Что такое «упадок культуры»?

Прежде всего следует поставить перед собой вопрос: упадок (как и подъем) чего? В этнических процессах в истории культуры есть подъемы и спады, но они не совпадают друг с другом по фазе. И это не случайно. Пассионарный взрыв, инициирующий процесс этногенеза, как правило, губителен для предшествующей культу­ры. Древние христиане разбивали шедевры античной скульптуры; готы, вандалы и франки сжигали города с великолепными памят­никами архитектуры, арабы уничтожали библиотеки в Александ­рии и Ктезифоне, заштукатурили фрески соборов Карфагена и Кордовы. Искусство понесло страшные, невознаградимые потери, но это нельзя назвать упадком, так как творческий импульс, как таковой, уважался, а менялась только культурная доминанта.

И наоборот, «классическая культура» упадка – Римская импе­рия
II – IV вв. характеризуется увеличением производства статуй и фресок, строительством храмов и театров, сооружением триум­фальных арок и митреумов. Однако здесь характерно снижение эстетических норм, как бы мы сказали – качества. Рим перестал творчески жить еще до погромов, учиненных готами и вандалами. Поэтому его тогда и не защищали его обитатели.

Но так ли? Ведь даже в эти жестокие века жили авторы бес­смертных творений: Лукиан Самосатский, Аммиан Марцеллин, Сидоний Апполинарий, не говоря уже о плеяде христианских философов и близких по духу к христианам неоплатоников.

Да, это так, но вспомним, что чем позднее автор, тем меньше было у него читателей. На духовное одиночество горько жалуется Сидоний Апполинарий. Одинокими и покинутыми жили филосо­фы Прокл и Ипатия. Последнюю ученики даже не защитили от александрийской черни. Можно найти отдельные фрагменты по­здних статуй, выполненные на высоком уровне, но число их, срав­нительно с ремесленными, ничтожно. Это снижение вкуса и под­мена стиля эклектикой и есть подлинный упадок искусства.

В Византии IV в. поэт Иоанн Златоуст выступает как соперник всемогущей императрицы, а после смерти почитается как святой. А в XI в. все влияние сосредоточено в руках синклита (высших чиновников), интригами губящего героев — защитников родины, поэтов же нет вовсе.

В арабском халифате ученых уважали и памятники культуры не разрушали, но шуубийя (творческое толкование Корана) уступила место догматическому начетничеству. Аналогичным образом распра­вились с интеллектуальным разнообразием династия Сун в Китае, где были запрещены все религии, а разрешено только конфуцианство. Оче­видно, упадок культуры – процесс повсеместный.

Теперь можно перейти к обобщению.

В фазе этнической инерции способность к расширению ареала снижается и наступает пора воздействия на ландшафты собствен­ной страны. Растет техносфера, т. е. количество нужных и ненужных зданий, изделий, памятников, утвари увеличивается, разумеется, за счет природных ресурсов. Часть таких изменений – относительно безвредные искажения природы: арыки, поля монокультур, огром­ные стада рогатого скота. Оставленные без внимания, они возвраща­ются в естественные геобиоценозы. Но там, где природные матери­алы заключены в оковы строгих форм, саморазвитие прекращает­ся, заменяясь медленным, но неуклонным разрушением, которое часто бывает необратимым. Такие руины нужны только археологам. Они исследуют следы не растущих, а гаснущих этносов, оставив­ших векам черепки посуды из обоженной глины, фрагменты вави­лонских табличек с клинописью, пирамиды и баальбекскую платформу, руины средневековых замков и храмов древних майя в джун­глях Юкатана. Биосфера, способная прокормить людей, не в состоянии насытить их стремление покрыть поверхность планеты хламом, выведенным из цикла конверсии биоценозов. В этой фазе этнос, как Антей, теряет связь с почвой, т. е. с жизнью, и наступает неизбежный упадок. Облик этого упадка обманчив. На нем надета маска благополучия и процветания, которые современниками пред­ставляются вечными, потому что они лелеют себя иллюзией о неис­черпаемости природных богатств. Но это – утешительный самооб­ман, рассеивающийся после того, как наступает последний, и на тот раз роковой перегиб.

Последняя фаза этногенеза деструктивна. Члены этноса, неспособные, по закону необратимости эволюции, вернуться к кон­такту с биосферой, переходят к хищничеству, но оно их не спасает. Идет демографический спад, после которого остаются перифе­рийные субэтносы, минимально связанные с главной линией этногенеза. Они либо прозябают, как реликты, либо создают но­вые этносы с иными поведенческими доминантами.

«Фаза обскурации»

«Сумерки» этноса. Отличительной чертой «цивилизации» является сокращение активного элемента и полное довольство эмоционально пассивного и трудолюбивого населения. Однако нельзя упускать третий вариант — наличие людей и нетворческих, и нетрудолюбивых, эмоционально и умственно неполноценных, но обладающих повышенными требованиями к жизни. В героические эпохи роста и самопроявлений эти особи имеют мало шансов выжить. Они — плохие солдаты, никакие рабочие, а путь преступно­сти в строгие времена быстро приводил на эшафот. Но в мягкое время цивилизации, при общем материальном изобилии для всех есть лишний кусок хлеба и женщина. «Жизнелюбы» начинают раз­множаться без ограничений и, поскольку они являются особями иного склада, создают свой императив: «будь таким, как мы», т. е. нестремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию, интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в науке оригинальные заботы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция, в военном деле солдаты держат в покор­ности офицеров и полководцев, угрожая им мятежами. Все про­дажно, никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, и для того, чтобы властвовать, правитель должен применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать своих соратников.

Здесь господствуют, как и в предшествующей стадии, группы, только принцип отбора иной, негативный. Ценятся не способнос­ти, а их отсутствие, не образование, а невежество, не стойкость в мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый обыватель спосо­бен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство на­рода оказывается, с точки зрения нового императива, неполно­ценным и, следовательно, неравноправным. Но тут приходит воз­мездие: жизнелюбы умеют только паразитировать на жирном теле объевшегося за время «цивилизации» народа. Сами они не могут ни создать, ни сохранить. Они разъедают тело народа, как клетки раковой опухоли организм человека, но, победив, т. е. умертвив соперника, они гибнут сами.

(цит. по: Гумилев Л. Н. Фазы цивилизационного упадка // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия. – М., 1998. – С. 213 – 216.)

Комментарии. В концепции Л. Гумилева (как и у О. Шпенглера) культура и цивилизация подвержены некоторому органическому циклу, принимающему у Л. Гумилева подчеркнуто психологический характер. Связывая подъем «высокой культуры» с «пассионарным взрывом», возникающим в лоне некоторой этничес­кой среды, Л. Гумилев и последующую судьбу общества рассматривает как цикл роста и ослабления способности к творческой активности, и понятие «цивилиза­ция», с его точки зрения, становится синонимом слова «упадок». Л. Гумилев обращает огромное внима­ние на некоторый духовно-энергетический импульс, сказывающийся в динамике цивилизации.

К. Ясперс