Замена согласного основы (звонкого глухим или глухого звонким) в сильной позиции

 

В соответствии с фонетическими законами современного языка конечный шумный согласный слова может быть только глухим. Поэтому применительно к существительным мужского рода 2‑го склонения типа «дуб» или 3‑го склонения типа «кровь» определить последнюю согласную основы по исходной форме незнакомого или малознакомого слова можно лишь с известной долей вероятности. Это же относится и к существительным, имеющим нулевую флексию в форме родительного падежа множественного числа, если говорящему приходится на нее ориентироваться (много крыш, нет ваз). Вторая ситуация при освоении языка является менее частотной, поэтому дальше будем иметь в виду только первую.

Подобная ситуация встречается также в позиции, предполагающей возможность ассимиляции согласного по звонкости – глухости, например, перед суффиксом ‑К– (лошадка). В сильной позиции конечный согласный может оказываться в родительном падеже множественного числа (лошадок, книжек)[71].

Приведем примеры ошибок из речи Лизы, связанных с не соответствующей норме (но вполне теоретически допустимой) реконструкцией основы: Пусть сидит леопард, и Лизочка рядом с леопартом (2.02.04); Без обуфи! (2.04.03) – бегает босиком и реагирует таким образом на фразу матери: «Надо надеть обувь!»; «Что тебе брат показывал?» – Черепах. Лефа (3.02.14). Стоя у газовой плиты, заявляет: Я немножко подкрутила, побольше чтобы было гаса (3.03.15); Стадо коров, стадо телят, стадо козлят, стадо лошаток (3.04.20).

Верное определение возможных позиционных чередований в основе складывается постепенно, при этом существенна как частотность самой лексемы, так и в особенности частотность тех ее словоформ, в которых конечная фонема находится в сильной позиции. Так, в 4.04.29 Лиза говорит: это каша с пшеницей и рошем, меняя не только последнюю согласную основы, но и род, а также связанный с родом тип склонения существительного «рожь», что вряд ли следует считать удивительным вследствие низкой частотности этого существительного в инпуте.

Можно отметить и случаи своего рода гиперкоррекции, когда ребенок заменяет глухой звонким. Особенно часто такой модификации подвергаются словоформы слова «жираф»: В зоопарке есть слоны и жиравы. Это связано, очевидно, не только с редкой встречаемостью в инпуте данного слова в различных его модификациях, но и с малой частотностью звука /ф/ в сильной позиции в русском языке.

 

Устранение супплетивизма

 

Супплетивизм, т. е. полное материальное различие основ при сохранении тождества слова, есть явление, безусловно противоречащее языковой системе. Парадигма слова, «разрубленная пополам», плохо воспринимается детьми, которые предпочитают образование форм от единой основы. При этом среди детских окказионализмов встречаются как случаи конструирования формы множественного числа от основы единственного числа, так и случаи обратного рода. Ср.: Людей в городе совсем не осталось. Одна людь только; Один деть и с ним взрослый и Хорошие человеки так не делают; Ребенков кормят молоком?

В возрасте 3.00.14 Лиза спрашивает: А как этого людя зовут? И тут же сама исправляется: Человека как зовут? В 3.06.25 встречаем: У всех человеков.

 

 

Внутрипадежная мена флексий

 

Формы единственного числа

 

Выше были рассмотрены детские окказиональные формы, суть которых состоит в частичном изменении или полной замене основы, а также в изменении акцентологической характеристики словоформы. Не менее распространены и словоизменительные инновации, заключающиеся в не соответствующем норме выборе флексии. Знаменательно, что выбор ненормативной флексии практически всегда осуществляется в ряду флексий, выполняющих в языке ту же семантическую функцию. Если группа неправильностей, рассмотренных нами выше, была обусловлена действием внутрисловных ассоциаций, то в данном случае речь идет об ассоциациях межсловных: веща (ср. «книга»), с девочком (ср. «с мальчиком»), глазов (ср. «домов») и т. п.

Главное, что затрудняет освоение закономерностей выбора нужной флексии из ряда функционально тождественных, это: 1) наличие трех типов склонения существительных; 2) отсутствие прямой и четкой соотнесенности между типом склонения и родом существительного. Оппозиция трех типов склонения, определяющая выбор падежного окончания как одного из трех возможных, – это, в сущности, оппозиция формальных классов, не являющаяся семантически мотивированной. Точнее, существует опосредованная мотивированность выбора склонения через отнесенность к роду, но связь эта не вполне предсказуема, к тому же и сама отнесенность слова к одному из трех родов постигается ребенком отнюдь не сразу. Известно, что дети с легкостью усваивают те грамматические оппозиции, в основе которых лежат ясные для них семантические противопоставления. Оппозиции формальных классов, такие как, например, словоизменительные классы глаголов, типы спряжения глаголов, усваиваются ими с трудом. В сущности, задача построения данного фрагмента грамматики заключается в том, чтобы уловить наличие обусловленности одного морфологического маркера другим в рамках некой формальной системы соответствий (если «это кукла», то «вижу куклу», «играю с куклой», но если «это слон», то «вижу слона», «играю со слоном» и т. п.). Освоить типологию трех склонений означает овладеть тремя разными наборами флексий и при этом понять, какой из трех наборов годится для каждого случая. Отнесенность существительного к одному из трех склонений определяется главным образом их характеристикой с точки зрения рода (мужской род – 2‑е склонение, средний род – 2‑е склонение, женский род – 1‑е или 3‑е склонение), при том, что, как известно, имеется значительное число исключений. Однако и связь с родом не означает еще опосредованной (через род) семантической мотивированности отнесения существительного к одному из трех склонений. Мотивирован реальной отнесенностью к так называемому естественному полу лишь род одушевленных существительных, следовательно, является косвенным образом семантически мотивированной и отнесенность данных существительных к определенному типу склонения. Мотивированным является распределение по родам также незначительной части неличных одушевленных существительных – зоонимов, поэтому опосредованно мотивирован для них и выбор типа склонения. Однако на значительную часть зоонимов это не распространяется. Ни о какой семантической мотивированности рода нельзя говорить применительно к неодушевленным существительным; следовательно, выбор склонения для каждого из таких существительных обусловлен лишь традицией, конвенционален. При этом, как уже отмечалось, дети овладевают категорией рода позднее, чем другими грамматическими категориями существительного. Ошибки, связанные с неверным выбором рода неодушевленных существительных, встречаются даже в речи школьников. Следствием оказывается неверное словоизменение существительных (За дверем волк!; Вон моллюска какая большая!)[72]. В течение определенного времени в речи маленьких детей представлена не трехродовая (мужской – женский – средний), а двухродовая (мужской – женский) система, которой соответствуют два, а не три типа склонения.

А. Н. Гвоздев справедливо отмечал: «В пределах одного падежа очень широко распространено смешение отдельных окончаний, замена одного окончания другим, свидетельствующие о том, что принадлежность того или иного окончания к известной системе склонения, соотносительность окончаний одного типа склонения усваиваются значительно позже, чем само разграничение падежей, и усвоение этой чисто морфологической стороны склонения представляет самостоятельную и очень сложную задачу» [Гвоздев 1961, 2007: 394].

А. Н. Гвоздев показал, что на ранних стадиях формирования словоизменительных парадигм нет главенствующего положения ни одного из трех типов склонения. Одно из окончаний может стать доминантным и распространяться на все типы склонения, вытесняя другие окончания. Особенно отчетливо это проявляется на ранних стадиях по отношению к формам винительного падежа единственного числа. Флексия ‑У становится (правда, на короткое время) универсальным маркером винительного падежа независимо от типа склонения.

Для начального периода становления парадигматики характерна также унификация флексий и внутри винительного падежа, связанная с устранением различий между одушевленными и неодушевленными существительными. В самом деле, уловить это различие ребенок способен далеко не сразу, отсюда и распространенная сверхгенерализация – выбор одного из двух способов маркировки винительного падежа: либо по одушевленному, либо по неодушевленному типу. Любопытно, что в этом отношении разные дети могут выбирать разные из указанных выше направлений сверхгенералиазции. Так, у Лизы из 15 инноваций данного типа 14 изменяются по одушевленному типу и всего лишь одна – по неодушевленному: книжка про Теремка (1.11), палеца вынь изо рта (2.01.07), видим машинков (2.05); Вот этого мячика надо помыть обязательно (3.03.03) и т. п. Эти ошибки продолжались до возраста трех с половиной лет. Витя О., напротив, стремится склонять существительные скорее по неодушевленному типу. Так, он говорит: вытер мамонтёнок (2.05.01). Однако почти в то же время заявляет: сыра потерял. В ряде случаев в его речи заметны колебания: Бычонок … бычонка гулять возьмем (2.05.01).

В этих речевых операциях есть некоторая последовательность, они подчиняются одному из двух временных правил, которое ребенок обнаружил и использует, расширяя сферу его действия. Первое правило можно сформулировать так: «форма винительного падежа дублирует форму родительного», второе: «форма винительного падежа дублирует форму именительного». Выбор падежной формы на ранних этапах никак не связан с семантикой существительного, т. е. отнесенностью референта к классу живых или неживых объектов.

Ошибки, связанные с неосвоенностью различий между одушевленными и неодушевленными существительными, встречаются и на более поздних этапах речевого развития. Так, Ася П. (4.05) говорит о лягушке, что она комары ловит, а о мамонтах, что они похожи на слоны.

Мена флексий ‑ОЙ и ‑ОМ в творительном падеже единственного числа. Флексия ‑ОМ вытесняет флексию ‑ОЙ не только у существительных мужского рода, относящихся к 1‑му склонению, но и шире – у многих существительных 1‑го склонения независимо от их рода: Удочком рыбу ловили; С Нюром нужно гулять и т. п.

Из речи Ани С.: спинком ударилась (2.02.23); Я вилком ем (2.02.25).

Встречаются (несколько позднее) и противоположные случаи, т. е. замена флексии ‑ОМ флексией ‑ОЙ. Так, Соня Ю. (2.07.00) заявляет: Пойдем гулять с лопаткой и ведрой. В последнем случае возможен и дополнительный эффект межсловного естественного прайминга.

Причина этого явления ясна не до конца. Возможно, играет роль определенная звуковая близость флексий: гласные в обеих флексиях совпадают, обе согласные являются сонорными.