Разумеется, я не запомнил этот сон, когда проснулся. 2 страница

– Ну, что не так? Почему бы не начать писать уже?

Никто не начинает писать. По их лицам, может, и не видно, но все от нее в полном изумлении и обалдении. Она только что переговорила Дайю. Будучи одноклассниками Дайи, мы прекрасно знаем, насколько это круто.

Какое-то время никто ничего просто не в состоянии делать. Но вот раздался скрип по бумаге чьего-то карандаша, и следом, словно подражая, такой же скрип начинает доноситься отовсюду.

Вряд ли кто-то знает, чего добивается Отонаси-сан. Но это не имеет значения. В конце концов, мы только одно можем написать.

Единственное имя – «Ая Отонаси».

Первым свой листок отнес Отонаси-сан Харуаки. Увидев, как он встает, еще несколько человек следуют его примеру. Выражение лица Отонаси-сан остается неизменным, когда она берет у Харуаки листок.

Похоже, он дал… неправильный ответ.

– Харуаки, – зову я его, когда он, обменявшись парой слов с Моги-сан, возвращается в мою сторону.

– Что такое, Хосии?

– Что ты написал?

– Мм? Ну, написать можно было только «Ая Отонаси», правда? Правда, я чуть не забыл написать последнюю букву, – отвечает Харуаки; почему-то у него вид немного унылый.

– …Ну да, наверно, только так…

– Ну так не тормози и напиши уже!

– Но ты правда думаешь, что она все это затеяла, чтобы заставить нас написать это имя?

Если так, я совершенно не понимаю, какой в этом смысл.

– Разумеется, нет, – мгновенно отвечает Харуаки, подтверждая мои сомнения.

– Э? Но… ты ведь написал «Ая Отонаси», да?

– Ага. …Слушай, Дайя ведь настолько умный, что это уже даже не смешно, верно? Ну, правда, при этом его характер настолько ужасен, что это тоже не смешно.

Из-за внезапной смены темы я наклонил голову.

– А он сказал, что написал бы просто «Ая Отонаси». Значит, ему не пришло в голову что-то еще, что можно было бы написать. Разумеется, у меня то же самое. Я что хочу сказать: в общем, если мы ничего не можем придумать, значит, и ничего другого написать тоже не можем.

– Если ты не можешь о чем-то подумать… ты не можешь это написать.

– Точно. Другими словами, это направлено не на нас.

У меня такое чувство, что слова Харуаки попали точно в яблочко. Похоже, тут он прав.

Иными словами, Отонаси-сан безразличны все одноклассники, она затеяла это все исключительно ради того единственного человека, который может что-то придумать.

Понимаю теперь, почему Харуаки только что был таким унылым. В смысле, он же втюрился в нее с первого взгляда. Он, может, и держится шутом гороховым, но я не знаю никого, кому бы он еще признался в любви. Значит, он был настроен более-менее серьезно.

Но она ему не подыграла. Его существование было просто-напросто проигнорировано… как и предупреждал Дайя.

– …Харуаки, ты на удивление умен.

– Это вот «на удивление» было совершенно не обязательно!

Я скрываю застенчивость от собственных грубых слов за улыбкой, Харуаки горько улыбается в ответ.

– Ладно, побежал я. Если сейчас не пойду, старшие меня убьют. И это не преувеличение!

– А, ну да. Давай тогда.

Наша средненькая бейсбольная команда, похоже, очень требовательна.

Я смотрю на свой пустой лист. Собираюсь написать «Ая Отонаси», но в итоге так и не могу этого сделать.

Смотрю на Отонаси-сан. Ни малейшего изменения в выражении ее лица, когда она просматривает листки, которые ей передают. Похоже, на них на всех «Ая Отонаси».

… Тот, кто не может ни о чем подумать, не может ничего написать.

– …

И что мне тогда делать?

В конце концов мне удалось о чем-то подумать. Непонятно почему в голову пришло дурацкое имя «Мария».

Нет, я знаю. Со мной что-то не в порядке. «Мария», тоже мне. Без понятия, откуда вообще это имя взялось. Если я дам ей листок с этим именем, она просто наорет на меня, что-нибудь типа «что еще за шуточки тут!»

Ну а что если окажется, что этого-то ответа она и ждет?..

После долгих колебаний я начинаю писать на своем десятисантиметровом листке.

«Мария»

Я встаю и направляюсь к Отонаси-сан. Очереди уже нет. Похоже, я последний. Нервно протягиваю ей листок. Отонаси-сан берет его без единого слова.

Смотрит на то, что там написано.

И выражение ее лица меняется. Разом.

– …Э?

Отонаси-сан, не выказывавшая ни малейших признаков беспокойства перед учителем и Дайей, смотрит на меня во все глаза?

– Хе-хе-хе…

И тут она начинает смеяться.

– Хосино.

– О, ты запомнила мое имя.

Я начал жалеть об этом в следующее же мгновение. Потому что, едва отсмеявшись, она уставилась на меня так яростно, словно я враг всех ее предков.

– …Ты!.. Что еще, блин, за шуточки?!

Похоже, она отчаянно пытается сдержать гнев, поэтому говорит тихим, грудным голосом. Часть про «шуточки» я предвидел, но ее тон несколько неожиданный.

Она, не сдерживаясь, хватает меня за воротник.

– Уа! Я, я извиняюсь! Я, я не то чтобы прикалывался…

– То есть ты хочешь сказать, что способен написать такой ответ на полном серьезе?

– …Эээ, ну… Ты… наверно, права. Я, наверно, просто прикалывался.

Это, похоже, была последняя капля.

Не выпуская мой воротник, она тащит меня аж до заднего двора школы.

 

✵

 

– Хосино. Ты надо мной смеешься?

Прижав меня к стене школы, Отонаси-сан сверлит меня сердитым взглядом.

– Мне не очень-то удается придумывать планы. Я это знаю. Это совершенно маразматический план, почти как сказать: «Виновник, назовись сам!» Нет, это даже планом нельзя назвать. И тем не менее… Почему, черт побери, ты клюнул на удочку?! И ведь я уже второй раз так сделала! В первый раз ты ни малейшего внимания не обратил!

Она выпустила мой воротник, но ее взгляда более чем достаточно, чтобы удержать меня на месте.

Отонаси-сан смотрит на меня, жуя губу. Наконец она вздыхает.

– …Нет, я потеряла голову, потому что наконец нашла зацепку, применив такой идиотский метод. Но ситуация, несомненно, улучшается, так что мне скорее радоваться бы надо.

– …Ага, наверно. Тебе надо радоваться! Ха-ха-ха.

Отонаси-сан сердито смотрит на мою вымученную улыбку. Кажется, лучше всего придержать язык.

– …Не понимаю. Я-то уж думала, что ты сдался моей настойчивости… но что это у тебя за довольная, идиотская рожа!

Я не то чтобы туп – я просто совершенно не понимаю, о чем это ты.

– Ты меня игнорировал 2600 раз. Однако сколько бы ни было этих бесконечных возвратов, я не сдамся. Однако я все-таки устаю. У тебя должно быть то же самое, так как же тебе удается оставаться таким спокойным!

Что же мне… я абсолютно без понятия, о чем ты толкуешь.

Похоже, она заметила наконец-то мое замешательство; она смотрит на меня подозрительно.

– …А может, ты себя не осознаешь?

– Не осознаю себя? В каком смысле?

– …Отлично. Что ж, притворяешься ты или нет – объяснение никакого серьезного вреда не принесет. Хм, так. Не вникая в детали – я перешла сюда уже 2601 раз.

Все, на что я способен, – тупое изумление.

– Если ты просто притворяешься, то ты крут. Но, конечно, если ты и правда «не знаешь», то вполне мог бы изобразить такое идиотское лицо. Проехали. Я объясню тебе то, что сама понимаю. Мм, так – сегодня второе марта, верно?

Я кивнул.

– Удобнее всего было бы сказать, что я повторила второе марта 2601 раз, но это неправда. Поэтому я использую выражение «новая школа», хотя не могу сказать, что оно вполне годится.

– Хааа…

– Я была отправлена назад, во второе марта, 6:27 утра, уже 2601 раз.

– …

– «Отправлена назад» – это точное выражение с моей колокольни, но в целом – нет. Поэтому я использую выражение «новая школа», это ближе к тому, что на самом деле происходит…

Увидев, что у меня отвалилась челюсть, Отонаси-сан почесала в затылке.

– Ааах, ччерт! Насколько же ты туп! Если тебе было что-то неприятно после 6:27, ты просто «отменил» это, так, что ли?

Она орет на меня, внутри у нее все кипит. Нет, нет… Ни один человек не способен понять такие неожиданные вещи сразу же, ведь так?

– …Я не очень хорошо понимаю, но ты, значит, повторяешь одно и то же время снова и снова?

И как только я это произнес.

– Ах…

Что? Что это?

Я обхватываю собственную грудь, в которую впилось это странное, мощное ощущение. Беспокойство… нет, слова «беспокойство» недостаточно. Зловещее ощущение, знаете, типа как весь твой город заменили на другой, а никто этого не замечает, кроме тебя.

Не то чтобы ко мне вернулась память. Я ничего не вспомнил.

Но почему-то я чувствую, что это на самом деле «произошло».

Отонаси-сан говорит правду.

Голую правду и ничего больше.

– Дошло наконец-то?

– П-погоди минутку.

Она уже 2601 раз прожила 2 марта. Одного этого было бы достаточно, чтобы привести меня в замешательство, но, в целом, Отонаси-сан утверждает, что…

– … Это происходит из-за меня?

– Да.

Отонаси-сан отвечает не задумываясь.

– З-зачем мне это делать?

– Абсолютно не знаю твоих мотивов.

– Я тут ни при чем!

– Как ты можешь так говорить, если ты даже себя не осознаешь?

Почему я? Я уже собрался спросить, но тут понял. Лишь один фактор заставил ее обратить внимание на меня.

Я написал «Мария» на листочке.

– Так же как и ты, не осознающий себя, так и все остальные, затянутые сюда, никак не способны помнить прошлое, которое было «отменено». Иными словами, кроме меня самой, лишь виновник может написать имя «Мария», которое я упомянула в прошлый раз.

Но я вспомнил имя. Должен признать, это совершенно немыслимо, чтобы такое имя, как «Мария», вдруг всплыло в памяти без всякой причины.

– Не знаю, насколько это эффективно, но я всегда пытаюсь действовать так, чтобы это оставалось в памяти других. Я все ждала, когда виновник, который также помнит прошлые разы, которые были «отменены», совершит ошибку. Но, в общем-то, я не очень на это полагалась.

– …Когда именно ты заподозрила меня? В смысле, ты же специально сказала мне это имя, «Мария», в одном из предыдущих миров, верно?

– Я не подозреваю как-то по-особому таких безвредных на вид типов, как ты.

– И?..

– Пфф, разумеется, я проверяла всех, одного за другим, всем назвала имя, ведь мое время, в общем, не ограничено.

Ее время не ограничено.

Время, которое затратила Отонаси-сан. Столько времени, что это даже уже метафорой нельзя назвать.

Понимаю. Ее время не ограничено, именно поэтому она придумала этот чокнутый план с принуждением всего класса написать ее имя. С еле теплящейся надеждой, что кто-нибудь напишет «Мария». Даже если бы у нее не было надежды. Все ее хорошие решения были давно исчерпаны в течение 2601 «новой школы», так что, возможно, она просто убивала время, пока в голову не придет новый нормальный план. Даже испробовать такой «план» – лучше, чем сидеть и ничего не делать, чтобы успокоить свой разум. В конце концов, ее время могло длиться бесконечно.

Вот почему Отонаси-сан рассердилась, когда я клюнул на эту удочку. Должно быть, это похоже на то, как ты не можешь победить противника в ролевой игре, из-за этого отчаянно тренируешься и набираешь уровни, а оказывается, что можно было победить, применив какой-нибудь конкретный артефакт. Ты, может, и достигаешь цели, но хотел бы вернуть затраченные усилия.

– Так, пора заканчивать этот пустой треп. В конце концов, ничего еще не закончилось.

– Правда?

– Разумеется. Или тебе кажется, что все разрешилось? Тебе кажется, что этот зацикленный кошмар, «Комната отмены», закончился?

«Комната отмены»? Должно быть, так она называет эту повторяющуюся ситуацию.

Как бы там ни было, есть во всем этом один момент, который меня озадачивает.

– Слушай, я понимаю, что ты считаешь меня виновником, потому что я написал «Мария». Но слушай, для начала, почему на тебя саму не действует эта «Комната отмены»?

– Нельзя сказать, что не действует; по правде, очень даже действует. Если бы я сдалась и прекратила вспоминать, «Комната отмены» захватила бы меня сразу же. Я бы продолжила бессмысленно существовать в этих бесконечных повторах. Это так же просто, как пролить воду из чашки, стоящей у тебя на голове. Мы бы без конца жили в этом дне, который ты раз за разом отменяешь.

– Это произойдет всего лишь если забыть?

– Подумай сам. Есть ли кто-нибудь еще, кто мог заметить эти повторы? Если даже ты, тот, кто все это затеял, их не замечаешь?

…Она, возможно, права. И да, она ведь уже повторила этот день 2601 раз.

– Конечно, мне было бы проще перестать вспоминать. Но этого не произойдет никогда, ни за что.

– …Никогда?

– Именно, никогда. Сдаться я просто не могу. Сколько бы повторов ни потребовалось, две тысячи, двадцать тысяч, сквиллион – я выберусь из цикла и достигну своей цели.

2000 раз. Если подумать, мы частенько встречаемся с числом «2000» в повседневной жизни. Но если нам правда приходится набирать его кусочек за кусочком… к примеру, в году 365 дней, 5 лет – это 1825 дней… и этого еще не хватит.

Столько времени Отонаси-сан пришлось превзойти.

– Хосино. А причину, по которой ты создал эту «Комнату отмены», ты тоже не помнишь?

– Э? …Угу.

– Хех, понятно. Если предположить, что ты изображаешь из себя дебила, только чтобы избежать этого вопроса, это явно имеет смысл. Если так, твоя игра впечатляет.

– Я, я не играю!

– Что ж, тогда я спрошу…

Отонаси-сан едва заметно улыбнулась.

– Хосино, ты ведь встречал – его, верно?

…Кого?

…Это не тот вопрос, который я сейчас задаю самому себе. Бог знает почему. Кого я встречал? Не знаю. Не могу вспомнить.

И все же я понимаю.

Я встречал «*».

Когда? Где? Конечно, ничего такого я не знаю. Этого нет в моих воспоминаниях. И все же – я чувствую, что мы встречались.

Я пытаюсь вспомнить. Но информация отсекается от моих глаз, словно какая-то задвижка опускается вниз со страшной скоростью. Осторожно! Вход запрещен. Только для лиц, имеющих разрешение.

– Хе-хе, стало быть, ты его встречал.

Она хихикает.

Теперь Отонаси-сан убеждена. И я сам тоже убежден.

Я, Кадзуки Хосино, и есть тот, кто породил эту ситуацию.

– Он должен был передать ее тебе. «Шкатулку», которая выполняет одно твое «желание».

Она внезапно использует слово «шкатулка». Судя по контексту, эта «шкатулка» и есть инструмент, который производит «Комнату отмены».

– А, я до сих пор не сказала, какая у меня цель, – произносит Отонаси-сан, не переставая хихикать. – Моя цель – заполучить «шкатулку».

И тут ее смех как отрезало. Отонаси-сан, уверенная, что «шкатулка» у меня, смотрит на меня хмурым, холодным взглядом и приказывает:

– Теперь отдай «шкатулку».

«Шкатулка» точно у меня. По-другому ведь никак не может быть, верно?

Но разве правильно – отдать ей эту «шкатулку», которая выполняет любое «желание»?

Я что хочу сказать: Отонаси-сан терпела 2601 повтор лишь ради того, чтобы заполучить «шкатулку». Стало быть, у нее есть «желание», которое стоит таких колоссальных усилий. Она хочет исполнить собственное «желание»; даже если для этого придется насмеяться над моим «желанием», украсть его. Это как…

Это – почти ненормальное упорство.

Да, это ненормально. Ая Отонаси ненормальная.

– …Я не знаю как.

Это не ложь. Но в то же время так я показываю, что сопротивляюсь.

– Понятно. Значит, отдашь ее мне, когда вспомнишь?

– Ну…

– Забыть, как ее вытащить, – это просто здравый смысл. Но ты именно забыл; где-то там, внутри, ты знаешь. Это как умение кататься на велике: ты не можешь это объяснить другим, но знаешь на уровне ощущений. Ты озадачен, потому что не можешь обратить это в слова.

– …А нет способа прекратить «Комнату отмены», не извлекая «шкатулку»?

Отонаси-сан одаряет меня ледяным взглядом.

– Стало быть, ты не собираешься отдать ее мне. Ты это хочешь сказать?

– Н-не совсем так…

Глядя на мое явное замешательство, Отонаси-сан тихонько вздыхает.

– Давай посмотрим. Сдается мне, «Комната отмены» также кончится, если мы раздавим «шкатулку» вместе с ее «владельцем».

– Раздавить ее вместе с «владельцем»?

«Владелец» – это, видимо, виновник, у которого «шкатулка», – иными словами, я. Раздавить ее вместе со мной? Проще говоря…

Отонаси-сан, стерев все эмоции с лица, произносит холодно:

– «Комната отмены» прекратится, если ты умрешь.

 

✵

 

Этой причины достаточно, чтобы организовать «****»?

Ты хочешь сказать, что готова сделать со мной то же самое, если потребуется? Если так, сделай это побыстрее, так мне легче будет.

3 марта. Утро. Дождь. Перекресток с плохим обзором.

Отбросив зонтик, я смотрю на «****». Всего прочего мой взгляд не касается. Ни грузовик, врезавшийся в стену, ни Отонаси-сан, стоящая рядом, – это все не запечатлевается моими глазами. Красная жидкость течет безостановочно, ее так много, что дождь не успевает ее смывать.

Тр**, без половины головы, моз** разбрызгались во все стороны. **уп. Труп. Труп. ТРуп. ТрупТрупТРУП. трУП. ТруптрупТРУП. Труп. Труп. Труп!

«Труп» Харуаки.

…Аа.

От этого зрелища меня вырвало, едва я понял, что это.

Я гляжу на Аю Отонаси. Она бесстрастно смотрит на меня.

– …Харуаки.

Но не беспокойся, Харуаки!

Знаешь, все равно ведь это отменится.

Все это будет «отменено». Нет проблем.

…О? Неужели…

Неужели это и есть причина, почему я желаю «Комнату отмены»?.. Потому что я не принимаю ситуации такого рода?

К оглавлению

 

Й раз

– Меня зовут Ая Отонаси.

 

– …Ах.

В то же мгновение алая картина вспышкой проносится у меня в мозгу. Картина, погребенная в глубинах моей памяти, хотя я видел ее буквально только что.

И затем – мой мозг словно вытягивают из головы, таща за привязанную к нему веревочку; воспоминания от 2601-й «новой школы» выплескиваются наружу.

Я настолько потрясен, что не могу удержаться от вскрика.

– Мм? Что с тобой, Хосии? У тебя больной вид, с тобой все в порядке?

Харуаки, сидящий рядом со мной, беспокоится обо мне.

Харуаки, который вроде бы попал под грузовик, улыбается мне.

Непреходящая тревога. Тошнота. Информация разбухает, покрывает меня всего, словно я ее добыча и она меня собирается сожрать. Мой разум не в силах работать на такой скорости и начинает буксовать.

Воспоминания прошлого раза присоединяются к нынешним.

Так ясно и отчетливо…

– Ну правда же, Ая-тян такая прелесть. Пойду признаюсь ей.

…из-за трупа Харуаки.

И вот он снова втрескался в Аю Отонаси с первого взгляда, несмотря на то, что она заставила его так страдать.

Я поворачиваюсь к Отонаси-сан. Наши взгляды встречаются. Она не сводит с меня глаз. Смотрит пристально, с вызывающей ухмылкой.

…Этот труп должен был принудить меня отдать ей «шкатулку»?

Если так, средство оказалось даже слишком эффективным. Угрожать мне, показав труп, подразумевая «я и тебя убью»… А использовав труп моего друга, она вдобавок сковала меня чувством вины. Отонаси-сан делает все, что ей заблагорассудится. Теоретически даже я понимаю, что моей вины тут нет. Но когда я вижу труп, теорию уносит прочь, и мое сердце рвется.

Знал бы как – сразу бы отдал ей эту «шкатулку». Но, к счастью, я не знаю как.

…К счастью? Правда? Я имею в виду – если атака получилась столь эффективной, Отонаси-сан наверняка продолжит.

Пока мое сердце не разорвется окончательно.

Отонаси-сан сходит с возвышения и приближается ко мне.

Вот она уже совсем рядом.

Глядя прямо перед собой, не поворачивая головы в мою сторону, она шепчет:

– Похоже, ты вспомнил.

 

✵

 

Если все так и продолжится, я сломаюсь.

Я знаю, что это ничего не решит, но тем не менее прикинулся дурачком и сбежал от Отонаси-сан.

Каким-то образом мне надо придумать защитные меры, в то же время избегая встречи с ней.

Именно поэтому…

– Это все детали, Кадзу?

…я обратился за советом к самому умному человеку из всех, кого знаю, – к Дайе Омине.

Дайя стоит в коридоре, прислонясь к стене, у него явно плохое настроение. Скорее всего, из-за того, что мое объяснение съело всю перемену между первым и вторым уроками.

– И что? Чего ты от меня хочешь, пересказывая эту идею для романа?

Я прямо рассказал ему все, включая то, что узнал от Отонаси-сан, не опустив ни единой подробности. Однако, поскольку я не рассчитывал, что такой реалист, как Дайя, поверит в мою ситуацию, я подал это как сюжет для романа.

– Я вот думаю, что делать «Главгерою» этой истории.

– Если рассуждать в общих чертах, он должен противостоять «Новенькой».

Разумеется, я «Главгерой», а Отонаси-сан – «Новенькая».

Поскольку я склепал все на скорую руку, Дайя понял, что «Новенькая» – это «Ая Отонаси». Но он лишь криво улыбнулся, сказав: «Значит, с нее писалось», – он явно убежден, что это выдуманная история.

– Только… не думаю, что «Главгерой» может противостоять «Новенькой».

– Полагаю, в нынешней ситуации это так.

Противник – не кто иной, как Ая Отонаси. Человек, способный «сменить школу» 2602 раза и даже убивать людей ради того, чтобы заполучить «шкатулку». Едва ли у меня есть шансы на победу.

– Но «Главгерой» может впоследствии заполучить силу, равную силе «Новенькой», – легко заявляет Дайя.

– Э?..

Разумеется, я советуюсь с Дайей именно для того, чтобы найти решение. Но я ожидал, что это будет нечто вроде поисков иголки в стоге сена. Честно говоря, я не рассчитывал, что он найдет для меня подходящее решение.

– Что за реакция? Ну хорошо, вот скажи мне, почему «Главгерой» не может противостоять «Новенькой»?

– Э? Нуу…

– Ахх, нет, не отвечай лучше. Ты такая дубина, что все равно ляпнешь какую-нибудь фигню, от которой я только сильнее разозлюсь.

… Мне тут разозлиться не дозволено, да?

– Разница между «Главгероем» и «Новенькой». Вся разница в информации. «Новенькая» может пользоваться этой разницей, чтобы двигать «Главгероем», как куклой. Все просто. Ей надо лишь давать «Главгерою» только ту информацию, которая ей выгодна.

Это… так и есть. Отонаси-сан может делать со мной все, что захочет, если я все забываю.

– С другой стороны, если ему удастся как-то приблизиться к ней по уровню информации – а это основная причина, почему он беспомощен, – что-то может и получиться. Стало быть, ему нужно лишь убрать гандикап.

– …Но это же невозможно!

В ответ на мое бормотание Дайя лишь ухмыльнулся.

– Вот слушай, ты сказал, что «Главгерой» может восстановить воспоминания прошлого раза?

– Угу.

– Если он восстановит себя, восстановившего воспоминания прошлого раза, то сможет восстановить воспоминания позапрошлого раза. Так?

– …Вроде так.

– Значит, если он возвращает память о позапрошлом разе, то может вернуть и о позапозапрошлом. Если он возвращает память о позапозапрошлом разе, то может вернуть и о позапозапозапрошлом.

– …И что с того?.. В смысле, «Новенькая» ведь тоже накапливает информацию все это время. Разницу не компенсировать. Отонаси-са… в смысле, «Новенькая» уже помнит о более чем 2601 повторе, забыл? Что изменится для «Главгероя», если он получит воспоминания о двух-трех разах…

– Повтори сто тысяч раз.

– …Э?

– Разницу за счет уже прошедших 2601 раза, конечно, не компенсировать. Значит, надо просто сделать так, чтобы эти разы не имели значения. Разница в информации между 102601 разом и просто 100000 раз – всего лишь два процента, если рассуждать чисто математически. Это даже разницей уже нельзя назвать. Если «Главгерой» повторит столько раз, у него появится возможность противостоять «Новенькой». Затем он должен использовать полученную информацию и усилия своего противника, чтобы измотать «Новенькую», чтобы ослабить ее, чтобы разочаровать ее и заставить забыть обо всех этих повторах.

– Я…

Я должен все это сделать?

– …Но он ведь изначально не знает, как вернуть себе воспоминания.

Да. Я смог вернуть воспоминания в этот раз, но это получилось случайно.

– Ты сказал, что шок от увиденного трупа помог «Главгерою» сохранить воспоминания, верно?

– По крайней мере… мне так кажется.

Другие объяснения мне просто в голову не идут, и мои чувства подсказывают мне, что все так и есть.

Я случайно смог вернуть себе воспоминания, потому что увидел труп Харуаки.

– Тогда все просто, – беззаботно заявляет Дайя. – «Главгерою» надо всего лишь делать трупы самому.

– …Какого!..

У меня отнялся язык.

– Н-но такие поступки…

– Эх, слушай. На мой взгляд, убивать кого-то, конечно, неразумно. Столь неэтичный «Главгерой» вызовет отвращение у читателя. Я имею в виду, что «Главгерой» должен сделать что-то, что подействует на него так же, как труп.

– …Это должно… сработать.

– Иными словами, «Главгерой» должен цепляться за «шкатулку» упорнее, чем «Новенькая».

Звенит звонок. Дайя считает наш разговор оконченным и отворачивается.

– Я пошел в класс. Ты тоже давай побыстрее, Кадзу!

– Ага…

Но я сейчас не в настроении, чтобы возвращаться в класс, и просто стою на месте. Дайя уходит, не обращая на меня внимания.

Я вздыхаю.

– …Наверняка есть способ сохранить память. Но…

…Застрять еще на 100000 раз? Теоретически это возможно, но в реальности – никак. Ни один живой человек такого просто не вынесет. Это как если мне говорят: «Я сделал машину с максимальной скоростью 10000 км/ч, поезди на ней для меня». Даже если машина вправду сможет ехать так быстро, мое тело не выдержит усилий и в конце концов сломается. Мой мозг – нет, человеческий мозг – просто не приспособлен к тому, чтобы выдержать 100000 повторений одного и того же дня.

Отонаси-сан – особый случай, если она правда способна это выдержать. Пожалуйста, не ставьте меня на одну доску с этим монстром.

Но неужели это единственный способ противостоять Отонаси-сан? А вообще, должен ли я ей противостоять? Не лучше ли будет для нас обоих, если я просто выброшу белый флаг?

Я снова вздыхаю – я даже такую вещь не могу для себя решить.

Когда я поднимаю голову, собираясь вернуться в класс…

– Ах, – от неожиданности вырывается у меня.

– …Харуаки.

Он нас слышал? Нет, его лицо, прячущееся в тени почтового ящика, слишком серьезно. В конце концов, мы же о «фантастическом романе» сейчас говорили. Теоретически.

– Короче, я, как твой друг, ревную, когда ты развлекаешься без меня. Поэтому я и подумал, что вполне нормально спрятаться и подслушать. Давай меня простим.

Он начинает беззаботно доказывать, что невиновен. Несмотря на его шутливый тон, выражение лица остается серьезным.

– Так вот, Хосии…

Почесав затылок, Харуаки спрашивает:

 

– …Не хочешь попробовать меня убить?

 

Я перестал дышать.

Совершенно без понятия, что заставило его произнести эти совершенно нелепые слова.

Какое-то время Харуаки молча смотрит на мое замешательство. Я даже моргать не способен. Внезапно его губы изгибаются в самодовольной ухмылке, а потом, явно не в силах больше сдерживаться, он разражается хохотом.

– Аа, только не говори мне… Гад ты, Харуаки! Не подкалывай меня так!

– Ахаха! Нет, нет, я и подумать не мог, что ты так серьезно отреагируешь!!. Фантастика! Хосии, ну ты даешь! Конечно же, я пошутил, просто пошутил!

Что ж, логично. Никто не поверит, что такие повторения возможны в реальности.

– Ну да… шутка… конечно, просто шутка.

– Разумеется. Конечно, шутка – такая фигня, как позволить меня убить.

Что-то странное чувствуется в его последней фразе.

– …Харуаки?

– …Ну и? Как я могу тебе помочь?

Помочь? О чем это он?

Харуаки, вновь серьезный, продолжает.

– Ну, раз мои воспоминания в следующем мире все равно сгорят, похоже, сделать я могу немногое.

Аа, вот оно что…

Харуаки верит в «Комнату отмены».

Он верит в мою историю, о которой кто угодно думал бы лишь как о выдумке.

– …Харуаки.

– Что такое, Хосии?

– Эээ… вообще-то это фантастический сценарий, который я придумал, ты в курсе?

Харуаки смеется, затем невозмутимо заявляет:

– Это же вранье, верно?

– Чего…

Мне даже не идут в голову слова, чтобы спросить, как он догадался.

В смысле, я сам бы ни за что не поверил в такую бессмыслицу, даже если бы кто-то меня умолял.

– Уа-ха-ха! Ты впечатлен моей столь глубокой дружбой к тебе, что я даже такую историю проглатываю без раздумий?

– Угу.

Я кивнул; Харуаки это, похоже, застало врасплох почему-то.

– Н-нет… не надо отвечать так прямо! А то я покраснею.

Он застенчиво почесал нос.

– Кстати, Дайя тоже считает, что это не выдумка, а реально с тобой происходит, ты в курсе?

– Э? …Да нет, вряд ли. В смысле, мы ведь говорим о Дайе, он у нас реалист, не забыл?

Однако если подумать – он и правда вел себя немного необычно. Например, он специально поменял место, где мы беседовали, и пожертвовал переменой. Если бы он реально думал, что это всего лишь роман, он бы отмахнулся от меня, сказав что-нибудь типа: «Тоска зеленая. Не пиши про это».