Сегодня целый день. Я так мало еще держал ее руку в своей, что это не может
Считаться завоеванным мною правом, которое будет признано за мной раз и
навсегда".
Госпожа Дервиль еще раз предложила пойти домой, и в эту самую минуту
Жюльен крепко стиснул в своей руке покорно отдавшуюся ему руку.
Госпожа де Реналь, которая уже совсем было поднялась, снова села и
сказала еле слышным голосом:
- Мне, правда, немножко нездоровится, но только, пожалуй, на свежем
Воздухе мне лучше.
Эти слова так обрадовали Жюльена, что он почувствовал себя на седьмом
Небе от счастья; он стал болтать, забыл о всяком притворстве, и обеим
Подругам, которые его слушали, казалось, что милее и приятнее человека нет
На свете. Однако во всем этом красноречии, которое нашло на него так
Внезапно, была некоторая доля малодушия. Он ужасно боялся, как бы г-жа
Дервиль, которую раздражал сильный ветер, видимо, предвещавший грозу, не
Вздумала одна вернуться домой. Тогда ему пришлось бы остаться с глазу на
Глаз с г-жой де Реналь. У него как-то нечаянно хватило слепого мужества
Совершить то, что он сделал, но сказать теперь г-же де Реналь хотя бы одно
Слово было свыше его сил. Как бы мягко она ни упрекнула его, он почувствует
Себя побежденным, и победа, которую он только что одержал, обратится в
Ничто.
На его счастье в этот вечер его прочувствованные и приподнятые речи
Заслужили признание даже г-жи Дервиль, которая частенько говорила, что он
Держит себя нелепо, как ребенок, и не находила в нем ничего интересного. Что
Же касается г-жи де Реналь, чья рука покоилась в руке Жюльена, она сейчас не
Думала ни о чем, она жила словно в забытьи. Эти часы, которые они провели
Здесь, под этой огромной липой, посаженной, как утверждала молва, Карлом
Смелым, остались для нее навсегда счастливейшей порой ее жизни. Она с
Наслаждением слышала, как вздыхает ветер в густой липовой листве, как
Стучат, падая на нижние листья, редкие капли начинающегося дождя. Жюльен
Пропустил без внимания одно обстоятельство, которое могло бы чрезвычайно
порадовать его: г-жа де Реналь на минуту встала, чтобы помочь кузине поднять
Цветочную вазу, которую ветер опрокинул им под ноги, и поневоле отняла у
Него руку, но как только она опять села, она тотчас же чуть ли не
Добровольно отдала ему руку, как если бы это уже с давних пор вошло у них в
Обычай.
Давно уже пробило двенадцать, пора было уходить из сада; они разошлись.
Г-жа де Реналь, совершенно упоенная своей любовью, пребывала в таком
Блаженном неведении, что даже не упрекала себя ни в чем. Всю ночь она не
сомкнула глаз: счастье не давало ей уснуть; Жюльен сразу заснул мертвым
Сном, совершенно изнеможенный той борьбой, которую в течение целого дня вели
В его сердце застенчивость и гордость.
Утром его разбудили в пять; проснувшись, он даже не вспомнил о г-же де
Реналь, - если бы она знала это, каким бы это было для нее жестоким ударом!
Он выполнил свой долг, героический долг. Упоенный этим сознанием, он заперся
На ключ у себя в комнате и с каким-то новым удовольствием погрузился в
Описания подвигов своего героя.
Когда позвонили к завтраку, он, начитавшись подробных донесений об
Операциях Великой Армии, уже забыл о всех своих победах, одержанных
накануне. Сходя в столовую, он полушутливо подумал: "Надо будет сказать этой
женщине, что я влюблен в нее".
Но вместо томных взоров, которые он рассчитывал встретить, он увидел
Сердитую физиономию г-на де Реналя, который уже два часа назад приехал из
Верьера и сейчас отнюдь не скрывал своего крайнего неудовольствия тем, что
Жюльен провел целое утро, не занимаясь с детьми. Нельзя было представить
Себе ничего отвратительнее этого спесивого человека, когда он бывал чемлибо
Недоволен и считал себя вправе выказывать свое неудовольствие.