Соотношение сил сторон к началу Бориловского сражения

Таблица № 9

 

Личный состав и боевая техника	Советские войска. Группа генерала Баданова	Немецкие войска. Группа генерала Гарпе	Соотношение
Люди	62 965	60 510	1: 1
Пулеметы			1: 2
Орудия и минометы			2:1
Танки		182/39	5: 1
САУ (штурмовые орудия)		202/65	1: 3
Танки и САУ		384/104	2,5: 1
Самолеты			1: 1

 

Итак, в результате перегруппировки и сосредоточения сил, проведенных согласно замыслу и плану операции, численный состав группы Баданова к началу сражения 26 июля был приблизительно равен людским ресурсам группы Гарпе. Наши бронетанковые силы превосходили аналогичные противостоящие силы противника в 2,5 раза, в артиллерии (общее количество стволов пушек и минометов, включая средние и крупные калибры – свыше 45 мм) – в 2 раза.

При подсчете сил противоборствующих сторон следует учитывать один очень существенный момент, который сыграл едва ли не решающую роль в том, что наши бронетанковые силы в боях на берегах рек Орс и Нугрь понесли значительные потери. Сказывалось существенное преимущество немецких мобильных артиллерийских систем (САУ всех типов) над нашими – в три раза (см. данные таблиц № на стр.).

Бориловское сражение было локальным в грандиозной битве за Орловский плацдарм, которая к тому времени достигла апогея. Если говорить о преимуществе авиации той или другой стороны, то следует отметить, что в тот период на данном участке фронта были задействованы все силы 1-й воздушной армии генерал-лейтенанта М.М. Громова. Привлекалась также дальняя бомбардировочная авиация (АДД), а также истребительная авиация Московской зоны ПВО.

На 31 июля в армии генерала Громова насчитывалось 967 самолетов. Существенную роль в обеспечении прикрытия с воздуха группы Баданова имели истребители – их было 327 единиц, а также 255 штурмовиков Ил-2[188].

В 8-м авиакорпусе, который в основном был противопоставлен 1-й армии Громова, на 5 июля 1943 года насчитывалось 1043 самолета, среди которых было 153 истребителя и 407 штурмовиков [189]. Как видим, соотношение истребителей было 2:1 в нашу пользу, а штурмовиков 1,6:1 в пользу противника. В целом же соотношение самолетов, игравших ключевую роль (истребители и штурмовики), было равным. Только следует учесть, что 8-й авиакорпус противника обеспечивал прикрытие немецких войск, которые вели боевые действия на всем Орловском плацдарме, тогда как силы 1-й армии – только левого крыла Западного фронта. Но когда немецкие войска на земле на том или ином участке фронта оказывались в кризисной ситуации, туда сразу же направлялась почти вся авиация врага, базировавшаяся на аэродромах Орловского выступа (как это произошло во второй декаде июля 1943 года). Сюда даже переместились из-под Белгорода и Харькова эскадрилья JG 51 и штурмовики из эскадрильи SchG 1. Кроме того, следует заметить, что немецкие пилоты в хорошую погоду делали в 2–3 раза больше вылетов в день, чем наши.

Таким образом, на участке фронта, который оказался ключевым в генеральном сражении за Орловский стратегический плацдарм, наблюдается преимущество наших сил над немецкими (особенно в танках). Именно на это рассчитывало советское командование, когда выбирало место для рассекающего удара прогнутого участка немецкого фронта силами танковой группы генерала Баданова.

Анализируя немецкие документы и особенно топографические карты XXIII и XXXV армейских корпусов третьей декады июля 1943 года, невольно приходишь к выводу, что столь быстро созданная мощная бронетанковая группировка врага предназначалась для рассекающего удара на участке фронта 8-го гвардейского стрелкового корпуса, сильно ослабленного двухнедельными непрерывными боями.

В директиве Генштаба № 13252 от 26 июля 1943 г. «Об организации разведки» командование Воронежского, Центрального и Брянского фронтов было предупреждено о том, что «По имеющимся данным, противник с белгородского направления перебрасывает часть своих сил на север. Так, за период с 21 по 26 июля через Боромлю, Сумы на Белополье прошло более 3000 автомашин, около 500 танков, свыше 400 орудий и около 300 мотоциклов. Эти силы составляют, по-видимому, не менее трех танковых дивизий…»[190].

Партизаны-разведчики, передавшие эти сведения, ошиблись не намного. Это перебрасывались на Орловский плацдарм 26-я пехотная дивизия и силы мотодивизии «Великая Германия» с 51-м отдельным танковым полком «пантер». Срочная переброска из-под Белгорода в район к северу от Хотынца самой мощной в войсках Третьего рейха моторизованной дивизии «Великая Германия», а также других подвижных бронетанковых сил и авиации говорит о том, что немецкое командование, вероятно, планировало нанести здесь контрудар с целью окружения 1, 5, 25-го танковых и 8-го и 16-го стрелковых корпусов 11-й гвардейской армии и тем самым переломить ход битвы за Орловский плацдарм в свою пользу.

Советским военачальникам, вероятно, стали известны планы командования группы армий «Центр», иначе почему Ставка ВГК так торопилась с вводом сил 4-й танковой армии. Думаю, не напрасно. Опоздай она хоть немного, и к северо-востоку от Хотынца попали бы в «котел» истощенные силы трех наших танковых и двух стрелковых корпусов. Счет в это время шел не на дни, а на часы – кто первый сосредоточится и нанесет удар, тот и окажется победителем. В данном случае ускоренный марш армии Баданова и стремительный, практически без паузы, переход нашей танковой армады в наступление с целью прорыва рубежа обороны противника на участке г. Болхов – п. Знаменское были оправданы конечным результатом. В среду 28 июля, в полдень, командование сухопутных войск Вермахта отдало приказ о начале операции «Осенняя поездка» (Herbstveise). Тем самым был «дан старт» для спешного отхода 9-й и 2-й танковой армий за реку Десну – на позиции нового оборонительного рубежа «Хаген».

26 июля, уже во второй раз за месяц, в Ставку Гитлера срочно вызываются командующие группами. На повестке дня один и тот же вопрос: Орел, положение на Орловской дуге.Что делатьдальше? Обороняться или отступать? Развернулась длительная и острая полемика.

«Фон Клюге: Теперь должно быть принято новое решение: прежде всего надо оставить Орел (выделено мною. – Е. Щ.), если мы хотим сохранить собственные жизненно важные силы.

Фюрер: Это совершенно ясно, конечно.

Фон Клюге: Да, надо будет начать отход. Однако я не смогу увести оттуда все население и вывезти все материальные запасы. Этого просто нельзя сделать в столь короткое время, это потребует громадной работы. Здесь очень густо населенные районы. Очертя голову этого не сделаешь.

Фюрер: Да, к сожалению.

<…>

Фон Клюге: Я не смогу преждевременно отойти. Я должен сначала построить позиции «Хаген», привести их в порядок. Я не могу отходить очертя голову.

Фюрер: Об отходе очертя голову не может быть и речи!

Фон Клюге: Во всяком случае, не так быстро, как это предусмотрено сейчас» [191]..

Как видим, Гитлер принимает едва ли не самое трудное решение: оставить Орел и весь Орловский плацдарм. И более того, требует сделать это как можно быстрее.

С 28 июля начался планомерный отход на позицию «Хаген», проходившую восточнее Брянска. Он планировался как поэтапный, от рубежа к рубежу, в течение месяца, с конца июля до конца августа, на глубину до 100 км.

Застопорившееся движение к югу войск левого крыла Западного фронта ( с 29 июля – Брянского), в том числе 4-й танковой армии, которая была остановлена на рубеже Злынь – Красильниково, вызвало беспокойство в Ставке ВГК. Баданов не выполнял поставленную задачу: прорвать фронт и отсечь орловскую группировку противника. Особое раздражение вызвали у Сталина большие потери танкистов.

Потери 4-й танковой армии в период с 26 по 31 июля 1943 года [192]

Таблица № 10

 

Части	Т-70	Т-34	САУ-122 /152
По списку	Потери	Безвозв.	По списку	Потери	Безвозв.	По списку	Потери	Безвозв.
30-й тк			-						-
6-й гв. мк
11-й тк					202*
1545-й тсап	-	-	-	-	-	-
Части армии		-	-		-	-	-	-	-
Всего по армии

 

Примечание.

* Потери 11-го танкового корпуса превышают численность машин. После получения некоторых повреждений танки ремонтировались и тут же отправлялись в бой. Поэтому за два-три дня боев они несколько раз заносились в отчетный реестр потерь.

 

В боях с тремя танковыми и двумя моторизованными дивизиями, которые с востока и юго-востока держали коридор для отступающих войск противника, группа Баданова понесла существенные потери. Из данных таблицы видно, что только безвозвратные потери бронетехники (не поддающиеся ремонту, отправленные на металлолом) на первом этапе (26 июля – 4 августа) составили, соответственно, 208, 34 и 7 единиц[193].

Сталин дал указание представителю Ставки Г.К. Жукову, отвечающему за проведение операции «Кутузов», разобраться в этом вопросе и доложить ему лично. Несомненно, вопрос введения в бой крупнейшего танкового соединения был согласован с Жуковым, и поэтому прежде всего он нес вину за неудачное развитие боевых действий танкистов на Хотынецком направлении. Жуков пригласил на совещание Соколовского, Баграмяна и командующего Брянским фронтом М.М. Попова, хотя он совершенно не принимал участия в «деле танкистов» (в лучшем случае его поставили в известность о вводе 4-й танковой армии в бой в полосе Западного фронта).

Затем Попов, Жуков и член Военного совета Западного фронта Н.А. Булганин вылетели в Москву – «на ковер» к Сталину. 1 августа в течение часа (с 18 часов 20 минут до 19 часов 20 минут) они в присутствии заместителя начальника Генштаба А.И. Антонова объясняли, почему операция по прорыву фронта затянулась, а танкисты понесли существенные потери в Бориловском сражении.

По их мнению, неудачные боевые действия были вызваны объективными причинами: спешка, сложная для боевых действий местность, плохая погода – непрерывно лили дожди и т.д. Оргвыводов сделано не было. Все остались на своих местах. Действия генерала Попова не подвергались сомнению. Он остался в должности командующего. Более того, Ставка ВГК своей директивой № 30154 от 28.07.43 г. усилила чуть ли не вдвое Брянский фронт за счет передачи соединений левого крыла Западного фронта, тем самым объединив управление войсками в одних руках – генерал-полковника М.М. Попова.

Кстати, в своих мемуарах Жуков об этой поездке в Москву не обмолвился ни словом. Только заметил, что «С вводом 11-й армии генерала И.И. Федюнинского, а также 4-й танковой армии генерала В.М. Баданова Ставка несколько запоздала (выделено мною.– Е. Щ.)»[194]. Только и всего. Представителем Ставки ВГК на этом направлении был Жуков. Значит, он просмотрел этот момент, но свою вину, как видим, он переадресовал коллективному органу.

Но главная причина, о которой все умолчали, была в том, что к юго-западу от Болхова на участке фронта Ивлево – Ветрово – Лучки нашим войскам противостояла мощная немецкая группа Гарпе.

И все же возникает вопрос, почему группировка врага в районе Орла не была окружена и уничтожена? Почему вместо 4–5 дней операция «Кутузов» затянулась на 37 суток.

Анализ документов с данными потерь частей и соединений 11-й гвардейской, 61, 3, 63 и 13-й армий показывает, что стрелковые батальоны имели потери около 50%, а некоторые – до 75%. Большие потери были в танковых армиях и в отдельных танковых корпусах. Бронетанковые части непосредственной поддержки пехоты также понесли значительный урон.

Никто из наших военных историков до сих пор не говорит правду. А она заключается в том, что операция «Кутузов» из-за стратегических просчетов Ставки Верховного Главнокомандования уже с первых дней пошла не по тому сценарию (плану), который был разработан в Генштабе.

Во-первых, опять были допущены прежние ошибки. Необъективное отношение к противнику:

а) недооценка его сил и возможностей;

б) слабая работа разведки всех уровней;

в) наши войска проигрывали в мобильности;

г) образцы вооружения (исключая артсистемы крупного калибра и гв. минометов) уступали немецким;

д) резервы Ставки были переданы Западному фронту с большим опозданием. 4-я танковая армия вообще не предназначалась для ввода в бой. Она находилась под Москвой в стадии формирования;

е) Центральный фронт наносил лобовой удар по наиболее прочному месту в оперативном построении противника – по его ударной группировке, ранее наступавшей на Курск с севера. Поэтому его движение на север, навстречу войскам левого крыла Западного фронта, было очень медленным – 1 км в сутки.

Во-вторых, орловская группировка противника была необычайно насыщена подвижной штурмовой и противотанковой артиллерией: 11 дивизионов САУ, а это 350 ед. бронетехники. Как раз этот аргумент и не учитывался, считали дивизии и танки, а про САУ забыли.

Представитель Ставки ВГК на Брянском фронте Г.К. Жуков по прошествии многих лет так размышлял в своих мемуарах по поводу не совсем удачных боевых действий войск Красной Армии на Орловском плацдарме: « На орловском направлении планом контрнаступления преследовалась цель разгромить 9-ю и 2-ю танковую армии немецких войск и развивать удар в общем направлении на Брянск. <…>

Начавшееся наступление Западного и Брянского фронтов развивалось медленнее, чем предполагалось. Несколько лучше проходило оно на левом крыле Западного фронта. Не ускорило общего наступления и контрнаступление Центрального фронта, начатое 15 июля.

В последующие дни контрнаступление на орловском направлении развивалось по-прежнему медленными темпами.

И.В. Сталин нервничал, но он, безусловно, понимал, что прежде всего виноват он, а не кто-либо другой»[195].

Вот так. Жуков, Первый заместитель Верховного Главнокомандующего, представитель Ставки ВГК на этом участке фронта, оказывается, ни при чем. Виноват во всем Сталин. Кстати, немецкие полководцы, написавшие свои мемуары, всю вину за поражения на Восточном фронте и в целом возложили на Гитлера.

Итак, подведем итоги.

В конце июля 1943 года именно в битве за Орел сошлись военно-стратегические интересы Германии и СССР. Об этом говорят многие факты. И главный аргумент заключается в том, что 54 дивизии из 168, а это треть дивизий Вермахта, действующих на Восточном фронте, находились на Орловском плацдарме и сдерживали натиск наших наступающих войск. Три из четырех моторизованных и все восемь танковых дивизий из группы армий «Центр», которая вела боевые действия на фронте от Калинина до Севска, находились здесь же. Две трети отдельных штурмовых противотанковых дивизионов и полков САУ Вермахта охотились за нашими танками внутри Орловской дуги [196].

И все же в целом операция «Кутузов» была успешной, если оценивать результат по конечной целеустановке: Орел был освобожден, а Орловский плацдарм был почти очищен от врага.

Но если судить по потерям, то она не было таковой. Германские войска не были разгромлены, как утверждают все наши военачальники. Да, они понесли существенные потери, но значительно меньшие, нежели наши. Здесь необходимо учитывать одно обстоятельство: наступающая сторона несет большие потери, чем обороняющаяся (в соотношении 3:1), а в Орловской операциисоотношение потерь 4,5:1, т. е. они практически нормальны, если учитывать неприступность Орловского бастиона, который немцы укрепляли два года. Английский историк Б. Лиддел-Гарт отдает должное нашей первой победе лета 1943 года: «Стратегическое положение Орла и мощь его укреплений были настолько велики, что овладение этим городом сыграло огромную роль в ходе дальнейших боевых действий»[197].

При проведении операции следует отметить несомненный полководческий талант командующего Брянским фронтом генерал-полковника М.М. Попова[198]. Его имя стоит первым среди пяти командующих в приказе по случаю освобождения г. Орла и Белгорода. Случайно ли это? Нет. Сталин случайностей не допускал. И в этом приказе он отдал должное генералу Попову.

На второй день после салюта, прозвучавшего в честь освобождения города Орла Верховный Главнокомандующий маршал Иосиф Сталин получил поздравительную телеграмму от президента США Франклина Рузвельта. Ее текст дает ответы на многие вопросы. «В течение месяца гигантских боев Ваши вооруженные силы своим мужеством, своей самоотверженностью и своим упорством не только остановили давно замышлявшееся германское наступление, но и начали успешное контрнаступление, имеющее далеко идущие последствия.

Искренние поздравления Красной Армии, народу Советского Союза и лично Вам по случаю великой победы под Орлом». (Выделено мною. – Е. Щ.)

Итак: 1941 год – победа нашего народа и Красной Армии

в битве за Москву,

1942 год – победа в битве за Сталинград,

1943 год – победа в битве за Орел.

Часть седьмая