Единственным существом, которое от всего сердца будет оплакивать мою

смерть".

"Удачное противопоставление! - подумал он, и все время, все эти

Пятнадцать минут, пока Матильда продолжала бранить его, он предавался мыслям

О г-же де Реналь. И хотя он даже время от времени и отвечал на то, что ему

Говорила Матильда, он не в силах был оторваться душой от воспоминаний о

спальне в Верьере. Он видел: вот лежит безансонская газета на стеганом

Одеяле из оранжевой тафты; он видел, как ее судорожно сжимает эта

Белая-белая рука; видел, как плачет г-жа де Реналь... Он следил взором за

Каждой слезинкой, катившейся по этому прелестному лицу.

Мадемуазель де Ла-Моль, так ничего и не добившись от Жюльена, позвала

Адвоката. К счастью, это оказался бывший капитан Итальянской армии, участник

Походов 1796 года, товарищ Манюэля.

Порядка ради он попытался переубедить осужденного.

Жюльен только из уважения к нему подробно изложил все свои доводы.

- Сказать по чести, можно рассуждать и по-вашему, - сказал, выслушав

Его, г-н Феликс Вано (так звали адвоката). - Но у вас еще целых три дня для

Подачи апелляции, и мой долг - приходить и уговаривать вас в течение всех

Этих трех дней. Если бы за эти два месяца под тюрьмой вдруг открылся вулкан,

Вы были бы спасены. Да вы можете умереть и от болезни, - добавил он, глядя

Жюльену в глаза.

И когда, наконец, Матильда и адвокат ушли, он чувствовал гораздо больше

Приязни к адвокату, чем к ней.

XLIII

Час спустя, когда он спал крепким сном, его разбудили чьи-то слезы, они

капали ему на руку. "Ах, опять Матильда! - подумал он в полусне. - Вот она

Пришла, верная своей тактике, надеясь уломать меня при помощи нежных

чувств". С тоской предвидя новую сцену в патетическом жанре, он не открывал

Глаз. Ему припомнились стишки о Бельфегоре, убегающем от жены.

Тут он услыхал какой-то сдавленный вздох; он открыл глаза: это была

Г-жа де Реналь.

- Ах, так я вижу тебя перед тем, как умереть! Или мне снится это? -

Воскликнул он, бросаясь к ее ногам. - Но простите меня, сударыня, ведь в

Ваших глазах я только убийца, - сказал он, тотчас же спохватившись.

- Сударь, я пришла сюда, чтобы умолить вас подать апелляцию: я знаю,

Что вы отказываетесь сделать это...

Рыдания душили ее, она не могла говорить.

- Умоляю вас простить меня.

- Если ты хочешь, чтобы я простила тебя, - сказала она, вставая и

Кидаясь ему на грудь, - то немедленно подай апелляцию об отмене смертного

Приговора.

Жюльен осыпал ее поцелуями.

- А ты будешь приходить ко мне каждый день в течение этих двух месяцев?

- Клянусь тебе. Каждый день, если только мой муж не запретит мне это.

- Тогда подам! - вскричал Жюльен. - Как! Ты меня прощаешь! Неужели это

правда?

Он сжимал ее в своих объятиях, он совсем обезумел. Вдруг она тихонько

Вскрикнула.

- Ничего, - сказала она, - просто ты мне больно сделал.

- Плечу твоему! - воскликнул Жюльен, заливаясь слезами. Чуть-чуть

Откинувшись, он прильнул к ее руке, покрывая ее жаркими поцелуями. - И кто

Бы мог сказать это тогда, в последний раз, когда я был у тебя в твоей

комнате в Верьере!

- А кто бы мог сказать тогда, что я напишу господину де Ла-Молю это

гнусное письмо!

- Знай: я всегда любил тебя, я никого не любил, кроме тебя.

- Может ли это быть? - воскликнула г-жа де Реналь, теперь уж и она не

Помнила себя от радости.

Она прижалась к Жюльену, обнимавшему ее колени. И они оба долго плакали

Молча.

Никогда за всю свою жизнь Жюльен не переживал такой минуты.

Прошло много времени, прежде чем они снова обрели способность говорить.

- А эта молодая женщина, госпожа Мишле, - сказала г-жа де Реналь, -

Или, вернее, мадемуазель де ЛаМоль, потому что я, правда, уж начинаю верить

в этот необычайный роман?

- Это только по виду так, - отвечал Жюльен. - Она жена мне, но не моя

Возлюбленная.

И оба они, по сто раз перебивая друг друга, стали рассказывать о себе

Все, чего другой не знал, и, наконец, с большим трудом рассказали все.

Письмо, написанное г-ну де Ла-Молю, сочинил духовник г-жи де Реналь, а она

Его только переписала.

- Вот на какой ужас толкнула меня религия, - говорила она, - а ведь я