Дождь прекратился. Мика, потягивая горячее какао, уже совсем успокоился и не сердился больше на Ваську с Лерой. Они стали болтать о том, что хорошо бы выследить этого, в чёрном. Через несколько минут под навесом появился Мак-Аврасс в сопровождении Фисы Порфирьевны. – Почему никто не работает? – строго спросила Фиса Порфирьевна. – Так ведь сыро. На раскопе лужи. Чего же грязь месить, – ответила Лера. – Вам бы это следовало знать, Фиса Порфирьевна, – с ехидцей в голосе добавил Евсеич. – Они правы, – сказал вдруг мистер Джеф, – пойдёмте, мадам Фиса. Но Фиса не унималась. – Немедленно за работу. Керамисты моют керамику, чертёжники чертят,
раскопщики заготавливают дрова. – А дрова имеются, – подал голос Феликс. – В таком случае, пусть носят воду. – Да у меня ею все чеплашки заполнены, – лениво откликнулся Феликс. – Пусть дрова заготавливают впрок! – взбешённая Фиса не знала, чего ещё сказать. Она раскрыла было рот, чтобы продолжить свою тираду, но не придумав более ничего, резко развернулась и удалилась прочь с гордо поднятой головой. – Надо полагать, мне надлежит сложить с себя полномочия начальника
отряда, – сказал Евсеич. – Да нет, вы пока что официально начальник отряда, и я намерен оставить вас на этом посту. Но между тем, настоятельно рекомендую прислушиваться к мнению мадам Фисы, – ответил мистер Джефф и отправился следом за Фисой. – Мадам Фиса, – хмыкнула Васька, – тоже мне, мадам нашлась. – А что, ей подходит, – откликнулась Лера, – это смотря с какой интонацией произносить. Вот, например… И Лера произнесла «мадам Фиса» с таким сарказмом, что все поняли: отныне это наименование прочно войдет в словесный обиход отряда. – Фиса, звезда сезона! – ядовито процедила Васька. Все сидящие под навесом расхохотались. Евсеич посмеивался в усы. – Как вы можете так отзываться о замхозяине городища, без пяти минут начальнике раскопа, – с усмешкой пожурил он девчонок. – А чё она! – взвился Мика. – Думает, если дедушки здесь нет, так всё можно. Второй раз за эти дни он упомянул о деде, как о лице, наделённом властными полномочиями. – Георгий, ты начинаешь прикрываться именем Артура Алексеевича, – снова усмехнулся Евсеич. Он называл Мику так в исключительных случаях, когда сердился или когда был доволен. – Ничего я не прикрываюсь. Просто она меня бесит даже больше, чем этот… Мак опиумный! – Ну и язычки подобрались! – расхохотался Евсеич. – А я им устрою весёлую жизнь! – не унимался Мика. – Я сейчас же поеду в
Херсонес и всё расскажу Алле Ильинишне. Она разберётся с этим Маком. Она всех археологов на уши поставит! Её во всем мире археологи знают! Её послушают. Мак будет знать, как присваивать Мангуп! – Мика, ты забыл, что Алла Ильинишна тоже на симпозиуме. И потом, я боюсь, что всё решено в более верхних инстанциях. Против правительственных решений о возвращении хозяевам их бывших владений не попрёшь, – вздохнул Евсеич, – а впрочем, будем ждать возвращения профессоров. Может быть, что-то и можно сделать. Евсеич похлопал себя по карманам в поисках сигарет и поднялся из-за стола. Закурил и с усмешкой сказал: – Ладно, пойду, поработаю немного, а то начальство серчать будет. После его ухода ребята еще долго изощрялись в остроумии в адрес Фисы и нового хозяина, и лагерь периодически оглашался их диким гоготом. Но это был смех сквозь слёзы.
Глава 9. Новая пропажа
В час пополудни выглянуло солнце, и через некоторое время его лучи ликвидировали все последствия ночного ливня. Лерка с Васькой и Мика, вооружившись мешками, сбегали вниз за персиками. Там, в саду, они чуть не попались сторожу. Оказывается, в саду сменился охранник. С прежним сторожем, дедом Игнатом, у них был негласный уговор: «не попадаться». Он прекрасно знал эту троечку, таскающую персики, и делал вид, что охотится на неё, но ни разу так и не поймал. От пережитого приключения настроение у них резко скакнуло вверх, и они огласили лагерь громкими воплями, призывающими всех навалиться на персики. Весь лагерь высыпал из палаток и теперь дружно поглощал угощение. Персиковая сладость стекала по губам и подбородкам, высыхающий сок остренько покалывал щёки. Общее тревожное состояние требовало рязрядки, и она грянула. Они стали пулять друг в друга персиковыми косточками и брызгаться соком. Впервые за это время в лагере царило неподдельное веселье. Старый экспедиционный закон «работать вместе, кушать вместе, веселиться вместе» возымел свое действие и Мика даже сбегал в стан противника и позвал их на персиковое веселье. – Мы не едим ворованного, – буркнула Фиса, хотя до этого трескала перски из колхозного сада за милую душу. – Зато вкусно! – расплылся в улыбке Мика и вприпрыжку помчался обратно к навесу. Гусик, поколебавшись, поплёлся за ним. – Стой, Август! Неужели ты будешь есть краденые персики? – грозный окрик Вероники заставил Гусика обернуться. – Ты знаешь, буду! – резко сказал он вдруг и ускорил шаг. Веселье под навесом продолжалось. И хотя Евсеич персиков не любил, он не выдержал, отложил коллекционные описи, вылез из палатки и теперь, сидя под навесом, смотрел, как ребята поглощают персики, посапывал сигаретой и улыбался. Васька пульнула косточкой в Мику, но попала в Леру. Лерка взвизгнула и бросилась на Ваську. Васька увернулась и с хохотом помчалась по поляне. Лерка гналась за ней, стараясь в свою очередь попасть в Ваську косточками. Васька резко свернула, поскользнулась и шлёпнулась. При этом она попала коленом на что-то твёрдое. Когда она вскочила, то увидела, как из ссадины на колене выступила капелька крови. А под навесом веселились вовсю. Кто-то схватил кружку и стал окатывать всех водой из стоящих рядом вёдер. – За водой сами пойдёте! Резвитесь как дети малые! – пригрозил Феликс и тут же окатил Мику водой. – А мы и есть дети малые! – весело крикнул Мика, запуская в Феликса очередной косточкой. И тут, в самый разгар веселья, раздался дикий негодующий вопль. Кричали где-то у палатки на краю поляны. Все кинулись туда, и взору открылась занимательнейшая картина. У палатки, забыв о своей величественности и гордости, размахивая руками, совсем не по-аристократически скакал Мак-Аврасс и орал что-то невразумительное. Причём по-русски! – А-а-а! Обокрали! Осы! Уберите ос! Где, где он? Воры! Похитители! О, как больно! Фиса Порфирьевна бегала следом, обмахивала его какой-то салфеткой, и верещала: – Безобразие! Безобразие! Ну, успокойтесь! Успокойтесь, мистер Джеф! С трудом, из отдельных выкриков и обрывков фраз, стало понятно, что мистера Джефа укусила оса. Но причём тут воры? Только через некоторое время, когда вопли постепенно стихли, вырисовалась картина происшедшего. Оказывается, Мак-Аврасс не обнаружил в палатке своей сумки с документом на владение Мангупом. Он решил, что переложил сумку в другое место, и стал шарить среди своих многочисленных баулов. Сумки нигде не было. В какой-то момент он задел стенку палатки, и рука его вдруг вывалилась наружу. В тот же момент он почувствовал страшную боль в указательном пальце, его словно лезвием полоснуло, а в щель палатки ворвался целый рой разъярённых ос. Вот тогда-то лагерь и огласился дикими воплями. Лера обошла палатку и увидела с торцовой стороны довольно большой прорез в стенке. Рядом с прорезом на земле валялось осиное гнездо. Лера позвала Евсеича, и он констатировал прорез в стенке палатки. – Спускайся в село, вызывай милицию. Ты у нас большой мастак по этой части, – скомандовал Евсеич Гусику, закуривая очередную сигарету. – До прихода милиции всем сидеть под навесом, здесь не топтаться, – продолжал он, – шагом марш под навес. – Вас это тоже касается! – повернулся он к пострадавшей стороне. Евсеич был взбешён. Это было видно по тому, как непрестанно он курил сигарету за сигаретой. Шутка ли, третье происшествие за короткий срок. Сначала исчезновение серёжек, затем Грегори и вот теперь документов. Да тут ещё осы! Все пошли под навес. Через некоторое время Евсеич вспомнил, что с раскопа надо принести вчерашнюю керамику. – Феликс, остаёшься за старшего, – сказал он повару. Затем взял ящики и скомандовал, чтобы Лера, Васька и Мика шли за ним. На раскопе Евсеич огляделся, увидел, что никто за ними не следит, и повернулся к ребятам. – Герка! Васька! – грозно гаркнул он. – Это ваша проделка с осами?! Вообще ничего не понимаете?! Ну ладно, Мика ещё совсем дурной, но ты-то почти взрослая, можно сказать! Значит, можешь отвечать за свои поступки! – Мне ещё семнадцать, – буркнула Васька. – Ничего, скоро восемнадцать стукнет! А за свои проступки люди, между прочим, с шестнадцати лет отвечают! – Это я. Васька тут ни при чём, – мрачно признался Мика. – Покрываешь! – Не-а, честно я, один. Васька ничего не знала. – Ну, зачем? – Евсеич сокрушенно покачал головой, – ты хоть понимаешь, что сейчас все подозрения падают на тебя? И на Ваську, между прочим, тоже. Зная её характер, никто не поверит, что она в этом не замешана. Получается, что вы разрезали палатку, похитили документы, а ты ещё и ос подсунул. Ведь гнездо-то оказалось как раз напротив прореза. Дело очень серьёзное. Я, конечно, знаю, что с палаткой – не ваша работа, но ведь милиции-то это ещё доказать надо. – А чо они! И Мангуп теперь их, и мы все тут от них зависим, и нас теперь в любую минуту отсюда выкинуть могут. А я люблю Мангуп, я вырос тут, – заплакал вдруг Мика, – я же не могу с ними драться, у меня силы не хватит, пусть их хоть осы накажут! – Ну, ты Мика, фокусник! – только и сумел сказать Евсеич. И странно, после признания Мики ему стало как-то спокойнее. – Гнездо я ещё два дня назад подсунул, они же тут втихушку всё время сладкое жуют. Я и подумал, что осы на это среагируют. А палатку я не резал, документ не брал, просто не додумался. В голову как-то не пришло, что его стащить можно. И Васька с Леркой не брали, они бы мне сразу сказали об этом, – продолжал Мика, – а что теперь будет? Лучше бы я сам этот документ свистнул. – В общем, так, народный мститель, о гнезде никому даже слова не говоришь. Мало ли как оно у палатки очутилось, может быть, там и было. С вами, девчонки, сложнее. Весь отряд знает, что вы ночью по лагерю разгуливали. Есть им, видите ли, захотелось! Ту фигуру в дождевике на самом деле видели или придумали? На самом деле… так… Ну, что ж, вполне возможно, что кто-то действительно ходил. Иначе бы куда делся документ. Значит, так, милиции рассказываете всё, как было. И про фигуру тоже. Но помните, всё, кроме гнезда. Милиция приехала довольно быстро, и снова начались опросы, допросы, протоколы. Фиса разошлась вовсю, она жаловалась на «нестерпимое поведение» ребят. Припомнила, что её обозвали «звездой сезона», а Мак-Аврасса – «Маком опиумным». – Это к делу не относится, – резко оборвал её милиционер, – давайте по существу. По существу Фиса могла сказать только одно. Она ничего не видела
и не знает, куда делась папка с документами. Но она подозревает, что во всех этих делах замешаны Васька, Лера и Мика. И еще тот молодой англичанин, который якобы пропал, но юные мерзавцы наверняка знают, где он. – И ещё, именно эти две особы бродили по лагерю в эту ночь, значит, они и стащили документ, – добавила она. – Нам известен этот факт. Но если можно, поподробнее. Что вы ещё об этом знаете? Фиса ничего больше не знала, и милиционеры с нескрываемой радостью сообщили, что к ней у них вопросов больше нет. Милиционеры записали показания и ушли, мрачно пошутив при этом, что Мангупские призраки как-то слишком уж разбуянились. А также выразили надежду на то, что к следующему их визиту все пропажи будут найдены, и уж во всяком случае, они не застанут здесь ничего более криминального. Мак-Аврасс ушел с милиционерами, заявив, что он пока поживёт в гостинице в Бахчисарае. Постепенно все разошлись по палаткам. Под навесом остались только Лера, Васька и Мика. У Васьки саднило колено, и она была очень злая.
– Собственноручно пришибла бы эту Фису. И тех, кто разбрасывает всякую фигню на поляне! – Я не поняла, чем ты колено ушибла? Там же одна трава. Или кто-то
камней набросал. – Это был не камень, только я не рассмотрела. – Пошли, посмотрим. Они втроём обшарили всю поляну и наткнулись на металлический предмет. Небольшой, но очень увесистый. Он напоминал приплюснутый браслет, утолщённый с одной стороны. – Это кастет, – тихо сказала Васька. – Откуда ты знаешь? – усомнился Мика. – В кино видела. – А откуда он здесь мог взяться? Ну-ка, дай. Лера повертела кастет в руках. – Смотрите, какая-то гравировка. Непонятно, плохо видно. Лупу бы. – Я знаю, где есть лупа! – Мика бросился в палатку, в которой он до недавнего времени обитал с Грегори. С исчезновением Грегори Мика перебрался к Феликсу и Пашке. Ему по ночам было как-то жутковато находиться одному в этой палатке. Теперь он впервые с момента своего переселения заглянул в своё прежнее жилище. В палатке был полный кавардак. Вещи вытряхнуты из рюкзака, скомканы, свалены в кучу. В углу валялась раскрытая планшетка Грегори. Она была совершенно пустая. Ни карты, ни лупы не было. Мика обшарил всю палатку, но так ничего и не нашёл. Встревоженный, он побежал к девчонкам. – Может, он сам забрал? – спросила Васька. – Нет, карта была на месте. Мы же с тобой видели её уже после исчезновения Грегори. И Грегори бы не стал разбрасывать в палатке. Он же знает, где лежит карта, просто бы забрал, и всё. А там всё перерыто так, что сразу ясно: что-то искали. – Значит, так. О карте пока никому ничего не говорим, даже Евсеичу. Тем более, о ней знаем только мы. Не надо лишний раз привлекать к себе внимание. Вася, спрячь кастет. О нём тоже никому ни слова. Всё это как-то связано между собой. И всё не случайно, – вынесла решение Лера. Они ушли в цитадель, забрались в своё любимое место и теперь
сидели, молча глядя на раскинувшуюся внизу долину. – А правда, что когда-то давно-давно на мангупских склонах никакой растительности не было? – спросил неожиданно Мика. – Говорят такое, – откликнулась Васька, – но только что-то не очень верится. – Видишь ли, это утверждение основывается на рисунке одного путешественника начала двадцатого века. На этом рисунке растительность не изображена. Но мне кажется, что Васька права. Не могло быть так, что тысячелетия ничего не росло, а потом вдруг взяло и резко выросло. Ведь чтобы выросло – нужна почва, а откуда она возьмется на голых скалах? Значит, почва и раньше была, а была почва – была растительность, – поддержала Ваську Лера. – Конечно. Я так думаю, что ему просто лень было рисовать все эти деревьёчки-цветуёчки. Набросал общий вид, и достаточно! И потом, Мангуп издавна славился своими источниками воды и ещё тем, что на такой высоте вода была в любое время года, и даже летом. Я считаю, что если бы в балках не было растительности, вода бы перестала конденсироваться в скальных пустотах. Она просто-напросто бы испарялась. Всем же известно, погибает лес – погибает ручей. Закон экологии,– отозвалась Васька. Она была серьёзна как никогда. – А уж на самом плато растительность точно была, во всяком случае, виноградники. Иначе бы зачем было устраивать тарапаны. Прикиньте, из долины поднимают на такую высоту кучу винограда, чтобы потом его здесь давить! Не проще было бы давить его в долине, во всяком случае, где-нибудь пониже, а не переться в гору с таким грузом? А потом просто привезти на Мангуп готовое вино. Они ведь в древности тоже не глупые были. Раз есть тарапаны – значит, был виноград, и выращивали его непосредственно на горе и, может быть, на склонах. Это вполне логично. И потом, на Чамну-Буруне уж совершенно точно росли сосны, иначе бы турки его не прозвали Сосновым мысом, – продолжила Лера. – Ага, я тоже так думаю, – согласился с ней Мика, – а мне ещё кажется, что с Мангупа вели тайные тропы, чтобы, допустим, в случае войны оправить гонца за подмогой. А представьте, если балки совершенно лысые, какие уж тут тайные тропы. Они снова замолчали и долго смотрели на округу.
– Так, подытожим, что у нас есть, – произнесла вдруг Лера, – а есть у нас вот что. Итак, по порядку. Исчезли серёжки, Грегори, документы на наследство и карта с лупой. Нашлись – кастет и… пока всё. Дальше. Появляются: сначала Фиса со своими, затем этот Мак-Аврасс, потом незнакомец приходил к Евсеичу, и, наконец, «Чёрный монах». – Да, но сначала-то появился Грегори с картой, – поправила Леру Васька, – вы помните, что говорил Грегори о карте? – Он говорил, что карту ему дала бабушка. На карте отмечен мангупский клад. И ещё, если найти тайник, то можно раскрыть тайну их семьи. Карта старинная, на ней надписи на греческом и армянском, и ещё карта не полностью, только половина, – ответил Мика. – Всё именно так. Карта, тайник, клад. Греческий и армянский. Помнится, с греческого он уже перевёл, осталось с армянского. Проводив меня, Грег собирался подняться на Мангуп, но исчез. Причем без карты. Если бы он хотел сбежать, то исчез бы с картой. Но зачем ему бежать? Позарился на какие-то, пусть даже старинные, серёжки? Глупо. Он, судя по всему, достаточно богат. Тем более, ему надо раскрыть тайну семьи. Прятался на Мангупе, а затем пришёл за картой? Но зачем всё перерыл, ведь ему известно, где карта. Да и зачем ему прятаться, если ничего не угрожает? А вот если угрожает… Тогда можно и спрятаться. – Его нет на Мангупе. Мы же его весь обшарили, – откликнулись Мика и Васька. – Вот именно, Грегори на Мангупе нет. Но кто-то приходил за картой и унес её. И это не Грегори. Значит, есть тот, кто знает о карте и кому она нужна. Кто-то охотится за картой и, может быть, за Грегори. И охотится, возможно, потому, что не знает перевода. Кстати, листочек с переводом в планшетке? – Я же сказал, что в планшетке пусто, листочек с переводом тоже исчез, – ответил Мика. – Вот-вот, тот, кто взял карту, забрал и перевод. Но перевод только с греческого, и то частичный, значит, для достоверности нужен перевод с армянского. Но не просто с армянского, а со средневекового. А кто знает средневековый армянский? Только специалист. Значит, так, завтра я еду в Бахчисарай, искать специалиста. Возможно, Грегори у него уже был, а может быть, был тот, кто взял карту. – А где ты найдешь специалиста? – поинтересовался Мика. – Да где еще, как не в Бахчимузее, – ответила Лерка. – А ты, Лер, откуда знаешь, что в музее есть специалист? – удивился Мика. – Слышала, когда была в фондах. Музейные говорили, что у них появился какой-то профессор. Специализируется по византийским рукописям. Может быть, он и староармянский знает, или, во всяком случае, подскажет, где искать знатока. – Я с тобой, – откликнулась Васька. – Нет, Вась, тебе надо остаться здесь, иначе это вызовет подозрение. Да ты не бойся, я постараюсь быстро обернуться.
