- Правда, - отозвался Леран, - Я думал об этом. Не исключено, что и они выжили. У жрецов догонов могла сохраниться постоянная связь с Сириусом. Радио или ещё что-нибудь... Но чтобы узнать, надо познакомиться с догонами. Ведь так, Барт?
- Леран, остановись. Ты сделаешь из Леды поклонницу догонских жрецов. Да и ночь уж совсем чёрная. Луна куда-то пропала. Ирвин, у нас есть свет? Я в морской технике ничего не понимаю.
Ирвин включил освещение: лампочку под отражателем над столом, укреплённую на алюминиевой перекладине, на которую натягивался брезент в случае непогоды.
- И давайте поступим так. Пока Сириус Лерана не взошёл, наловим свежей рыбки чуть-чуть, на удочки, и зажарим на берегу. Лучше на углях. Хочется чего-то свеженького, горяченького. Попроще и побольше, - сказал Барт и улыбнулся Марии, - Деликатесы так хороши, что я боюсь привыкнуть. Что тогда делать?
Звёздное настроение не оставляло их до той минуты, пока не заалели угольки на остатках костра рядом с коптильней во дворе дома...
Городские дни лепились друг к другу быстрее и плотнее, чем поселковые. И получались из них короткие, но вместительные недели. Прошёл месяц, - и Леран ориентировался на студии, как в родном кронинском доме.
Барт вынужден был почти насильно отрывать его от компьютерной сети раз в неделю, чтобы отвезти в Нью-Прайс на сутки. Желание Марии и Ирвина было для Эриксона внутренним законом. А Леран продолжал меняться. Правда, некоторые его действия и поступки по-прежнему можно было предсказать. К числу таких относилось и его отношение к статуе святого Себастьяна. Он уже окончательно отождествил истекающего кровью древнего юношу с немолодым человечеством. Всё более широкое знакомство с мировой прессой нисколько не прибавляло этой первой оценке оптимизма. Последним его замечанием на площади было следующее: «Нет, без помощи со стороны он не освободится от стрел».
Для Лерана это было время, которое Барт назвал позже «периодом шараханий». Старательно выполняя служебные поручения Эриксона, Леран всё остальное время отдавал поиску платформы, с которой можно было бы помочь «Себастьяну». Озабоченный его чрезмерной увлечённостью одной идеей, Барт как мог пытался его отвлечь. На дороге, которую хотел себе избрать Леран, сложили умнейшие головы многие тысячи представителей многострадального Себастьяна, но ни одной стрелы извлечь так и не смогли. Он даже вручил ему ноутбук, загрузив хитрыми играми, но через день игрушки исчезли из памяти мини-компьютера, а шарик трекбола рисовал на экране аналитические схемы. Леран изобретал свои методы социально-исторического анализа, соединяя прошлое и настоящее в немыслимых сочетаниях.
Проза социального бытия, насыщенность города отрицательной энергией и негативной тяжёлой информацией всё-таки опустили Лерана с неба на землю.
А записанное недавно Лераном интервью с представительницей прекрасного пола заставило Барта всерьёз встревожиться. Он нашёл время просмотреть-прослушать несколько кассет и понял: его подопечный поворачивает явно не туда. Прекрасная представительница раненого человечества, скандально известная балерина городского театра, была явно подготовлена к разговору.
-...Какие требования вы предъявляете к будущему мужу?
- То есть к сегодняшнему жениху? Только одно, - чтобы он был. Но его - нет.
- По Гамлету?
- Нет. По-нашему! Тогда не было таких проблем и вопросов. Если нет предмета, то какие к нему вопросы?
- Никогда не поверю, чтобы вы не могли...
- А вы посмотрите вокруг, - представительница держала диалог в свои цепких тренированных ручках, - Сплошь и рядом мужские организмы. Идут, идут, идут... Туда-сюда, сюда-туда. Организмы, начинённые табаком, алкоголем, наркотиками, анаболиками... С раннего детства, заметьте. Если у них отобрать виски и сигареты, дать воздух без смога, посадить на чистую диету, - они же через час протянут ноги.
- Но не все же... Есть и лучшие...
- А этих лучших, - если их лишить борьбы с внутренней интоксикацией, они взорвутся от избытка энергии. Пока же её не хватает на половую потенцию и мозговую деятельность. Если такого вдруг, невзначай, пробьёт «искра», то кто от него родится? При одной мыли становится страшно...
Барт, просмотрев весь материал, понял: Леран планирует интервью с хитрой лгуньей, заинтересовавшейся оригинальным журналистом, сделать гвоздём специального выпуска, посвятив его вскрытию городских язв.
Статистика преступлений, равнодушная позиция властей, безрезультатная суета полиции... Болевые точки городского жития и причины проявления оных... Леран успел поговорить с выразителями интересов всех кругов, - от бульварных девочек до чиновников муниципалитета. И все они ему откровенно врут, почти не скрывая насмешки. А слишком рано повзрослевший мальчик верит всем без исключения.
Он верит всему, что печатается, всем, кто говорит с ним на языке двоедушия и лицемерия. И всё это - несмотря на неоднократные предупреждения Барта о том, что всякое слово должно быть проверено и выверено, иначе получится профанация и обман всех и себя.
Поиск всеобщего рецепта счастья на такой шаткой основе! Всё-таки он переоценил Лерана. Но только в одном: несмотря на мощный расцветающий интеллект, в нём живёт душа ребёнка. К самостоятельной серьёзной работе его просто нельзя подпускать: сломает себе шею! Сент-Себастьян не самый последний из коррумпированно-опасных городов в стране. Среди полутора миллионов исчезнуть без следа одному любопытному журналисту - проще не бывает.
По всему получается: требуется серьёзный и очень непростой разговор. Но, - понимал Барт, - пока Леран сам лично не убедится в правоте Эриксона, он едва ли изменит линию поведения и отношения к профессии. Придётся первое время блокировать его инициативы, следить за ним как за своенравным учеником-школьником. Забота немалая, да ничего не поделаешь.
Ведь Леран стремится спасти не абстрактное человечество! Он думает об этой развратной девице, заглядывающей ему же в штаны. И о нём, Барте Эриксоне, увязающем в алкогольной потребности. О Леде, которой предстоит жить в этом безобразном городе. И о многих других конкретных людях.
Само собой сложилось так: стержнем картины мира Лерана Кронина стал святой Себастьян, то есть потерявшее святость человечество. Желает он его оздоровить, спасти, вразумить, - и всё тут! А народ только и ждёт появления нового спасителя, чтобы тут же распять его.
- Леран, объясни мне, что ты ищешь? Как ты хочешь реализовать свои революционные планетарные идеи?
Барту не хотелось говорить о недостатке образования, - люди с дипломами и научными степенями соображали не лучше, а много слабее Лерана. Не имело смысла напоминать и об опасности избранной цели. Существовал один путь - чисто интеллектуальный, причём не просто логический. Умозрительных доказательств Леран не признавал, считая логику в любом её виде недостаточной для поиска ответов на серьёзные вопросы. Надо показать ему исходную бесполезность попыток, неразрешимость задачи в принципе.
Леран вместо ответа повернулся к компьютеру, застучал клавишами клавиатуры. На экране появилась красочная картинка, подготовленная, по-видимому, самим Лераном. Барт понял сразу: визуальная модель глобальных проблем социума.
- Барт, посмотри, я выяснил причину такого тревожного положения. Прогрессирующее всеобщее разделение людей привело каждого человека к крайнему одиночеству. Все стали врагами! И игра пошла без правил. А где нет правил, нет и логики. Общей логики. Все наши законы и моральные устои, - кисейное прикрытие для самоуничтожения.
- Всеобщая агрессивность.., - протянул Барт, не скрывая иронии, - Открытие! Я с детства не мог найти того, с кем можно пойти в разведку. И что же?
- Я хочу сделать людей друзьями. Тогда они сами...
- Что? - почти развеселился Барт, - Они сами бросятся друг к другу в объятия, если их назвать друзьями?
- Не так. Не сразу, - ответил Леран с нетерпением, - Надо открыть людям глаза. Ты был прав, когда говорил мне, что средства массовой информации в основе лгут. Надо показать всё как есть. Им же - их самих.
- Нам, - нас!
- И ты думаешь, что создаёшь новую идеологию? Что бы ты ни показывал людям, они будут видеть то, что хотят. Только то, что хотят, Леран. Ты же не стремишься изменить желания?
- Конечно, нет. Это - насилие.
- Насилие... Да мир без насилия исчезнет немедленно в окончательном, безвозвратном хаосе. А пока ещё остаётся надежда. Вот если бы и она исчезла! Ты идеализируешь людей, а сам идёшь по пути материализма. Да все возможные пути людьми уже пройдены. Всё оказалось бесполезно.
- Материализм? Барт, ты считаешь меня марксистом? Или, - Леран сделал паузу, вспоминая, - Или ленинцем?
- Леран, ты знаком с энгельсовским каноном материализма?
Леран молча смотрел на Барта, - он впервые слышал о таком «каноне».
- Так вот, послушай. В ходе превращения обезьяны в человека развивались органы речи и, естественно, сама обезьяна. Всё это происходило в обстановке реализации потребности будущих людей в общении, в стремлении что-то сказать друг другу. То есть, - друзьям! В этой формуле - краткая суть материализма. Преклонение перед так называемой второй сигнальной системой.
А в одной формуле, - сразу три ошибки (или заблуждения), обусловленные самой идеологией материализма. Голая диалектика против бесконечной сложности жизни оказалась бессильна. Только наука смогла разрушить опоры искусственной конструкции. Первое - обезьяна никогда естественным путём не может стать человеком. Никакая обезьяна. Второе - развитие потребности в речевом общении, - нонсенс. Очищенный от благоприобретённого в ходе такого общения опыта человек способен, - то есть изначально был способен, - говорить с себе подобными мыслеобразами, мыслечувствами, контактировать подсознанием и тому подобное. И, таким образом, в-третьих, вторая сигнальная система вовсе не вершина, а веха на пути деградации, ступенька вниз.
Леран продолжал смотреть на Барта, заметно ошеломлённый нетривиальным выводом.
- Но материализм существует, меняется, живёт. Он, - магия. Нет, - магия магии! И он стал новым евангелием. Ответь же мне, в чём привлекательность магии материализма, её сила?
- Я не думал над этим, Барт. Но знать должен.
- Так давай подумаем вместе. Над тем, что она, он, оно, они наконец, предлагают. И сравним, отличаются ли от их псевдонаучных идей твои предложения, сформулированные пока не столь системно. Чтобы разобраться в таком, совсем необязательно каждый день ходить трезвым, - Барт сунул руку в карман пиджака и вытащил фляжку; он чувствовал, что идёт по верному пути, но отвыкший от диалогового напряжения мозг требовал подзарядки, разговор предстоял не короткий, - Сила этой живучей магии в том, что она поверхностное представляет главным, видимое, - первопричинным, сущностным. Не надо размышлять, не надо мыслить в истинном смысле понятия. Требуется лишь ставить цели и непреклонно добиваться их, отбросив сомнения и колебания. Каждому, - то, что и всем.
Всем, - то, чего желает один. Такая вот хитрая демократическая связочка. Без веры тут не обойтись. И если ты сам себе не авторитет, то избери кумира. Назови его Марксом, Лениным, Крониным, Эриксоном, президентом. Неважно. Важно наличие кумира. Он - олицетворение веры. Он говорит обо всём, в его словах найдёшь ответ на любой вопрос. Чем хороши произведения классиков любой идеологии? Тем, что смысл там наверху, он близко, рядом, не надо бросать сетей, чтобы выловить нечто из глубины. Ниже поверхности там - пустота. Текст, речь, - одноплановы, что читается, то и написано. А слово человеческое многозначно. Потому, - о чём хочется, о том и думаем. Думы о том, чего хочется! Похоже? Предельно простая схема. Сеятель прошёл, всходы заалели. Плод таков, каково семя. Что посеешь, то пожнёшь.
Магия материализма живёт на наших материальных желаниях. Она взращивает их, поливает золотым дождём растущих потребностей. Простые, узнаваемые желания... Если предельно упростить: хочу иметь то же, что и у другого. Я - такой же, не хуже! Не получается иметь: отобрать, разделить...
Всё легко, всё достижимо! Всё близко. Возникает вера: не успею разделить поровну я, мои дети будут жить как люди. Таков принцип жизни, - дозволено всё, что делает меня равным другому.
- Я понимаю, Барт. Согласен, мои представления утопичны. Я действительно занялся конструированием идеологии. Но как ещё?
- А если наука? Попробовать разобраться с помощью психологии, психофизиологии, паранормальных слоёв психики, наконец?
- Не уверен. Я думал немного и над этим. Дал задание компьютеру собрать научные данные о человеке. Интеграции не получилось. Какие-то куски человека, не связанные между собой, - такая вышла картинка. Фрейд опирается на нереализованные детские половые потенции, Юнг, - на заложенные в генах психические программы. Спорят, опровергают сами себя. Физиология от психоанализа отделена занавесом, как коммунизм от свободного рынка. А в свободном виде ни того, ни другого в природе и не бывало. Архетипы и электрохимические процессы мозга никак не объединить. А это значит, - хоть один подход да ложный! И так во всём...
- Стоит ли разочаровываться? - спросил Барт, - Ограниченность земной науки известна. Вместо того, чтобы нацеливаться на человека, она устремлена вовне. Но мы-то пока живы, несмотря на такую науку. У нас с тобой есть Мария, Ирвин, Леда. Разве этого мало?
- Я понимаю, о чём ты. Не спорю, мне повезло. И признаю сейчас, что запутался.
- Так ты отказываешься от своего замысла? Отправляем собранный тобой материал в архив? На время. Пока не понадобится...
- Отправляем! Всё-таки я вынужден вернуться к своей давней мысли: сам человек без помощи извне бессилен. Но где искать внешнюю силу?
Барт жадно приложился к фляжке. Похоже, что-то получилось. Опасная затея на какой-то срок оставлена. Пусть займётся поисками «внешней силы». Здесь, если кого он и ухитрится задеть, то разве что церковь. А она не столь агрессивна, как все прочие общечеловеческие органы.
- Леран, мой хронометр отказал. Который час? - спросил Барт, входя в комнату, где Леран монтировал на компьютере очередной выпуск тележурнала «Мир и наука».
- Около десяти ноль-ноль, - не отрывая взгляда от экрана, ответил Леран, - Солнце ушло, луна ещё не поднялась.
- Сумерки мира! Опять эти сумерки! - воскликнул Барт; он был явно на взводе, - Ты опять собираешься просидеть тут всю ночь? Собирайся, составишь мне компанию.
- И куда мы пойдём? - Леран повернулся с креслом кругом и посмотрел в лицо Барта.
- Мой отравленный организм требует подзарядки. А без тёплого братского контроля я сегодня могу перейти грани. Выйти за рамки. Нарушить устои. Чего никак нельзя допустить.
- Я понял. Тебе нужна моя поддержка и страховка. Я готов.
- Замечательно, Леран. Ты настоящий друг. С тобой я готов идти в разведку. Сегодня мы посетим приличное заведение, где развлекаются лучшие люди израненного Сент-Себастьяна.
Пройдя по пустому гулкому коридору студии, они попрощались с охранником и оказались в мире красок и звуков. Зная и разделяя аллергию Эриксона к уличной рекламе, Леран остановил такси. Барт назвал адрес и минут через десять они стояли у входа в бар, украшенный огромной фотографией голой девочки во весь рост.
- Нравится мне это место, Леран. Гоу-гоу бар... Ну да ладно, одним грехом больше.., - Барт толкнул рукой стекло двери, - Вперёд.
Они прошли в помещение и остановились осмотреться. Леран с любопытством оглядел заведение. Длинная стойка облеплена посетителями в два плотных слоя. На самой стойке творили чудо обольщения две девицы. Тела их мерцали в дымном свете жёлтыми и красными пятнами крема и пота. Сеанс стриптиза подходил к кульминации.
В стороне от бара за десятком столиков расположилось несколько человек, поглощавших напитки и закуски без отрыва жадно горящих взоров от зрелища на стойке бара. Между столиками крутились ещё несколько девиц, раздетых несколько меньше, чем их две подружки, избранные правофланговыми наидревнейшего ремесла.
- Ты часто здесь бываешь, Барт?
- Нет, - Эриксон поднял руку в ответ на приветствие какого-то моряка за стойкой, - В случаях особо тяжких. Здесь легче и быстрее ликвидировать стресс. Пройдём за столик.
Они сели и тут же подлетевшая полуголая официантка приняла заказ: нераспечатанную бутылку виски и закуски по усмотрению.
- Зачем столько алкоголя? - спросил Леран, коснувшись пальцами руки Барта, - Ведь ты уже выпил не менее стакана.
- Алкоголь помогает мне снять напряжение. Без спиртного в нашем мире можно с ума сойти. А о количестве... О нём может судить только сам пьющий. И то на утро следующего дня.
- То, что ты пьёшь, не секрет, Барт. Но я не подозревал, что из-за стресса. Всегда думал, что нервная система у тебя устойчива. Как у отца. Он тоже пьёт, но не так.
От такой нежданной наивности большие карие глаза Эриксона расширились, немного удлинённое острым подбородком лицо вытянулось, черты его потеряли обычную нежность. Он с трудом нашёлся, как отреагировать.
- Верно, Леран. Мне до Ирвина, как до звезды, расти-не дорасти. Твой отец - настоящий мужчина.
Официантка, рекламируя бёдра, принесла заказ, Барт сразу же разлил виски по стаканам, бросил в свой кусочек льда, выплеснул всё содержимое стакана в себя, с хрустом погонял во рту лёд.
- Бывает, как сегодня... Наступает минута: работать не могу, видеть кого-нибудь, разговаривать с кем-нибудь, - не могу. Возбуждение переполняет тело, мозг... Чтобы не взорваться, нужен антидепрессант. Из всего их набора я предпочитаю только один вид.
- Но со мной ты говоришь? - Леран спрашивал так спокойно, что Барт никак не мог решить: естественное его спокойствие или результат раннего умения сдерживать эмоции.
- Ты, Леран, другое дело. Мы с тобой близкие друзья. Даже не друзья, - родственники, братья. Кроме Крониных, у меня не осталось в мире близких людей.
- Я понимаю... Есть ещё химия, растительные наркотики. Все они ведут к быстрому саморазрушению. Но ведь есть и другие средства?!
- Есть. Есть и другие, - Барт говорил и держал в руках вновь наполненный стакан. Тепло ударило в желудок, внутри началось горение, стало легче, - Но они для меня неприемлемы. Так как требуют смены образа жизни. А такое немыслимо. Слишком поздно менять и меняться...
Барт легонько коснулся ладонью обнажённого бедра проплывающей рядом красавицы. Леран не обратил внимания на его движение. Девочки на стойке остались в одних трусиках, и издали выглядели весьма привлекательно. Но и на них Леран не посмотрел ни разу, ему оказалось достаточно одного взгляда при входе.
«Какой он всё-таки странный, - подумал Барт, оглядывая Лерана и фиксируя притянутые к нему глаза женского персонала заведения, - Никакой реакции на прекрасный пол. Будто он египетский евнух. Но ведь не так. Идеально здоровый, всесторонне развитый мужчина. Такие самцы становились вождями племён, отцами народов. Половую потребность удержать невозможно. Почему он такой?»
Женское внимание к Лерану не осталось незамеченным в зале бара. Очень скоро к их столику подошёл враскачку «хозяин одной кобылки», как потом выразился Барт, и попытался было выразить свои претензии к золотоволосому «красавчику».
Эриксон не стал ждать, пока его растянутое «эй, красавчик» перейдёт в действие, выплеснул остатки виски из стакана ему в нетрезвое лицо, а ногой снизу ударил в промежность. С глухим стоном защитник половой собственности свалился на пол и его тут же утащили неизвестно откуда взявшиеся вышибалы.
- Зачем ты его так? - спокойно спросил Леран.
- Таков порядок! Не ждать же, пока он начнёт крушить выпивку и закуску на нашем столе, - так же спокойно ответил Барт, - Благополучные пацифисты, готовые подставить другому щёку, сюда не заходят. Здесь каждый и святой Себастьян, и стрела, в него впившаяся.
- Барт, если я выпью с тобой, тебе станет легче? Здесь никто не пьёт в одиночку. А у тебя ещё почти бутылка.
Рука Барта, поднявшая было стакан, застыла и медленно опустилась на стол. Он ошеломлённо посмотрел на Лерана.
- Брат! Ты сегодня со мной не потому, что я хочу видеть в тебе подобного себе. Нет. Тебе всё равно предстоит узнать все стороны жизни человеческой. Они далеко не привлекательны. Так пусть это знакомство пройдёт через меня, рядом со мной. Вот почему ты здесь. Но выпить можешь. Сколько захочешь. Абсолютно непьющий не найдёт успеха ни в какой деятельности. Но из меня не делай кумира. Я - отрицательный персонаж этой пьесы, - Барт обвёл рукой пространство, зацепился за талию проходящей мимо брюнетки, другой рукой подвинул стул и посадил её рядом с собой.
- Посиди с нами, крошка, - Эриксон наполнил ещё один стакан и протянул его брюнетке, наблюдая за тем, как Леран осторожными глотками осушает свой, - У нас праздничный вечер, хочется разделить его с кем-нибудь. Тебе ведь тоже не сладко?
Он заглянул в закрашенные голубым глаза и увидел пустоту, лишённую определённых признаков мысли. «Ещё одна ходячая программа. Организм... Ни сладости, ни горечи она не знает. Только боль или наслаждение. Но и от них вскоре останется одна тень», - с тоской подумал Барт и снял руку с горячего стана. Кожа девушки стала противно-скользкой, как у свежепойманной лягушки.
- За мировую катастрофу, - произнёс Эриксон тост, подождал, пока Леран и безымянная «крошка» выпили, продолжил, - Она одна способна оздоровить нас. Без катастроф мне что-то тоскливо. Будто я остался один в мире живой, а кругом - только куклы. И поговорить на равных не с кем. Крошка, на каком заводе тебя делали?
- Барт, ты знаешь, у меня тоже бывает такое чувство, - сказал Леран; неуверенная, громче обычного речь его показала начало действия полутора стаканов виски, - Словно я в этой жизни попал не туда, куда хотел. А куда мне надо, - никак не могу вспомнить.
Опьянение Лерана Барт отметил с лёгким удивлением, но не стал на него реагировать. Пусть мальчик узнает цену и похмелью, меньше потом будет тянуть к рюмке.
- А ты не хотел бы поближе познакомиться с нашей красавицей? - Спросил его Барт, задержав взгляд на высоко поднятом бюсте, туго схваченном прозрачными кружевами.
- Зачем? Нам и так хорошо, - ответил Леран, - К чему она нам?
Теперь уж Эриксон поразился по-настоящему: Леран говорил абсолютно трезвым голосом, в котором не было слышно ни капли алкоголя. И, чтобы скрыть удивление, налил «Крошке» ещё стакан, и сказал:
- Выпей, родная. Выпей, закуси и пойди погуляй. Понадобишься, я тебя позову.
Крошка послушно выполнила указания Барта и покинула столик, отрепетированно изящно обходя препятствия, демонстрируя белую лягушачью кожу. В помещении бара сгустился дымный вонючий угар, ритмы ударных упростились и участились, заставляя кипеть разгорячённую кровь наэлектризованных городом клиентов. Дирижёр злачного заведения умело переводил режим работы с вечернего, заводящего, на ночной, пропитанный неудержимой и несдерживаемой страстью. Ночь обязана была приносить вдвое большую прибыль, чем день.
- Барт, тебе не нравится город, я вижу, - сказал протрезвевший Леран, - Если бы твоя воля, где бы ты жил? В каком месте?
- В другом! - без размышлений отреагировал Эриксон, - И точно знаю в каком! В доме Крониных. И ходил бы в море вместе с твоим отцом.
- Ты тоже любишь море?
- Особенно подводный мир. Тебе он знаком лучше, чем мне. Мои возможности не развились до такой степени. Но жизнь человека-амфибии - мой идеал.
- Подводный мир.., - Леран протянул слова почти так, как это делала Леда, - Почему подводный? Под водой - та же земля. Мир моря - это водный мир.
- Леран, не цепляйся за несовершенство языка. Надводник, водник, подводник, водяной... Запутаться можно. Надо бы придумать слово поточнее...
Попытку словотворчества остановил тот самый человек в форме торгового моряка, на приветствие которого ответил Барт при входе в гоу-гоу бар.
- Привет, ребята! А я уж думал, что потерял вас. Можно пришвартоваться? - Моряк занял стул, на котором недавно сидела «крошка» и обратился к Барту, - Сколько же мы не виделись? Помнишь?
Барт попытался напрячь память и неуверенно сказал:
- Конечно, помню. В порту? Недавно? В этом году?
- Ну как же! - рассмеялся моряк; лицо его излучало доброту и симпатию, - Мы тогда славно повеселились. А сегодня вы что-то скучаете.
Барт посмотрел на Лерана и понял, что придётся расстаться и с забытым им другом-приятелем, так же как с Крошкой. Он налил моряку стакан, подвинул прибор и сказал:
- Извини, друг. У нас деловой разговор. Давай отметим встречу, а уж в воспоминания ударимся как-нибудь в другой раз.
- Хорошо. Я всё понял. Дело есть дело, - он опрокинул стакан одним глотком, даже не поморщившись, бросил в рот пальцами кусок холодного мяса и поднялся, - Но помните, если надо, я к вашим услугам.
Моряк располагающе улыбнулся и враскачку удалился к стойке, где стриптиз уже третий раз входил в заключительную фазу, приводящую прилипших к стойке крепко налитых зрителей в шумный восторг. Эриксон некоторое время наблюдал за извивами тел на стойке бара, затем уткнулся взглядом в пустое дно стакана, молча долил остатки спиртного.
- Барт, ты член нашей семьи. Ты мой брат, - сказал Леран, наблюдая, как Эриксон вертит стакан в руках, - И если бы не ты, я не знаю, что со мной было бы. И со всеми нами. Но я никак не могу понять, что ты в жизни ценишь больше всего. Мне это важно знать, потому что неясно, для чего я сам живу.
Барт грустно улыбнулся. Хмель перестал его брать, а разговор получался уж слишком сложным.
- Я в твои лета не спрашивал о таком. И теперь стараюсь не думать. Кто ответит на такой вопрос? Могу только признаться, что мне нравится более всего. Одновременное присутствие рядом нескольких вещей: хорошие люди, выпивка при нужде, хорошая закуска, а на десерт, - более-менее красивая девочка. Чернокрылую крошку мы проводили, придётся искать другую. Как видишь, я не стремлюсь к каким-то высотам, к успеху...
- И когда всего этого нет, тебе плохо?
- Плохо? Бывает, что и плохо, - Барт усмехнулся, хотел было налить в стакан, но разочарованно отодвинул опустевшую бутылку, - Иногда так тянет, что... Вот с похмелья хочется женщину. До безумия тянет. В кровь вбрасывается столько тестостерона, что хоть на стену лезь. Есть ещё работа, она мне нравится, сам видишь. Позволяет мир увидеть, людей посмотреть, иногда сталкивает с таким загадками, что обо всём забываю. Скоро мы с тобой займёмся поездками, увидишь.
- Тут мы с тобой сходимся. А вот какая загадка тебя сейчас особенно беспокоит?
- Хм-м.., - Барт подумал, говорить или нет, но решился, - Золотой дождь. Хочется самому посмотреть.
- Я слышал... Тоже хочу увидеть. Красиво, наверное.
Осознав, что начинает уставать и от Лерана, и от долгого разговора о себе, о цепях вечной земли, больно сжимающих его слабое сердце, Барт принял решение.
- Засиделись мы с тобой, Леран, пора разбегаться. Думаю, тебе надо домой. С утра в студию не торопись. Отдохни как следует. Встретимся на работе. А мой сценарий вечера ещё не окончен. Уж очень много дурных мыслей собралось в моей нетрезвой голове. Надо бы их разбавить всякими пустячками, пока не слиплись в непереваримый грязный ком. За меня не опасайся, в таких местах я как рыба в воде. Профессия научила. Или вовлекла, теперь неважно.
Леран согласно кивнул, они поднялись, Барт хлопнул его ладонью по плечу. Леран, осторожно раздвигая отхлынувшую от стриптизной стойки толпу, - девочки ушли на перерыв, - двинулся к выходу из бара, а Эриксон, тяжело опустившись на стул, заказал себе ещё виски. Никто из них не заметил, как забытый Бартом приятель-моряк, оторвав голову от стойки, проводил Лерана мутным взглядом, потом оглянулся на столы и вышел следом.
В десять утра, с покрасневшими глазами, но свежий и бодрый, Эриксон застал Лерана на рабочем месте. Вид его, необычно мрачный и расстроенный, заставил спросить:
- Привет, Леран. Что-нибудь случилось?
- Да, Барт. Я потерял сувенир от Леды. И все деньги.
«Деньги могли вытащить, - подумал Барт, - Но медальон! Конечно, он очень ценный, достался ей от бабушки. Но Леран носил его на груди, на стальной цепочке. Потерять никак невозможно».
- Потерял... Расскажи мне всё, что произошло с тобой. С той минуты, как мы расстались.
Рассказ Лерана и рассмешил, и встревожил Эриксона. Он окончательно уверился: молодой Кронин совершенно не адаптирован к городской жизни с её соблазнами и пороками.
Тот самый моряк торгового флота, имени которого Барт и теперь не вспомнил, встретил его по пути домой и пригласил к себе. Никакой он, конечно, не моряк. Но толковый психолог, - точно выбрал жертву. И сумел обвести даже многоопытного Эриксона: так тонко разыграл партию знакомства! Если бы не виски, Барт заподозрил бы неладное. И на самом деле, надо бы поменьше пить.
Пришлось обратиться к Мартину, понадобилась профессиональная помощь.
- Я думал, он твой друг, - после объяснений Эриксона сказал Леран, - Твои друзья не могут быть такими... Разве он вор? Деньги я бы ему сам отдал, если бы он попросил.
Эрнест Мартин раскрутил дело за световой день. Ещё до наступления сумерек в номере гостиницы, который занимал преступник, провели опознание и изъятие украденного. Лже-моряк оказался высококлассным мошенником и вором, обладающим тонким природным даром психолога-актёра.
Эриксон подозревал, что Леран не мог не заметить процесса очищения собственных карманов и снятия цепочки с медальоном, произведённых в густой толпе, после того как лжеморяк «случайно» встретился с ним в сотне метров от бара. Просто Леран не мог поверить в очевидное, считая моряка близким товарищем Барта.
