Глава пятая, в которой случается одно из самых важных событий нашей истории, однако совершенно не так, как все ожидают 1 страница

В тот день Джабаль оказался в ремесленных кварталах. Точнее, сперва он бродил в самом центре, по рыночной площади с фонтаном, украшенным скульптурами рыбоподобных кривиц и их водяных лошадей. Шаир любил этот фонтан, в свое время даже написал про него стихи, и поиски свои часто начинал отсюда. Он говорил себе, что в такой начальной точке есть резон: находясь в центре города, проще взять след, в какую бы сторону он ни вел. Однако и сам понимал, что, помимо практического смысла, было в этом и немало обычного для поэта стремления к прекрасному: радужные брызги и дивные скульптуры успокаивали его, дарили радость и вдохновение. Самая трудная и непростая погоня казалась потом немного легче, Шаиру даже чудилось, что после визита к фонтану ему было проще встать на след. Впрочем, в этот раз почуять его оказалось совсем нетрудно, потому что он обнаружился прямо у ловчего под носом, все у того же пресловутого фонтана, от которого, вильнув в сторону тележки с кебабами и прохладительными напитками, устремлялся в одну из улочек, уходящих вглубь районов, где проживали сефидские ремесленники, да еще сакибы невысоких званий.

След был довольно сильным, а Шаир еще не устал, потому успел даже подумать о том, как бы удивился, если бы именно в этот раз он действительно нашел бин-амиру, ибо с трудом мог вообразить себе, что же делать столь высокородной малике в подобных местах. Впрочем, такие рассуждения не помешали Шаиру двинуться навстречу цели. Ему в голову не пришло, что наткнуться в подобном месте на наследного ибн-амира было столь же удивительно – и тем более удивительно, что он эти места знал, как свои пять пальцев, и любил беззаветно. Его не раздражали кошки, куры и дети, снующие под ногами, ему не было тесно в узких переулках, он ощущал себя в небогатых районах как рыба, которую, подержав в аквариуме, наконец-то отпустили на волю, и она может порезвиться в свежей и большой воде.

Петляя паутиной маленьких улочек, проходов между зданиями, известных лишь ему да жителям ближайших домов, срезая путь подворотнями, ловчий маг Джабаль, который сейчас едва ли чувствовал себя ясминским ибн-амиром, шел по следу, подобный не столько охотнику-навю, сколько хищному зверю, почуявшему добычу. Право ловчего, добываемое долгими годами упорных тренировок и вовсе не простым обучением – быть ближе к диким навям, чем кто бы то ни было, не становясь при этом одичавшим. Шаир – или Джабаль – чувствовал себя в такие минуты абсолютно свободным, словно сбрасывал все условности своей дворцовой жизни, как сковывающие путы. Он бежал, наслаждаясь тем, что бежит, ощущая, будто ничто не способно ему помешать – покуда перед ним не вырос забор, за который уходил след. Каменный, высотой в добрых пару касаб – то есть больше, чем два его роста. Если бы их тут вправду было двое, Шаир и Джабаль, один мог бы встать другому на плечи и подтянуться на руках. Но увы, он стоял в проулке в одиночестве, и разобраться с забором было не так уж просто. Стена была гладкой и вовсе не подставляла камни под ноги, чтобы по ней удобнее было залезать.

Впрочем, решать подобные задачи Джабалю было не впервой, и он двинулся вокруг, настороженно подыскивая возможность перебратья на другую сторону и поминутно оглядываясь, чтобы его не заметили, будто настоящий вор. Что ж, как оказалось, с противоположной стороны к забору примыкал дом, который был выше него – а дома, в отличие от стен, всегда были готовы услужливо предоставить то подоконник, то наличник, то козырек над дверью, то красивый резной орнамент, тем самым давая ловчему массу возможностей оказаться на их крышах. Чем Шаир и воспользовался, стараясь, впрочем, не нашуметь, чтобы не спугнуть добычу, которая продолжала отчетливо ощущаться поблизости. Пригибаясь, он дикой кошкой прокрался к краю крыши и увидел сад, скрывающийся за стеной. Потом прыгнул на ближайшее дерево и мигом вцепился в него всеми когтями. Что было не так уж умно, ведь это оказался каламбак с ядовитым соком – и вскоре пазухи начнут раздражаться и чесаться, стоит втянуть туда когти. Тихо, но выразительно вздохнув, Шаир слез пониже и, спрыгнув на землю, достал платок, чтобы вытереть их. Но цель была так близко, что ловчий не мог спокойно простоять и минуты, потому, не прекращая вытираться, он выглянул из-за дерева, чтобы увидеть ее.

Та, кого он искал, сейчас стояла спиной к нему на дорожке сада, склонившись к розовому кусту, чтобы понюхать благоухающий цветок. Всякий навь, не чуждый любви к прекрасному, вне сомнений, восхитился бы столь дивным зрелищем: ярко-пурпурные розы, росшие в саду, гармонировали с куда более нежным пурпурным оттенком кожи – Шаир видел сейчас лишь кисть руки и шею – и одновременно контрастировали с белыми розами, украшающими нежно-розовый наряд синки. Довершал прелестный образ тонкий завиток, выбившийся из прически и скользящий по изящной шее. Однако сердце ибн-амира забилось чаще отнюдь не от созерцания красоты: увидев неизвестную, он понял, что она может оказаться той, кто ему нужен. Впервые за много дней он наткнулся не на синского старичка, не на рыжего бородатого гуляма, даже не на синку лазурно-синего цвета. Шаир замер, не заметив, как перестал вытирать когти.

Ему нужно было во что бы то ни стало подобраться поближе. Скользящим шагом, как легкий сквознячок, который тянется меж ветвей, практически их не задевая, ловчий принялся пробираться меж кустами, так как проверить ауру на соответствие, он мог только с близкого расстояния. Подойдя ближе он буквально перестал дышать, будто боялся сполохнуть дикую птаху, и потянулся за не слишком скромного вида флягой, на крышке которой высверкивал под солнцем прозрачный стеклянный кабошон. В него все это время был вставлен еще один волосок бин-амиры, несший воспоминание об ауре своей хозяйки. Крошечная искорка силы Шаира, пущенная по оплетке фляги, начала процесс сверки аур, и в прозрачном кабошоне начало клубится нечто серовато-мутное, а сердце ибн-амира зачастило. Белое или красное? Белое или красное? Всего пара вдохов – и стекло побелело, вызвав немалое разочарование ибн-амира. Опять выстрел в молоко!

Тут со стороны дома послышался грубоватый голос явно неюной навки:

– Госпожа Мэй, госпожа Мэй, дитятко ваше проснулось, кушать просит!

– У-а-а-а-а! – басовито подтвердил ребенок, и пурпурная навка тихо выругалась на синском. Шаир худо-бедно знал язык одной из важнейших торговых держав и разобрал общий смысл, сводящийся к тому, что молодой матери нет покоя ни днем, ни в ночи, но посочувствовать ей не мог. Он сам не знал покоя нынче, только проблемы его были куда как сложнее. И вообще, зачем она оказалась не Адиля?

Впрочем, Шаир уже будто привык к этому постоянному чувству разочарования: он спокойно отошел подальше за деревья, сосредоточенно полил когти водой, чтобы смыть ядовитый млечный сок, а затем, убедившись, что госпожа Мэй ушла в дом, а в саду больше никого нет, выскользнул через заднюю калитку. Однако его деловитая сосредоточенность была не более чем видимостью. «Хватит с меня на сегодня синок», – думал ибн-амир, направляясь хорошо известным ему путем с той же целеустремленностью, с какой выслеживал цель. После случившего в саду он вдруг отчетливо понял, насколько остолюдели ему эти бесплодные поиски. Однако возвращаться во дворец он не собирался тоже. Как раз наоборот: он намеревался побыть ловчим, однако таким, который не занят каждую свободную минуту одичалыми поисками шаярской бин-амиры.

Джабаль ибн-Басир направлялся к себе домой. Жил он не в пример скромнее Шаира ибн-Хакима: всего каких-то три комнаты в верхнем этаже дома в купеческом квартале. Простирался он по другую руку от рынка, нежели районы ремесленников, и считался не самым дешевым местом для проживания, хоть и не самым дорогим. Ибн-амир, впрочем, руководствовался в своем выборе исключительно разумом: жилище в шумном и густонаселенном ремесленном районе вряд ли позволило бы ему скрывать свои исчезновения и появления – а значит, и свою личность – столь же удачно, как это у него выходило в уединенном, окруженном кипарисами и плодовыми деревьями особнячке для зажиточных горожан.

Теперь он собирался отправиться туда, мечтая сменить одежду на свежую, а потом устроиться читать стихи, лежа на тахте, и дожидаться, не появится ли кто-нибудь, кому срочно понадобится помощь ловчего мага Джабаля, чтобы немедленно заняться его делом. Поскольку кто-нибудь появлялся довольно часто, Шаир верил, что его теперешние планы сложатся вполне удачно. «И никаких синок», – еще раз повторил себе ибн-амир. Мысль эта принесла ему некоторое облегчение.

– Если не умеете делать свою работу, так и не беритесь! – звонко голосила густо-красная, пятнистая, как олешек, клиентка, одним своим ором доказывая, что работа Барияра ибн-Хадида была проделана отлично. – А еще называетесь одним из лучших кузнецов Сефида, постыдились бы!

– Я бы так не назвался, другие нави называют, так я за то не в ответе, – обиженно прогудел кузнец.

Чем была недовольна клиентка, понять Барияру до сих пор не удалось: вопила она громко, однако донести смысл это ничуть не помогало. Махир и Адиля сидели тут же, с написанным у них на лицах глубочайшим недоумением. Некоторое время назад скандальная навка заказала в кузне артефакт – из тех, которые зовутся «артефакты красоты». Увы, не так уж редко случается, что нави оказываются недовольны телом, которым одарил их Ата-Нар при рождении, и хотят подправить и изменить замысел Всесоздателя. Этой заказчице не нравился собственный голос, глухой и хрипловатый – и она пожелала сделаться похожей на прекрасную певчую птицу, призвав на помощь магию и мастерство Барияра. Теперь всю громкость свежеобретенного голоса она использовала для того, чтобы рассказывать, что артефакт совершенно не работает, чем вызывала полнейшее непонимание у всех в кузне, ибо как может не работать то, что дает возможность так громко и заливисто верещать уже пятнадцать минут кряду?

– Две декады! Две явских декады у меня этот новый голос – и где результат? Где результат, я вас спрашиваю?

– Так вот же он, – недоуменно ответил кузнец и покосился в сторону двери, судя по виду, мечтая выйти туда и больше не видеть скандалистку. – Голос-то вот он, туточки!

– Ну и на кой мне ваш голос, если он не работает?! – взялась за старую песню клиентка, и тут уж Адиля не выдержала и вклинилась в беседу:

– Как же он не работает, если от высоты вашего голоса у меня теперь в ушах звенит хуже, чем после дня работы с молотом?

– А ты бы уж помолчала, человечье отродье, только и умеющее стоять у горна и ничего не понимающее в искусстве быть настоящей женщиной! Я не удивлюсь, если ты и по ночам своих штанов не снимаешь, мечтая обратиться в мужчину и забыв о своей женской сущности!

Адиля вытянула ногу и посмотрела на свои хакама, принесенные из той, прошлой жизни, когда она училась фехтованию, и уж конечно носила для этого одежду скорее удобную, нежели изящную.

– Ну и какое вам дело до моих штанов? – спросила она, так и не уловив связи между якобы не работающим артефактом и своей одеждой. – Они вам артефакт всяко не ковали.

– О Ата-Нар! – взвыла клиентка. – За что судьба привела меня в эту кузницу, полную грубейших навей, пекущихся лишь о земном, чуждых мыслей о любви, красоте и женственности?! Ну разумеется, здесь никто не может сделать хорошего артефакта, способного привлечь хоть одного мужчину!

– Любовная магия запрещена кодексами, – проворчал Барияр, окончательно переставший понимать, что от него хотят.

– Я не требую от вас любовной магии! Я требую, чтобы артефакт, который должен сделать меня привлекательнее, хоть кого-нибудь привлекал! А со мной за целых две декады ни один достойный навь даже не познакомился!!!

Адиля вытаращилась на пятнистую навку в изумлении, но уже спустя несколько секунд заливисто расхохоталась. Следом за ней засмеялся и Махир. «Если она все время так мерзко орет, – думала бин-амира, – тут никакой сколь угодно красивый голос и сколь угодно мастерский артефакт не поможет». Неудачливая чаровница, тем временем, от реакции на свои слова пришла в совсем уж буйное неистовство.

– Что вы себе позволяете?! Это недопустимо! Это оскорбительно! Я буду жаловаться янычарам! В Службу Ремесел!!! Амиру!!!

Тут достойный Барияр, навь исключительно спокойный и терпеливый, все же не выдержал, встал, очень осторожно взял бывшую заказчицу под локоть и твердо повел ее к выходу из кузницы.

– Артефакты, меняющие голос, меняют голос, – втолковывал он ей по пути, будто объяснял азбуку малышам, только пришедшим учиться в мектеб, – артефакты, меняющие цвет глаз, меняют цвет глаз – и это все, что они делают. Могу предложить спросить совета насчет мужчин у подруги, или же, в конце концов, дастура. А я – кузнец, я этим не занимаюсь.

– Могли бы и перековать, – напоследок возмутилась навка, судя по всему, только чтобы оставить последнее слово за собой. – Жмоты, лишь бы ничего не делать, не выбив из бедной нави лишнего грошика!

И, гордо подняв голову, вышла из кузни.

– С чего она вообще решила, что артефакт можно перековать? – удивилась Адиля.

– Ну, вообще-то можно, – ответил Барияр, устало потирая лицо. – Так, мне нужно отдохнуть от этой свиристелки.

И тоже ушел, по всей видимости, чтобы отлежаться в спальне.

– Но как же? – повернулась Адиля к Махиру. – А почему тогда вы не перековали все те прекрасные подпорченные заготовки?

– Так потому, что порченные, – пожал плечами удивленный Махир. – На кривую основу уже ничто нормально не ляжет, тут уж как ни крути, а дело гиблое. Так и будет завихряться не в ту сторону. А нормальный вполне перековывается. Вот те же артефакты красоты: сменить там цвет глаз с зеленого на коричневый – не то чтоб пустяк, но можно. Только зачем морочиться? Этой же не голос был нужен, в самом деле!

– И то правда, – согласилась Адиля и задумалась. Ей в голову не приходило, что артефакты можно изменять, она представляла, что способности их постоянны и всегда остаются такими, какими были заложены изначально. И новое знание так неожиданно расширяло горизонты, что бин-амира пыталась теперь осмыслить, насколько возможны изменения. Вдруг именно это даст ей шанс воплотить задуманное в реальность?

Тут рассказчику следует объяснить, что с тех самых пор, как Адиля вновь сделалась ученицей, ее не оставляла мысль изобрести один артефакт для своих целей. Очень уж зацепила ее идея, что нави-мошенники умеют менять свою ауру, таким образом прячась и от своих жертв, подчас достаточно могущественных, и от ловчих. Самое обидное, что заклинание это ей совсем не годилось.

– Им только слабые маги и могут пользоваться, – объяснил янычар, которому она рассказывала о своих злоключениях, – а могущественного сахира, навроде вас, шапочкой не прикроешь, все равно аурой за фарсах разит, не перебьешь такой костерок. А, впрочем, оно и справедливо: на кой мошенническое заклятье настоящему магу? Вам в мошенники никакого резона нет идти, вы можете стоящее дело делать.

И хотя по большому счету он был прав, бин-амире следовало прятаться, а потому ей бы очень пригодилась возможность укрыть свою ауру от тех, кто ее ищет. И поскольку артефакты часто помогали достичь целей, с которыми нави не справляются собственными силами, Адиля неоднократно думала о том, что нужно бы создать такой, который скрыл бы ее даже от знакомых. Но сложное искусство, которое постигала бин-амира, для начала следовало изучить хотя бы в основах, а уж потом заниматься изобретательством, и это Адиля понимала прекрасно, потому училась непрестанно, сменяя молот на книгу и немало расспрашивая Барияра и Махира. Но переделывать нечто готовое – совсем не то же самое, что начинать с ноля, и надежда на то, что она сможет решить свою задачку не через годы, а куда быстрее, зашевелилась в душе бин-амиры.

Случай сей принес Адиле не одну подсказку, так как из всех артефактов наиболее подходящим по свойствам для переделки должен был стать именно один из «артефактов красоты» – ведь они, как и задуманный ею, были направлены своей магией на владельца, чтобы отчасти изменить его для внешнего наблюдателя. Потому бин-амира углубилась в их изучение: артефактов красоты существовало множество, и нужно было подобрать наиболее подходящий. Теперь она вечерами подолгу засиживалась в своей комнате над книгами и чертежами, прикладывая друг к другу схемы заклинания по изменению ауры, усилительные заклинания и рисунки точек опор в артефакте.

Однако продумать артефакт было только половиной дела. Осуществить задуманное, не вызвав подозрений ни у Барияра, ни у Махира, оказалось едва ли не сложнее. Сказать, что артефакт красоты для кожи нужен ей самой, потому что она страдает от здешнего сухого и жаркого воздуха, и никакие масла и притирания не помогают, было нетрудно. Получить согласие от кузнеца сделать его и забрать себе – тоже. А вот выгадать время, когда в кузне никого не будет, и не повредить заготовку, нервничая и то и дело оглядываясь – вышло совсем не легко. Адиля одновременно боялась, что кузнец с сыном вернутся раньше и что она в самом деле загубит будущий артефакт. Но ей все же удалось выковать его как надо, хотя Барияру она сказала, что заготовка безнадежно испорчена, потому что она ее передержала.

Опробовать его в деле пока что не выходило: в заказах Барияра артефакты для янычар, ведающие определением ауры, не попадались, а придумать способ безопасно проверить на стороне никак не получалось. Впрочем, если полагаться на собственное чутье, аура все-таки несколько переменилась – и оставалось надеяться, что этого достаточно.

Проваляться на тахте Шаиру довелось целых минут сорок, так что когда раздался стук в дверь, он уже успел затосковать и лениво косился за окно, размышляя, не заняться ли поисками дела самостоятельно. Хозяевам особняка он велел пускать к себе в комнаты всех подряд, как бы подозрительно они ни выглядели: благо каждый навь прекрасно знал, что такое работа ловчего мага, и это не мешало Джабалю числиться съемщиком хорошим и надежным. Деньги у ловчих водились всегда, а что ходит кто попало – так для того черная лестница есть, остальным достойным горожанам, поселившимся в двух нижних этажах, клиенты и осведомители ловчего не мешали. Однако сегодняшний гость совсем не выглядел подозрительным: явно зажиточный ремесленник и достойный отец семейства, лицо которого украшали выдающиеся черные усы. Правда, сейчас он был в весьма заметном смятении чувств, отчего даже забыл представиться, а рассказ его получался таким сбивчивым, что Шаир никак не мог взять в толк, о какой же услуге его пришли просить.

– Там, в общем, дело такое, помощь нужна очень, мы уж заплатим честь по чести, но вы уж, ловчий-бек, поспешите, пожалуйста, Ата-Наром прошу!

Ибн-амир кивнул, отложил книгу и подскочил, задержавшись лишь на минуту, чтобы накинуть куфию и взять привычную амуницию.

– Я вижу, уважаемый, – спокойно ответил он. – Я помогу.

– Мы уж наслышаны, как вы хороши в своем ремесле, Джабаль-бек, только вот дело отлагательств не терпит! Ятима-то, конечно, только ученица, но девочка способная, и артефакты ее работают вполне грамотно, я бы им доверился, так что никак нельзя откладывать! Вот я сразу за вами и побежал!

Шаир кивнул и вышел вместе с гостем, решив, что сможет расспросить растерянного навя по дороге. У него было достаточно опыта, чтобы понимать, что, когда приходят с такими вот сбивчивыми объяснениями – случай серьезный, в чем бы он там ни заключался, и медлить не следует. Впрочем, по пути от купеческого квартала до ремесленного Шаир смог выяснить у своего нового клиента, что он – кузнец, что зовут его Барияр ибн-Хадид, что за ловчим он отправился почти сразу, так что дело придется иметь со свежим следом, а потом наконец вытянул из него более или менее связный рассказ о случившемся. И единственным вопросом, оставшимся у ибн-амира, был – почему они идут, а не бегут к кузнице, сломя голову? Это дело могло стать самым главным в его жизни ловчего – если он справится с ним. Или самым страшным, если нет. Шаир прибавил шагу, стараясь не думать о чреде неудач с поисками бин-амиры. Он не мог сейчас размышлять о подобном, ему нужно было сосредоточиться. И суметь. Во что бы то ни стало.

Впрочем, они так прибавляли скорость с каждой минутой, что под конец действительно практически бежали. На месте Барияр зачем-то затащил его в дом и закричал:

– Ятима! Покажи артефакт ловчему!

– В кузне она! – раздался женский голос со стороны, и Шаира поволокли направо.

– Я же не артефакт искать буду! – возмутился ловчий.

– А разве с ним не понятнее? – удивился Барияр, и Шаир подумал, что тот совсем голову потерял – что, впрочем, и не удивительно в таких обстоятельствах.

Дом был небольшим, так что, пока Шаир пребывал в замешательстве, его уже успели притащить на порог кузни, где над наковальней склонилась девица с молотом, закутанная в кожаный фартук, с защитной маской на лице, осторожно выстукивавшая по чему-то слепяще-сияющему. Шаир потряс головой, так как магические токи тут сталкивались похуже, чем в лаборатории Ватара, а накладок на рога под рукой не имелось.

– Минутку погодите, и я закончу! Подумала: перестоится же артефакт, пока мы тут бегаем, ну и взялась… А не выйдет – так не выйдет, и люди с ним!

– Да с чего я вообще должен ждать? – воскликнул Шаир.

Адиля выпрямилась и посмотрела на него через мутноватое стекло:

– Потому что я – боевой маг! Уж всяко еще один клинок лишним не будет. Учитель, да отпустите вы ловчего! Пусть он пойдёт на улицу и след пощупает хотя бы, я буду через две минуты.

– Меня, кстати, Джабаль зовут, – раздраженно сказал Шаир.

– Ятима, – ответила Адиля и склонилась над заготовкой.

Шаир молча развернулся и вышел: времени терять действительно было нельзя. Впрочем, за порогом кузни он не удержался от того, чтобы процедить сквозь зубы: «Я работаю один», – не особо заботясь, услышат его или нет. С чего вообще за ним решила увязаться ученица кузнеца? И как она оказалась боевым магом? Шаир, вроде бы, понимал, что такая помощь, когда он собирается преследовать опасного преступника, лишней не будет – но его раздражало, что эта девица будто решила все сама, у него не спросив, а потом просто поставила его в известность. Он ловчий, он выполняет заказы – но он ясминский ибн-амир и малик, а не мальчик на побегушках, подчиняющийся чужим приказам.

– Мне нужно что-нибудь из вещей пропавшего, – Шаир обернулся к кузнецу, который зачем-то так и шел за ним следом, уже оказавшись посреди улицы. – Лучше – то, к чему он часто прикасался. Расческа. Одежда, которую он носил недавно. Любимая игрушка.

– Дык это... пойдемте, ловчий-бек, сами возьмите, что надо, всяко лучше вам самому выбрать. И Ятима как раз закончит.

– Я работаю один, – повторил ибн-амир уже громко, при этом прекрасно понимая, что пресловутую Ятиму он с собой возьмет. Дело было слишком важным, чтобы раскидываться ценной помощью. Но уж сразу соглашаться он точно не обязан.

– Так и случай же особенный, – с неловкостью в тоне возразил Барияр.

– Я понимаю! – рыкнул Шаир.

Он выбрал расческу: волоски, мелкие остатки кожи, по ним обычно было легче искать – вышел на улицу и остолбенел. Перед ним стояла невысокая пурпурная синка в хакама и курточке танчжуан, с катаной и вакидзаси за поясом. «Воистину проклятье Ата-Нара легло на мои плечи, только видений пурпурных синок мне сейчас и не хватало!» – мысленно возопил Шаир, и тут синка сказала:

– Ты командуй, Джабаль, я с ловчими никогда в паре не работала и мешаться под руками не хотелось бы.

– Ты Ятима, что ли? – спросил ошарашенный Шаир, у которого уже кружилась голова от событий этого дня.

– Ну да, – с недоумением отозвалась Адиля, а потом прояснилась: – За маской лица не было видно, да? Это я. Командуй, ты тут старший.

– Держись пока рядом, не отставай, – скомандовал Шаир и резво пошел по следу, который слышался вполне отчетливо.

Тут уж рассказчик должен в очередной раз оглянуться назад, чтобы прояснить драгоценному слушателю, что же случилось за пару часов до этих событий. Утро в доме кузнеца выдалось самое обычное. Адиля после завтрака отправилась ставить на расстойку новые заготовки для артефактов. Дело у нее шло хорошо и споро, однако, как порой бывало, когда она чересчур увлекалась, совершив небрежное движение, Адиля макнула рукавом в остывающий металл будущего артефакта. Одежда была безнадежно испорчена огромным пятном с подпаленным краем, и бин-амире пришлось идти в свою комнату переодеваться. Тут-то она и заметила артефакт жизни – тот самый, который безуспешно пыталась подарить Лучику. С тех пор он лежал у нее на письменном столе, рядом с калямданом, и стал уже привычной частью комнаты, но сейчас вдруг привлек внимание. Адиля даже не сразу сообразила, чем, лишь спустя секунду заметив, что прозрачная жидкость в колбе заметно порозовела. Она охнула и кинулась к окну, припомнив, что Лучик с утра, как обычно, играл там с парой соседских детей и местной косматой собакой. Вглядевшись сквозь ветки инжира, мальчишки на улице она не увидела, и вновь испуганно посмотрела на артефакт, который машинально сжала в ладони. Адиле показалось, что за это время колба стала еще краснее, но она не была уверена точно. Покрепче схватив артефакт, она кинулась вниз по лестнице.

– Где Лучик? – сразу же спросила она у приятелей своего названного брата, которые продолжали возиться в тени под домом.

– Домой попить пошел, – ответила Ласточка. – Пока не вернулся – может, есть заставили?

В дом Халимы Адиля ворвалась без стука.

– Вы сына давно видели? – спросила она мастерицу, сидящую с ножом над подставкой под Кодексы.

– Как ушел играть, так и не видела. А что случилось? – Халима отложила нож и принялась нервно вытирать друг об друга ладони все в древесной пыли.

– И попить не заходил?

– Нет.

– О, Ата-Нар, не пошли нам испытаний выше сил! Вот!

Адиля предъявила артефакт жизни, настроенный на Лучика.

– Сын ваш случайно об него укололся, так теперь артефакт его показывает!

– Он же красный совсем! – охнула Халима и вскочила.

Адиля посмотрела на артефакт, но ей показалось, что заметно краснее он не стал. Пока.
Обе женщины, не сговариваясь, выскочили из дома и заметались по улице, расспрашивая про Лучика всех, кто попадался им на глаза. Но, кого ни спроси – все видели мальчика вот только что или с полчаса назад, бегал здесь, как обычно. И чем больше было этих бестолковых расспросов, тем сильнее Адиля нервничала. Она уже подумывала прекратить бегать по соседям и пойти осматривать все близлежащие закутки и подворотни: на случай, если ребенок откуда-нибудь свалился и что-нибудь себе сломал – как Халима решила спросить сына гончара по имени Пирожок, совсем еще малыша, у которого едва начали отрастать рожки. Без особой надежды, однако со всеми остальными они уже переговорили, и никто им ничего толком не сказал. Пирожок сперва заробел и попытался спрятаться за куст, но потом, потупив взгляд и ковыряя ногой дорожную пыль, пробурчал:

– С дяденькой он усол.

– С каким дяденькой?! – охнула Халима.

– Нинаю. Вооон туда, – с этими словами малыш ткнул пухлым пальцем в сторону соседней Гончарной улицы, уводившей из ремесленного квартала к центру города.

– Ушел! С кем-то чужим, когда в городе дети пропадают! – воскликнула несчастная мать и покачнулась.

Адиля ойкнула и подхватила Халиму. Та тяжело задышала и сказала:

– Спасибо, деточка, я держусь. Но что же делать-то, что же делать?! – запричитала она.

В окна принялись высовываться нави, из-за угла вышла подруга Халимы Нана, а Фатима выскочила на крыльцо и закричала:

– Ятима, козочка моя, что случилось?

Так о происшествии мигом узнала ближайшая часть улицы, и уже через пару минут вокруг несчастной Халимы собралась немаленькая толпа крайне обеспокоенных соседей. Все волновались, махали руками, перекрикивали друг друга. Кто-то догадался послать за янычарами – иного же проку в этой суете не было вовсе, хотя все собравшиеся как один переживали о случившемся до самой глубины сердца. Адиля, пытаясь хоть что-то понять в этом гомоне, лишь почувствовала, что у нее начинает болеть голова. А в животе все это время продолжал скручиваться, будто змеиные кольца, тяжелый страх – и бин-амира поняла, что если не сделает чего-нибудь прямо сейчас, ей станет дурно, как и Халиме.

– Я пойду его искать, – громко объявила она.

Тетушка Фатима громко охнула:

– Да как же ты его найдешь, козочка?!

– Как обычно: мы знаем, в какую сторону его увели, буду расспрашивать всех по дороге, наверняка кто-нибудь что-нибудь видел. Мы тут только время теряем, а янычары когда еще до нас доберутся!

Соседи снова загалдели, так громко, что Адиля могла разобрать лишь отдельные слова. «Безумец», «и сахир наверняка», «не догонишь», «убьется». Змея снова принялась сжимать свои кольца в животе.

– Ну, будет! – Адиля почти крикнула, чтобы ее было слышно за этим гамом. – Я боевой маг, в конце концов. И нужно что-то предпринять, чем скорее – тем лучше.

Она уже собиралась развернуться и пойти в сторону Гончарной, как ее придержал за плечо невесть откуда выросший рядом Барияр.