История часто бывает несправедлива, особенно когда ее трактуют поэты. Автор «Слова о полку Игореве» руководствовался отнюдь не поиском истины, когда обозвал князя Олега Гориславичем за то, что он использовал союз с половцами для возвращения родного Чернигова.
Так‑то оно так, но что сказать о Владимире Мономахе, который первым нанял половцев и разорил с их помощью Минск, да так, что там не осталось ни одной живой души? А затем он сам отмечает, что заключил с половцами «19 миров» и использовал половецких наемников в войне против Олега. Да и другие князья не брезговали половецкой помощью, так что дело было не в «крамоле», которую якобы Олег «ковал мечом» ««Тъй бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше..." и «Тогда, при Олзе Гориславичи, сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука» (Слово о полку Игореве. М.; Л.. 1950. С. 15‑16)»», а в чем‑то другом. Это «другое» мы и попробуем найти, используя только факты.
В начале 90‑х годов XI в. в Константинополь пришел с востока бедный, одетый в овчину странник и объявил себя Львом, сыном императора Романа Диогена, ослепленного и умершего в 1072 г. Алексей Комнин сослал его в Херсонес.
Псевдо‑Лев сбежал, женился на дочери Владимира Мономаха Марице ««Или Марии (см.: ПВЛ. Ч. 11. С. 388, 421)»» и увлек половецких князей Итларя и Кытана в поход на Византию для возвращения ему престола. В 1095 г. около Адрианополя сей Лев попал в плен к правительственным войскам, был ослеплен и кончил жизнь в темнице, а Итларь и Кытан пришли к Владимиру, тестю их друга, «на мир». Половцы настолько верили в святость гостеприимства, что Итларь с лучшей дружиной вошел в Переяславль и ночевал у боярина Ратибора, бывшего тьмутараканского наместника, на сеновале (Кытан же остановился за городом, получив в заложники сына князя Владимира и клятву о безопасности и мире ««См.: там же. Ч.1.С. 148»»).
Вспомним, что половцы еще недавно вышли из Сибири, народам которой было неведомо вероломство и отцеубийство.
На беду, в это время к Владимиру приехал из Киева боярин Славята по какому‑то делу и организовал при помощи Ратиборовой дружины, некогда сражавшейся с половцами в Тьмутаракани, предательское убийство своих половецких ханов и их свиты. Владимир не хотел этого делать, но уступил нажиму посла великого князя Святополка и Ратиборовой дружины.
Чем было вызвано преступление, ясно из последующего. Святополк и Владимир потребовали, чтобы Олег выдал им на смерть сына Итларя, гостившего в Чернигове, а сам присоединился к их походу на ничего не подозревавших половцев. В этом походе они захватили «скот и коней, верблюдов и людей», не ожидавших внезапного нарушения мира.
Смысл этой операции очевиден. Святополк и Владимир хотели вовлечь Олега в преступление и тем самым поссорить его с половцами, благодаря которым Олег вернул Чернигову свободу, а себе родину и место под солнцем. Олег не поддался на провокацию и отказал. Тогда в 1096 г. его вызвали в Киев на суд епископа, игумена и горожан, т.е. на расправу. Он не поехал, и началась война, где часть половцев сражалась за Олега, а другая часть — за Владимира Мономаха. Олег потерял Чернигов, хан Боняк выжег окрестности Киева и в 1097 г. разорил Печерскую лавру.
Сколько бессмысленных бедствий! И из‑за чего? Кому была выгодна война с половцами, которые просили мира? Ведь сила русских князей, обладавших непреступными для половецкой конницы крепостями, железным оружием в избытке, обученными дружинами и, хоть и необученным, но многочисленным ополчением, не оставляла сомнений в результате войны. Но и русским война была не нужна. В ответ на предательские акции и прямые провокации великого киевского князя Святополка II половцы отвечали набегами, при которых гибли смерды и гридни. Олег был противником этой политики… и поплатился за это.
Добытое им с таким трудом Черниговское княжество было передано его старшему, но ничтожному брату Давыду, верно служившему великому князю. Олег ушел в Муром; его поддержали Ростов и Суздаль и пытался принять Новгород.
Но силы были неравны.
Два года Олег отбивался от превосходящих сил великого князя и его подручных; наконец после поражения на реке Колокше Олег явился на съезд князей в Любеч и принял то, что ему решили дать, — Новгород‑Северский.
И вдруг ему повезло. Великий князь принял участие в гнусном преступлении — ослеплении Василька, князя Теребовльского. Тут даже Владимир Мономах «пришел в ужас и заплакал». Общественное мнение Руси осудило великого князя, и для Олега нашлось место в жизни, так как в 1100 г. князья, встретившись в Уветичах, «сотворили мир».
Главной проблемой на Руси было отношение к половцам. Купеческие круги Киева — работорговцы — были настроены крайне воинственно, потому что война их кормила. Но выиграть войну не удавалось, что констатировал сам Владимир Мономах, принимавший в ней участие.
В 1103 г. на княжеском съезде в Долобске Владимир Мономах противопоставил свою программу программе дружины Святополка, которая желала продолжения затяжной войны, сулившей немалые выгоды. Мономах потребовал решительного наступления, дабы завершить войну, и добился своего. Наступление было произведено и победа одержана! ««Битва при Сутени 4 апреля 1103 г. (см.: ПВЛ. 4.1. С. 183‑185)»». История этого похода позволяет отрешиться от предвзятой идеи, что половцы были кочевниками, подобно восточным монголам и приаральским казахам рода Адай. Таборное, т.е. круглогодичное, кочевание немыслимо в Приднепровье, где толщина снежного покрова превышает 40 см и, следовательно, зимой скот нуждается в сене, а весной в длительной подкормке после голодной зимы.
Вот почему Мономах напал на зимовья половцев ранней весной и вынудил их к сражению, лишив возможности маневра. При встречном бое победа русских была предрешена. Не выдержав психической атаки, половцы побежали, а русские всадники на сытых конях рубили бегущих, не неся потерь, после чего были разграблены вежи, т.е. зимовья, где были захвачены половецкие женщины, дети, скот и нашедшие приют у половцев торки и печенеги.
На этом война не кончилась. Владимир Мономах казнил попавшего в плен хана Бельдюза, но этим только обострил положение: половцы перестали сдаваться.
Сопротивление русскому наступлению возглавил хан Боняк, тот самый, который в 1091 г. спас Византию, в 1097 г. победил венгерского короля Коломана на реке Сан, после убийства Итларя ворвался в Киево‑Печерскую лавру и теперь не сложил оружия.
На поход Владимира Боняк ответил набегами на Переяславль в 1105 и 1107 гг.
Второй поход был отбит семью князьями. Эта победа не сулила покоя, и Владимир в 1110 г. попытался предпринять новый поход, но столь вяло, что половцев не встретил, зато те разграбили много сел в Переяславльском княжестве. Лишь в следующем году, снова весною, князья Святополк, Владимир и Давыд двинулись на юго‑восток, и 27 марта 1111 г. в знаменитой битве на реке Сальнице (около совр. Изюма) русские войска одержали полную победу.
И наконец, в 1116 г. был совершен последний поход на Дон, под которым понимался Донец. Там были взяты три аланские крепости и прекрасная княжна, на которой Ярослав Владимирович женился; но тут русское наступление захлебнулось.
В том же 1116 г. союзные с русскими торки и печенеги в двухдневном бою у Дона были разбиты половцами и бежали на Русь. Следом за ними в 1117 г. пришли русские жители Белой Вежи — крепости на левом берегу Дона ««См.: Артамонов М.И. Указ. соч. С. 450‑452»». А последующие события на самой Руси воспрепятствовали дальнейшему завоеванию Великой степи. Так она и превратилась из русской окраины в «землю незнаемую» и была возвращена лишь в XVIII в.
Впрочем, иначе и быть не могло. Силы Мономашичей были ограниченны, как и их популярность на Руси. Кочевья половцев тянулись от Днестра до Иртыша, а задонские степи, не говоря о заяицких, были недостижимы для киевских войск.
Поэтому после решительной, но, увы, бесполезной победы основой степной политики Руси стала программа Олега Святославича. Олег, считая бессмысленными походы в Степь, заменял их мирными переговорами и династическими браками. Но, отказываясь участвовать в походах, он всегда соединял свои силы с другими князьями, когда дело шло о защите границ ««Cм.:Голубовский П. В. Печенеги, торки, половцы до нашествия татар: История южнорусских степей IX‑XIII вв. Киев, 1884.0.110,111»».
Это была политика, перенятая его наследниками — князьями Северской земли. И она принесла им успех.
Итак, Олег Святославич за прожитые им 60 лет не совершил ничего позорного.
Наоборот, если и был на Руси рыцарь без страха и упрека, так это был он — последний русский каган. Характеристика его в «Слове о полку Игореве» представляется пристрастной и несправедливой. После смерти Олега (1115) русско‑половецкие отношения вступили в новую фазу ««См.: Плетнева С.А. Половецкая земля//Древнерусский княжества Х— XIII вв. С. 275»». Большая война кончилась, сменившись участием половцев в междоусобных войнах русских князей. А еще через столетие русские и половцы выступают как союзники в борьбе с внешними врагами: крестоносцами, сельджуками и монголами.
Русские и половцы одинаково страдали в бессмысленной войне, развязанной Святополком и его советниками. Так как сам Святополк лично не был врагом половцев и даже женился на половецкой княжне, то, видимо, вина за усобицу лежит именно на тех «молодых», которые окружали великого князя, используя его слабодушие и ограниченность. В угоду им был оболган Олег и сделаны в «Повести временных лет» сознательные купюры, а на месте пропущенных событий появились дидактические новеллы. Но кто же были эти «советники»?
ЖУТКИЙ ЭПИЛОГ
Внешность явлений обманчива. Хотя поступки, совершаемые отдельными людьми, лежат в основе исторических событий, было бы неверно приписывать этим людям (персонам) решающее значение в крупных исторических явлениях. Поступки персон значимы лишь постольку, поскольку их поддерживают консорции, облекающиеся в социальные формы. Таковых в Киеве в конце XI в. было три: старое боярство, народная масса и «уные» (юные) сподвижники Святополка II.
Первые были в оппозиции к политической линии великого князя ««См.:ПВЛ.Ч.II.С.99‑101»», вторые откровенно его не любили, а третьи жили за счет княжьих милостей и сами по себе силы не представляли. Но была в Киеве и еще одна реальная сила, дававшая Святополку деньги на оплату дружины и подкуп других князей. Это была еврейская колония, состоявшая не из предприимчивых и храбрых рахдонитов, а из хитрых ростовщиков, приехавших через Польшу из Германии ««См.: Тюменев А.И. Указ. соч»».
Пользуясь покровительством князей‑западников, эти евреи приобрели в Киеве вес и значение, позволившие им отомстить врагам их восточных собратьев — Олегу Святославичу и его половецким друзьям.
После «перемещения» Олега в Новгород‑Северский и разгрома половцев последним противником евреев на Руси оставалась православная церковь — Киевская митрополия, связанная с Константинопольским патриархатом. Был достигнут разрыв Святополка с митрополией, причем очень хитрым приемом: князь встал на защиту Печерского монастыря как русской национальной церкви и доверил этому монастырю переделку летописания, каковая и была произведена в 1100‑1113 гг. ««См.: ПВЛ. Ч. II. С. 102»».
Казалось, что на берегах Днепра воскресла убитая химера Иудео‑Хазарии, в жилы которой влилась обновленная кровь, принесенная с берегов Рейна и Роны.
Западные евреи не повторили ощибок иранских и византийских иудеев. Они не захватили власть, а просто помогли законному великому князю в его предприятиях. Старая знать осталась на своих местах, но потеряла милость князя и влияние на государственные дела. Торговля и ремесла постепенно переходили в руки евреев, так как каждому из них помогала община, тогда как русские купцы и ремесленники действовали каждый на свой страх и риск.
Вместе с тем приток евреев из Германии был мотивирован тем, что там крестоносцы устраивали дикие погромы, которых не могли обуздать феодалы — правители прирейнских городов. А в Киеве Святополк II крепко держал власть при помощи «молодших», что означало не столько возраст, сколько политические симпатии. Так, во главе войска стоял тысяцкий Путята Вышатич, брат знаменитого Яна Вышатича. Ян Вышатич в 1071 г. усмирил движение волхвов в Ростово‑Суздальской земле, проявив изрядное мужество и распорядительность. При Всеволоде I он был тысяцким, т.е. командующим войсками, но не поладил с князем, когда тот стал заигрывать с Германией.
Святополк II вовсе отстранил его от государственных дел, а приблизил к своей особе брата Яна — Путяту, который сделал, без особых талантов, блестящую карьеру. Заметим, что сотоварищем его в походе 1106 г. был воевода Казарин, т.е. Хазарин, упомянутый и в летописи, и в эпосе ««См.: ПВЛ. Ч. II. С. 20»».
Поскольку на характер социальных взаимоотношений деятельность еврейской общины не влияла, она осталась вне поля зрения большинства историков.
Политическая линия при Святополке была нацелена на личный подбор кадров.
Князь старался избавиться от «смысленных», т.е. пассионарных, людей, обладавших совестью, способностями и энергией. Для этой цели он пускал в ход даже ослепление после крестоцелования, т.е. предательство, как было с Васильком Ростиславичем, и опалы, как с Владимиром Мономахом и Яном Вышатичем. Механизм управления стал крайне прост: еврейские ростовщики получали доходы с киевлян и делились с князем, который на эти деньги содержал войско и обеспечивал дальнейшее получение доходов. Недовольные этим порядком лишились вождей и казались правительству безопасными. В самом деле, что могли сделать разрозненные удельные князья, безоружные смерды и горожане, находившиеся под присмотром? Новый порядок казался крепким, несмотря на его непопулярность.
Увы, угасание пассионарности не влечет за собой уменьшения кровопролития.
Субпассионарии, избавившись от пресса пассионариев, ломают созданную теми жесткую систему и открывают дорогу своим доселе задержанным инстинктам. Так было в Древнем Риме, а после Р.Х. — в Константинополе и Багдаде; так случилось и в Киеве, который в это время был третьим по богатству и населенности городом Европы. Пышнее Киева были только Константинополь и Кордова, но обе столицы уже клонились к упадку.
Киеву не угрожали внешние враги, а богатая природа щедро кормила его население, которое быстро увеличивалось, но не повышало уровня пассионарности. Наоборот, пассионарии уходили в дружины князей‑изгоев или в полки варангов — в Царьград. А субпассионарии жили дома и вели себя тихо, ибо дружинники великого князя Святополка II могли навести ужас на кого угодно. В 1113 г. Святополк II умер, законным наследником его был князь черниговский Давыд, имевший некоторое количество сторонников среди сподвижников Святополка, но не имевший ни политических талантов, ни жажды власти. А в Киеве этническая дезинтеграция зашла так далеко, что инстинкты толпы оказались сильнее норм права и государственных перспектив. О том, что случилось, летописцы сказали лучше, чем смогу это сделать я, а сводку данных уже сделал В.Н. Татищев ««См.:Татищев В.Н. История Российская. Кн.II.С.128— 130. В Ипатьевской летописи сказано о том, что киевляне разграбили дома евреев (ПСРЛ. Т. II. М., 1962, стб. 275). Современные интерпретации этого события см.; Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 496‑498; Тихомиров М.Н. Древняя Русь. С. 131‑138»».
В Киеве после смерти великого князя в полной мере проявилась непопулярность его политической линии. Начались народные волнения под лозунгом:
«Святославичев не хотим!» ««Эта мотивировка в летописных текстах отсутствует. Если это не домысел В.П. Татищева, надо полагать, что Путята был сторонником Давыда Святославича, верного слуги Святополка II, но никак не Олега, помирившегося с Мономахом еще в 1104 г.»». Сначала был разграблен дом Путяты, тысяцкого (командуюшего ратью), и дома его друзей, потом гнев народный обратился на еврейскую колонию, обласканную покойным князем. Евреи собрались в синагогу и мужественно отбивались, надеясь на приход Владимира Мономаха из Переяславля. Киевские вельможи успели послать гонцов за князем, который пришел с дружиной, был принят «с честью и радостью великой» народом, боярами и митрополитом и сел на золотой стол киевский. Желая получить опору в народе, Владимир созвал князей на совет, который состоялся у Выдобича. По предложению великого князя евреи были эвакуированы из Русской земли без конфискации имущества, но без права возвращения назад. Тайно возвращавшимся евреям было отказано в покровительстве закона, даже в случае ограбления и убийства вернувшихся. Зато в Польше и Венгрии евреи обрели симпатии королей, Но поле их деятельности заметно сузилось.
По поводу достоверности сведений В.Н. Татищева существует острая полемика.
С.Л.Пештич называет приведенный им тест «фальсификацией» ««Пештич С.Л. Русская историография ХVIIIв. Ч.1. Л.,1961. С.250»», а Е.М.Добрушкин считает, что данными Татищева «невозможно пользоваться» ««См.: Добрушкин Е.М. О двух известиях «Истории Российской» В.Н.Татищева под 1113 г.//Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. III. Л 1965. С. 290»».
Обратную позицию защищают И.И.Смирнов ««См.: Смирнов И.И. Очерки социально‑экономических отношений Руси XII‑XIII вв. М.; Л., 1963. С. 252‑265»», Б.А.Рыбаков ««См.: Рыбаков Б.А. В.Н. Татищев и летописи XII в.//История СССР 1979. №1»» и А.Г.Кузьмин ««См.: Кузьмин А.Г. Статья 1113 г.в «Истории Российской» В.Н.Татищева//Вестн. МГУ. 1972. № 5»».
Последний, увлекаясь полемикой, пытается отстоять даже заведомо устарелые мнения, например о славянстве иудео‑хазар. Наиболее весомо мнение Д.С.Лихачева: считать В.Н.Татищева фальсификатором нельзя, а воспринимать его повествование следует критически ««См.:Лихачев Д.С. Можно ли включить «Историю Российскую» В.Н.Татищева в историю русской литературы?//Русская литература. 1971. N 1»», что, впрочем, относится ко всем авторам исторических жанров.
Этому событию в России уделялось весьма мало внимания, потому что социальный строй не изменился, государственных переворотов не произошло и искусство по‑прежнему воспроизводило образцы, под обные создаваемым в близкой по духу Византии. Но для этнической истории это событие имело огромное значение. Зигзаг истории, породивший этническую химеру, распрямился, и история этносов Восточной Европы вернулась в свое русло.
ИСХОД
Обладание половиной Тьмутаракани после потери гегемонии на половине континента было отнюдь не заманчиво. Евреи не пытались наладить дружественные отношения с греками и степняками — куманами, ясами, касогами, а связи с некоторыми русскими князьями‑изгоями оказались непрочными и закончились резней 1083 г., когда Олег Святославич «иссече» тьмутараканских хазар, как тогда называли восточноевропейских евреев.
Евреям пришлось искать «новую Хазарию»… и они ее нашли. Влиятельная колония евреев была в Испании, под крылом омейядских халифов, но в 1031 г. халифат распался на множество мелких династий, число которых доходило до двадцати трех. Династии эти различались этнически: арабские, берберские и сакалиба — воины из бывших невольников, но все они, за исключением султанов Гренады ««См.: Мюллер А. История ислама. Т.IV. С.167»», недолюбливали евреев. Но те не растерялись и предложили свою помощь кастильскому королю Альфонсу VI. Этот король взял Толедо и, поскольку мусульмане покинули город, пригласил евреев, дав им права, равные с христианами. Он использовал ученых‑евреев в качестве дипломатов. Правда, это было не всегда удачно. В 1086 г. кастильский посол, еврей, так нагрубил Мутамиду Севильскому, что тот его казнил, и это вызвало войну Кастилии с Севильей. Война же повлекла, как следствие, вторжение африканцев — Альморавидов — и поражение христиан при Залаке ««См.: Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании. СПб., 1914. Т. III. С. 9»».
Кастильцы отстояли Толедо, но в 1108 г. потерпели новое поражение — при Уклесе. Битва была проиграна из‑за того, что евреи, стоявшие на левом крыле кастильского войска, убежали с поля боя, а это позволило мусульманам нанести испанцам столь сильный урон, что погиб даже наследник престола.
Разъяренный этим, толедский архиепископ Бернарде устроил погром, но король Альфонс заступился за евреев ««Там же. С. II»». В 1134 г. король Арагона Рамиро II установил одинаковые права для христиан, евреев и мусульман в четырех крупных городах Арагона ««Там же. С. 6»», что спасло многих евреев от фанатиков‑берберов, так называемых Альмогадов (махдистов) ««Там же. С. 21»».
Этническая ситуация, сложившаяся в христианской части Испании, исчерпывающе охарактеризована в докладе Комиссии кортесов 8 декабря 1812 г. о причинах учреждения инквизиции. Привожу цитату: «Евреи (в Испании. — Л.Г.) пользовались свободой религии и особыми правами, имели своих судей и покровительство законов: переходя в католичество, роднились с грандами и занимали видные должности. Сбор налогов совершали, оставаясь евреями, и получали ордена. С другой стороны, по законам Альфонса Х христианам запрещалось служить в домах евреев, ходить к ним в гости, пить и есть с ними, купаться в ванне, где купались евреи, и принимать их лекарства… это были два народа, разделенные законом и обычаями, а считалось, что это один народ. Крещение евреев было лицемерно!» А каким оно должно было быть? Исповедание веры всегда отражает мироощущение этноса, исторически сложившееся в течение веков на основе определенных запретов и разрешений, причем те и другие воспринимаются как нечто естественное, само собой подразумевающееся и не подлежащее перепроверке.
Это стереотип поведения; у каждого этноса он не похожий на все иные стереотипы.
Но если у этносов одной группы стереотипы близки, на уровне суперэтноса они практически несовместимы. А берберы и испанцы принадлежали к разным суперэтносам, пассионарное напряжение которых было одинаково или почти одинаково высоким, — ситуация, в которой ломка этнического стереотипа часто дает летальный исход.
Затею испанских королей можно рассматривать как эксперимент, поставленный неосознанно, но давший однозначный результат, зафиксированный в приведенной цитате научно, но несколько поздно. Принять какие‑либо меры для предотвращения последствий «зигзага этнической истории» авторы документа уже не могли, поскольку в нем было описано завершение длительного процесса превращения Кастилии из этнической целостности в химеру. Занял он около 200 лет, за которые влияние евреев, и особенно евреек, на испанскую знать росло неуклонно.
Этот процесс наглядно изображен Л.Фейхтвангером в романе «Испанская баллада». Кастилия подменила Хазарию, с той лишь разницей, что короли ее не могли оставить христианскую религию, ибо их народ, переживавший акматическую фазу этногенеза, не допускал таких метаморфоз. И тем не менее попытка уничтожения аристократии была сделана королем Педро Жестоким, которого испанцы считали полуевреем ««Там же. С. 17‑19»». Было ли это справедливо, сказать трудно, но во время гражданской войны еврейская община Кастилии поддерживала короля Педро, а после его гибели в 1369 г. антиеврейские настроения испанцев росли и вылились в грандиозный погром 1391 г. ««Там же. С. 21»». Тогда еврейские массы спасались от разъяренных крестьян, принимая крещение.
Однако они продолжали соблюдать свои обряды, что не могло быть долго скрываемо. Вследствие этого при Изабелле и Фердинанде, в 1478 г., для борьбы с систематическим обманом была введена инквизиция ««Там же. С. 430»» — лекарство страшнее болезни ««Злоупотребление тайным судопроизводством было таково, что королеве предложили передать дела религии епископам, но это не помогло, а дальнейшая история известна»». Но это уже не наша эпоха, и можно, покинув Кастилию, вернуться к нашей теме.
