Глава xXVIII о механизме отождествления и визуализации

- Вы сказали «свинья» или «бадья»?

- Я сказала «свинья», - ответила Алиса, - и было бы неплохо, если бы вы перестали появляться и исчезать так неожиданно - это вызывает у меня головокружение.

- Согласен, - сказал Кот, и на этот раз он исчез очень медленно, начав с кончика хвоста и закончив улыбкой, которую было видно и после того, как все остальное исчезло.

- Ну и ну! Я часто видела котов без улыбки, - подумала Алиса, - но улыбка без кота! Это самая несуразная вещь, которую можно вообразить.¹* ЛЬЮИС КЭРРОЛ (Пер. Стари-лов)

Значение данной парадоксальной фазы не ограничивается патологическими состояниями, подобными тем, что наблюдались недавно, и очень вероятно то, что она также играет важную роль у нормальных людей, которые часто склонны гораздо больше верить словам, чем действительным фактам окружающей их реальности. (394) IP. PAVLOV

У умственно отсталого человека может преобладать повторение без понимания, пустое воспроизведение; роль визуальных впечатлений среди неграмотных нулевая или приближается к этой величине; глухие от рождения, которые не научились говорить, не имеют еще к тому же и слуховых впечатлений. Однако обычно именно чувства и идеи проявляются в действии, в форме языка. (411) HENRI PIÉRON

Конкретные нейроны, необходимые для ощущения, также являются необходимыми для ассоциативного пробуждения данного ощущения, которое называется образом - динамическим процессом, а не негативом фотографии, который каким-то чудесным образом хранится в нервном веществе, куда некий тонкий дух может обратиться за справкой при надобности. (411) HENRI PIÉRON

Тем не менее, совершенно верно то, что определенные высокоразвитые люди способны использовать визуальные образы, притом использовать их как преимущество перед другими. (411) HENRI PIÉRON

Объектификацию и визуализацию обычно не отделяют друг от друга. Первая представляет собой очень нежелательный семантический процесс, в то время как второй, визуализация, представляет собой наиболее полезную и эффективную форму человеческой «мысли». С /точки зрения, такое отсутствие различения между этими двумя реакциями является весьма серьезной проблемой, требующей анализа соответствующих механизмов.

Для того, чтобы визуализировать, нам нужно обладать такими формами представления, которые позволили бы нам их визуализировать; в противном случае нас постигнет неудача. A- система, которая неспособна адекватно отобразить асимметричные отношения и не может явным образом основываться на структуре, с необходимостью связана с отождествлением. В A период мы могли визуализировать объекты и некоторые объективные ситуации, однако все высшие абстракции были недоступны для визуализации в принципе, что безо всякой необходимости делало научные теории трудными для восприятия. ^4-система, свободная от отождествления, должна на всех уровнях явным образом основываться на структуре (структуре в терминах отношений и, в итоге, многомерного порядка), которую можно легко визуализировать. Следует помнить о том, что структура, отношения и многомерный порядок предоставляют нам в распоряжение язык, который полностью объединяет переживания повседневной жизни с наукой в целом, приводя нас к общей теории значимостей. Математика и математический анализ затем становятся ведущими дисциплинами и основанием для всей науки; а в гуманитарной области общая теория значимостей приведет к адаптации и психическому здоровью, а также однажды распространится на область этики, экономики,.

 

 

¹ Алиса в стране Чудес

По этим причинам Структурный дифференциал обладает уникальной полезностью, поскольку он позволяет одним взглядом донести до человека структурные различия между миром животного, примитивного человека и младенца, который, каким бы сложным он ни был, крайне прост в сравнении с миром «цивилизованного» взрослого. Первый связан с однозначной ориентацией, которая в применении к ∞-значным фактам жизни дает крайне неадекватную, бессмысленную и в итоге болезненную «адаптацию», при которой выживают только немногие сильнейшие. Второй связан с ∞-значной ориентацией, подобной по структуре действительным, эмпирическим, ∞-значным фактам жизни, позволяющей четкую подстройку оценки фактов в каждом отдельном случае и производящей семантическую гибкость., необходимую для адаптации. Эта гибкость, как известно, является основанием для уравновешенных семантических состояний, «высшего интеллекта»,.

Для визуализации требуется достаточно четкое исключение посредством различения вредоносного отождествления, которое, как обычно, основано на некорректной оценке структурных вопросов. Вследствие этого мы видим бесконечные жесткие и бессмысленные споры о том, является ли «механическая» точка зрения на мир и на нас самих обоснованной, адекватной,. Среднестатистический человек, как и большинство «философов», отождествляет «механ ическое» с «машинным». Грубо говоря, механика - это название науки, которая занимается динамическими проявлениями на всех уровнях; так, есть макроскопическая классическая механика, коллоидальная механика в данный момент находится в стадии формулирования, и субмикроскопическая квантовая механика, которая уже становится хорошо развитой дисциплиной. Грубо говоря, «машина» - это ярлык, присваиваемый аппарату, созданному человеком с целью преобразования энергии. Но даже машины сильно различаются; так, динамо по принципу действия и по теории совершенно не похоже на токарный станок или автомобиль.

Если мы зададимся вопросом: «Является ли машинистическая точка зрения на мир обоснованной?», - ответ прост и неопровержим; а именно, что данная точка зрения является крайне неадекватной, и от нее стоит полностью отказаться. Но это не так в отношении механистической точки зрения, понимаемой в современном ее смысле и включающей в себя точку зрения квантовой механики, которая является полностью структурной наукой. В 1933 году мы знаем с уверенностью, что даже крупномасштабные физико-химические характеристики всего, с чем мы имеем дело, зависят от субмикроскопической структуры (смотрите Часть Х). Подробности этого известны пока не полностью, но принципы установлены твердо. С Ā пониманием и оценкой уникальной важности структуры как единственно возможного содержания «знания», эти «твердо установленные» принципы становятся «установленными необратимо». Можно пойти дальше и заявить, что точка зрения квантовой механики становится первой структурно корректной точкой зрения и, как таковая, она должна полностью разделяться в случае здравой ориентации. Прекратив отождествлять, мы сможем различить некоторые простые факты. Например, мы поймем, что любые семантические состояния, реакции или процессы обладают соответствующими им субмикроскопическими структурными коллоидальными и, в итоге, квантово-механическими процессами, которые происходят в нервной системе; однако с.р, чувства, боли, удовольствия., не являются этими субмикроскопическими процессами. Они относятся к разным уровням, но с ∞-значной семантикой мы можем в принципе добиться четкого соответствия между ними. Таким образом, когда мы можем адекватно различать, более старые машинистиче- ские возражения полностью исчезают; и по структурным причинам мы должны сохранить в нужных рамках механическую установку и полностью отбросить машин истическую, как слишком грубую. Эта механическая (1933) установка основана на структуре и поэтому является обязательной для визуализации; и тренировка в визуализации автоматическим образом исключает объектификацию, которая является важным особым случаем отождествления вообще. С точки зрения Ā -системы адаптация и психическое здоровье человека в огромной степени зависят от его «понимания», которое целиком носит структурный характер; следовательно, мы должны принять механическую (1933) установку, которую, при этом, можно визуализировать.

Поиск структурных средств представления способствует визуализации, воображению, отображению,. Для успешной адаптации мы начинаем с низших нервных впечатлений, «ощущений», «чувств»., низших абстракций, которые далее абстрагируются высшими центрами. Высшие центры производят «очень абстрактные» теории, которые некоторое время не могут быть визуализированы. Низшие центры, которые задействованы в визуализации, могут работать только со структурами, которые можно «конкретно отобразить». Поэтому мы всегда стараемся изобрести механическую или геометрическую теорию, с которой могли бы взаимодействовать низшие центры.

Личные «переживания», которые поставляются низшими центрами разных индивидуумов, не объединяются в единое целое непосредственно. Они смешиваются в высших центрах. В них многогранные переживания, личные или же накопленные родом (времясвязывание), абстрагируются далее, интегрируются и подытоживаются. Как только это достигнуто, начинается поиск и обнаружение структурных средств для перевода этих высших абстракций в низшие, ибо только с ними могут работать низшие центры. Затем мы можем «визуализировать» наши теории, и при этом не только высшие центры влияют на низшие, то и у низших центров имеются адекватные средства для сотрудничества с высшими центрами в этом новом нон-эл исследовании.

Отсутствие явно выраженных структурных форм также приводит к трудностям, которые возникают в тот момент, когда абстракции высшего порядка переводятся в реакции-рефлексы низших центров, которые могут работать с «интуициями», «ориентациями», «визуализациями»,. Так называемые «гении» обладают очень тонко развитой нервной системой, в которой перевод абстракций высшего порядка в низшие и обратно производится очень легко. С точки зрения формы и представления, у нас возникает два вопроса: (1) мы можем создать эл формы представлений, которые не будут основаны на структуре, визуализации., и не смогут эффективно влиять на деятельность низших центров; (2) мы можем создать нон-эл систему, основанную на структуре, визуализации., которую можно будет легко, просто и эффективно переводить в термины низших центров. Эти проблемы обладают ценностью для образования, и их следует проработать более полно.

В моем опыте работы со взрослыми, которые имели лишь краткий контакт с моей работой, я во многих случаях обнаруживал, что, несмотря на то, что они всемерно соглашались с ее основными доводами на словах, тем не менее совершенно не могли применить их на практике. Очевидно, семантическая важность представленных открытий состоит не в достижении словесного одобрения, особенно когда это одобрение никак не реализуется на деле, но в постоянном и продолжительном приобретении новой семантической установки, связанной с полным исключением отождествления, всеобщности, элементализма,.

Мы можем научить любого повторять словесно и наизусть инструкции для управления автомобилем, для игры на пианино или для работы на пишущей машинке; но он не сможет нормально работать на них посредством рефлекторных действий после подобного только словесного обучения. Для эффективной и умелой работы с каким-либо структурным комплексом мы должны близко ознакомиться с работой его структуры посредством тренировки рефлексов, и только тогда можно будет ожидать хороших результатов. По моему опыту, это истинно также и для языка, и без визуального Структурного дифференциала, на который мы можем показывать пальцем на объективном уровне, настаивая на безмолвии., подобная базовая семантическая отработка рефлексов не может быть предоставлена должным образом.

Если мы зададим человеку вопрос: «Ты умеешь водить машину?», – и он ответит нам «Да», то мы предположим, что он приобрел все необходимые рефлексы. Если же он отвечает: «Нет, но я знаю об этом», – он имеет в виду, что он не приобрел соответствующих рефлексов, а его «знания» находятся на чисто словесных уровнях и неэффективны для применения на несловесном уровне рефлексов. Это полностью относится и к с.р; мы можем «знать» о них, но никогда с успехом не применять то, что мы «знаем». «Знать» – это многопорядковый процесс, который в равной степени связан как с деятельностью низших центров, так и с деятельностью высших. В наших эл системах у нас такого различения не было, так что мы всё это смешивали. Прежнее «знание», представленное на эл языке, невозможно легко усвоить для нон-эл организма-как-целого. Главной задачей на данный момент является аннулирование прежних с.р, поскольку новые реакции требуют постоянной тренировки, особенно у взрослых. Нон-эл Ā язык и метод имеют, как оказалось, психофизиологическую важность.

Несмотря на то, что нейрологический механизм, который лежит в основе отождествления, объектификации, визуализации., не имеет большой известности (1933), нейро-логия предоставляет нам свидетельства о том, что в этих состояниях, а также при бреде и галлюцинациях, неким образом действительно задействованы низшие центры. Можно предположить, что разнообразные «сопротивления», «блокировки»., в разных частях нервной системы затрудняют прохождение нервных импульсов, и кажется разумным предположить, что в этих случаях пути, по которым проходят нервные сигналы, отличаются.

На Рис. 1 дана гипотетическая сверх-упрощенная схема различных типов распределения нервных каналов по предположительным функциям. Порядок в плане степеней интенсивности является не анатомическим, а функциональным. На этой схеме мы изображаем, что нервный импульс (А) достигает низших нервных центров, ствола мозга и та-ламуса, проходит через подкорку и кору, при этом постоянно преобразуясь. Наконец, при возвращении он может принять либо полезную и адаптирующую семантическую форму визуализации (V), свободную от отождествления и семантических расстройств, или включить отождествление, с семантическими расстройствами, такие как объектификация разных порядков (O), бред (D), иллюзии (I) или, наконец, галлюцинации (H).

Отождествление, или смешивание порядков абстракций, состоит в ошибочной оценке: то, что происходит внутри нашей кожи, обретает объективное существование вне нее; словам приписывается внешняя объективность; «воспоминания о переживаниях» отождествляются с переживаниями; наши с.р и состояния отождествляются со словами; выводы отождествляются с описаниями,. Отождествлению в огромной степени способствует, если только не порождает его вообще, А структура языка, в котором у нас имеется одно название для как минимум четырех совершенно разных сущностей. Так, А «яблоко» (без индексов и даты) используется как ярлык для физико-химического процесса; для объекта, скажем, «яблока₁^{23февр.1933}»; для «умственной» картинки на несловесном семантическом уровне, и для словесного определения. При таких лингвистических условиях практически невозможно без специального обучения не отождествлять эти четыре совершенно разные абстракции, не смешивать их в одну., без соответствующих мрачных последствий.

Бред представляет собой некорректные понятия и неадекватные с.р, возникшие по причине недостаточного знания или «логики», вследствие аффективного давления в определенном направлении оценки; например, такие как мания величия; бред преследования; мания греховности; бред отношения,.

Иллюзии же больше похожи на патологически искаженные реальные восприятия. Например, нечто может семантически окрашиваться или истолковываться, или оцениваться, как оскорбление, угроза, обещание,.

Галлюцинации состоят из «восприятий», очень правдоподобных, но при отсутствии каких-либо внешних стимулов. Пациенты слышат голоса; видят картины; чувствуют уколы или ожо ги., когда на самом деле нет ничего, что можно было бы увидеть, услышать или обо что можно было бы уколоться.

 

При визуализации не происходит отождествления; порядки абстракций не смешиваются; семантических расстройств не происходит; оценка является корректной; «картинка» оценивается как картинка, а не как событие,. Другими словами, благодаря осознанности абстрагирования сохраняется естественный порядок абстрагирования. Но как только вследствие отождествления этот естественный порядок обращается, возникает в той или иной мере негативное патологическое состояние, часто носящее неадаптивный характер.

Отождествление при наличии аффективного напряжения представляет собой легкое семантическое расстройство, состоящее из ошибок в смыслах и оценке. Объекты оцениваются как события; «идеи», или абстракции высшего порядка, оцениваются как объекты; как переживания; несловесные семантические состояния и реакции; другими словами, как абстракции низшего порядка. Замешательство в области абстракций высшего порядка следует подобному же правилу. Выводы, очевидно, являются абстракциями более высокого порядка, чем описания; так что, когда их не выделяют как таковые, абстракции высшего порядка опять же отождествляются с низшими. Нам всем из повседневного опыта известно, насколько фантастическое количество страданий мы можем создать для себя и для других такими отождествлениями, и что мы именно так и поступаем.

В состояниях бреда происходит подобное же отождествление, но более интенсивного характера, которое приводит к ошибочной семантической оценке; желания, чувства и прочие семантические состояния внутри нашей кожи проецируются во внешний мир, превращаясь в бредовую мощную объективную оценку.

В состоянии иллюзии мы также ассоциируем, или отождествляем, свои сложные семантические состояния с разными восприятиями, или оцениваем свои абстракции высшего порядка как низшие.

В состоянии галлюцинации этот процесс обращения естественного порядка достигает кульминации: абстракции высшего порядка переходят на уровень полностью «воспринимаемый» и «реальный», на уровень абстракций низшего порядка.

Мы видим, что патологические процессы «умственных» заболеваний связаны с отождествлением, здесь оно является общим симптомом; что означает, что обращение естественного порядка оценки в различной степени основывается на усилении смешения порядков абстракций. Чем более интенсивным становится процесс этого обращения, тем более дезадаптивными и нездоровыми становятся проявления. Следует заметить, что этот анализ становится необходимостью, как только мы делаем решение принять нон-эл язык. Этот анализ далеко не исчерпывающий, однако анализ в новых нон-эл структурно корректных терминах проливает новый свет на старые проблемы.

Галлюцинации, которые являются следствием «физической» болезни, не представляют собой постоянной опасности, но когда пациент кажется «физически» здоровым, и все его смешения порядков абстракций, бред, иллюзии и галлюцинации становятся полностью «рационализированными», то это является безошибочным признаком серьезного «умственного» заболевания, предполагающего субмикроскопические коллоидальные повреждения. Конечно, эта «рационализация» представляет собой ничто иное, как нервное расстройство, связанное с каким-то отождествлением. При физических заболеваниях нервная система также может расстраиваться, но такая болезнь обычно не порождается нервными расстройствами, так что само по себе это неопасно.

Различение между визуализацией и объектификацией, основанное на Ā -системе, представляется чем-то новым; различие это тонкое, но когда оно сформулировано, мы можем обнаружить простое средство для установления контроля над такой ситуацией. Если мы возьмем «кость», сделанную из папье-маше, намажем ее жиром или мясным соком, то Дружок, вероятно, объектифицирует (отождествит) такую «кость» из папье-маше с запахом и формой с настоящей съедобной костью, и станет за нее драться. Мы делаем то же самое, когда объектифи-цируем. Религиозные войны, «святая инквизиция», преследования науки, свидетелями чего мы являемся даже в наши дни в разных странах и на разных континентах, представляют собой отличный пример этого.

Следует заметить, что Дружок вполне может доверять своему природному, пусть и «объек-тифицирующему», инстинкту, потому что природа не шутит над ним подобным образом – не подсовывает ему такие «кости» из папье-маше. Если бы природа это делала, то те собаки, которые бы объектифицировали, и настаивали бы на том, что им подходит такая «еда», быстро бы вымерли. Эти конкретные объектификации стали бы опасными и болезненными для тех конкретных видов собак, с их конкретными нервными системами, и в конце концов они оказались бы не имеющими выживательной ценности. Итак, отождествление, которое представляет собой неадекватную оценку, приносит вред всей жизни, однако в данный момент на него обращают мало внимания, потому что главные периоды адаптации родов животных давным-давно уже прошли. Эксперименты на мухах показывают, что в лаборатории можно легко произвести гигантское количество мутантов, но вне стен лаборатории из них выживают очень и очень немногие. В природных же условиях, где такие мутанты вполне могут появляться, они вообще не оставляют никаких заметных следов. ¹

Однако даже в наши дни, как показал Павлов в своих лабораториях, мы можем с помощью сложного сочетания стимулов четырехмерного порядка накладывать на животных такие условия, к которым их нервная выживательная система не приспособлена, и тем самым вызывать у них нервные патологические состояния. Неверная оценка, конечно же, вредоносна для всей жизни, и является основанием для столь жестоких законов выживания в природе. Наука учит человека делать их более гибкими. Практически дословно то же самое относится и к нам самим. Мы постоянно производим все более и более сложные условия жизни, созданные, изобретенные людьми, и весьма обманчивые для тех, кто к ним не готов. Эти новые условия обычно возникают благодаря работе каких-то гениев, и нервная система и с.р большинства из нас не подготовлены для таких возможных случаев. Несмотря на изобретения и открытия науки, которые являются человеческими достижениями, мы все еще сохраняем анималистические системы и доктрины, которые формируют наши с.р. Вследствие этого жизнь становится всё более и более напряженной и всё более и более несчастной, количество нервных срывов непрерывно умножается.

Известно, что не все люди одинаково хорошо способны визуализировать. В прежние времена этот факт принимали за данность, и никакого дальнейшего анализа не предлагалось. В текущих условиях у многих людей, а также и у животных, как показали эксперименты Павлова, визуальные стимулы физиологически более слабы, чем слуховые; однако у человека визуальные стимулы должны быть физиологически более сильными, чем слуховые. Это отличие не влияет на общий механизм циклических нервных потоков и порядков абстракций. У слухового типа главные возвращающиеся потоки отклоняются на другие маршруты. Это разделение между «визуалами» и «слухачами» не является резким. В жизни мы в основном сталкиваемся с индивидуумами, которые обладают не более чем особой склонностью к тому или иному типу реакции.

В случае «умственных» процессов адаптация человека должна управляться на более высоких, более многочисленных и более сложных уровнях. Соответственно, очевидно, что слуховые типы в большей степени впадают в замешательство из-за слов, более отстранены от жизни, чем визуалы, и по этой причине не могут добиться того же уровня адаптации. Этим фактом не следует пренебрегать, и на человеческих уровнях следует выработать образовательные методы для тренировки в визуализации, что автоматически исключит отождествление.

Слуховые каналы, которые соединяют нас с внешним миром, являются куда менее утонченными и эффективными, чем визуальные. Глаз – это не просто «сенсорный орган». Эмбриология показывает, что глаз является частью самого мозга, и то, что именуется «оптическим нервом», должно рассматриваться не как нерв, а как настоящий нервный тракт. Данный факт, конечно же, придает глазу особую семантическую важность, не сравнимую с важностью каких-либо других «сенсоров» или рецепторов. Не следует удивляться тому открытию, что визуальные типы лучше приспособлены к этому миру, чем слуховые. В патологических состояниях, таких как отождествления, бред, иллюзии и галлюцинации, похоже, срабатывает перевод слуховых семантических стимулов в визуальные. В таких патологических случаях порядок оценки проявляется в том, что сначала идет ярлык, а потом объект, в то время как адаптационный порядок требует того, чтобы сначала шел объект, а потом ярлык,. Практически, нет никаких сомнений в том, что визуализация очень полезна, а отождествление особенно вредно. Наиболее эффективное средство преобразования с.р отождествления обнаруживается в визуализации, что указывает на ее особую семантическую важность.

Семантическое расстройство отождествления может проистекать из многих источников, включая слуховые, а единственным адаптивным путем является визуализация, которая в некоторой степени зависит от структуры оптического нерва. Данный предмет озаряется некоторым структурным светом, когда мы осознаем то, что физиологически глаз теснее связан с вегетативной нервной системой, которая управляет нашими жизненно важными уровнями, чем ухо. У человека оптический таламус весьма увеличен, до такой степени, что весь таламус в общем часто называют «оптическим таламусом». На самом деле таламус кроме визуальной функции выполняет множество других, и он связан с аффективными проявлениями.

Поскольку большинство наших наблюдений совершается с помощью глаз, следует ожидать, что слуховые типы будут довольно слабыми наблюдателями, так что, в итоге, с точки зрения рода, они будут не так хорошо приспособлены семантически. Наблюдение показывает, что слуховые типы часто проявляют инфантильные реакции – а это серьезный недостаток. С точки зрения адаптации «нормальный» неинфантильный наилучшим образом приспособленный индивидуум обязан быть визуальным типом. Слуховые типы обычно более оторваны от действительности, чем визуальные, поскольку слуховые стимулы связаны с большим количеством выводов, чем описаний, а у визуалов положение дел совершенно противоположное. Когда предпочтение отдается скорее выводам, чем описаниям, то, естественно, мы имеем дело в первую очередь с более высокими абстракциями, так что постоянно остается опасность семантического смешивания порядков абстракций, которое с необходимостью приводит к неадекватной оценке, для которой объектификация является только частным случаем.

Даже из соображений одного только здравого смысла понятно, что есть существенная разница между «знанием» этого мира посредством слушания и «знанием» его через видение. Точно так же, есть разница между переводом высших абстракций на низшие уровни визуальным способом и таким же переводом посредством слухового канала. Когда в обычной жизни мы хотим сказать, что мы понимаем что-то, то мы говорим «вижу», а не «слышу».² Когда мы говорим о чем-то, что мы об этом «слышали», обычно это передает смысл вроде «да, что-то такое было, но что именно – я не понял этого, или не согласен с этим». Данное соотношение довольно важно, хотя его не анализировали достаточно глубоко. С этим же связаны проблемы интроверсии и экстраверсии.

Отношение между проблемами отождествления и числом значений, обнаруживаемых в эмпирическом мире в связи с числом значений, приписываемых или предполагаемых., нашими семантическими процессами, наиболее важно.

Приведенный ниже анализ, по необходимости, является односторонним, сверхупрощенным., поскольку для более полного анализа потребовался бы отдельный том. Многие проблемы я рассматриваю только «в принципе»; это позволяет мне дать более краткую формулировку, необходимую для моих целей, но при этом нужно осознавать, что наш язык и общая семантика, которую на практике мы используем бессознательно, являются крайне сложными и связаны с одно-, двух-, трех- и ∞-значными компонентами, которым до сих пор не было дано четкого различения и формулировки. Исследование показывает, что ∞-значная семантика является наиболее общей и включает в себя одно-, двух- и несколько-значную семантику как частный случай. Однозначная семантика буквального отождествления обнаруживается только среди животных, примитивных народов, младенцев и «умственно» больных, хотя более или менее серьезные ее следы можно обнаружить практически у каждого из нас, потому что они встроены в структуру нашего языка и мешают приобретению ∞-значных систем, необходимых для психического здоровья.

 

²...we never say ‘I hear’ when we wish to convey that we understand; but we say ‘I see’ – особенности англ. речевых штампов. -ОМ.

Для моей цели достаточно сформулировать эти проблемы для полного устранения примитивного отождествления, и тогда современная ∞-значная Ā семантика последует за этим автоматически. При таких условиях я должен сосредоточиться на жизненно важной проблеме однозначного отождествления, а также кратко проработать двух-., и несколько-значные системы «в принципе», хотя мы должны осознавать, что эти последние системы становятся гораздо более гибкими благодаря применению множества оригинальных словесных приемов, которые я в настоящей работе даже не упоминаю.

Позвольте повторить, что установки, гибкость и фиксированность., наших с.р зависят в большой степени от структуры использованного языка, что также связано с соответствующей этому общей семантикой. «Логика» наших школьных дней представляет собой сложное явление, в основном А, и мы именно таким эпитетом ее и обозначаем. Данную «логику» можно рассматривать как двузначную, вследствие фундаментального закона «исключенного третьего», выраженного в форме «А есть Б или не-Б», в которой третий вариант исключается. Но даже традиционной «логике» приходится признавать в рамках своей системы так называемую «модальность»; а именно, некоторые степени определенности или неопределенности, с которыми делается данное утверждение. Недавно Лукашевич (Lukasiewicz) показал, что трехзначную логику можно сформулировать таким образом, чтобы включить в нее модальность. Позже он и Тарский (Tarski) обобщили ее до n -значной «логики». Когда n стремится к бесконечности, данная «логика» становится «логикой» вероятности. Если данные дисциплины сделать нон-эл,, то получится то, что я называю одно-, дву-, трех-., и ∞-значной общей семантикой. В теории и на практике мы заинтересованы в основном в одно-, дву-, трех-, несколько-значной и ∞-значной общей семантике. Для моих целей и ради простоты я проясню только отождествление; то есть примитивную однозначную семантику, влияние которой обнаруживается в дву- и трехзначной семантике, и может быть полностью исключено только в ∞-значной семантике.

Мы обитаем внутри четырехмерного пространства-времени с множеством измерений, которое на всех уровнях состоит из абсолютно индивидуальных событий, объектов, ситуаций, абстракций., и мы обязаны прийти к выводу, что структурно мы живем в неопределенно многозначном, или ∞-значном мире, возможности которого, в принципе, соответствуют законам отношений высших порядков. Вышеприведенное утверждение представляет собой описание структурного наблюдения эмпирического мира, независимое от нашего удовольствия, и противоречить ему можно только посредством эмпирической демонстрации действительной «тождественности» или «абсолютной одинаковости»., различных событий, объектов и ситуаций., которая является невозможной, если действительно принять решение более полно исследовать факты.

При подобных эмпирических условиях адаптации и, соответственно, психического здоровья, на семантических уровнях нам нужно иметь такие теории, системы, методы., которые позволили бы нам в конкретном случае, при конкретных обстоятельствах, на конкретный момент времени., оценить индивидуальные происшествия уникальным образом; или же позволили бы нам установить однозначное соответствие между существенно ∞-значными фактами из опыта и нашими семантическими состояниями. Становится очевидным, что это можно сделать только в том случае, если у нас в распоряжении имеется ∞-значная и нон-эл общая семантика. Мы видим, что дву- или трехзначная эл А «логика», «психология»., и, в общем, А -система, будучи структурно отличной от эмпирического мира, будет в принципе мешать такой адаптации и, соответственно, психическому здоровью.

Отождествление можно рассматривать как остатки дочеловеческой, примитивной, инфантильной однозначной семантики, которая устанавливает семантические состояния (или является их следствием), посредством которых существенно ∞-значные факты опыта не различаются и не оцениваются должным образом, вследствие чего бесконечно многочисленные значения этих фактов отождествляются с единственным значением. Подобное отождествление всегда является структурно неоправданным и опасным, и может стать результатом великого множества факторов, таких как низкое развитие, невежество, недостаточность наблюдений, принятие желаемого за действительное, страхи, патологические состояния нашей нервной системы, различные семантические расстройства, «умственные» заболевания, инфантилизм у взрослых,. Однако среди людей мы не можем избежать обучения посредством механизма языка и его структуры некоей, в большинстве случаев бессознательной, общей семантике, и поэтому имеется огромная зависимость от того, какого рода семантика или методы оценки прививается нами нашим детям.

Следует отметить важный факт, которым обычно пренебрегают; а именно, что язык, и часто даже каждое отдельное слово, связано с определенным типом семантики. Так, в примитивных «полисинтетических» языках это не является вопросом ассоциаций или суеверий; мистические характеристики и сама вещь просто не различаются, а в буквальном смысле отождествляются как единое целое. Так, у нас имеется однозначная семантика, в которой «добрые» и «злые духи», принимающие во всем активное участие, рассматриваются как синтетическое целое.²

Язык «истинности» и «ложности» связан с двузначной семантикой; введение прилагательных или их эквивалентов вводит модальность и тем самым трехзначную семантику. Введение бесконечного числа степеней между «истинным» и «ложным», наконец, приводит к ∞-значной семантике.

Диаграмма поможет прояснить это.

A, B, C., ∞-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, по необходимости имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений. a, b, c., ∞-значная неаристотелева ориентация структурно подобна эмпирическому миру, и позволяет нам в данном случае приписывать бесконечно много отдельных однозначно соответствующих значений индивидуальным фактам.

A, B, C., ∞-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, с необходимостью имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений. Σ₁, Σ₂., дву-, трех-., и несколько-значная аристотелева ориентация структурно неподобна эмпирическому миру, и вынуждает нас приписывать два., или несколько значений существенно бесконечно-значным и различным фактам, что приводит к отождествлению множества значений в виде нескольких значений, и эта неадекватная оценка проецируется на факты.

A, B, C., ∞-значные и различные факты опыта, которые, в данном случае, по необходимости имеют бесконечно много отдельных индивидуальных значений. Ω, однозначная животная примитивная., ориентация структурно неподобна эмпирическому миру, и вынуждает нас приписывать одно значение существенно бесконечно-значным и различным фактам, что приводит к отождествлению множества значений в виде одного значения, и эта неадекватная оценка проецируется на факты.

На Рис. 2 стрелки Aa, Bb., показывают Ā однозначное соответствие ∞-значных индивидуальных фактов жизни A, B, C., и соответствующих с.р, или ориентаций a, b, c., которые приписывают отдельные значения различным фактам, устанавливая основу для структурно корректной надлежащей оценки, способствующей адаптации и, соответственно, психическому здоровью.

На Рис. 3 показана A дву-., несколько-значная ориентация и тип соответствия.

На Рис. 4 Ω означает единственную, то есть надлежащую оценку одного факта A. Стрелки ΩB, ΩC, ΩD, ΩE, ΩF,..., ΩN показывают проекцию однозначного семантического состояния, или ориентации, на существенно неизменные ∞-значные факты A, B, C., которая их искажает. Другими словами, эти ∞-значные факты, посредством отождествления множества значений с одним и патологической проекции, получили неверную оценку, что само по себе в принципе мешает адаптации и здравомыслию, особенно если речь идет о цивилизованном человеке в 1933 году.

Если мы обучаем детей одно-, дву-, трех- и более общим несколько-значным эл, А реакциям, основанным на соответствующем языке, «логике»., то результатом будут неизбежные гигантские трудности в адаптации к миру нон-эл ∞-значных фактов, и даже если им удастся добиться успехов, это случится только после огромной потери сил и ненужных страданий. Если мы, имея дело с ∞-значными фактами жизни, используем одно-, дву- или даже несколько-значную семантическую установку, мы обязаны отождествлять некоторые из этого бесконечного множества величин с одной или несколькими величинами, то есть обращаться с ∞-значным миром с такой ориентацией, которая невежественно и патологично проецирует наши ограниченные несколько-значные семантические оценки на ∞-значные индивидуальные факты из опыта.

Приведенные выше объяснения в полнейшей степени применимы и к структуре языка. Этот повседневный язык, также, как и наши установки в отношении него, все еще отражает примитивные структурные с.р того периода, когда еще не было известно, что на объективных уровнях мы имеем дело исключительно с ∞-значными четырехмерными процессами. Язык в А -системе представляет собой, в принципе, то, что можно назвать трехмерной и одно-, дву-., и, более обобщенно, несколько-значной лингвистической системой, структурно неподобной ∞-значным четырехмерным условиям событий-процессов. Давайте для примера проанализируем А термин «яблоко». Данный термин представляет собой, в принципе, название для словесного, однозначного и постоянного интенсионального определения, не включающего в себя пространственно-временные отношения. Каковы структурные факты опыта? Объект, который мы именуем «яблоком», представляет собой процесс, который постоянно изменяется; кроме того, каждое конкретное яблоко, которое когда-либо существовало, было совершенно индивидуальным и отличалось от любого другого объективного «яблока». Применяя трехмерный и однозначный язык к существенно ∞-значным процессам, мы просто делаем надлежащую оценку, и, соответственно, адаптацию и психическое здоровье весьма малореальными.

Однако в Ā -системе структурная адаптация достигается очень просто. A «яблоко» было названием для словесного интенсионального определения; в Ā -системе мы создаем бесконечно много названий для бесконечного числа объективных различных «яблок» с помощью индексов, «яблоко₁», «яблоко₂, «яблоко₃., дополняя этот индекс еще и датировкой; так, с «яблоком_{1,23фев1933}» мы получаем возможность рассматривать «яблоко _n,t» как ∞-значное, и, для каждого конкретного случая., мы можем получить индивидуальное название, которое можно соотнести с индивидуальными значениями объективных, абсолютных индивидуумов и абсолютных индивидуальных стадий данного процесса. То же самое и с многопорядковыми терминами. До того, как многопорядковость терминов была открыта и сформулирована мной в 1925 году, такие термины молчаливо предполагались, в принципе, как однозначные, и мы не могли использовать их в связи с ∞-значными порядками абстракций, а если их все же нужно было использовать, по семантической необходимости, мы отождествляли бесконечное множество значений с одним. Оба результата были нежелательны; первое устанавливало семантические блокировки для творческой научной работы; другое способствовало семантическим расстройствам. Но как только установлена многопорядковость терминов, у нас получаются ∞-значные термины, которым в заданном контексте (через различение разных порядков абстракций, на которые указывает контекст) мы можем приписать отдельные значения.

Подобный новаторский анализ может поначалу показаться трудным, однако это происходит исключительно из-за недостатка ознакомленности и укорененных пре-^4 и А одно-, дву-, трех-или несколько-значных с.р, которые все так или иначе в результате связаны с отождествлением. Однако, как только это отождествление устранено, всё становится по-детски простым, хотя для взрослых это как раз нелегко и даже требует от них больших усилий, и да-значная семантика становится естественной и автоматической, обходя при этом какие-либо очень серьезные теоретические трудности. В данной книге мне пришлось подробно прорабатывать множество трудных вопросов просто потому, что моими читателями в основном являются взрослые, с укорененными пре-А и А реакциями, которых требуется сначала убедить в полезности такой оценки, прежде чем у них появится готовность заниматься трудоемким переучиванием в области собственных старых с.р. Данная процедура в образовании младенцев и детей крайне проста и полностью соответствует их уровню.

Однако тут есть один момент, который я хотел бы полностью прояснить. С более старой точки зрения можно утверждать, что ^4-система может привести к «сверх-рационализации» и, следовательно, она «убьет всю радость жизни». Подобные возражения совершенно необоснованны. Во-первых, ^4-система приводит к поверхностному, но часто весьма впечатляющему словесному манипулированию определениями, которые по большей части неподобны по структуре нашему миру и нам самим, и представляют собой разновидность апологетики, что обычно и именуют словом «рационализация». ^4-система приводит к структурной адаптации языка и с.р и структурным исследованиям, что дает в результате понимание. Это делает инфантильные «рационализации», «принятия желаемого за действительное» и апологетику разного рода невозможными, вместо этого приводя к взрослому интеллекту высшего порядка, основанному на надлежащей оценке. В простой «рационализации» мы часто сталкиваемся с остроумной, но поверхностной и инфантильной оценкой, основанной на невежестве или игнорировании в отношении структурных фактов, а ведь только они и составляют содержимое всего «знания». В А - системе, с помощью устранения источников инфантильной оценки и таких же реакций, мы обеспечиваем нервную систему младенца уникальным адекватным материалом, с тем, чтобы он мог развиться в «нормального» взрослого. В более старой системе, вместо того, чтобы помогать, мы мешали развитию взрослых стандартов оценки, и результаты этого хорошо известны. «Человеческая природа» и большинство нервных систем как таковых находятся во вполне нормальном состоянии - но, определенно, есть нечто порочное в наших образовательных методах, как внутри, так и за стенами наших школ.

Есть еще один момент, который еще более убедителен, и, возможно, даже более критичен. Упомянутые выше более старые возражения возникают на основе с.р, построенных на игре на элементалистских терминах и нейрологической невозможности. Организм работает как единое целое, и в циклических нервных каналах невозможно никакими известными образовательными методами запретить возникновение «эмоций». Однако можно добиться следующего: через обучение в безмолвии на несловесных объективных уровнях и при различении между разными порядками абстракций, мы автоматически устраняем возможность инфантильных отождествлений и оценок; мы вводим «отложенное действие», которое представляет собой физиологическое средство для установления контроля над нашими «эмоциями» и более полного задействования коры головного мозга. Инфантильная «сверх-эмоциональность» при этом у взрослого устраняется. Младенцы будут вести себя как младенцы, но это инфантильное поведение не будет переноситься на тот период, когда должна наступать взрослость. «Эмоции» при этом не аннулируются, а «сублимируются».

И при этом действительно можно изменить многие стандарты. Например, можно грубо сказать, что инфантильный тип часто от симфонии впадает в скуку, а джаз удовлетворяет его инфантильные запросы. Если взять такого инфантильного взрослого и заставить его слушать только симфонии, то это будет не только жестоко, но и никак не преобразует его инфантильные с.р во взрослые реакции. Однако если без помехи со стороны неадекватной семантики и такого же нейрологического обучения ему позволить свободно развиться во взрослого, то его собственные предпочтения переместятся скорее в область симфонии, чем в область примитивных ритмов, и при этом получаемое им удовольствие не только не уменьшится, но и, возможно, станет более полным.

Можно провести подобный же анализ всех человеческих интересов, в результате чего мы увидим, что навязывание взрослых стандартов инфантильным типам – это жестокое действие; но самое печальное в этом то, что, вопреки подавлению, навязыванию., эти навязываемые стандарты в большей степени останутся неэффективными, и отказ от них происходит немедленно после прекращения насилия. Этого не произойдет, если с помощью надлежащего семантического образования мы позволим младенцу нормально развиться до взрослого состояния. Эти новые стандарты не навязываются, они становятся его собственными. При этом не требуется никакого внешнего давления, потому что эти новые стандарты работают изнутри и становятся постоянными и приятными для человека.

Подобный же процесс совершенно очевиден в практической психотерапии. Стандарты оценки пациентов обычно неадекватны условиям современной жизни и часто резко противоречат принятым стандартам. Морализаторство без изменения стандартов человека другими средствами ни при каких условиях не может дать какого-либо удовлетворительного терапевтического результата; как раз наоборот, часто это приносит множество вреда. Нужно быть очень неумным врачом, чтобы пытаться порицать симптом или подвергать его цензуре, поскольку это исключит вероятность получения какой-либо пользы. Врачи обычно просто лечат любой симптом, независимо от того, насколько он отвратителен, с большим состраданием и пониманием. Они не пытаются напрямую изменять симптом, вместо этого они, с помощью понимания его основного механизма, стараются изменить стандарты оценки пациента, поскольку симптом лишь является следствием этих стандартов. Если удается добиться успеха, и врачу удается изменить неадекватные стандарты оценки, данный симптом после этого автоматически исчезает. В повседневной жизни мы обычно боремся только с симптомами, по большей части игнорируя лежащие в их основе структурные причины; такой подход и объясняет сомнительные результаты. В условиях инфантильных стандартов мы применяем подобные же методы и к обществу. Многие хотели бы исключить войны, революции, «депрессии»., но они при этом недостаточно глубоко исследуют структуру. Они борются с симптомами, вместо того, чтобы проанализировать структурные вопросы, которые порождают эти симптомы.

В заключение давайте обратим внимание на то, что анализ семантического механизма на печатной странице требует новых терминов и согласования множества деталей., которые поначалу не всегда представляются такими уж простыми, хотя, как только достигается овладение теоретической стороной, образовательные применения становятся поразительно простыми. Так, анализ одно-, дву-, трех-., и ∞-значной семантики может показаться трудным, однако на практике все сводится лишь к приданию нашим образовательным системам семантической гибкости, взамен жесткости; приобретению привычки начинать с наблюдений, продолжать описаниями, делать из них переход к выводам, в связи с осознанностью данных порядковых процессов,. В обучении достаточно устранить отождествление, и это легко достигается, как только мы произведем подходящий для этого метод, основанный на новой Ā структуре. Последняя же на самом деле состоит из немногих новых простых терминов, соответствующих здравому смыслу, анализ которых помогает нам открыть немногие простые и инвариантные психофизиологические отношения. Так, отождествление исключается посредством начала использования порядкового языка и метода. Как только мы обретаем чувство горизонтального и вертикального расслоения, и научаемся различать порядки абстракций, отождествление пропадает. Молчание на объективном уровне производит «задержку», задействует и тренирует кортекс; наши реакции становятся все более и более разумными в человеческом смысле.,.; и наиболее важные результаты достигаются самыми простыми средствами.

Тренировка в визуализации и устранение объектификации – это первые и наиболее важные шаги в деле полного исключения отождествления. Когда этот первый шаг выполнен, всё остальное становится очень простой задачей.

Но читатель может спросить, зачем же нам использовать такие незнакомые и, соответственно, кажущиеся трудными методы для достижения таких очевидных результатов. Нужна ли нам на самом деле Ā -система для достижения таких результатов, которые даже в A -системе считаются желательными? Ответ на этот вопрос связан со значительными последствиями, и его следует рассмотреть всерьез. В A -системе данных желательных результатов невозможно достичь в общем случае, поскольку структура нашего старого языка и его методы нам тут больше мешают, чем помогают. Новые теории, новые системы., построены именно с целью способствовать адаптации. Эти вопросы, которые в прежние времена считались «философскими», «метафизическими»., и работа с которыми требовала высокого уровня интеллекта, знаний., с самого начала, в новом подходе становятся просто проблемой структуры того языка, которым мы пользуемся. Все эти моменты являются тесно взаимосвязанными. Мы не требуем «высокого уровня интеллекта» или «высокой образованности» с самого начала, для того чтобы получить эти желательные результаты, поскольку они следуют автоматически из структуры языка, который мы принимаем, и которому мы учим наших детей. Так, прежние невозможности решаются просто и автоматически, с высочайшим уровнем эффективности и самыми продолжительными результатами.