теперешние де Ла-Моли никогда на такое дело не отважатся: не такие это люди.
Мадемуазель де Ла-Моль так все кругом завидуют! Ее позор завтра же прогремит
по всем четыремстам гостиным! И с каким наслаждением за него ухватятся!
Прислуга уже и сейчас судачит о том, что я пользуюсь особым вниманием, - я
Знаю это, я слышал, как они болтали.
А с другой стороны-эти письма!.. Они, верно, думают, что я с ними не
Расстаюсь. Вот они и решили заманить меня в ее комнату, а там бросятся на
Меня и отнимут их. Возможно, меня там будут подстерегать двое, трое,
четверо. Кто их знает? Но откуда же они возьмут этих людей? Да разве в
Париже теперь найдешь слуг, на которых можно положиться? Все они трусят
Перед судом... Ах, черт... да ведь это могут быть они сами - Келюсы,
Круазенуа, де Люзы. Какой соблазн для них полюбоваться этим зрелищем, когда
я буду стоять перед ними дурак дураком! Берегитесь участи Абеляра, господин
секретарь!
Ах так, господа? Но уж я позабочусь, чтобы и у вас сохранились следы:
Буду бить прямо по лицу, как солдаты Цезаря при Фарсале... А письма я сумею
припрятать в надежное место".
Жюльен переписал два последних письма и спрятал их в один из томов
Роскошного издания Вольтера, взятого из библиотеки, а оригиналы сам понес на
Почту.
Когда он вернулся домой, он вдруг, словно очнувшись, спросил себя с
изумлением и ужасом: "Что я делаю! Ведь это совершенно безумная затея!" До
Этого он целых четверть часа ни разу не подумал о том, что ему предстоит
Нынче ночью.
"Но если я откажусь, я потом буду презирать себя. Всю жизнь я буду
Мучиться сомнением, а для меня такое сомнение страшнее всего на свете. Как я
тогда мучился из-за любовника этой Аманды! Мне кажется, я бы скорее простил
Себе самое настоящее преступление, раз признавшись, я бы перестал о нем
думать. Как! Судьба посылает мне такой невероятно счастливый случай,
Выделяет меня из толпы, чтобы сделать соперником человека, который носит
одно из самых славных имен Франции, и я сам, добровольно, уступаю ему! Да
ведь это трусость - не пойти. А если так - тогда решено! - воскликнул
Жюльен, вскакивая. - Да к тому же еще такая красотка!
Если все это не предательство, то на какое же безумие решается она ради
меня!.. А если это, черт возьми, фарс, что ж, господа, от меня зависит
Превратить эту шутку в нечто весьма серьезное, и я это сделаю.
А если мне сразу свяжут руки, как только я появлюсь в комнате? Вдруг
они там поставят какой-нибудь хитроумный капкан!"
"Но ведь это как на дуэли! - сказал он вдруг, рассмеявшись. - Всякий
Удар можно парировать, как говорит мой учитель фехтования, но господь бог,
Который хочет положить конец поединку, делает так, что один из противников
забывает отразить удар. Во всяком случае, у меня есть чем им ответить". - С
Этими словами он вытащил из кармана свои пистолеты и, хотя они были недавно
Заряжены, перезарядил их.
Времени впереди было много, можно было еще чемнибудь заняться. Жюльен
сел писать письмо Фуке: "Друг мой, письмо, которое сюда вложено, ты вскроешь
Только в том случае, если что-нибудь случится, если ты услышишь, что со мной
Произошло нечто необыкновенное. Тогда сотри собственные имена в рукописи,
Которую я тебе посылаю, сделай восемь копий и разошли их по газетам в
Марсель, Бордо, Лион, Брюссель и так далее; через десять дней отпечатай эту
Рукопись и пошли первый экземпляр маркизу де Ла-Молю, а недели через две
разбросай ночью остальные экземпляры по улицам Верьера".
В этом маленьком оправдательном документе, написанном в форме
Повествования, который Фуке надлежало вскрыть, только если случится
Что-нибудь необычайное, Жюльен постарался, насколько возможно, пощадить
Доброе имя м-ль де Ла-Моль; однако он все же весьма точно описал свое
Положение.
Жюльен запечатывал свое послание, когда позвонили к обеду; сердце его
