Что если бы здесь, в этой темнице, со мной была не Матильда, а госпожа

де Реналь? Мог бы я отвечать за себя? Мое беспредельное отчаяние, мое

Раскаяние показались бы Вально, да и всем здешним патрициям подлым страхом

перед смертью: ведь они так чванливы, эти жалкие душонки, которых лишь

доходные местечки ограждают от всяких соблазнов. "Видите, что значит

родиться сыном плотника? - сказали бы господа Муаро и Шолены, приговорившие

Меня к смерти. - Можно стать ученым, дельцом, но мужеству, мужеству никак не

Научишься. Даже с этой бедняжкой Матильдой, которая сейчас плачет, или,

верней, уж больше не в силах плакать", - подумал он, глядя на ее

Покрасневшие глаза. И он прижал ее к своей груди. Зрелище этого

неподдельного горя отвлекло его от всяких умозаключений. "Она, быть может,

Проплакала сегодня всю ночь, - подумал он, - но пройдет время, и с каким

чувством стыда она будет вспоминать об этом! Ей будет казаться, что ее сбили

С толку в юности, что она поддалась жалкому плебейскому образу мыслей.

Круазенуа - человек слабый: он, конечно, женится на ней, и, признаться,

Отлично сделает. Она ему создаст положение.

Господством мощного, широкого ума.

Над жалкой скудостью обыденных суждений. Ах, вот действительно забавно:

С тех пор как я обречен умереть, все стихи, какие я когда-либо знал в жизни,

так и лезут на ум. Не иначе как признак упадка..?"

Матильда чуть слышным голосом повторяла ему:

- Он в соседней комнате.

Наконец ее слова дошли до него. "Голос у нее ослаб, - подумал он, - но

Вся ее властная натура еще чувствуется в ее тоне. Она говорит тихо, чтобы не

вспылить".

- А кто там? - мягко спросил он.

- Адвокат, надо подписать апелляцию.

- Я не буду апеллировать.

- Как так! Вы не будете апеллировать? - сказала она, вскакивая и гневно

сверкая глазами. - А почему, разрешите узнать?

- Потому что сейчас я чувствую в себе достаточно мужества умереть, не

Сделав себя посмешищем. А кто может сказать, каково будет мое состояние

через два месяца, после долгого сидения в этой дыре? Меня будут донимать

Попы, явится отец. А хуже этого для меня ничего быть не может. Лучше

Умереть.

Это непредвиденное сопротивление пробудило всю заносчивость, все

Высокомерие Матильды. Ей не удалось повидаться с аббатом де Фрилером до

Того, как стали пускать в каземат, и теперь вся ярость ее обрушилась на

Жюльена. Она боготворила его, и, однако, на протяжении пятнадцати минут,

Пока она осыпала его проклятиями за скверный характер и ругала себя за то,

Что полюбила его, он снова видел перед собой прежнюю гордячку, которая

Когда-то так унижала и оскорбляла его в библиотеке особняка де Ла-Моля.

- Для славы вашего рода судьба должна была бы тебе позволить родиться

Мужчиной, - сказал он.

"Ну, а что до меня, - подумал он, - дурак я буду, если соглашусь

Прожить еще два месяца в этой отвратительной дыре и подвергаться всяким

Подлостям и унижениям, какие только способна изобрести аристократическая

Клика, а единственным утешением будут проклятия этой полоумной... Итак,

Послезавтра утром я сойдусь на поединке с человеком, хорошо известным своим

Хладнокровием и замечательной ловкостью... Весьма замечательной, - добавил

мефистофельский голос, - он никогда не дает промаха".

"Ну что ж, в добрый час (красноречие Матильды не истощалось). Нет, ни

за что, - решил он, - не буду апеллировать".

Приняв это решение, он погрузился в задумчивость... "Почтальон принесет

Газету, как всегда, в шесть часов, а в восемь, после того как господин де

Реналь прочтет ее, Элиза на цыпочках войдет и положит газету ей на постель.

Потом она проснется и вдруг, пробегая глазами, вскрикнет, ее прелестная

ручка задрожит, она прочтет слова: "В десять часов пять минут его не стало".

Она заплачет горючими слезами, я знаю ее. Пусть я хотел убить ее, - все

Будет забыто, и эта женщина, у которой я хотел отнять жизнь, будет