О сохранении и размножении российского народа

1) В обычай вошло во многих Российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, и часто жена могла бы по летам быть матерью своего мужа. Сему с натурою спорному поведению следуют худыя обстоятельства: слезныя приключения и рода человеческаго приращению вредныя душегубства. Первыя после женитьбы лета проходят безплодны, следовательно, такое супружество не супружество и сверх того вредно размножению народа, затем, что взрослая такая женщина, будучи за ровнею, могла бы родить несколько детей обществу. Мальчик побуждаем будучи от задорной взрослой жены усиливанием себя прежде времени, портит и впредь в свою пору к детородию не будет довольно способен, а когда достигнет в мужеский возраст, то жена скоро выдет из тех лет, в кои к детородию была способнее. Хотяж она и в малолетство мужнее может обрюхатеть непозволенным образом, однако боясь безславия и от мужних родителей попрёку и побоев, легко может поступить на детоубивство еще в своей утробе. Довольно есть и таких примеров, что гнушаясь малым и глупым мужишком, спознавается жена с другим, и чтоб за него выдти, мужа своего отравливает, или инако убивает, a после изобличена предается казни. Итак сими непорядками еще нерожденные умирают и погибают повинные и неповинные. Второе неравенство в супружестве бывает, когда мужчина в престарелых летах женится на очень молодой девушке, которое хотя и не столь опасно, однако приращению народа вредно, и хотя не позволенною любовию недостаток может быть наполнен, однако сие недружелюбия, подозрения, безпокойства и тяжеб в наследстве и больших злоключений причиною бывает. Для сего вредное приумножению и сохранению народа неравенство супружества запретить и в умеренные пределы включить должно. По моему мнению невеста жениха не должна быть старее разве только двумя годами, а жених старее может быть 15-ю летами. Сие для того, что женщины скорее старятся, нежели мужчины, а особливо от частой беременности. Женщины родят едва далее 45 лет, а мужчины часто и до 60-ти лет к плодородию способны: всего сходнее, ежели муж жены старее от 7 до 10 лет. Хотяж по деревням и показывают причины, что женят малых ребят для работниц, однако все пустошь, затем что ежели кто семью малую, а много пашен, или скота имеет, тот наймуй работников, прими третьщиков или половиньщиков, или продай излишнее другому.

2-е) Неравному супружеству много подобно насильное: ибо где любви нет, ненадежно и плодородие. Несогласия, споры и драки вредят плоду зачатому и нередко бывают причиною безвременному и незрелому рождению. Для того должно венчающим священникам накрепко подтвердить, чтобы они услышав где о невольном сочетании, онаго не допускали и не венчали под опасением лишения чина. Жениха бы и невесту не тогда только для виду спрашивали, когда они уже приведены в Церковь к венчанию, но несколько прежде.

3-е) Хотя больше одной жены вдруг иметь в нашем законе не позволяется, однако четвертая после третьей смерти в наших узаконениях незаказана, кроме того, что некто Арменопул, судья Солунской, заказал приватно, положась, как уповаю, на слова Назианзиновы: „первый брак — закон, вторый — прощение, третий — пребеззаконие". Но сие никакими соборными узаконениями не утверждено затем что он сие сказал как оратор, как проповедник, а не как законодавец; и не взирая на слова великаго сего святителя Церковь Святая третий брак благословляет, а четвертаго запрещение пришло к нам из Солуня, а не от Вселенских соборов, или Монаршеских и общенародных узаконений. Сие обыкновение много воспрещает народному приращению. Много видал я вдовцов от третьей жены около 30-ти лет своего возраста, и отец мой овдовел в третий раз хотя 50-ти лет, однако еще в полной своей бодрости и мог бы еще жениться на четвертой. Мне кажется, было-б законам не противно, если бы для размножения народа и для избежания непозволенных плотских смешений, а от того и несчастных приключений, четвертой, а по нужде и пятой брак был позволен, по примеру других христианских народов. Правда, что иногда не без сомнительства бывает, всели происходило натурально, когда кто в третий, и притом в немногие годы овдовеет, и не было ли какого потаеннаго злодейства? Для сего лицо, требующее четвертаго, или пятаго брака, должно представить в свидетели соседей, или еще лучше, родственников по первым супружествам, что в оных поступки его были незлобны и беззазорны, а у кого окажутся вероятные знаки неверности, или свирепости, а особливо в двух, или во всех трех супружествах, тем лицам не позволят четвертаго брака.

4-е) Вошло в обычай, что натуре человеческой противно, (противно-ли законам на соборах положенным не помню), что вдовых молодых попов и дьяконов в чернцы насильно постригают, чем к греху, а не ко спасенью дается повод, и приращению народа немалая отрасль пресекается. Смешная неосторожность! Не позволяется священнодействовать женясь вторым браком законно, честно и благословенно, а в чернечестве блуднику, прелюбодею, или еще и мужеложцу Литургию служить и всякия Тайны совершать дается воля. Возможноли подумать, чтобы человек молодой, живучи в Монашестве, без всякой печали, довольствуясь пищами и напитками, и по всему внешнему виду здоровой, сильной и тучной, не был бы плотских похотей стремлениям подвержен, кои всегда тем больше усиливаются, чем крепче запрещаются. Для сих причин кажется, что молодым вдовым попам и дьяконам надобно позволить вторый брак и не постригать прежде лет пятидесяти, или сняв чин священства позволить быть мирскими чинами. Сюдаж надлежит и пострижение молодых людей прямо в Монахи и Монахини, которое хотя в нынешния времяна и умалилось пред прежними, однако еще много есть излишества, особливо в Малороссии и при Синодальных школах. Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки везде показывают, что Монашество в молодости ничто иное есть, как черным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатной ущерб размножению человеческаго рода, не упоминая о бывающих детоубивствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до 50, а женщинам до 45-ти лет.

5-е) Вышеписанное касалось больше до обильнейшаго плодородия родящих, следующее надлежит особливо до сохранения рожденных. Хотя запрещением неравнаго и насильнаго супружества, позволением четвертаго и пятаго брака, разрешением к супружеству вдовых попов и дьяконов и непозволением до указных лет принятия Монашескаго чина, несомненно воспоследовать может знатное приумножение народа и нестолько будет беззаконнорожденных, следовательно, и меньше детскаго душегубства, однако по разным случаям и по слабости человеческаго сложения быть тому невозможно, чтобы непозволенным сластолюбием, или и насильством обременная женщина нехотя быть обезславлена, неискала бы способов утаить своего беззакония и несчастия, от чего иногда в отчаянии матери детей своих убивают. Для избежания столь ужаснаго злодейства и для сохранения жизни неповинных младенцев, надобно бы учредить нарочные богоделенные домы для невозбраннаго зазорных детей приему, где богоделенныя старушки моглиб за ними ходить вместо матерей, или бабок; но о сем особливо в письме о исправлении и размножении ремесленных дел и художеств.

6-е) Следуют сему младенческия болезни, изнуряющия и в смертная челюсти повергающия начинающуюся жизнь человеческую, из которых первое и всех лютейшее мучение есть самое рождение. Страждет младенец не менее матери и тем только разнится их томление, что мать оное помнит, не помнит младенец. Коль же оно велико, изъявляет Давид Пророк, ибо, хотя изобразить ужасныя врагов своих скорби, говорит: тамо болезни, яко рождающия (сиречь женщины). Проходя болезненной путь в прискорбной и суетной свет, коль часто нежной человек претерпевает великия повреждения, а особливо в голове, тем что в самое свое рождение лишается едва начатия жизни и впервые почерпнутой дух, в последнее испускает, либо несколько часов или дней только лишь с настоящею смертию борется. Сие первое страдание, которыми нередко из рожденных живых на весь век здравие повреждается. Сего иначе ничем не можно отвратить, или хотя несколько облегчить, как искусством повивальных бабок и осторожностью беременных. Потом следует болезнь при выходе зубов, младенцам часто смертоносная, когда особливо падучую болезнь с собою приносит. Так же грыжи, оспа, сухотка, черви в животе и другия смерти детской причины, все требуют знания: как лечить нежных тех болезни. Для умаления толь великаго зла, советую в действие произвести следующее: 1-ое) выбрать хорошия книжки о повивальном искустве, и самую лучшую положив за основание сочинить наставление на Российском языке, или сочинив на другом перевесть на Российской, к чему необходимо должно присовокупить добрые приемы Российских повивальных искусных бабок, для сего, созвав выборных долговременным искусством дело зияющих, спросить каждую особливо и всех вообще и что за благо принято будет внести в оную книжицу.

2-ое) Для излечения прочих детских болезней положив за основание великаго медика Гофмана, который упражнявшись через 60 лет в Докторском звании, при конце жизни писал наставление о излечении младенческих болезней, по которым я дочь свою дважды от смерти избавил, и присовокупив из других лучшее, соединить с вышеписанною книжкою о повивальном искустве, при том не позабыть, что наши бабки и лекари с пользою вообще употребляют.

3-ое) В обеих совокупленных сих искуств в одну книжку, наблюдать то, чтобы способы и лекарства по большой части не трудно было сыскать везде в России, затем что у нас аптеками так скудно, что не токмо в каждом городе, но и в знатных великих городах поныне не устроены, о чем давно бы должно было иметь попечение, но о сем особливо представлено будет.

4-ое) Оную книжку напечатав в довольном множестве распродать во все Государство, по всем церквам, чтобы священники и грамотные люди читая могли сами знать и других наставлением пользовать. По изчислению умерших по приходам, учиненному в Париже, сравнив их лета, умирают в первые три года столько же почти младенцов, сколько в прочия до ста считая. Итак положим, что в России мужеска полу до 12-ти миллионов, из них состоит один миллион в таком супружестве, что дети родятся, положив обще, один в два года. Посему на каждый год будет рожденных полмиллиона, из коих в три года умрет половина, или еще по здешнему небрежению и больше, так что на всякой год достанется смерти в участие по сту тысяч младенцов, не свыше трех лет. Не стоит ли труда и попечения нашего, чтобы хотя десятую долю, то есть, 10 тысяч, можно было удобными способами сохранить в жизни?

...7-ое) Доселе о натуральных обстоятельствах младенцам вредных; остается упомянуть о повреждениях от суеверия и грубаго упрямства происходящих. Попы, нетокмо деревенские, но и городские, крестят младенцев зимою в воде самой холодной, иногда и со льдом, указывая на предписание в требнике, чтобы вода была натуральная без применения и вменяют теплоту за примешенную материю, а не думают того, что летом сами же крестят теплою водою, по их мнению, смешенною. Итак, сами себе прекословят, а особливо по своему недомыслию, не знают, что и в самой холодной воде еще теплоты очень много. От замерзания в лед принимает вода на себя стужу до 130 гр., да и тут можно почесть ее горячею, затем, что замерзающая ртуть несравненно большее, расстояние от сего градуса имеет, нежели вода от кипятка до замерзания. Однако невеждам попам Физику толковать нет нужды, довольно принудить властию, чтобы всегда крестили водою летней в разсуждении теплоты равною, затем, что холодная изшедшему недавно из теплой матерней утробы младенцу конечно вредна, а особливо который много претерпел в рождении. Одно погружение в умеренной воде не без тягости младенцу, когда мокрота в глаза, в уши, в ноздри, а иногда и в рот вливается, (а когда рот и ноздри запирает поп рукою, тогда пресекается дыхание, которое недавно лишь получил младенец). Когда-ж холодная вода со льдом охватит члены, то часто видны бывают признаки падучей болезни, и хотя от купели жив избавится, однако в следующих болезнях, кои всякой младенец после преодолеть должен, а особливо при выходе первых зубов, оная смертоносная болезнь удобнее возобновится. Таких упрямых попов, кои хотят насильно крестить холодною водою, почитаю я палачами затем, что желают после родин и крестин вскоре и похорон для своей корысти. Коль много есть столь несчастливых родителей, кои до 10 и 15-ти детей родили, а в живых ни единаго не осталось?

8-ое) Бедственному младенческому началу жизни следуют приключения, нападающия на здравие человеческое впрочем оныя течения. И во-первых невоздержание и неосторожность с уставленными обыкновениями, особливо у нас в России вкоренившимися и имеющимивид некоторой святости. Паче других времен пожирают у нас Масляница и Св. Неделя великое множество народа одним только переменным употреблением питья и пищи. Легко рассудить можно, что готовясь к воздержанию Великаго Поста, во всей России много людей так загавливаются, что и говеть времени не остается. Мертвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частыя похороны доказывают то ясно. Розговенье томуж подобно. Да и дивиться не для чего? Кроме невоздержания в заговенные дни питием и пищею, стараются многие на весь В. Пост удовольствоваться плотским смешением законно и беззаконно, и так себя до чистаго понедельника изнуряют, что здоровья своего никоею мерою починить не могут, употребляя грубыя постныя пищи, которыя и здоровому желудку тягостны. Сверх того вскоре следует начало весны, когда всескверности, накопленныя от человеков и от других животных, бывшия во всю зиму заключенными от морозов, вдруг освобождаются и наполняют воздух, мешаются с водою и нам с мокротными и цинготными рыбами вжелудок, в легкое, в кровь, в нервы и во все строение жизненных членов человеческаго тела вливаются, рождают болезни в здоровых, умножают оныя в больных и смерть ускоряют втех, кои бы еще могли пожить долее. После того приближается Светлое Христово Воскресение — всеобщая христианская радость, — тогда, хотя почти безпрестанно читают и многократно повторяются страсти Господни, однако мысли наши уже на Св. недели. Иной представляет себе приятныя и скоромныя пищи: иной думает, поспеет ли ему к празднику платье; иной представляет как будет веселиться с родственниками и друзьями, иной ожидает прибудут ли запасы из деревни, иной готовит живописныя яйца и несомненно чает случая поцеловаться с красавицами или помилее свидаться. Наконец Заутреню в полночь начали, и обедню до свету отпели. Христос воскресе! только в ушах и на языке, а в сердце какое ему место, где житейскими желаниями и самыя малейшия скважины все наполнены. Как с привязу спущенныя собаки, как накопленная вода с отворенной плотины, как из облака прорвавшиеся вихри,— рвут, ломят, валят, опровергают, терзают: там разбросаны разных мяс раздробленныя части, расбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные недавние строгие постники. О истинное Христианское пощение и празднество! не на таких ли Бог негодует у Пророка: „Праздников ваших ненавидит душа моя и кадило ваше мерзость есть предо Мною!" Между тем бедной желудок привыкнув чрез долгое время к пищам малопитательным, вдруг принужден принимать тучныя и сальныя брашна в сжавшиеся и ослабевшие проходы, и не имея требуемаго довольства жизненных соков, несваренныя ядения по жилам посылает: оне спираются, пресекается течение крови и душа в отворенныя тогда райския двери из тесноты тела прямо улетает. Для уверения о сем можно справиться по церковным запискам, около котораго времени в целом году у попов больше меду на кутью изходит? Неоспоримое есть дело, что неравное течение жизни и круто переменное питание тела не токмо вредно человеку, но и смертоносно, так что вышеписанных строгик постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно. Правда, что ежели кто на Масленице приуготовляется к посту житием умеренным, в пост не изнуряет себя излишно, и говеет больше духом, нежели брюхом, на Св. Неделе радуется о препровождении В. Поста в истинных добродетелях, в трудах обществу полезных и Богу любезных, а не в том, что дожил до разрешения на вся, — тот конечно меньше почувствует припадков от нездороваго времени, а особливо, когда трудами кровь приводит в движение и, словом, содержит себя хотя то постными, то скоромными пищами, однако равно умеренными, без крутых скочков и пригорков. Но здесь, в Севере, сие по концам тучное, а в середке сухое время есть самая праздная часть года, когда крестьяне не имеют никакой большой работы и только посеянныя, пожатыя, измолоченныя и смолотыя плоды полевые доедают. Купцам, за испорченными дорогами и распутицами, почти нет проезду из города в город с товарами: нет кораблям плавания и морским людям довольнаго движения; военные люди стоят в походах по зимним квартирам, а дома, то для морозов, то для слякости не могут быть удобно экзерциций. Итак, большая часть народа должна остаться в праздности, которая в заговенье и розговенье дает причину к необузданной роскоши, а в пост с худыми прошлогодними пищами и с нездоровым воздухом соединенная, портит здоровье и жизнь коротит. Многие скажут: „да проживают же люди! отцы наши и прадеды жили долгие веки!" Правда! живут и Лопари, питаясь почти одною только рыбою; да посмотрите ж, коль они телом велики и коль многолюдны и сравните их с живущими в том же климате Семоядами, питающимися по большой части мясом. Первые ростом мелки, малолюдны, так что на 700 верстах в длину, а вширину на 300, Лопарей толь мало, что и в большие солдатские наборы со всей земли по два солдата с числа душ наймают из нашего народа, затем что из них весьма редко, чтобы кто и по малой мере в солдаты годился. Семояды, напротив того, ростом не малы, широкоплечи и сильны, и в таком множестве, что если бы междуусобныя частая кровавыя сражения между многими их князьками не случались, то бы знатная Восточно-Севернаго берега часть ими населилась многолюдно. Посмотрите, что те Российския области многолюднее, где скотом изобильнее, затем, что во многих местах, где скотом скудно, и в мясоед по большой части питаются рыбою или пустыми щами с хлебом. Еслиб наша Масленица положена была в Мае месяце, то В. Пост был бы в полной весне и в начале лета, а Св. Неделя около Петрова дня то бы кроме новых плодов земных и свежих рыб и благораствореннаго воздуха: 1-ое) поспешествовало бы сохранению здравия движение тела в крестьянах пахатною работою, в купечестве — дальнею ездою по земле и по морю, военным — экзерцициею и походами. 2-ое) Ради исправления таких нужных работа, меньше бы было праздности, матери невоздержания, меньше гостьбы и пирушек, меньше пьянства, неравнаго жития и прерывнаго питания, надрывающаго человеческое здравие. А сверх того, хотя бы кто и напился, однако возвращаясь домой не замерз-бы на дороге, как о Масленице бывает, и не провалился бы под лед, как случается на Св. Неделе. Я к вам обращаюсь великие учители и разположители постов и праздников, и со всяким благоговением вопрошаю вашу святость, что вы в то время о нас думали, когда Св. Великий Пост поставили в сие время? Мне кажется, что вы, по своей святости, кротости, терпению и праводушию, милостивый ответ дадите, и не так, как Андреевской Протопоп Яков делал, — в церкви матерно не избраните, или еще, — как он с Морским Капитаном Яньковым в Светлое Воскресение у креста за непоцелование руки поступил: в грудь кулаком не ударите. Вы скажите: „Располагая посты и праздники жили мы в Греции и в земле обетованной; Святую четыредесятницу тогда содержать установили, когда у нас полным сиянием вешняго солнца земное богатое недро отверзается, произращает здоровыми соками наполненную молодую зелень и воздух возобновляет ароматными духами. Поспевают ранние плоды в пищу, в прохлаждение и в лекарство купно служащие. Пению нашему для славословия Божия соответствовали журчащее ручьи, шумящие листы и воспевающия сладкогласная птицы; а про ваши полуночныя стороны мы разсуждали, что не токмо там петъ и не будет Христианскаго закона, но ниже единаго словеснаго обитателя, ради великой стужи. Не жалуйтесь на нас! Как бы мы вам предписали есть финики и смоквы и пить добраго винограднаго вина по Красоуле, чего у вас не родится? Расположите, как разумные люди, по вашему климату; употребите на пост другое способнейшее время, или в дурное время пользуйтесь умеренно здоровыми пищами. Есть у вас духовенство, равную нам власть от Христа имеющее вязати и решити. Для толь важнаго дела, можно в России Вселенской собор составить: сохранение жизни толь великаго множества народа того стоит. А сверх того, ученьем вкорените всем в мысли, что Богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цинготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества, что обманщик, грабитель, неправосудный, мздоимец, вор и другими образы ближняго повредитель, прощения не сыщет, хотя бы он, вместо обыкновенной постной пищи в семь недель ел щепы, кирпич, мочало, глину и уголье и большую бы часть того времени простоял на голове вместо земных поклонов. Чистое покаяние есть доброе житие, Бога к милосердию, к щедроте и к люблению нашему преклоняющее. Сохрани данныя Христом заповеди, на коих весь закон и Пророки висят: „Люби Господа Бога твоего всем сердцем (сиречь не кишками) и ближняго как сам себя", (т. е. совестию, а не языком). Исправлению сего недостатка ужасныя обстоят препятствия, однако не больше опасны, как заставить брить бороды, носить немецкое платье, сообщаться обходительством с иноверными, заставить матрозов в летние посты есть мясо, уничтожить боярство, патриаршество и стрельцов, и вместо их учредить Правительствующий Сенат, Святейший Синод, новое регулярное войско, перенести столицу на пустое место и новый год в другой Месяц! Российской народ гибок!

9-ое) Кроме сего впадает великое множество людей и в другия разныя болезни, о излечении коих весьма еще мало порядочных есть учреждений, как вышеупомянуто, и только по большой мере простыл, безграмотныя мужики и бабы лечат наугад, соединяя часто натуральныя способы, сколько смыслят, с вороженьем и шептаниями и тем не только не придают никакой силы своим лекарствам, но еще в людях укрепляют суеверие, больных приводят в страх унылыми видами и умножают болезнь, приближая их скорее к смерти. Правда много есть из них, кои действительно знают лечить некоторыя болезни, а особливо внешния, как коновалы и костоправы, так что иногда и ученых хирургов в некоторых случаях превосходят, однако все лучше учредить по правилам, медицинскую науку составляющим. К сему требуется по всем городам довольное число докторов, лекарей и аптек, удовольствованных лекарствами, хотяб только по нашему климату пристойными, чего не токмо нет и сотой доли, но и войско Российское весьма не довольно снабжено медиками, так что лекари не успевают перевязывать и раненых, не токмо чтобы всякаго осмотреть, выспросить обстоятельства, дать лекарства и тем страждущих успокоить. От такого непризрения, многие, коим бы ожить, умирают. Сего недостатка ничем не можно скорее наполнить, как для изучения докторства послать довольное число Российских студентов в иностранные университеты и учрежденным и впредь учреждаемым внутри Государства университетам, дать между прочими привилегиями власть производить достойных в доктора. 2-е) Медицинской канцелярии подтвердить накрепко, чтобы как в аптеках, так и при лекарях было довольное число учеников Российских, коих бы они в определенное время своему искусству обучали и Сенату представляли. Стыдно и досадно слышать, что ученики Российскаго народа, будучи по десяти и больше лет в аптеках, почти никаких лекарств составлять не умеют, а ради чего? Затем, что аптекари держат еще учеников Немецких, a русские при иготе, при решете и при уголье, до старости доживают и учениками умирают, a немецкими всего государства не наполнишь. Сверх того, недостаточное знание языка, разность веры, несходные нравы и дорогая им плата много препятствуют.

10-е) Смертям от болезни следуют насильственныя, натуральный и случайныя обстоятельства, как причины лишения жизни человеческой, т. е., моровыя язвы, пожары, потопления, морозы. Поветрия на людей хотя по большой части в Южных пределах здешняго государства случаются, однако всякие способы против того употреблять должно. Оные состоят в истреблении уже начавшагося, или в отвращении приходящаго. К первому требуются известныя употребительныя против такого несчастия средства и для того лучшие должно выбрав из авторов сочинить Медицинскому факультету книжку и напечатав распродавать по государству. Ко второму надобно с бывших примеров собрать признаки, из которых главный есть затмение солнца, причиняющее почти всегда вскоре падеж на скот, а после и на людей поветрие. В наши просвещенные веки знают о том в великом свете обращающияся люди от астрономов и могут предостеречся не выпуская скота из дому и не давая травы того дня снятой, — так в других Государствах остерегаются два, или три дни, после и сами никаких плодов в то время не снимают и не употребляют, говоря, что во время солнечнаго затмения, падают ядовитыяросы. Главная причина быть кажется, по моему мнению, что во время затмения закрывается солнце луною, таким жетелом, как и земля наша пресекается круто электрическая сила, которую солнце на все ростения во весь день изливает, что видно на травах ночью спящих, и тоже страждущих в солнечное затмение. Время научит, сколько может электрическая сила действовать в разсуждении поветрия. Затмения во всем государстве не знают, и для того надобно заблаговременно публиковать, и что требуется, повелеть указами, по примеру как водится в других государствах. Для избавления от огненной смерти, служит предосторожность о утолении частых и великих пожаров, о чем покажется пространно в письме о лучшей государственной экономии. Потопления суть двояки: от наводнения и от неосторожной дерзости, особливо в пьянстве. Первое легко отвратить можно, запретив, чтоб при великих реках на низких местах, вешней особливо воде подверженных, никаких жилищ не было. Сие делается от одной лености, чтоб вода и сено и всякая от воды удобность была близко, однако часто на высоких местах живущие видят весною, сами будучи в безопасности, как скот и люди и целые домы неприступной лед несет в отчаянии всякаго спасения. Вторых потоплений ничем отвратить нельзя, не умалив много гощения и пьянства, для коих люди дерзают переезжать чрез реки в бурную погоду, перегрузив суда множеством, или переходить через лед осенью и весною, когда он весьма ненадежен и опасен. В главе о истреблении праздности предложатся способы, равно как и для избавления померзания многих зимою.

 

Ноября 1.

1761.

Вопросы. О каких причинах высокой детской смертности говорится в тексте?

В какие периоды смертность населения особенно высока?

Н. М. МАКСИМОВИЧ-АМБОДИК (1744—1812)

Искусство повивания, или наука о бабичьем деле (1784 г.)

Здравый рассудок повелевает больше пещиеся о размножении народа прилежным соблюдением новорожденных детей, чем населением необработанной земли неизвестными чужеземными пришельцами.

...Искусство повивания, или наука о бабичьем деле, есть часть медико-хирургической опыто-действенной науки, которая не только показывает основательные правила, но и опытами научает: каким образом надлежит беременной женищине чрез все время ее бременоношения подавать твердой, надежной и полезной совет и наставление; находящейся при родах чинить всевозможное вспоможение; а после родов как о роженице, так и о новорожденном младенце иметь прилежное смотрение и надлежащее попечение.

А кто сему искусству правильно и порядочно обучился, ведает оное так твердо и основательно, что в состоянии себя находит в случае нужды без всякой боязни и страха подавать надлежащую помощь женам беременным, родильницам, и рождающимся от них младенцам, тот называется акушером, т. е. повивальным лекарем или врачом; когда же сие звание относится к женскому действующему лицу, то нарицают ее попросту повивальною бабкою...

Отсюду явствует, что хотящие получить желаемые в том успехи должны себя подвергнуть многочисленным трудам и подвигам, и прежде всего стараться о снискании надлежащего знания в анатомии женского тела, т. е. приобрести обстоятельное введение о твердых и мягких частях женских, деторождению служащих, а притом из опытов научиться и тому, дабы предузнавать положение младенца, естественно и ненатурально во утробе матерной бывающее и быть могущее, и знать строение тех частей, кои к самому утробному плоду принадлежат.

Отсюду явствует, что едва ли есть другая наука, которая бы по своему предмету была толико важною, нужною, и человеческому роду многополезною, как повивальная. Отсюду напоследок явствует и сие, сколь благородный есть повивальной науки предмет; сколь знание ее есть нужно всякому, а наипаче тем, кои, посвятив жизнь свою врачевству, по справедливости врачами именоваться желают!

...Что ж сего благороднее и важнее; что сего нужнее и полезнее в общежитии человеческом быть может?

Если вникнем в деяния древнейших веков, найдем достопамятные следы, удостоверяющие нас в том, что искусство повивания и в самой глубочайшей древности небезызвестно было. Первейшие праотцы и предки че­ловеческого племени, без сомнения, воздавали сему искусству достойную почесть и справедливость.

При всем том, если бы древние народы ныне могли воззреть на наше искусство, без прекословия отдали бы справедливость, что повивальная наука находится те­перь в самом лучшем и цветущем состоянии, будучи совокупно с другими человеческими познаниями и науками публично преподаваема, чего в предшедших веках никогда не делывали.

Никто в том спорить не может, что сложение женского тела есть гораздо слабее мужеского, и притом еще есть подвержено гораздо множайшим беспокойствиям и многотрудным припадкам, ибо женский пол не только часто страждет теми ж недугами, кои приключаются и мужескому полу, но еще сверх того женщины претерпевают и другие многоразличные болезни, коих мужчины никогда не имеют; например, месячное кровотечение, ношение во чреве младенца или беременность и с нею сопряженные все прочие трудности, разрешение от бремени, родовые муки, воздоение и воспитание детей и другие премногие невыгоды, трудности и перемены, кои чрез все время чревоношения, при родах, и после родов обыкновенно им приключаются. Следственно они и заслуживают наибольшее внимание и попечение наше, состоящее в подавании требуемой им помощи, от повивального искусства зависящей.

...Все сие заставляет нас, дабы мы, снисходя жен­ским немощам, наиболее пеклися о собственном их предохранении, что, однако, учинить трудно и едва возможно, буде кто не знает повивального дела.

Нередко же случается и сие, что новорожденный младенец благополучно вышед из матерней утробы, за дарованную ему жизнь и бытие не повинным образом отнимает у собственной своей матери собственную ее жизнь, и бывает, так сказать, ее убийцею. А иногда и то случается, что как мать, так и новорожденное дитя либо в самых родах, либо скоро после родов бедственно умирают. Что все часто случается единственно по причине незнания повивальной науки.

Кому не известно и сие, что день рождения новопроизведенного младенца на свет должен быть днем празд­нования и веселия для целой фамилии или, лучше ска­зать, для целого общества людей, купно обитающих: однако ж сей самый день весьма часто у нас бывает по несчастию днем печали и сетования. Прилежнее же здесь рассмотрим, что бы было причиною толикого зло­ключения?

Уложение новых законов гласит тако: «мужики боль­шею частию имеют по 12, 15 и 20 детей из одного суп­ружества, однако редко и четвертая часть оных прихо­дит в совершенной возраст. Чего для непременно дол­жен тут быть какий-нибудь порок или в пище, или в образе их жизни, или в воспитании, который причиняет гибель надежде сей государства. Какое цветущее со­стояние было бы сея державы, если бы могли разум­ными учреждениями отвратить или предупредить сию пагубу».

Здесь я осмеливаюсь подтвердить как других благо­разумных врачей наблюдениями, так и собственными примечаниями моими, что сея гибели одна из главней­ших причин есть крайнее в повивальном деле незнание многих неученых русских бабок, кои повсюду в России, а особливо между простым народом, свободно исправляют повивальное дело, к собственному их стыду, общей гибели, и явному вреду всего государства.

Таковые суеверные и упрямые бабки мнимые по своему невежеству подвергают великой опасности, а иногда и самой смерти как самых родильниц, так и рождающихся от них детей, ибо известно всем, что как знанием и искусством разумной бабки сохраняется жизнь и матерей, и носимых ими во утробе детей, так и незнанием и нерадением их же невозвратно оная погубляется и прекращается.

Нужда и всеобщая польза требуют того, дабы я вкратце здесь вычислил те злоупотребления и происхо­дящие оттуда бедствия, кои глупыми и немысленными бабками беременным, родильницам и младенцам вооб­ще причиняются чрез неразумные их ухватки.

Сии мнимые бабки никак не советуют брюхатым же­нам, чрез все время их беременности пускать кровь из руки, какова бы нужда в том ни была. Напротив того советуют им во всяко время кидать оную из ноги, не рассуждая о той опасности, что оне чрез то недоносив­ши мертвых зародов выкидывают; не дают беременным никаких даже и легких слабительных лекарств, но по­нуждают их часто принимать рвотные и другие силь­ные родогонительныя вещи, не мысля о бедствиях, от того приключающихся; вешают на шею беременным ладанки, т. е. различные в мешочки зашитыя, и по суе­верию на грудях носимые тела, полагаясь на них столь много, будто бы без того и родить нельзя, а потому о надлежащем исправлении своего дела и вовсе не по­мышляют; не возбраняют беременным ни есть ни пить, чего бы они ни пожелали, не наблюдая в том ни меры, ни выбору, ни качества, ни количества и не отрицая им в самых крепчайших и разгорячительных напитках; при наступивших родах понуждают родящих долго хо­дить ногами, либо насильно их водят под руки даже до крайней усталости и изнеможения, не думая о том, чтобы заблаговременно дать им пристойное положение, и не только руками своими сильно со всех сторон давят брюхо женам, при родах находящимся, но еще сверх того приподняв их вверх ногами, либо захватив под крыльца веревками и подхватив на воздух, сильно их колеблют, качают и трясут во все стороны, и сие де­лают в том намерении, дабы младенец поскорее на свет вышел; либо, истопив парную баню, заставляют родящих сидеть долго на самой возвышенной палатке и в пресильном парном жару, и, не взирая, что они жестоко потеют, без пощадения трут их брюхо грубыми вениками и потчивают их разгорячительными напитками в том намерении, дабы роды поскорее совершилися.[3] Все сие доказывает крайнее мнимых бабок незнание, заблуждение и злоупотребление.

Не лучше сего они обходятся и с родильницами, коим, како скоро сии разрешаются от бремени, не только крепкими повязками стягивают все чрево, не только сверху покрывают их всеми тяжелыми, теплыми и притом многими покровами, но еще сверх того, сперва окатив все их тело холодною водою, заключают их в избе чрезмерно натопленной, либо в жаркой парной бане, принуждают их есть много, хотя роженицам и вовсе не хочется, и уговаривают пить изобильно горячие напитки, утверждая, что сие крайне нужно для укрепления, возобновления и одобрения сил потерянных при продолжении бывших болезненных родов, не рассуждая о том, что роженицы и без того иногда тотчас после родов впадают в глубокой сон и от онаго больше не пробуждаются, но в нем вечно усыпают, когда за ними прилежно не смотрят; либо составляя пиршества, неумеренным криком и шумом ни на минуту роженицам успокоиться не дают; по выходе младенца на свет, нимало не пекутся о вынятии вон детского места, но оставляют оное в матке, и тем подают случай к сильному и долговременному кровотечению из матки, также возгноению, или применению неисцелимого рака, или антонова огня; за грех считают после родов на рожениц надевать белое и чистое белье, почему долго не переменяют оного, как бы оное замарено ни было; за великое преступление считают, дабы мать по разрешении т бремени тотчас начала кормить свое дитя собственною своею грудью, но, сперва выцедив первородное млеко, вон бросают, находясь в таком лживом мнении, будто бы первое в сосцах отделяемое млеко было вредным для новорожденного младенца, и нимало не рассуждая о сем, что сосцы от скопляющегося в них млека от часу на час больше и больше напрягаются; потом, когда млеко в них скиснет и створожится и от того на грудях соделаются окреплые затверделости, вожжение, трещины, гнойные язвы, и прочие еще сего опаснейшие следствия, тогда мнимые бабки, на все сие взирая с покойнейшим видом, либо предоставляют врачевание таковых припадков одной природе, либо ложно мечтая разогнать остановившиеся без движения млеко, повязками крепко стягивают роженицам грудь тем еще большой вред причиняют; сверх того опасаются внутрь давать роженицам слабительные, промыва­тельные и другие полезные внутренние и внешние лекар­ства, какая бы нужда сего ни потребовала: но нимало не боятся их кормить изобильною, питательною, сырою, нескоро сваривающеюся, и тяжелою пищею и поить их многими крепкими и горячими напитками даже до из­лишества.

Словом, в рассуждении беременных и рожениц нахо­дятся в крайнем невежестве и заблуждении, вовсе не зная того, коим образом как с первыми, так и с послед­ними им поступать должно.

Но что ж сказать о новорожденных младенцах, кои по несчастию попадутся в руки столь немилосердных и глупых бабок? Сколь худо и бесчеловечно они с ними обходятся и коликим бедствиям они подвергают их жизнь и здравие! Истинно таковые младенцы бывают невинною незнания таковых бабок жертвою. Не буду я здесь подробно исследовать, сколь вредно есть внезап­ное новорожденных младенцов погружение в холодной воде, против всех естественных уставов, предоставляя сию статью дальнейшему просвещеннейших мужей ис­следованию; но только мимоходом коснулся тех зло­употреблений и заматерелых мнений, кои мнимыми бабками, по сущему их незнанию, суеверию и упрямству в действо производимы бывают.

Многия бабки, лишь только новорожденное дитя на свет выйдет из матерной утробы, тотчас перевязывают ему пуповину близ самаго брюшка и чрез то причиняют неисцельную пупочную грыжу на всю жизнь; новорожденным младенцам тотчас руками своими крепко зжимают или, по их сказкам, выправляют детскую головку и чрез то делают ее навсегда безобразною, так что после никоими средствами сего исправить невоз­можно; острыми ногтями своими небрежно прощипляют подъязычную уздочку, и тем нередко делают их вовсе немыми и безгласными; пеленками, свивальниками и повязками весьма туго стягивая младенцу грудь и брюшко, препятствуют свободному дыханию, кровооб­ращению, варению чревных внутренностей, отделению питательных соков и естественным испражнениям; по­вив новорожденных младенцев, либо кладут их близ самой печки, весьма жарко истопленной, и еще сверх того покрывают их многими весьма толстыми и тяжелы­ми покровами, либо полагают их на самых верхних палатках, или на печках в таких избах, коих большая половина есть наполнена густым дымом и смрадом, от многих четвероногих, вместе с ними обитающих, исхо­дящим: нимало не стараяся о поправлении и возобнов­лении здорового внутреннего воздуха; вскоре потом от­носят новорожденных детей в парную баню и, растянув их на самой верхней палатке, в пресильном парном жа­ру, нещадно трут и парят нежное их тело грубыми вени­ками и потом тотчас погружают их в холодной воде, либо обливают оною все тело, и сие повторяют несколько крат; не дают новорожденным сосать матернюю грудь, за­ставляя их поститься даже до другого или до третьего дня, и вместо того, чтобы младенцев тотчас по их рож­дении прикладывать к сосцам матери, дабы они вса­сывали целительное для них тонкое, сыворотке подобное матернее млеко, дают им разные от себя вымышленные смешанные составы для испражнения детского кала, не мысля о том, что мнимыми лекарствами своими боль­ший вред, чем пользу им причиняют; нередко вместо матернего или по крайней мере коровьего млека кормят детей одною кашицею из круп и, что еще всего хуже, из простой муки, в воде сваренной, и, разжевав оную о своих устах, купно со своею вредною слюною на­сильно впихивают в роток младенцу, несмотря на то что младенческий желудок есть слаб и не может варить сей столь грубой пищи, не взирая и на то, что от того брюшко у детей раздувается наподобие барабана, рождается боль, резь, колотье в животе, бессонница, судорога, корча и пр.; младенцам, по причине столь многих ими претерпеваемых припадков не спящим, внутрь дают сонное зелье или взвар маковых головок для лучшего их усыпления, отчего дети либо поражены бывают летаргом, или глубочайшим сном, либо навсегда остаются глупыми и безумными; мочою и нечистотою замаранные детские пеленки почти вовсе не моют и весьма редко оные переменяют; либо повивают детей xoлодными и мокрыми полотенцами, качают и кoлeблют детей весьма сильно и часто, не примечая того, что от неумеренного сотрясения рвота беспрерывная им приключается; дают детям жевать гремушки из меди или из другого вредного крушца соделанные с тем намерением, дабы зубки скорее прорезывались, не рассуждая о том, что таковых крушцов частицы, слюною растворены и поглощены будучи, бывают для них весьма вредными, ядовитыми и смертоносными; дерзают лечить все детские болезни разгорячительными и усыпительными смесями; о младенцах родившихся в 8 месяцев, не имеют никакого попечения, будучи в таком лживом мнении, будто сии последние недоноски никоим образом в живых соблюдены и воспитаны быть не могут.

Ни время, ни место не позволяют мне здесь подробно вычислять и исследовать злоупотребления, мнимыми бабками чинимые, в рассуждении беременных, рожениц и новорожденных детей.[4]

Повседневные опыты доказывают нам, коликим злым следствиям женщины беременные и родильницы вместе с неповинными младенцами своими подвержены бывают единственно чрез незнание мнимых бабок, ибо они не токмо на всю жизнь свою остаются обезобра­женными и изувеченными, но часто и самой жизни своей бедственно лишаются.

Весьма бы нетрудно было нам о сем удостовериться если бы верные повседневные записки везде чинимы бы­ли; явственно бы из оных оказалося, что происходящая от такового незнания и нерадения о бабичьем деле па­губа превосходит всякое чаяние, какое едва и вообра­зить можно.

...Толикой гибели виною суть единственно глупые мнимые бабки. Ошибки и погрешности в сем деле, ими чинимые, тем более важны и едва простительны, что главная должность их напаче состоит в том, дабы страждушей беременной и роженице чинить надле­жащее вспоможение и происходящего на свете новаго человека спасти, чего однакож, они не наблю­дают.

Не довольно того, дабы бабка умела воспринимать младенцев, на свет происходящих, дабы бабка ведала, как пеленками повить новорожденное дитя; но надлежит ей иметь крайнее внимание при родах, т. е. в то время, когда дети рождаются, и всячески охранять их жизнь, которую они купно со своим рождением иметь начинают, и в сии первые минуты настоящей их жизни наипаче употреблять всевозможные меры и способы, необходимо нужные к соблюдению новоначинающегося бытия столь слабаго творения, коего жизнь от наима­лейшей небережности и нерадения внезапно прекра­титься, и новорожденное дитя вовсе погибнуть может; также всячески пещися и о том, дабы рождающиеся де­ти происходили на свет без всякого телесного припадка и порока; а при том ведать и сие, коими средствами отвращать иногда случающиеся новорожденным мла­денцам телесные повреждения и безобразия; что, однакож, мнимыми бабками едва исполняется, да и ожидать сего от них никак невозможно.

Таковые-то смертоносные случаи, происходящие единственно от крайнего глупых бабок невежества, уп­рямства, суеверия и злоупотребления суть причиною ума­ления народа, так что редко четвертая часть новорож­денных детей приходит в совершенной возраст, потому что неученые бабки вовсе не знают, как должно им об­ходиться с беременными и роженицами, и не имеют над­лежащего попечения и радения о детях ни в то время, когда они еще в матерной утробе обретаются, ни при самом их рождении, ниже во время первоначального их бытия по выходе на свет.

Благочинию представлено обстоятельнее исследовать причины толикаго неустройства, отвратить могущие от­туда впредь воспоследовать печальный в рассуждении размножения народа следствия; а сие весьма нетрудно произвести в действо добропорядочным повивальных Российских школ учреждением[5], в коих бы желающие повивальному искусству учиться заблаговременно могли как в умозрении, так и в опытодействии оного упражняться.

Когда в таковых благоучрежденных повивальных школах учащиеся добропорядочно и основательно сему делу навыкнут, когда ученые благоразумные присяжные бабки, из таковых школ произшедшие, повсюду бабичьим местам распределены будут и об исправлении бабичьего дела рачительно и ревностно пещися станут, то общество вскоре восчувствует явную от того пользу, ибо тогда заматерелые мнения, предрассуждения и зло употребления, большею частию между простым народом по одному глупому бабичьему суеверию и невежеству к явной гибели человеческого рода принятыя, сами по себе исчезнут, а беременные, роженицы и рождающие­ся от них дети не будут жертвою крайнего невежества и неразумия многих мнимых бабок.

Таковые учреждения впредь послужат еще и длядругих, весьма разумных предосторожностей, т. е. сим образом народ имеет быть предохранен от обмана та­ковых бабок, кои, последуя своему суеверию, слепотствуют в исправлении своей должности и упражняются только в пустом вымышлении разных глупых способов, клонящихся только к тому, как бы лучше им восполь­зоваться чужою легковерностью и обогатиться на счет здравия, нередко и самой жизни таковых несчастных родильниц, кои случайно себя и свое здравие им пове­ряют.

Здесь да не помыслит кто, что я, похваляя искусство повивания, нахожусь в таком мнении, что оно есть нуж­но токмо для того, дабы в случае нужды пособлять беременным и роженицам. Не меньше важные есть и другие причины, заставляющие нас правильно и осно­вательно обучаться сей толико нужной науке.

В доказательство сего возьмем в пример врача, лекаря или повивальную бабку, долженствующих решить препорученное им от правительства дело касательно беспорочнаго девства, настоящей беременности, многообразных родов, выкидышей, недоносков, детоубийства чрез данные родогонительные вещи, прочих болезненных припадков, на кои они должны отвечать по совести, сообразно уставам природы, и притом скоро. Могут ли они сие исполнить так, как надлежит, если прежде искусству повивания порядочно не обучалися? Ни­как нет.

Представим себе в пример врача или бабку, коим предложены к решению задачи следующия: например, истинные ли или лживые беременности признаки в из­вестной женщине примечаются? Естественное ли или не натуральное младенца положение в матерной утробе? Натуральные ли или преестественные роды быть име­ют? Живое ли или мертвое дитя во чреве матери обре­тается? Могут ли они на такие и сим подобные многие вопросы дать решительной и справедливой ответ, без нарушения непорочной совести, буде они самим делом не упражнялися в повивальной науке? Никак нет.

Никто, поистине никто, не обучаясь основательно искусству повивания, о всем сем судить не может.

Желать остается, дабы принадлежащее обучивше­муся сему искусству право, действительно, к ним одним всегда относилося, исключая из сего звания всех про­чих, вовсе оного не знающих, учинив, по примеру дру­гих европейских народов, наистрожайшее запрещение всем тем, кои собственными трудами не доказали об­ществу ни своего знания, ни искусства, умозрением, чтением, и опытодействием приобретенного.

Нельзя довольно надивиться, что еще и поныне лег­комыслие и небрежение о собственном здравии (между тем как все признают оное наидрагоценнейшим сокро­вищем, какое только человеку в жизни сей иметь мож­но) столь далеко простирается и кажется толиким ос­леплением, что без всякого пощадения и размышления едва не все оным жертвуют, наудачу препоручая себя первому площадному самозванному лекарю или болт­ливой старухе, лицам вовсе ничего о сем порядочно рассуждать не умеющим, но для собственного прибытка своего без дальнего размышления дерзающим лечить особливыми своими, в тайне у них хранимыми лекарствами всем беременным, роженицам и младенцам случающиеся болезненные припадки, не имея в самом деле ни малейшего о таковых вещах понятия и знания. Большая часть людей любит новости во всяком деле, даже и в повивальном искусстве, от чего происходит, что многие тотчас бросаются искать помощи у тех, кои вымышляют новый, странный и превратный образец лечения, предпочитая их тем, кои, хотя и мало обществу известны, всегда стараются исправлять свое звание так как прилично людям ученым, искусным и разумным, не разглашая о себе пустых вестей, но непреклонно по­следуя естественному и непреложному всех в свете сем сотворенных вещей течению и порядку, и бывают в том путеводимы здравым рассудком, многими достовер­ными опытами подкрепляемым.

...А как большая часть трудных, тяжелых и преестественных родов происходит наипаче от безобразного[6]строения женских частей, деторождению служащих, то в рассуждении сего желающие всегда и во всяком слу­чае беременным подавать нужную помощь повинны со­вершенно ведать природное сложение строение, дейст­вие, пользу и употребление твердых и мягких, внешних и внутренних детородных женских составов, дабы из се­го естественного познания можно было в противном случае вывести такие следствия, кои могли бы послу­жить в пользу не натуральному, или страждущему бе­ременных жен положению.

В таком-то намерении за необходимо нужное и по­лезное дело почитается основательное анатомическое женского тела познание, а наипаче тем, кои в пови­вальном искусстве упражняться желают, оно им послу­жит надежнейшим и безопаснейшим средством к луч­шему и скорейшему звания их исполнению и наставит их на тот путь, по коему они следуя, найдут себя в си­лах, всегда и во всяком случае пособлять как рождаю­щим, так и от них рождающимся.

Здесь, может быть, спросят: чем и коими орудиями лучше и безопаснее в родах пособлять можно? На сие краткими словами ответствую: все искусство, в исправ­лении и благополучном окончании родов требуемое, состоит в проворности и поворотливости рук повивальной бабки, лекаря или врача, следственно, лучшими и на­несшими орудиями к исправлению и совершению повивального дела довлеют одни способные руки, коими природа всех и каждого одарила.

Правда, иногда случается, особливо при тяжелых и ненатуральных родах, что одни руки не довлеют, но требуется и то, дабы повивальная бабка, лекарь или врач не только дополняли сей природы недостаток собственными опытами своими и благорассуждением, но притом бы еще сему способствовали и нарочитыми для тяжелых родов изобретенными орудиями.

Для сея причины многие древние и новейшие врачи лекари всегда прилагали всевозможное старание об изобретении исправных и нужных к сему делу орудий, служащих к лучшему освобождению родильницы от бремени и скорейшему вынятию онаго из ея утробы, когда они бабичьи руки к тому не довлеют и не могут отвратить неминуемых несчастий, в таком случае вос­последовать могущих.

Таковые иногда случающиеся неблагополучные ро­ды, т. е. когда беременные вовсе разродиться не могут, подали случай некоторым врачам к тому, что иные из них всячески стараются защищать пользу искусством изобретенных орудий, предпочитая их природным, т. е. рукам, а другие, напротив, вовсе опровергают упот­ребление всех, в разныя времена изобретенных пови­вальных орудий, утверждая, что все то, что при родах делать нужно, одними только руками совершенно ис­править можно.

Пространно было бы здесь порознь вычислять имена многих спорющихся ученых мужей, из коих иные, с ве­ликим жаром защищая свое мнение, слишком много полагаются на действие таковых орудий, а иные, вовсе отметая и отвергая оные, весьма упорно стоят в том, что все дело около родов, сколь бы трудны они ни бы­ли, нагими только руками совершить можно.

Разногласное таковых мужей мнение, мне кажется, не в том состоит, дабы доказать, что орудия в искусст­ве повивания суть вовсе не нужны и не надобны, но цель их несогласных мыслей, по-видимому, единственно клонится туда, дабы легкомысленное, безрассудное, и скоропостижное употребление орудий оставить и не прежде к ним прибежище иметь, как только в крайней нужде и необходимости, например:

Положим, что нижнее женского таза отверстие есть чрезмерно мало, тесно и узко: младенческая головка и все прочие его члены необыкновенно велики и безобразны: положение его тела неестественно, словом, младенец в рукаве матки есть так зжат и стеснен, что для вынятия его оттуда не только целой руки, но ниже одного перста промеж его частей туда запустить нельзя. Что в таком случае соперники, орудий не приемлющие, нача­ли бы делать одними руками своими и коим образом могли бы они без других потребных принадлежностей от бремени освободить жену, столь трудными родами страждущую и разродиться не могущую?

Здесь вообще примечать нужно: что известные аку­шерские орудия наипаче требуются при ненатуральных, трудных родах. Трудные же тяжелые и ненатуральные роды бывают тогда, когда нижеследующие обстоятель­ства при них встречаются, а именно, во-первых, когда ложесна, через которые младенцу на свет проходить должно, либо бывают чрезмерно тесны и узки, либо имеют преестественное строение, особливо при нижнем отверстии женского таза; второе, когда содержимый во чреве младенец имеет безобразное ² сложение тела, ли­бо есть всеми составами своими так велик, что чрез­мерная его величина гораздо превосходит яму женскаго таза, либо тот же младенец в матке лежит ненату­рально, либо два младенца совокупно друг с другом срослися; третье, когда не только таз женский есть чрезмерно тесен и узок и имеет неестественное строе­ние, но притом и содержимый во утробе младенец есть непомерно велик или безобразен; четвертое, когда бе­ременная жена, будучи престарелых лет, в первый раз соделалась брюхатою.

Все сии случаи бывают причиною весьма трудных, а иногда и совсем невозможных родов, которые тем тяжелее бывают, чем больше вычисленных обстоя­тельств совокупно встречаются, и коих одними руками без нужных орудий никак отвратить невозможно.

Из чего следует заключить, что акушерские орудия для лучшего вспомоществования, в преестественных ро­дах от врачей употребляемые, суть нужными и полез­ными тогда, когда родящей нагими руками пособить невозможно.

Следовательно, таковых орудий ни упрямо защи­щать, ни вовсе опровергать не должно.

Откуда явствует, что, когда врач, лекарь или бабка к родящей призваны будут, то не вдруг должны они иметь прибежище к таковым орудиям, не испытав прежде известных им способов и средств, способствую­щих к восприятию младенца из ложесн матерних, но только в самой крайней и необходимой нужде, т. е. когда все меры и способы, им доселе известные, к осво­бождению младенца и роженицы потребные, ими испы­таны и употреблены были. Словом, когда руками никак пособить нельзя; в таком случае дозволяется искать помощи во употреблении железных акушерских нужных орудий.

Правда, иногда немалый вред причиняется, как ро­дильницам, так и новорожденным детям от таковых орудий, но сие по большей части случается только тог­да, когда скоропостижно то учинено было, т. е. когда не были предприняты надлежащие предосторожности, кои благоразумному врачу, лекарю и бабке здравый рассудок открывает, ибо как во всяком другом деле, так и равномерно и в повивальном искусстве неупотре­бление, но злоупотребление бывает виною худых след­ствий.

Нужно всячески пещися и о сем, дабы обеих, т. е. родильницу и ея дитя, в живых сохранить; если ж паче чаяния нельзя соблюсти обеих, то по крайней мере, сколько возможно, стараться о сбережении жизни ма­тери, и в таком-то отчаянном случае, не обинуясь, сказать можно, что иногда по нужде и закону пременение бывает, коему последуя, лучше одну, еще не известную, т. е. младенческую жизнь предать несчастному его жре­бию, чем потерять и погубить обоих.

Обращаюсь к окончанию сей предварительной моей речи, заключая оную кратким объяснением касательно настоящего моего звания и издаваемой сей российской повивальной книги.

По возращении моем в Россию из иностранных училищ Государственной медицинской коллегии угодно было при самом вступлении моем в службу, в 1776 г., препоручить мне должность обучать повивальному делу учеников, находящихся при здешних главных санктпетербургских госпиталях, что мною и исполняемо было до вторичного отбытия моего в чужие края.

По вторичном возвращении моем в Россию обратно по разным воспоследовавшим переменам, напоследок^. Медицинская коллегия благоволила мне дать место в здешней столице при повивальном деле, препоручив и публичное преподавание лекций сего искусства вторично на российском и немецком языках как для бабок, так и для учеников, обретающихся при здешних главных больницах, при коем звании состою и поныне.

При сей должности находясь и не получая российской способной к наставлению в повивальном искусств ученикам и ученицам служащей книги и удовлетворяя желанию многих новоучащихся, за долг мой почел употребить всевозможное старание о сочинении новой о сем деле книги на российском языке, которую ныне впервые печатным тиснением и издаю в свет под названием: «Искусство повивания, или наука о бабичьем деле». В сей книге кратко, но ясно помещено все то, что токмо важ­ное, нужное, и знанию учащихся полезное и до пови­вального искусства относящееся, в разных иноязычных сего рода сочинениях разсеянное обретается. Притом сия книга мною снабжена многими к повивальной науке принадлежащими рисунками, через искусных природ­ных российских художников, на меди вырезанными и с естественным видом каждой здесь описуемой вещи сходствующими.

Что принадлежит до порядка, по которому все в сей книге объясняемые вещи к повивальному искусству при­надлежащие мною расположены, я избрал тот самый, который мне показался наипростейшим и ближайше подходит к естественному, а именно, сия повивальная наука мною разделена на пять частей, кон одна за дру­гою будут следовать нижеследующим порядком:

Первая часть искусства повивания в себе содержит анатомико-физиологическое познание и описание всех женских, деторождению служащих, и к утробному мла­денцу особо принадлежащих частей, и объясняет все то, что в рассуждении девства, беременности, носимого беременною в ее утробе девятимесячного младенца, и естественных родов оного врачу, лекарю или повиваль­ной бабке ведать и делать нужно.

Вторая часть сея книги порознь объясняет тяжелые, трудные, натуральные и преестественные роды и разные их виды, также и требуемые к тому бабичьи ухватки, повороты, орудия и прочие принадлежности с соединен­ными потребными врачебными правилами, советами и наставлениями, кои суть основаны на достоверных и мно­гократно учиненных опытах и коим непременно врачу, лекарю или бабке при таковых родах поступать надле­жит, к чему напоследок присовокуплено и краткое опи­сание так именуемых лекарских операций, т. е. цесар­ского и лобковых костей сечения.

Третья часть сея книги заключает описание болезней, беременным через все продолжение их беременности, т. е. от начала зачатия до окончания родов приключающих­ся, с нужными о всем том, что только в таковых слу­чаях ведать должно, примечаниями и данными средст­вами к облегчению таковых припадков способствую­щими.

Четвертая часть пространно толкует описание немо­щей, коим роженицы после родов часто подвержены бы­вают, с кратким истолкованием всего того, что для от­вращения или по крайней мере для облегчения их не­дугов нужным и полезным почитается. Наконец, пятая и последняя часть искусства повивания подробно описы­вает те болезненные припадки, кои часто новорожденным младенцам во время их младолетства приключаются, притом показывает благонадежные средства и спо­собы, коими молодых детей от таковых припадков пре­дохранять, им случившиеся отвращать и, сколько воз­можно, оные облегчать потребно, также вкратце объя­сняет все то, что в рассуждении кормилиц, воздоения ¹ и воспитания детей, к лучшему их сбережению и охра­нению, во младенческом их возрасте от благоразумных врачей полезным и нужным почитается.

 

Вопросы. Какие причины высокой детской смертности отмечает автор? Сопоставьте текст с текстом М.В.Ломоносова (см.выше).

Какие злоупотребления повивальных бабок описаны в тексте?

Каково отношение врачей и повивальных бабок к применению акушерских инструментов при родах?