединить обе сущности без ущерба для обоих, для землянина и фаэта. Тебе такое удастся, ты сын Земли и Неба, не перенёсший стресса второго рождения, цельный человек.
И ты справишься с тайной, которую я носил в себе. На Фаэтоне я был автором и руководителем проекта «второй жизни». Мной создана установка переноса личности в живую ткань зёрен лотоса. Установка не могла быть разрушена планетным взрывом. В ней – информация обо всём населении Фаэтона. Мой опыт возможно повторить, не допуская моих ошибок. Решать будешь ты, но не один…
Мы отбросили волны Вторжения. Но не победили. Мы только создали условия для победы. Она будет делаться не множеством, объединённым в цивилизацию. Она будет твориться каждым, внутри каждого человека.
Сколько предстоит испытаний? Беззаботных поколений не будет.
Мы столкнулись с передовым авангардом чужого мира. Он – не единственный. Иная галактика – да. Но, кроме Йуругу, в Млечном Пути имеются другие чёрные планеты. Угроза останется и по ту сторону Перехода».
Эрвин, Леда, Игорь Всеволодович… Все трое поняли: завещание не закончено, Леран многого ещё не открыл. Обращение к сыну, – оно относится к ним всем. Надо ждать… В том числе и координатов в Метагалактике того мира, который организовал Вторжение.
Цитадель цвела, распространяя пьянящие ароматы садов Шамбалы. Кругом жужжали пчёлы, очарованные избытком нектара. Избытком любимой работы… Лазоревое небо струило тепло и мягкий свет, распадающийся на блики в листве и траве.
Розовая жемчужина, – дом вождя фаэтов, – готовился в третий раз принять гостей.
Демьян Прохоров, выслушав от Игоря Всеволодовича суть очередного пробуждения памяти Леды, сказал:
– Как он смог вложить столько содержания в один импульс! Многое нам не понадобится ещё сотни лет. Например, местоположение тёмных миров иногалактики. Баба-яга искала в обломках их галактолёт а то, что хранится там. Они слишком далеко, чтобы повторить тот перелёт. Или им что-то мешает.
– Ты считаешь, нам не стоит торопиться? – спросила Юлия Данн, – Пожить без беспокойства и лишних забот?
Бортников смотрел на обоих и с интересом, и с разочарованием. Повзрослевшие, они мало напоминали тех юных гениев из Комитета Пятнадцати, которых знал и любил Леран Кронин. Новый Комитет, кураторами которого стали Демьян и Юлия, сильно помолодел, в нём половина десяти-одиннадцатилетних. Для них кураторы – «деды». Демьян понял взгляд Верховного протектора как стимул к развёрнутому объяснению своей позиции.
– Империя принцессы Бабы-яги решила загрести жар чужими руками. Прогрызли внетрехмерную дырку в наш мир и направили своих эмиссаров. Вербовщиков-воспитателей. Дверца прорезалась в Чёрной очень для них удачно. Предки бестфайров оказались податливым материалом. А тысяча лет для них – не срок.
– Ты, Демьян, мыслишь слишком по-нашему, по-человечески, – вступил в разговор Инс, занявший должность Главного разведчика опустевшей планеты, – Вчера у Объекта С-1 выудили данные, что инициаторы Вторжения не из Местной группы галактик, они живут вдвое дальше. Каков должен быть уровень развития, чтобы легко прогуливаться на такие расстояния! Генеральный координатор мечтал «накрыть» их штаб. Штаба нет, но осталась дверца, Серое зеркало. Всё только начинается…
– Есть какой-то странный контраст между внешним видом принцессы и эстетическим оформлением её пещеры. Всех её пещер, – заметила Леда, – Она – безобразна, интерьер – не лишён специфической красоты. Ведь так?
– Эстетика, трон, Серое зеркало-окно, – всё это теперь предмет заботы Комитета Пятнадцати, – сказал Бортников, обращаясь к Леде, – На Йуругу специальная бригада. Непрерывное дежурство, изучение, всё такое… Окошко-то открыто в обе стороны.
Прохоров, несколько задетый поправкой начальника службы Стратегической разведки Инса, произнёс:
– Прежний Комитет нашёл оружие победы, «Два-О». Посмотрим, как сработают наши сменщики.
– Именно нашёл, а не открыл, – разгорячился Инс, внутренне убеждённый, что без Лерана Кронина «Оружия Освобождения» просто быть не могло, – Ибо им уже обладали ранние поколения землян, вплоть до конца серебряного века. Будь мы достойны его сами по себе, Чёрную остановили бы за пределами Системы и…
· Ну-ну, – успокоил его Игорь Всеволодович, – Если бы да… Слова от лукавого. Как ни горько прозвучит, – но в наших тяжёлых потерях и неудачах – высшая справедливость. Гордыня, самообожествление, они наказываются по высшей планке.
Но Инс не считал спор законченным; ему очень не нравилось умаление роли Лерана Кронина и преувеличение гениальности юных землян.
– При отсутствии Генерального координатора можно легко утверждать, что фаэты дважды виновны в своей гибели. А они нас прикрыли собой. Как Леран Кронин – Дениса Салтыкова. А вина во всём наша, землян, – не меньшая. И всё-таки наша гибель отсрочена. Дельфины убеждены – совсем скоро старушка Земля снова примет людей. Оттуда, куда они ушли. Да и для фаэтов, судя по последним словам шефа, шанс сохраняется.
«По словам шефа»… Любимое обращение к Лерану Яна Зарки. Ян не справился с потерей и вопреки собственному внутреннему желанию, ушёл через Переход. Не мог видеть планету без живого шефа.
Юлия сказал по-взрослому рассудительно, стремясь перевести беседу на другую тему:
– Звездолёты Йуругу посещали Землю задолго до появления Фаэтона в Системе. После взрыва Эмме-йа-толо общество ящеров пришло в упадок. А перед взрывом красного гиганта По-толо они возродились, но пошли совсем иным путём. Самое главное, что с ними сделали – это лишили их индивидуальности. Личностей не стало.
– Точно! – воодушевился сильно постаревший Габриэль Уоррен, – Я много размышлял последние годы именно над этим. Ведь какие личности проявились на Земле на изломе времён и судеб! Леран Кронин, отвергший обличие императора-вождя Эрланга. Агасфер, расставшийся с вечностью и обретший прощение. Барт Эриксон, человек внешне слабый и маленький, а ставший для Лерана другом и братом. По-моему, Барт, – как бы символ человека Земли, в единстве всех его граней, в вечной борьбе с самим собой, в срывах и подъёмах, в падении и подвиге…
По мере продолжения разговора к нему присоединялись новые люди, подходившие к розовой жемчужине, – центру Цитадели фаэтов, – со стороны открытых ангаров у подножия гор. Игорь Всеволодович то и дело отмечал их прибытие в записной книжке, выглядевшей в Шамбале рудиментом пещерных веков. Собралось уже человек двадцать, когда к ним подошёл отец Феофан, первый глава Единой Церкви. Ставший знаменитым после первого заседания Верховного Протектората, его голос снова заворожил всех:
– Продолжаем вечный спор о приоритете плоти и духа… К сожалению, человеку от него не избавиться. При жизни, во всяком случае. Но может, и со мной кто не согласен?
Он оглядел всех голубым навыкате, весёлым и бодрым взглядом.
– А я не согласен! – приблизился к церковному лидеру Человек Алтая, – Не согласен с той поры, как познакомился с Лераном Крониным. С тех часов, когда под его прикрытием мы провели первый победный бой. После того по мне: нет никакой материи, а есть движение духа. Коего через нашу иллюзорно-плотскую оболочку не уловить. Только Кронин, он один мог, другого я не встречал и не знаю. И выходит теперь по мне: жизнь теперешняя – лишь отражение жизни истинной в индивидуальных зеркалах личного духа. Впрочем, вместо жизни истинной могу согласиться на другую формулу: жизни в истине.
Геб Уоррен улыбнулся. Ему явно нравилась разгоревшаяся полемика.
– Отражение? Или его прелюдия? Некий пролог… Совокупность попыток написать законченный сценарий бытия… Тот, который нас удовлетворит. А?
Игорь Всеволодович, сделал последнюю пометку в блокноте. Закрыл его и призывающе поднял руку:
– Приглашённые прибыли все. Члены специальной комиссии Верховного Протектората, семья Кронных и её близкие… Мы собрались в ежегодный день Памяти фаэтов и их вождя. Предстоит решить один вопрос… Программа «Переход» успешно завершается. И нам надо принять решение: идут через Переход Кронины, все трое, или же остаются, как некоторые из землян.
Люди забыли о недавнем разговоре. Все, как и Леда, понимали, почему в решении судьбы нескольких человек участвуют многие. Дело в масштабности Лерана Кронина… В значении сделанного им для будущих поколений.
– Пройдёмте в дом? – предложил Протектор, – Там всё готово.
– Я не хочу в дом! – объявил Эрвин, – Поговорим здесь.
По общему молчанию Леда поняла: в дом никто не войдёт. И теперь, как бы ни прошло обсуждение, – решение вопроса будет определяться Эрвином. Она заглянула в глаза каждому из близких…
Лия, Мартин, Арсений Кусик, Салтыков, Люй, Шри Джая, Памела Шиф, Джимии Брук… И все остальные – каждый знал Лерана по-своему, и для каждого он успел стать своим. И никто внутренне не прощался с ним. И вот, увидев перед собой сына Лерана, единственного на планете обладающего внешностью фаэта, они легко и охотно заполнили им место отца.
– А что, разве кто-то остаётся на Земле? – удивлённо спросил Арсений Кусик.
Ему дружно поаплодировали: нашёлся один, который чего-то не знал и не скрывал своего незнания.
– Не на Земле, Арсений, если быть точным. От прежней суши чуть более трети. Сплошной голубой Солярис. Планета Океан… В нём теперь всё – и нераскрывшиеся контейнеры, и Проходы, и все мечты, – сказал Салтыков, не отрывая взора от юного Кронина.
Прежнее чувство вины за гибель Лерана сменилось в нём неожиданной тоской по ушедшим фаэтам. Тоска и даже любовь к суперрасе людей владели сейчас и теми, кто в период Вторжения их ненавидел. Денис всей кожей ощущал: не в Цитадели бы им собраться. Не та здесь атмосфера, слишком крепко она держит миллионолетний дух безмерного превосходства. Но кто признается в том открыто? Даже Кусик не сможет. Салтыков думал, не в силах оторвать взгляд от завораживающих, мерцающих мириадом золотых искр, глаз Эрвина.
И когда тот заговорил не детски решительным твёрдым голосом, облегчённо вздохнул.
– А почему, если такой вопрос, мы здесь? – строго спросил Эрвин Бортникова, – Надо ехать к папе. Без него никак.
Игорь Всеволодович виновато улыбнулся и вызвал Юнивер Верховного Протектората.
Команда дельфинов, возглавляемая самим Кингом, подняла саркофаг из подводного укрытия. Собственно, сам саркофаг, сооружённый людьми, был данью традиции и проявлением личного участия. Золотой кокон защищал тело Лерана от любого внешнего воздействия.
Если б не закрытые глаза, он выглядел бы не просто живым, а бодрствующим. Каждая чёрточка лица светилась жизненной энергией. Нимб, обретённый в часы штурма Йуругу, не гас. Удар, нанесённый колоссальным разрядом неизвестного поля, не оставил никаких следов.
Люди молчали, держась в отдалении. Леда не отнимала рук Эрвина от своих. Они вдвоём стояли у изголовья прозрачного саркофага. Шли минуты, быстрые для двоих, долгие для остальных. Все знали, кто имеет право сказать первые слова. И он их произнёс, на этот раз интонацией ребёнка:
– Мама! А когда папа очнётся?
– Не знаю. Надо ждать…
– А как мы узнаем?
– Дельфины скажут. И статуя у дома бабушки с дедушкой шевельнётся. У неё глаза оживут.
– А… Это понятно. Она с папой невидимо связана. Но первым всё-таки узнаю я. И ты.
Эрвин взглянул на чистое небо с редкими облачками, потом на воду, омывающую горы полузатопленного острова. И сказал уверенно:
– Мы дождёмся. Ведь кто, кроме папы, напомнит всем о забытом? О радуге, о…
И, – чудо! – от плоскостей саркофага, от окружающей его воды к зениту взметнулась многоцветная яркая дуга.
А Эрвин, будто только её и ждал, протянул к радуге маленькую руку и поднял сияющую солнечным золотом голову к матери.
– Мама, мы будем ждать. Мы остаёмся…
Конец второй книги.
