Синтаксические дериваты
Для образования синтаксических дериватов, обозначающих опредмеченные признаки (признаки, интерпретируемые языком в качестве субстанций), используется несколько словообразовательных моделей с формантами ‑ОСТЬ, ‑ИН‑(А), ‑ОТ‑(А), ‑ИЗН‑(А) и нулевым.
‑ОСТЬ. Модель характеризуется высокой степенью продуктивности и широко используется не только в детской речи, но и в других речевых сферах, где возможна неузуальная реализация словообразовательных потенций слова. Сопоставляя функционирование данной модели в художественной и детской речи, можно выявить одно существенное различие: если в художественной речи синтаксические дериваты на ‑ОСТЬ образуются почти исключительно от относительных прилагательных (семантически мотивирующими при этом являются производящие по отношению к данным прилагательным существительные и глаголы) [Бакина 1975: 136–143; Намитокова 1986: 53–64][157], то в детской речи имена на ‑ОСТЬ всегда относятся к прилагательным качественным, что в большей степени отвечает системным потенциям языка.
Образования на ‑ОСТЬ в детской речи чрезвычайно многочисленны и разнообразны: Не проходит горькость во рту;Это они ему за добрость так отплатили. Чрезвычайно существенна синтаксическая позиция, в которой выступает дериват[158]. Очень часто он употребляется в роли синтаксемы целевого или причинного значения: Я эту книгу не из‑за толстости взяла, а потому, что картинки интересные; У меня две тетрадки: в одной что угодно могу делать, а вторая – для нужности (любопытно, что окказиональность слова «нужность» связана именно с его синтаксической позицией; в других позициях этот дериват используется в нормативном языке: «Все понимали нужность этого дела»).
В ряде случаев возникает семантический круг: сила → сильный → сильность (Ты не знаешь, какой он сильности?); скука → скучный → скучность (Ну и скучность вы здесь развели!); ум → умный → умность (Никто в твоей умности не сомневается!).
Детские дериваты на ‑ОСТЬ часто оказываются заполнением относительных лакун, представляя собой параллели к имеющимся в языке дериватам с другими суффиксами. Ср. «добрость – доброта», «богатость – богатство», «горькость – горечь». Предпочтение, оказываемое детьми данному форманту, связано, очевидно, с простотой морфонологических условий его использования: с отсутствием чередований, постоянством ударения.
В некоторых случаях дериваты на ‑ОСТЬ семантически мотивируются не прилагательными, а предикативными наречиями на ‑О: На улице такая сухость! (т. е. сухо); Он даже сопит от вкусности; Если жарко, можно заболеть от этой жарости [159]. Думается, что факты такого рода свидетельствуют о психологической реальности дефиниционного словообразования (словообразования на синтаксической основе) (см. [Сахарный 1985; Кубрякова 1981, 1986]). Дериваты не могут быть интерпретированы как обычные отадъективные производные; в качестве источника деривации выступает высказывание, и его предикативный центр берет на себя роль опорного компонента в деривационном процессе.
Существительные на ‑ОСТЬ, как и прочие синтаксические дериваты, могут употребляться в двух разных значениях: 1) непараметрическом, 2) параметрическом[160]. Объясняя суть параметрического значения, М. В. Панов пишет: «Прилагательные указывают на положительное (значительное) проявление данного признака, а существительные не указывают, значительно ли это проявление. Скоростью обладают нескорые объекты, длиной – недлинные, яркостью – неяркие и т. д.» [Панов 1962: 27]. Примеры окказиональных детских дериватов, употребленных в параметрических значениях: Мартин по умности выше, чем Жужа (речь идет о двух собаках); Я в группе на первом месте по худости; Вы не знаете, какая сильность у этой машины? Примеры дериватов в непараметрических значениях: Все только об его умности и говорят; Меня из‑за худости на фигурное катание не взяли.
Как и в нормативном языке, субстантивы на ‑ОСТЬ могут быть употреблены во вторичных конкретных значениях: У меня на спине такая ужасность! – спина обгорела на солнце; У Жени в сумке столько разных вкусностей; В сумке есть еще маленькая свободность (т. е. свободное место); Женя смеется каждой моей глупости, а сама только умности говорит. Конкретность денотата обусловливает возможность квантитативной актуализации, выявляющейся в сочетаемости с числительными и способности к употреблению в форме множественного числа. Приведем примеры из речи Алеши Е.: отважность, удобность, ползость, быстрость: Горячая … Я от горячести испугнулся!; Делать компот очень легко. Залить рассолом и закатать. – Не рассолом. Рассол – соленый. – Без солости. –? – Ну без солёности.
‑ИН‑ (А). В морфонологическом отношении данная модель отличается сложностью: осуществляется перемещение ударения, имеют место чередования, усекается морф ‑ОК‑, если он есть в составе производящей основы. Последнее условие, впрочем, в детской речи не всегда соблюдается: ‑ОК– может оставаться в составе производной основы: Какая в небе глубочина, а у деревьев высочина! Распространены и случаи его усечения: Я бросила палку в такую далину!; У двух кирпичей одинаковая ужина! Дериваты на ‑ИН‑(А) также употребляются как в параметрических, так и в непараметрических значениях. Они могут развивать «конкретные» значения, которые являются результатом метонимического переноса наименования, осуществляемого по регулярной модели (см. [Апресян 1974]): Я в самую глубочину зашел (т. е. в глубокое место); Я‑то прыгнул с вышины, а ты прыгнул с нижины!; Внутри тут пустина! (т. е. пустое место).
‑ОТ‑ (А). Модель отличается высокой степенью системной продуктивности, что обнаруживается в многочисленности детских инноваций[161]. И здесь разграничиваются параметрические и непараметрические значения. Примеры непараметрических значений: От чего меньше толстоты – от печенья или от торта?; Из‑за своей бедноты эти дети не могли учиться; Какая грязнота у вас!; Я берегу свою тихоту; В такую поздноту не ходят на море; Мы этот вар жуем для белоты зубов. Примеры параметрических значений: Я все свои книги по толстоте разложила; У меня уже есть книжка такой малоты (речь идет о книжке‑малютке); Какая у них долгота починки?
И здесь возможно развитие вторичных «конкретных» значений: Не буду есть такую жирноту!; Ты бросай с высоты, а я буду с низоты. Во многих случаях источником деривации в семантическом плане служит не прилагательное, а предикативное наречие, точнее – высказывание, содержащее в качестве предиката данное слово: На улице мокрота! (ср. «На улице мокро»); Днем такая светлота – ни за что не уснешь (ср. «Днем так светло»); Здесь такая мелкота – купаться невозможно (ср. «Здесь так мелко»).
Нулевой суффикс используется в речевой деятельности детей для образования отадъективных синтаксических дериватов сравнительно редко. Это объясняется наличием чередований и явлением усечения финалей производящих основ (ср. мутный → муть), в результате чего утрачивается морфотактическая прозрачность. Однако зарегистрированные в речи детей дериваты позволяют говорить о некоторой продуктивности данной модели: Там такая была глухь! – чередование Х/Х' вместо предусмотренного нормой Х/Ш свидетельствует о самостоятельности деривационного акта. В такую позднь за крабами идти?; Идите сюда – здесь такая мель! (т. е. мелко). Во всех приведенных выше случаях в качестве семантически мотивирующих выступают предикативные наречия. В нормативном языке отсутствуют дериваты от относительных прилагательных. В речи детей, однако, встречаем: В раковине такая мыль! (т. е. мыльная вода, пена); прилагательное «мыльный» осознается здесь скорее в качественном, чем в относительном значении; характерно использование слова «такая», свидетельствующего о градуальности признака (ср. «Вода такая мыльная»).
‑СТВ‑ (О). Число окказионализмов, образованных по данной модели, незначительно: Я надену этот значок так, для нарядства (чтобы быть нарядной); Смотрите: знак лучшества! – вместо «знак качества» образование от формы компаратива.
Лексические дериваты
Отадъективные субстантивы объединены значением 'предмет, характеризующийся отношением к признаку, названному производящим прилагательным'. Категориальное значение по‑разному конкретизируется в словообразовательных моделях, относящихся к данной сфере. Предмет может быть одушевленным (лицом и нелицом) и неодушевленным. Дериваты, обозначающие неодушевленные предметы, характеризуются, как правило, идиоматичностью, так как выбор из числа возможных «приращенных» (точнее – имплицитно присутствующих в семантической структуре производного) значений обычно бывает непредсказуем.
Рассмотрим функционирование наиболее часто используемых моделей.
‑ИК. Эта модель используется в детской речевой деятельности широко: Это такой зверь. Называется зубастик; Лена – рыжик, а я – черник! (слово «рыжик» было употреблено взрослым; налицо влияние изоструктурного слова, стимулирующего образование деривата). Число дериватов, образованных от качественных прилагательных, именующих лиц, незначительно, что объясняется, очевидно, тем фактом, который подметила О. П. Ермакова: «Потребность в их образовании очень невелика: они производятся главным образом для предикативной функции, с которой хорошо справляются сами качественные прилагательные» [Ермакова 1984: 67]. Это наблюдение относится к функционированию всех словообразовательных моделей, по которым могут быть образованы дериваты со значением лица. Распространены образования, формально мотивированные относительными прилагательными (в семантическом плане они мотивируются существительными, от которых данные прилагательные образованы): Это у меня грузовик, а это … легковик – воздействие изоструктурного слова; Подвал – это такой нижник, там люди живут; Спортивником буду … спортом буду заниматься (в последнем случае номинация факта дублируется; обозначается сначала с помощью деривата, а затем приводится исходное мотивирующее суждение).
‑АК. Все образованные по данной модели дериваты имеют значение качественной характеристики лица или (реже) неодушевленного предмета: Смотри: черняк пошел! – о негре; А этот мальчик тоже умняк: деньги не тратит!; Это сизый голубь, а это – беляк![162]
Во многих случаях в качестве семантически мотивирующих выступают не прилагательные, а отадъективные наречия: Я быстряк: быстро все умею делать; Глянь, какой я ловчак!; Ловко у меня получается?; Я такой поздняк! – поздно встаю. В приведенных выше случаях налицо двукратное обозначение ситуации: путем развернутой номинации (коммуникативной номинации – по Л. В. Сахарному (см. [Сахарный 1985]) и путем использования окказионального деривата.
‑АЧ. Модель отличается низкой эмпирической продуктивностью, но свойственный ей уровень системной продуктивности достаточен для того, чтобы обеспечить возможность образования детских окказионализмов: Парень‑то крепач оказался!; Он калека и слепач!
Модель, использующая в качестве форманта суффикс ‑К‑ (А) и его морфы ‑УШК‑ (А), ‑АШК‑ (А), ‑ОВК‑ (А), отличается высокой продуктивностью в разговорной речи взрослых [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 120–121] и в детской речи (ср. с художественной речью, где продуктивность ее невелика [Бакина 1975: 155] вследствие присущего дериватам данного типа оттенка разговорности).
Еще В. В. Виноградов заметил, что с помощью ‑К‑(А) образуются слова, «являющиеся лексическими эквивалентами словосочетаний из прилагательного и определяемого этим прилагательным существительного» [Виноградов 1972: 117]. Это относится и к другим отадъективным лексическим дериватам – существительным. В ряде работ [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 82, 120–121; Земская 1981: 199; Ермакова 1984: 17] подобные образования называются универбами (универбатами)[163]. Так, в речи детей резиновые сапоги именуются резинками, так же оказался названным и резиновый мячик (в отличие от пластмассового); уголь от костра назван горячкой: А если такой горячкой в него (волка) запустить, он испугается?; окружная дорога именуется окружняшкой, письмо в конверте получило наименование закрытка. При образовании последнего слова стимулирующую роль сыграло изоструктурное производное: Одна открытка, две закрытки. Шестилетний мальчик полоски на кошачьей шерсти назвал полосатками (Смотри, полосаток сколько!), при этом образовался семантический круг: полоса → полосатый → полосатка. Темная комната была названа темнушкой; черные точечки на лице – чернушками, а лампочка‑ночник в поезде – ночнушкой. В другом случае ночнушкой была названа ночная рубашка (в таком значении слово иногда приходится слышать и в речи взрослых), в третьем – ночная бабочка. Потенциальный круг возможных значений подобных дериватов широк, но не безграничен: он ограничен реальным числом денотатов, которые могут обладать данными признаками, что выявляется в сочетаемости прилагательных с определенным кругом существительных.
По данной словообразовательной модели конструируются и наименования лиц: веселишка, веселюшка, грустнишка, сердитка [164].
‑ИНК‑ (А). Данный формант проявляет необычайную продуктивность в современной речи (лукавинка, хитринка, горчинка, желтинка и т. п.). Весьма широк круг дериватов с ‑ИНК‑(А) в поэтической речи [Бакина 1975: 150–152]. Дериваты с ‑ИНК‑(А) в нормативном языке относятся к разряду синтаксических, поскольку производные существительные «называют тот же признак, что и мотивирующее слово, но проявляющийся в слабой степени» [Русская грамматика 1980: 182]. Исследованию отадъективных дериватов с ‑ИНК‑(А) была специально посвящена статья Д. Н. Шмелева [Шмелев 1963], который счел возможным говорить о возникновении нового словообразовательного типа. Однако дериваты с ‑ИНК‑(А), выявленные в детской речи, отличаются от аналогичных образований в разговорной и художественной речи: они представляют собой лексические дериваты с уменьшительным значением: Смотри, сколько мокринок на полу! – о капельках растаявшего снега; А у тебя усы уже с сединками (седыми волосками). По‑видимому, речь должна идти об особой окказиональной модели, существующей в детской речи, представляющей собой деформацию отсубстантивных моделей с ‑ИНК‑(А) (ср. «изюминка, травинка»).
‑ИЦ‑ (А). Модель, использующая данный формант, охарактеризована авторами «Русской грамматики» как непродуктивная, однако в детской речи она проявляет продуктивность и служит преимущественно для наименования лиц по характерным для них признакам: Я теперь такая серьезница!; Муха – нахальница; Ну ты и жадница! В качестве производящих (и в этом отличие от нормативного языка – ср. «лиственница», «луковица» и т. п.) выступают качественные прилагательные. Исключения редки, например женщина, продающая в киоске жевательную резинку, была названа жевательницей. Налицо двойная компрессия мотивирующего словосочетания – 'та, которая (продает) жевательную (резинку)' – взятые в скобки компоненты смысла не получили эксплицитного выражения.
‑АТИН‑ (А). Данный формант служит для образования дериватов со значением 'вещественное или собирательное понятие, характеризующееся признаком, названным мотивирующим словом' [Русская грамматика 1980: 173]. Обычно при этом отчетливо ощущается оттенок неодобрения (кислятина, пошлятина). То же выявляется и в детских дериватах, образованных по этой модели: Ой, какая на улице сегодня мокрятина! (т. е. мокро); Ну и горькатина! – о лекарстве; обращает на себя внимание отсутствие чередования с шипящим; другой ребенок сказал о горьком – горчатина. Все подобные высказывания отличаются эмоциональностью и обозначают высокую степень данного признака; характерно наличие слов «какая», «такая» и т. п. Какая мелкатина! – сказано о ягоде, которую трудно есть – слишком мелкая. Ну сегодня и душнятина (т. е. очень душно).
В речи детей дериваты на ‑АТИН‑(А) могут быть употреблены и для обозначения конкретных единичных предметов: Бармалей – злющая страшнятина; Ну ты и большатина! – говорится старшему брату, когда мерятся ростом.
