Здесь и далее следует пока невычитанный текст. Свежайшая текущая версия — на GDocs. Еще раз приношу прощения за неудобства, скоро текст будет перезалит 11 страница

— Ыыыххх… М-матерь… — мои глаза закатились. Я не могу ее найти. Я так одинока. — М-матерь! Не слушай! Мы… Я молю тебя!

Я кричу.

Я ору.

Музыка ужасно громка; она услышит ее.

Она не должна ее услышать.

Мы не можем этого допустить.

— Матерь!

 

— О великие небеса… Она ужасно выглядит! — белоснежная кобыла склонилась надо мной внутри какого-то помещения. — Что случилось с ней?

— Она… Эм…

— Ну, мы… Это…

— Ну?! Где вы нашли эту несчастную кобылку?

— Ну… Эм…

— Я не помню. А ты, Клаудкикер?

— Где-то в городе, наверное.

— Наверное, мисс Рейндропс?

— Эм… Или прямо у госпиталя? Не злитесь на нас, Сестра Ред Харт. Мы тоже ничего не понимаем, как и вы.

— Этот Праздник! Селестией клянусь — им надо перестать раздавать всем сидр как праздничные ленточки, — она осматривает меня с несколькими инструментами, тыкая и трогая меня. — Скажи, ты чувствуешь какую-нибудь боль?

— Я… Я… — мир кружится кругом. — Моя голова. Музыка…

— У тебя болит голова? Как насчет вашего рога, мисс…

— Хартстрингс. Лира Хартстрингс. Можете, пожалуйста, выключить музыку?

— Мне кажется, это сотрясение. Сестра Вивер?! Принеси воды и…

— Пожалуйста, выключите музыку. Я ничего больше не прошу…

— Мы поправим твою голову. Просто постарайся расслабиться, и… и…

Воздух холодеет.

Я дрожу и жмусь.

Мои глаза фокусируются, и я вижу пар.

Пар и свет.

— Что за… Что только что…?

— Эм… Изв… Извините меня…

Я смотрю на другую сторону больничной кровати.

Медсестра стоит рядом со мной, пошатываясь. Она прислонилась к стене и трясет головой, после чего смотрит на меня косым взглядом.

— Вы страдали от… от… — она вздрагивает. — Благословенный Гиппократ, [5] что я только что делала?

— Мне кажется… — я сглотнула. — Вы сказали, что у меня должно быть сотрясение. Вы сказали…

— Извините, я могу вам чем-нибудь помочь?

— Эм…

— Вы больны? У нас вообще-то есть порядок записи пациентов, вы же понимаете…

— Эти два пегаса только что притащили меня сюда… — я указываю на одну из двух молодых пони, стоящих в другом углу комнаты. — Я была… где-то на улице, и они… они…

Я замолкаю, глядя на них.

Они глядят в ответ, оба взгляда — совершенно пустые.

— Извините, Сестра Ред Харт. Но мы ни разу в жизни не видели этого единорога.

Я тяжело выдыхаю, с жалобным выражением лица.

— Я… но… Ч-что?!

— Если это какая-то глупая шутка, — ворчит Ред Харт, хмурясь на нас троих. — Я даже самую чуточку не собираюсь смеяться.

— Я… я же сказала вам… — я тру лоб, практически скуля. — Меня зовут Лира. Лира Хартстрингс. Я собиралась забрать свою лиру.

Я сглатываю и содрогаюсь. Так ужасно холодно. Я снова слышу музыку. Она приходит и уходит, как сокрушительные волны, и я распадаюсь под ее ударами по кусочку.

— Я взяла ее и пошла в лунном свете, и… — я прижимаю копыто к лицу. — О Селестия, она была прямо передо мной. Она была прямо передо мной, и я ничего не могла поделать. Я посмотрела ей в глаза. Я посмотрела ей в глаза и упала. Я падала так глубоко и так долго… — я снова сглатываю, трясясь всем телом. Стены сплавливаются воедино в размытое пятно шума и слез. — Где я была? Кто-нибудь, скажите мне пожалуйста…

Ответ мне — тишина, как песня, в которой нет каденции.

Со страхом я оглядываю комнату.

Все обретает четкость.

Три лица глядят на меня.

Все пустые.

— Простите. Эм… Вы кто…?

 

Я рухнула в сияние.

Кружится голова.

Я шатаюсь.

Я не могу перестать смотреть.

Я не могу перестать моргать.

Пони танцуют.

Пони празднуют.

Фейерверки кругом взрываются как пушечные выстрелы.

Флаги с символом солнца развешаны по всей деревне.

Я — не более чем тень спектра, поглощенная шумом, рожденная навстречу растерянности.

— Пожалуйста… Хоть кто-нибудь, помогите, — бормочу я. Я указываю назад на госпиталь, из которого я вышла. — Что-то странное творится там с пони.

Я вздрагиваю, но продолжаю говорить:

— Что-то не так с ними со всеми. У них с головами беда, или что-то такое. Мне кажется… Мне кажется это что-то вроде эпидемии, или… или…

Я медлю, стоя на месте.

Что-то неправильно.

Что-то ужасающе, ужасающе неправильно.

— Эй? — шепчу я. Боль в моей голове сменилась всепоглощающим онемением растерянности, когда я вижу столь много радостно празднующих лиц, скачущих вокруг меня. — Эм… Извините?

Пони смотрят на меня. Они моргают тревожно. Затем их утягивает обратно в толпу. Деревня полнится кипящими потоками тел. Лица оборачиваются вновь, чтобы вновь поприветствовать меня с той же улыбкой, что и прежде… Чистой и непорочной.

— Меня зовут Лира Хартстрингс. Пожалуйста, послушайте. Что-то не так в больнице. Мне кажется, что… Эй?!

Лица мелькают, вот они здесь, и вот они ушли. Каждый раз, когда я вижу их, они смотрят на меня так же глупо, как и в первый раз. Это как приходить в первый раз на одну и ту же вечеринку раз за разом. Так же как и Твайлайт, я не люблю сюрпризов.

— Послушайте, я серьезно! Хоть кто-то, обратите внимание на то, что я говорю! Что-то страшно неправильно с… Почему на меня никто не обращает внимания?!

— Простите? — смеющаяся пони подскакивает ко мне сзади. К моему ужасу — это одна из пегасок, что нашла меня всего мгновенья назад. — Вы кто будете…?

Я практически рычу:

— Лира! — я со злостью тыкаю копытом ей в грудь. — А как вы вышли из больницы?

И тогда, бледная фигура проскакивает мимо меня.

— Наслаждайтесь, пони! — весело кричит Сестра Ред Харт, перекрывая шум Праздника Летнего Солнца. — Но помните! Главное — безопасность! Мой пост открыт весь день!

Я смотрю на нее, разинув рот. Я чувствую, как бьется мое сердце. Так ужасно холодно… Адреналин не спасает.

 

— Эй! ЭЙ!

Я рявкаю.

Я бешено размахиваю копытами.

Продравшись сквозь толпу, я чуть ли не падаю без сил на стол, полный кексов, стоящий перед Сахарным Уголком.

Тяжело дыша, я хватаю за плечи розовую кобылу, кидающую пробные кусочки проходящим мимо празднующим.

— Я так рада, что нашла вас, мисс Пайн!

— Хихи! На самом деле я Пинки Пай! Но я не возражаю, если меня иногда будут звать «Пинки Пайн» время от времени!

— Хех. Виновата, — я нервно улыбаюсь и сдавливаю ее передние ноги. — Послушайте. Вы должны мне помочь. Твайлайт, должно быть, отыгрывается на мне за вчерашнюю неожиданную вечеринку…

—… потому что сосны [6] пахнут таааааак здоооооорово, как думаете? Они мне напоминают о Вечере Теплого Очага и о распаковке подарков! Кстати, был один раз, когда я разворачивала коробку, покрытую серебристыми блестяшками, и оттуда выскочил маленький аллигатор! Вух! И укусил меня за голову! Хихихихихи… Хорошо что у малыша нет зубов! Потому я назвала его Гамми…

— Пожалуйста… Послушайте меня! — я чуть ли не рычу на нее. Я отпихиваю нескольких пони прежде чем они смогли бы ухватить кексики и прервать тем самым нашу «встречу». — Где Твайлайт? Я должна перед ней извиниться, чтобы она остановила эту глупую шутку. Я знала, она способна организовать Праздник Летнего Солнца, но… хохохохохоооо… — я безумно усмехаюсь, скривив губы. — Но вот такое провернуть — это не торт испечь!

— Мммммм… Торт.

— Ну так и где она?

— А? Где кто?

— Твайлайт Спаркл!

— А зачем вам? Она что, сделала что-то не так?

— Да. То есть нет. То есть не совсем. Слушайте, мне просто нужно ее найти и извиниться за вчерашнюю неожиданную вечеринку…

— Вы были на вчерашней вечеринке?! — Пинки улыбается до ушей. — Потому что там было таааааак весело! Рада, что я это придумала!

Я не верю своим ушам.

— Какого сена вы вообще говорите?! Я придумала этот сюрприз!

— Хмммм… А вы кто будете?

— Лира! — кричу я. — Лира Хартстрингс! Богатый единорог, для чьей подруги вы согласились провести вечеринку «за счет заведения»?

— Хихихихи… Красивое имя, мисс, — она невинно мне улыбается. — Но я прошу прощения. Я никогда вас раньше не видела.

Я тупо уставилась на нее. Вены мои наполняет лед, столь же холодный, какими вдруг кажутся ее голубые глаза.

— Потому что если б видела, то я бы точно замутила бы супер-пупер приветственную вечеринку и для вас. Хотела бы, чтоб в городе было больше пони с зелеными шкурками, потому что зеленые шкуры очень редко встречаются, и… и… Эй, куда вы идете?

Я ухожу.

Оставляю ее.

Оставляю этот город.

Оставляю шум, и яркость, и безумие, и…

 

— Ыыых! — Я падаю на грунтовую дорогу и поджимаю ноги к телу. — Ыыых… Прошу тебя, Селестия…

Холодно.

Холоднее холода.

Я не могу дальше идти.

Я на границе городка. Солнце пылает высоко в небе. Я чувствую, будто мои ноги сделаны из чистого льда.

— Ыыых… Ах!

Я кричу.

Морозные иглы впиваются в каждый квадратный дюйм моей плоти.

Я почти не могу двигаться.

Я слишком испугана, чтобы продолжать идти в том направлении, куда я собиралась.

Потому я ползу.

Как увечный маленький жеребенок, я ползу.

Дюйм за дюймом, я продвигаюсь обратно к сердцу города.

Постепенно лед в моих венах тает.

Он уже терпим, но агония пропитывает собой все.

И шум, и музыка, и слезы…

— Кто-нибудь… Хоть кто-нибудь…

Я плачу. Я хнычу. Я поднимаюсь на ноги и срываюсь в отчаянный галоп.

— П-помогите мне!

 

— Что с ней такое?

— Она выпила слишком много сидра?

— Хехех… Тусовщики всегда будут тусовщиками…

— Пожалуйста! — я обрушилась на первую же пони, которую увидела в центре города. В ее глазах отражается задыхающийся единорог с растрепанной гривой. Я хочу прыгнуть в эти озера и вытащить ее наружу, но она удаляется от меня. — Вы должны мне помочь! Меня зовут Лира Хартстрингс! У меня семья в Кантерлоте! Мне нужно к ним попасть! Мне нужен хоть кто-то, кто помнит меня!

— Эй! Расслабься! Тебе нужна помощь, мы можем найти тебе пони, кто… кто… — пони внезапно застывает покачиваясь, ее зрачки уменьшаются. Между нами ложится холодный туман, и она уже бормочет: — Ых… Фух. Перегрелась на солнце.

Она слабо улыбается мне:

— Извините. Могу вам помочь?

— Что со всеми вами, пони, не так?! — я отталкиваю ее и злобно рычу на множество пони, ходящих вокруг меня по улице. — Вам что-то набилось в уши?! Вы все больны! Клянусь!

— Кто-то сказал что болен?

Я резко разворачиваюсь, со вдохом полным надежды. Но мое сердце мгновенно сжимается.

— Сестра Ред Харт…

Она косится на меня, стоя у входа в больницу.

— Извините, мы знакомы? Кто-то послал вас, чтобы вы со мной встретились?

Я пячусь от нее, но чуть не спотыкаюсь обо что-то. Я наткнулась на маленький комок фиолетовых чешуек.

— Ох! — меня выкидывает из оцепенения, и я радостно восклицаю: — Спайк!

Я поднимаю маленького драконьего детеныша обоими копытами и безумно улыбаюсь ему в лицо.

— Спасибо Селестии, я тебя нашла! Спайк, ты должен помочь мне найти Твайлайт! Что-то ужасно неправильно, и быть может, она сможет помочь! Она хороша ведь с магией и всем таким! Где мне ее найти?

— Ухх… ухх… — Он заикается, отчаянно пытаясь удержать конфету на палочке с изображением солнца в своей руке. — Твайлайт Спаркл в библиотеке со своими новыми друзьями. Но зачем вам с ней говорить?

— Зачем же еще?! Если хоть один пони может понять, то, что вокруг меня творится, так это она! Я ее не видела уже… ну… дюжину часов! — я сглатываю и восклицаю: — Она разве не спрашивала, куда я ушла? И где я все это время была?

Зеленые глаза Спайка оглядывают все вокруг. Он закусывает губу и нервно выдавливает слова:

— Эм… мэм? До сегодняшнего дня у Твайлайт была только одна настоящая подруга, и она осталась на учебу в Кантерлоте.

Я испускаю дрожащий вздох.

— Мундансер, — пищу я, как котенок. — Но… А как же я? Как же Лира?

— Я прожил с Твайлайт практически всю свою жизнь, — говорит Спайк с нервной улыбкой. Он избегает моего взгляда. Я почувствовала как дрожь страха пробегает по его чешуйчатому телу. — Она… эм… она ни разу не упоминала никакой «Лиры».

Я тупо гляжу на него. Он грохается на землю, крякнув. Я оглядываюсь кругом. Сестра Ред Харт разговаривает с другим пони так, будто этой сцены даже не происходило. Кобыла, которую я схватила до того, уже ушла. Ни один пони не смотрит на меня.

Я чувствую, как сердце мое бьется с головокружительной скоростью. Кровь, бросившаяся мне в голову, почти заглушает музыку. Почти.

— Что ж, может быть ты просто… — я оглядываюсь кругом. Спайк уковылял прочь, совершенно меня игнорируя. Он уже в нескольких ярдах от меня, стоит, разинув рот и хлопая в ладоши вместе с несколькими жеребятами и маленькими кобылками. —… бредишь.

Я начинаю задыхаться. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу нечто по ту сторону тьмы, место, куда песни приходят умирать. Я чувствую, что я устремляюсь туда же. Гравитация тянет меня, а потому я бросаю ей вызов, со всех копыт срываясь в бешеный галоп.

 

Я практически бросаюсь на дверь в библиотеку.

Я стучу по ней.

Я царапаю ее.

Я не могу отдышаться. Мне кажется, будто я должна обогнать нечто, но я не знаю что.

Наконец верхняя половина двери открывается. Ершисто выглядящая кобыла с оранжевой шкурой и веснушками с подозрением разглядывает меня.

— Эм… Чем вам можем помочь? Кажись, вы знаете, шо это библиотека, так?

— Где Твайлайт?! — я бросаюсь ей в лицо. Кобыла отпрыгивает назад в испуге, чуть не уронив шляпу. — Где она?! Я должна с ней поговорить! Это срочно!

— Оххх… Барышня, вы ся в зеркало видели? Да вы как десять ведер «неряшливости» в одном маленьком мешке. Мне кажется, кое-кому надо завязывать с сидром. Хех… поверить не могу, шо сама это сказала.

— Эпплджек? — доносится голос из дальних глубин дерева-дома. Мое сердце мгновенно подпрыгивает. — Кто там?

— Хех, да какая-то крышей поехавшая единорожка, Твайлайт. Мне кажется, она слегка переборщила с отмечанием.

Голубая пегаска пролетела по фойе.

— Ха! Нельзя переборщить с отмечанием!

— Ох, можете вы двое уже завязать с этим? — хихикает Твайлайт Спаркл, входя в мое поле зрения. — Это ведь мой новый дом. Дайте мне самой разобраться.

— Ты уверена, сахарок? Мне кажется, она не в ладах с головой.

— Я Элемент Магии, помнишь? Хехехе. Я думаю, со мной точно все будет в порядке, — она отпихивает кобылку-фермера и улыбается мне. — Итак, в чем у нас проблема…?

— Твайлайт! — я хватаю ее копыта, чуть не вытягивая ее наполовину из-за двери. Нечто блеснуло в ее глазах, но я вскоре осознала, что это лишь отражения моих собственных слез счастья. — Слава Селестии! Я тебя искала по всему городу! Ты была права! Что-то безумное происходит! Тысячелетие там или нет, но у нас тут что-то случилось! Не могу объяснить, что произошло со мной, но я вдруг как будто не здесь! Но я же здесь! Все пони меня игнорируют! Не только они — и Спайк тоже! Поначалу я думала — это шутка, но мне кажется — это что-то еще! Пожалуйста, ты должна мне помочь! Если ты не можешь, то, возможно, Принцесса сможет! Мне кажется, это… ох… это что-то вроде дегенеративного поражения мозга или еще какая ерунда. Я помню, я что-то читала об этом в ежемесячнике Здоровье Кантерлота. Если… если мы сможем проверить всех пони, т-т-то, может, мы сможем… не знаю… понять, что с ними не так, и всех вылечить! Они ведь тебе задолжали из-за всей этой подготовки к Празднику, и все такое! И я более чем готова… помочь… помочь… — тепло уходит из моего голоса, как прерванная песня. Я сглатываю болезненный комок в горле и вперяюсь взглядом в поисках ответов в чистый холст, глядящий на меня. — Твайлайт…?

— Вы… вы, похоже, через многое прошли, — говорит она. Ее голос бесстрастен, как поверхность пруда, которую не смог потревожить ни один камешек. Я стою на его берегу, смотря в его глубины, но более не вижу себя в отражении. — Но вам лучше начать сначала. Успокойтесь, и говорите медленно. Я сделаю все, что в моих силах, мисс…

Мне слишком холодно, чтобы растаять. И мой голос трещит как лед.

— Л-Лира … — нечто умерло, и я внезапно осознаю, что не могу это похоронить. — Я… Лира. Твоя Лира. Твоя подруга. Твайлайт, почему ты не…?

Спотыкаясь, я делаю шаг назад от библиотеки. Я — ветка, отрубленная от дерева, навечно лишняя деталь. Я пытаюсь заговорить, но все, что выходит, — лишь задыхающаяся дрожь. Я вижу ее в проеме двери, и одновременно я вижу ее растянувшейся, споткнувшись из-за чтения на ходу, на тротуаре в Кантерлоте, за два квартала от моего дома. Я, шаркая, подхожу к ней, к первой единорожке моего возраста, которую я повстречала с тех пор, как мы переехали сюда из другого района. Я прикидываюсь, что не замечаю ее слез, поднимая ее книгу с земли. Мы разговариваем обо всяком. Она любит магию. Я люблю музыку. Однажды, совсем скоро, мы обе встретим другую единорожку, которая любит играть в «прикидки», и так начнется незаписанная хроника приключений у самых порогов наших домов.

Наших домов…

Мама.

Папа.

Что-то еще умерло, и я хотела бы, чтобы это была я.

— Пожалуйста, давайте просто поговорим… Погодите! — она тянется ко мне, но я уже ухожу.

 

— Послушайте меня! Посмотрите на меня! Пожалуйста! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь!

По улицам какого-то захолустного городка бегает безумный единорог.

Я ненавижу ее.

Я не хочу рядом с ней находиться.

Она следует за мной, как мелодия, что никогда не покинет моей головы.

Я хочу вырвать ее.

Я хочу вырвать и ее тоже.

Я хочу вырвать ее с мясом.

— Пожалуйста! Прошу вас! Обратите внимание на меня!

Я окружена смехом.

Я окружена танцем.

Куда я ни поворачиваюсь, повторяющийся мотив становится только громче и громче.

Я не могу заткнуть его даже насилием и огнем.

— Меня зовут Лира! Ради любви Селестии, пожалуйста, послушайте меня! Я настоящая!

Вот есть глаза, и вот их нет.

Единственное, что постоянно — свет, но вот, вскоре он уже проглочен всепоглощающей тьмой.

— Я настоящая!

 

Мое пробуждение сопровождалось криками. Стена деревьев дрожала от моего голоса, эхом отражая мою агонию под звездным небом. Я металась, катаясь по палым листьям и траве, мокрая насквозь, погруженная в непроглядную темноту, пока луна не нашла меня. Даже тогда я не могла перестать шуметь. Миллион невидимых забытых существ кричал в ночи; и я была одной из них.

Остановившись от нехватки дыхания, я осознала, что я оказалась не там, где была до того. Это не мой погреб. Свет фонаря исчез. Звуковые камни пропали. Я находилась посреди леса, окружена нависающими яркими стволами деревьев. И «Плач Ночи»…

Был заменен.

— Ыыыхх… Селестия! — я обхватила мой череп и стиснула зубы, вспахивая носом влажную землю. Я ползала по земле вся мокрая, но это не был мой пот. Откуда эта мерзость? Из какого скрытого от глаз океана я вынырнула? И эта мелодия… эта новая, инфернальная мелодия.

— Благая Селестия, нет, — хныкала я. — Только не новая элегия… Только не восьмая!

Неловко, я вскочила на копыта, только лишь для того, чтобы поскользнуться и рухнуть в огромную лужу. Мое тело закричало. Я снова замерзала. Холод был в десять раз хуже, чем в Вечносвободном, и даже больше: я была обнажена.

Мои ноги были подобны отросткам лишенного чувств призрака; я путалась в собственных копытах. К тому времени, когда я смогла перейти на легкую рысь, я по-прежнему не знала, куда я иду. Я не видела ничего, кроме бескрайнего моря деревьев, сияющего в бледном свете луны, подобно белесым бедренным костям, воткнутым в землю: столь же стерильным и безжизненным. Лишь по чудесной случайности я наткнулась на грунтовую дорожку, благодаря которой я поняла, куда идти. Я шла, спотыкаясь, оставляя на тропинке капли влаги, стекающей с моей шкуры. Что это? Где я была?

Я нашла свою хижину и сразу же влетела внутрь. Мне потребовалось три долгих минуты, проведенных в каменной неподвижности, прежде чем я нашла достаточно сил в своих ногах, чтобы разжечь огонь. И когда я зажгла его, я не заботилась о скромности. Я бросила в пламя десяток цельных поленьев и уселась перед камином, закутавшись в целое море одеял.

Там, у очага, я дрожала в течение всей этой ночи агонии. Сон был для меня невозможен, никакой отдых был невозможен. Дрожь сотрясала мое тело так сильно, что я боялась, как бы мой позвоночник не протер мне кожу насквозь. Я молилась о приходе дня. Я устала от этой тьмы. Я устала от непрерывного ожидания, от непрерывной борьбы с безымянными напевами в тщетной попытке найти смысл в моей болезни одиночества.

Когда серый туманный свет утра потек сквозь окно, я оглядела себя. Моя шерсть по-прежнему была насквозь мокрой. У этой жидкости не было ни цвета, ни запаха, ни, как я храбро убедилась, вкуса. Я, конечно, только предполагаю, но получается, что промочило меня ни что иное, как обычная чистая вода. Но почему?

Что случилось со мной посреди исполнения? Почему меня переместило вглубь леса? В этом состоит предназначение Плача? Неужели это все, что все мои труды мне должны были принести? Неужели это то, что разгадка симфонии Принцессы Луны могла мне предложить?

Только по наступлении полудня я решилась выйти наружу. Неприкаянно, я вошла в погреб под выстроенной мной лачугой в страхе обнаружить какие-нибудь свидетельства произошедшего. Но я не обнаружила ничего: ни следов, ни царапин, ни вообще каких-либо подсказок, указывающих на природу того, что утащило меня в темнейшие глубины ночи. Я нашла свою лиру там, где я ее оставила. Мои звуковые камни утратили зачарование. И, среди прочего, я нашла свою толстовку… совершенно сухую, лежащую плоско на полу… там, где мое тело упало посреди исполнения последней композиции.

По крайней мере, она была последней. Теперь же моя голова полнилась чем-то совершенно иным, чем-то ужасно, омерзительно новым. Оно наполняло меня страхом больше, чем «Прелюдия к Теням». Оно промораживало меня до костей безжалостнее, чем «Лунная Элегия». Моя память уже впитала достаточно для составления первых десяти аккордов, и я могла бы их записать, если бы хотела. Но я не могла себе этого позволить.

 

— Но ведь если ты так изо всех сил стараешься раскрыть тайну этих мелодий, что же тебя останавливает от составления этой?

— Может, потому что меня уже тошнит от этой погони вслепую, единственной наградой за которую являются лишь обмороки, замерзающая кровь и мигрени! — рыкнула я, хлопая пыльные книги на библиотечный стол и неуклюже пытаясь выдернуть записную книжку из седельной сумки. — Быть может, это оттого, что уже тринадцать Богиней проклятых месяцев я задаю себе вопрос — а стоит ли оно того?! Непохоже ведь, что я куда-то продвигаюсь! Непохоже, что я… ыыых!

С сердитым криком я швырнула записную книжку в стену и грохнула копытами по соседней книжной полке, громко подчеркивая тем самым свои слова.

— Все это кажется таким бессмысленным! Зачем я вообще с этим мучаюсь… — я остановилась на полуслове, осознав, что дрожу теперь не только я. Я глянула в сторону собеседника.

Спайк смотрел на меня, нервно теребя кончик своего хвоста. Встретив мой тяжелый взгляд, библиотечный ассистент отвел глаза, будто чувствуя вину за то, что не разделяет боль этого инфернального единорога.

Мое сердце сжалось. Я вспомнила день, когда Твайлайт Спаркл впервые показала его мне, малыша, едва вылупившегося из яйца, — в равной степени как дар Принцессы своей новой ученице, так и дар жизни самой по себе. Перед моими глазами вновь предстал маленький детеныш, которого я однажды держала, напуганного и непонимающего, в моих передних ногах посреди Праздника Летнего Солнца. Жизнь — слишком драгоценная штука, чтобы подвергать ее нападению чего-то столь сокрушительного, и не один, а два раза подряд. Я мгновенно утихла, успокоив себя глубоким вдохом и улыбкой молодому дракончику столь искренней, сколь я смогла из себя выжать.

— Извини. Тебе… тебе ни к чему слушать мои жалобы. Ты только лишь пытаешься мне помочь. Я просто столь расстроена, что у меня от этого голова болит, и… и…

Я содрогнулась. Мои глаза закрылись сами собой. И вновь тьма была столь знакомой — горькая чернота родины черных песен. Они преобразовали меня в нечто лучшее, как мне теперь кажется. Они стесали прочь неприятные черты того единорога, которой я была когда-то. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я не могу сказать, чтобы хотела бы туда возвращаться. Я даже близко не горжусь той кобылкой, которой я когда-то была. Я постоянно стремлюсь раскрыть характер кобылы, которой я, надеюсь, когда-нибудь буду, чтобы та, кто покинет эту тюрьму забывчивости, гордилась собой, была кем-то, кого стоит помнить. Но все это лежит на границах тьмы. Я вижу ту же единорожку, дрожащую в одиночестве перед углями умирающего пламени. Я задумываюсь — перевесили ли те вещи, которых я достигла больше чем за год проб и ошибок, то, что я утеряла или утеряю навсегда? Прямо как слова, что соскальзывают беззащитно с моих дрожащих губ…

— Просто я так одинока… — прошептала я. Я не могла сдержаться. Я не хотела сдержаться. — Просто я так одинока, и это так тяжело… это очень тяжело, пытаться это все изучать. Даже заручившись помощью всего мира, я все равно сама по себе. Мне суждено быть одинокой в раскрытии этой симфонии, и у меня нет никого, к кому я могу обратиться. Хотя когда есть возможность, я стучусь в каждую дверь, что попадется мне на глаза. Я… я не знаю, понимаешь ли ты, каково это — чувствовать такой холод, когда тебя окружает столько тепла. Это… тяжело иногда, и я приношу извинения. Извини меня за срыв. Ты молод, ты любим, и ты благословлен возможностью иметь собственный дом. Тебе ни к чему слушать все это.

Я вздохнула, склонившись над книгами — над сакральными реликвиями запретных языков, что вновь оказались вытащены на свет для внимательного изучения.

И тогда слова Спайка просочились сквозь завесу моих мыслей, застав меня врасплох.

— На самом деле… эм… мэм… р-разрешите мне сказать, но типа вроде как я вас понимаю.

Я глянула на него в любопытстве. Я молчала.

Он, казалось, тоже хотел бы смолчать, но сдержаться у него получалось куда хуже, чем у меня.

— Я знаю, что я любим. Я знаю, что у меня есть дом. Но это не влияет на то, кем я являюсь, — он застенчиво улыбнулся. Улыбка его была вымученной; он крутил своими пальцами кончик хвоста, будто силясь найти подходящие слова. — Я дракон, детеныш фиолетового магического существа. Даже сама Селестия говорила мне, что я — единственный известный представитель моего народа. Я… я действительно благодарен Твайлайт Спаркл и многим другим пони, что приглядывают за мной. И сейчас, я знаю, что они очень обо мне заботятся. Но… Но я никогда не смогу заставить их понять, что это значит — быть мной. Я не уверен, смогу ли я когда-нибудь узнать хоть что-нибудь, что я должен знать о себе, ну или о драконах в целом, если о том говорить. Но это меня не останавливает в поисках истины. Может, не сейчас, может быть, когда я стану старше — я вложу в эти поиски все, что у меня есть. И хоть я знаю, что Твайлайт с радостью мне поможет, но мне, на самом деле, не кажется, что она сможет, понимаете? — он тихо шмыгнул носом, но его уверенная улыбка была храбрее, чем та, что я когда-либо смогу изобразить сама. — Иногда, впрочем, мне кажется, что быть одиноким — это нормально. Если нам нужны другие пони для того, чтобы понять, кто мы такие, то… ну… мы тогда не будем самими собой, не так ли?

Я вымученно ему улыбнулась. Вытянув переднюю ногу вперед, я положила ее на его фиолетовое плечо.

— Спайк, я не сомневаюсь, что ты сможешь себя познать. И если ты обнаружишь что-нибудь, что хоть чуть-чуть столь же искреннее и доброе, как то существо, что стоит сейчас передо мной, то… ну… я не удивлюсь.

Нечто пролегло между нами связующей нитью. Я благодарна за это, потому что слезы, что уже почти начали скапливаться в его глазах, стремительно высохли.

— Твайлайт всегда мне говорит, что я должен быть верен себе. Я привык считать это сопливой чушью, но мне кажется, это просто ее способ сказать мне, что, бывает, приходит время, когда мы можем помочь себе только сами. Это, должно быть, довольно сложно — встречать жизненные испытания лицом к лицу, в одиночку, но… ну… в противном случае все было бы довольно скучно, как думаете, а?

Он хихикнул над своей попыткой вывести мораль. Я растерялась поначалу, но часть меня, та часть, что была на тринадцать месяцев старше другой половины, с легкостью поняла это детское заявление.

— Да, — прошептала я мягко, расслабляя его шипы нежной улыбкой. — Да, это действительно было бы очень скучно.

— Итак… эм… — он прочистил горло в попытке вернуть разговор к пыльным томам, покоящимся перед мрачным единорогом. — Древний Мунвайни. Хех. Думаю, вам пригодится помощь с переводом? У меня где-то на другом конце библиотеки лежит античный лексикон.