Каждая битва для кого-то последняя 1 страница

 

День утопал в крови. Красную пыль нес шакал-ветер, багровое солнце в далеких небесах раскалило песок и стены Форта Последней надежды, будто старой коростой покрытые облупившейся алой глиной. Кровь на белых туниках кругоносцев из-за контраста выделялась особенно ярко. Штурм шел уже второй час, крови было в достатке.

Один за другим братья падали под шквалом стальных ос, стрелы летели снизу, от подножья вала, где кружила волчья стая легких всадников Рашида. Воины проклятой сотни Луи де Люмино отвечали арбалетными залпами, грохотом пушек и треском аркебуз. Но если внизу, в постоянно движущейся, меняющей очертания и облик, перетекающей сама в себя массе людей и коней, болты и свинец просто растворялись, будто песчинки в окружающей поле боя пустыне, то наверху каждый мертвый отзывался погребальным звоном по нервам его товарищей. Убитых, в тщетных попытках верить в лучшее, оттаскивали к подножью смотровой башни, раненых – во внутренний двор, где несколько прибившихся к отряду маркитантов-смертников омывали кровоточащую плоть и наскоро перевязывали ее воняющими смертью тряпками, оставшимися от ушедших в лучший мир. Луи знал – скоро раненые обратятся мертвыми, а тела мертвых будут преданы поруганию мстительными ордами ночного бога.

Бой шел не на равных. Внизу, вращающиеся в безумной пляске войны, скакали, метая свои острые стрелы, конные лучники, их было меньше тысячи, но постоянное мельтешение заставляло даже самых привычных воинов думать, что их там несчетные мириады. Вдалеке, с верной дружиной лучших воинов, на холме расположился Рашид Великолепный, эмир Сгоревшего Города, Рашид Мясник, как его звали кругоносцы. Дерзкий военачальник не желал оставлять за спиной ни одного очага сопротивления. Он обещал, что ни один неверный не минует его меча. Хмааларец выжидал, за ним шла его неисчислимая армия. Но ждал он, пока стрелы измотают дерзких южан, чтобы можно было перейти от прелюдии к основному действу. Говорят, в своем гареме эмир всегда заставлял жен играть друг с другом, прежде чем возлечь с одной из них. Стеной из ненависти и стали вокруг Рашида блистали его тяжелые всадники – сипахи.

– Траханый в жопу недоносок, – на стену, отдав приказания своим людям, взошел Эктор, в его доспехе торчало с десяток стрел, но он не обращал на них никакого внимания: большинство застряло в кольчуге, а парочка наверняка запуталась в жестком, черном волосе, которым зарос ветеран. – Меня бесит он, его намасленные мальчики на тощих клячах и эта тряпка с черной закорючкой над ними.

– Ничего, Эктор, – хладнокровно произнес Луи де Люмино, от подножья вала прилетела стрела и разбилась о наплечник с кругом, – скоро он тебя прикончит, и ты забудешь о ненависти.

– Умеешь ты подбодрить, – рыцарь хлопнул командира по спине и выпустил стрелу из тяжелого арбалета в беснующееся море смерти и у подножия форта, наверняка там сейчас же упал смуглый воин с перекошенным лицом, отдавший жизнь за освобождение своей земли. – Мы еще повоюем!

– Картечь! – запыхавшийся и весь покрытый пороховой копотью, по стене от артиллерийской позиции приблизился наемник Бернард.

В тот же момент стрела одного из наиболее метких или удачливых воинов черного бога сорвала с него берет с запыленным пером.

– Бляди! Идите сюда и возьмите меня! – командир стрелков неистово выпалил из двух пистолей сразу, внизу прервалась еще чья-то жизнь, наемник не знал промаха, а по неверным стрелял только «злыми зарядами» – пулями, скрепленными леской. Затем он выхватил из кобуры гартарудский паровой револьвер и выстрелил еще два раза, окутавшись белым дымом.

– Ты что-то хотел сказать? – стрела оцарапала щеку брата Луи, это максимум на что могли рассчитывать хмааларцы, доспех ценой в баронство защищал своего хозяина от оружия дальнего боя, сохраняя для честной схватки лицом к лицу.

Круглое, симпатичное лицо Бернарда просто дышало яростью, ни дать ни взять – школяр, которому «несправедливо» поставил «неуд» старый профессор.

– Притащите этих смуглых педиков к стене! И я обрушу на них всю любовь моих девочек! – голос был сильным и звонким, от переизбытка эмоций сбивался на писк.

– Вылазка? – рука брата Микаэля поймала стрелу в дюйме от горла Бернарда. – Звучит разумно. Ударим быстро, заставим противника за нами погнаться, заведем под залп бомбард.

– Я в курсе, как это делают, брат, – ответил задумчивым голосом Луи.

– Желаешь, чтобы я возглавил атаку? – пропустив остроту, поинтересовался рыцарь Ордена Красной Перчатки.

– Нет, – отрицательно покачал головой командир форта без надежды. – Если идти, то всем. Бернард. Останешься командовать обороной. Мы немного растолкаем этих ленивых трусов.

– Вот это дело! – восхитился Эктор. – Мой брат давно жаждет крови неверных!

Массивный рыцарь похлопал тяжелой рукой свой огромный молот из холодного серебра.

– По коням, – вскинул руку, отдавая команду, брат Луи.

Внизу сразу началась суета, заметались бойцы, выводя из импровизированных стойл, сокрытых от стрел, сохранившихся в строю боевых лошадей, засверкали одеваемые тяжелые доспехи кавалерии. В бой шли командиры – Луи де Люмино, брат Микаэль и его легкая кавалерия, Эктор и несколько лучших рыцарей-ветеранов из его тяжелой пехоты, хорошо умеющих держаться в седле. Всего двадцать шесть человек. И двадцать седьмой – Патрик.

– Тебе нет необходимости идти в бой, друг мой, – обратился командир проклятого воинства к своему оруженосцу, когда тот помог ему подняться в седло. – Многие не вернутся. Я буду скорбеть много больше, если ты окажешься среди них.

Шестнадцатилетний парень в кольчужном хауберке и нескольких сегментах доспехов (на полный у него не хватило денег и трофеев) улыбнулся и ответил:

– Смерть я смогу пережить, мой господин, но не позор.

Сумрачно кивнув, Луи повернулся к потрепанному отряду кругоносцев:

– Братья! За этой стеной кучка шакалов, решивших, что они могут скалиться на воинов Единого! Покажем этой мрази, как они ошибаются?!

Пехота уже открывала ворота, стрелы градом сыпались на щиты и стены, снизу разносился гул голосов и грохот копыт. Луи тронул бока верного коня – могучего, черного дестриэ по кличке Меч. Позади Патрик, чуть отстав, взлетел в седло своего жеребца. Шаг, рысь, галоп – кругоносцы шли в атаку. На стенах бронзовые бомбарды заряжали картечью.

Пасть древней крепости распахнулась и извергла поток обнаженной стали, молниеносный бросок – и кругоносцы врубились в неровные боевые порядки хмааларцев. Их успеху сопутствовало легкое вооружение противников – акинаки, реже легкие сабли и дротики для ближнего боя у противника, а также тактика боя конных лучников. Стрелки на легких лошадях постоянно находились в движении, большая часть держалась так, чтобы оставаться за пределами стальной мести форта, они приближались, чтобы выпустить рой стрел, и тут же отступали назад, давая место другим.

Враг, чувствуя свое полное превосходство над рыцарями форта, не ожидал дерзкой вылазки, кругоносцы сталью и яростным натиском тут же внесли разлад в нестройные ряды лучников, многие предпочли отступить, и многие из отступивших, переоценив опасность, бросились прочь в паническом бегстве.

Брат Луи вел клин вперед. Находясь на острие атаки, он первым снял кровавую жатву в рядах врагов. Первый противник – всадник со злым, смуглым лицом и пронзительными голубыми глазами, упал рассеченный Стражем Пламени от плеча до середины живота, его конь, бешено вращая глазами, рванулся в сторону, ударил соседа и в треске костей повалился на песок, увлекая вниз лошадь и седока. Следующим был мальчишка лет девятнадцати, тщетно пытавшийся вырастить бороду, он оказался быстр, даже выпустил кругоносцу стрелу в лицо, почти в упор. Рыцарь отклонил ее мечом, а затем протаранил лучника своей лошадью. Ударами могучих копыт дестриэ прикончил тонконогого хмааларского жеребца и седока.

По правую руку от Луи скакал брат Микаэль, он был окружен алым свечением, а ятаганы в сильных руках рыцаря Ордена сияли, будто только что извлеченные из кузнечного горна. Рубанув обоими клинками, неистовый всадник свалил сразу двоих, запахло горелым мясом. На него налетели трое, неистово размахивая саблями, три вспышки пламени – один падает с выжженным лицом, второй скачет прочь, пытаясь удержать дымящиеся внутренности, лезущие наружу, третий широко скалится выросшим на горле ртом.

Патрик, ранее отставший, пару раз появлялся возле невозмутимо прокладывающего себе путь в толпе людей и коней Эктора, но потом полностью исчез из поля зрения командира отряда. Ветеран же очень скоро расчистил себе место на поле боя, будто бог войны, воплощение Единого-Воина, которого более прочих почитали кругоносцы, он повергал в прах легко вооруженных воинов, не способных ни пробить его доспех, ни остановить сияющий золотистым светом молот. Вот упал, поверженный вместе с конем, тяжеловесный бородач, с особым луком из костей и рогов, затем вылетел из седла лишившийся челюсти десятник хмааларцев, которого не спас ни шишак с конским султаном, ни чешуйчатая кольчуга.

Вылазка оказалась удачной, даже более того, враги умирали десятками, кругоносцы же потеряли всего пятерых. Брат Луи понял, что надо отступать, только когда увидел вдали на поле боя блеск доспешной стали и знамя с черным полумесяцем. Впечатленный Рашид сам решил наказать дерзких «неверных».

Бывший барон поднес к губам рог, и тут его внезапно выбили из рук, безумно размахивающий саблей хмааларец, мальчишка лет семнадцати, налетел на закованного в тяжелые доспехи командира стальных людей. Досадливо взглянув на подарок герцога Люзона, исчезающий под копытами коней, кругоносец развалил надвое голову смелого врага. Драгоценные мгновения уходили, нужно было срочно командовать отступление. Поблизости оказался ветеран с его молотом.

– Эктор! – густой и сильный баритон Луи разнесся над полем брани.

Гигант сражался против троих конных лучников, один из них был вооружен пикой.

– ЭКТОР! Твоя мать была шлюхой! – проревел некуртуазно, пытаясь привлечь внимание, бывший барон.

– Чего тебе? – ветеран свободной рукой вырвал из седла одного из противников, с силой швырнув того на землю. Принял на молот удар сабли второго.

– Нужно трубить отход! – в горло забивались пыль и песок.

– Добро, – Эктор ткнул очередного лучника молотом в грудь, тот осел вместе с конем, животное не выдержало и кувыркнулось, сминая всадника. – А за мать еще ответишь.

Ветеран повернулся к командиру и погрозил тому кулаком. В тот же момент пика последнего из противников гиганта вошла ему в грудь, найдя щель в пластинах доспеха. Зарычав, Эктор вырвал пику из груди, и ею пронзил хмааларца, будто коллекционер бабочку иголкой. Затем рыцарь сорвал с пояса свой бронзовый рог и, превозмогая боль, затрубил. Поодиночке и парами бойцы отряда последней надежды начали выходить из боя.

К подножию каменистой тропы, ведущей наверх, их вышло шестнадцать, не так уж плохо, учитывая численный перевес противника. Измотанные, раненные, но окрыленные победой, рыцари возвращались под защиту форта. В спину им дышали сипахи Рашида.

Луи уходил одним из последних, за ним шли лишь Микаэль и двое его легких всадников. Оглянувшись назад, командир отряда увидел, как в пыль полетел один из них, захваченный арканом за шею. Мгновением позже второй был разрублен саблей дюжего хмааларца в черненом доспехе из прямоугольных пластин, с лицом, заросшим кудрявой бородой до самых глаз. Взглянув на слишком медленно приближающиеся ворота, раскрывающие навстречу беглецам свои пыльные объятья, Де Люмино понял, что они не успевают. Враг войдет в крепость на плечах кругоносцев и все будет кончено.

Подобная мысль пришла в голову и Микаэлю, теперь скакавшему последним. Рыцарь ордена Красной Перчатки резко осадил коня. Чуть отклонившись в седле, он пропустил мимо удар бородача и в следующий момент перекрестным ударом снес тому голову. Брат давал им шанс, остатки отряда кавалеристов уже въезжали в ворота.

Луи оглянулся в последний раз. Микаэль сражался молча и упорно. Наверное, сейчас он должен был бы крикнуть: «Бегите, я их задержу!», а командир ответить что-то наподобие: «Мы не забудем твоей жертвы». Но слова были лишними, да и внимание отвлекали. Они оба пришли сюда умирать. И Микаэль первым предстанет перед Единым. Возможно, он поможет потом Луи скостить пару-тройку грехов.

Воин в красном бился с двумя, потом с тремя, с шестью противниками, он успел повергнуть четверых, пока его не ранили, и еще двоих, пока удар тяжелым копьем с разгона не вынес его из седла. Но и после он оборонялся, шатаясь между лошадьми и принимая удары на выщербленные ятаганы.

– Огонь, мать вашу, неторопливые суки!

Взревели две пушки, рявкнули аркебузы. Никаких сантиментов. Умирающего Микаэля и его противников, лучших воинов Рашида Великолепного, накрыла ярость каленой картечи и жестокая безразличность свинца. Лучшие воины, не имея возможности скрыться или сбежать, падали в прах, насыщая песок своей горячей кровью. Сам эмир опоздал к пиршеству всего на несколько конских корпусов. Опоздал и обозлился. Под этим залпом погибли брат и племянник Рашида, решившего, что Форт Последней надежды можно взять малой кровью.

 

Микаэль отправился к Единому под гром наилучших фанфар для воина.

Вернувшись в форт, Луи наскоро пересчитал людей. Не вернулись многие, и почти все были ранены. В том числе Эктор, который кашлял кровью и булькал доспехом при движении. Среди отсутствующих был Патрик.

Предков мрачный оскал

 

Кабинет был немного нескладным, обширная, заставленная всяческим добром комната будто пыталась копировать чей-то стиль, манеру декорирования, за которой тянулась, но не могла полностью повторить. Возможно, причиной тому была личность хозяина. В большой комнате, заставленной книжными шкафами, добротной, обитой бархатом, еще не потемневшей от времени мебелью, с картинами битв прошлого и клинками, блистающими свежей сталью, Иоганн ван Роттенхерц беседовал с Марком Виктором де Люмино. Старший брат страдающего от темного недуга Луи был взволнован и говорил сбивчиво, будто не знал, как придать кипевшим в душе чувствам завершенную форму. Его можно было простить – юноша, как и отец, был поэтом.

– Простите меня, мэтр, за то, что отнимаю ваше время, но то, о чем вы говорили, – юноша был одет в камзол кремового цвета, такие же кюлоты, чулки и домашние туфли, вкупе с острым, угловатым лицом и тощими руками, тискавшими ни в чем не повинный томик «Любовных молитв» Арчибальда де Тольманри, получался образ романтической пасторали, – это так важно, так сложно и значительно, и перед тем, как вы перейдете к делу, я хотел бы объясниться.

– Прошу вас, принц, – устало произнес охотник на монстров, – говорите по существу. Дорога была долгой, и мне сейчас не до долгих объяснений. Тем более, я все сказал на общем собрании.

Иоганн стоял, устало опираясь на открытую полку книжного шкафа локтем, затянутым в плотную кожу походного жюстокора. В пальцах второй руки он задумчиво вертел оловянного гвардейца. В этой комнате, пытавшейся быть взрослой, как и ее хозяин, встречалось немало детского – на книжных полках стояли ряды деревянных и оловянных солдат с пушками и знаменами, на бархате тяжелого кресла с массивными ручками сидел плюшевый медведь, обнимающий фарфоровую куклу. К рукояти кавалерийского палаша на стене была привешена на тонкой нитке кисточка для кошек. Чернильница на столе была выполнена в виде дракона, а бумага поэта была розовой. В свой кабинет алмарца старший сын семейства Люмино увлек сразу после тяжелого разговора, который по приезде провел Иоганн со всем семейством.

– То, о чем, вы говорили, – голос четырнадцатилетнего субтильного юноши звенел как хорошо натянутая струна, – опасность, мрачный ритуал, противный воле Единого, необъяснимый вред для души Луи. Все это неважно!

Иоганн ван Роттенхерц вернулся на закате, шла середина ихтиониса – месяца Гнева Моря, который начался праздником Безумия Морских Бесов. Промозглый ливень окутывал мир серыми красками, рваные густые облака старыми тряпками закрывали небо и гасили золото солнечного цвета, пятная его осенней грязью. Поместье рода Люмино тоже посерело, светлые краски и игривая вычурность архитектуры более не могли противостоять жестокому наступлению осенней мглы. Внизу, утопая в тумане, волновалось озеро, катя свои холодные волны к утесу родового гнезда маркизов. Охотник на монстров, продрогший и усталый, ввел на внутренний двор своего вороного, тоже недовольного погодой и дальней дорогой, и, сняв с верного коня две тяжелых седельных сумки, прошествовал в дом. Не отвечая на лишние вопросы, он приказал немедленно собрать все семейство.

«Здесь, в этих сумках, нечто, способное вернуть вашему сыну здоровье и успокоение. Нечто, что также может повредить его бессмертной сущности. Нечто, идущее против законов Единого и нашей веры. Вы – его семья, и потому я не могу принять решение самостоятельно. Вы несете ответственность за ребенка, и потому определить его судьбу я вверяю в ваши руки. В этих сумках – кости и травы, специальные красители и колдовская ткань, растертый прах, крылья летучих мышей и нечестивые идолы шаманов далекого Экваториального Архипелага. Здесь все необходимое, чтобы я мог совершить ритуал, который позволит вырвать вашего сына из когтей проклятья. Фактически, по законам вашей страны, я пойду против веры Единого и запретов Гильдии Колдунов. Будет призван дух вашего далекого предка, того самого кругоносца Луи де Люмино. И если наследие вашего дома сильно, рыцарь сумеет освободить мальчика от чар, совершенных моим родителем. Остается получить ваше согласие, или отказаться от надежды».

Иоганн вспомнил свои недавние слова. Оловянный солдатик вновь повернулся в пальцах, сверкнув начищенным багинетом винтовки. Он ожидал увидеть на лицах взволнованного его приездом семейства гнев, возмущение, удивление, даже желание немедленно передать алмарца в руки инквизиции. Однако, после долгого молчания, за всю семью ответил, выразив общее мнение, старый маркиз:

«К черту законы! Главное, чтобы парень был здоров!»

А сразу после общего собрания, оказавшегося неожиданно не таким тяжелым, как Иоганн предположил, его позвал побеседовать Марк, который выглядел так, будто собирался раскрыть охотнику все тайны бытия.

– По существу, – будущий маркиз, не имея сил смотреть на сурового алмарца, повернулся и уставился на картину с обнаженной купальщицей, которая занимала место прямо напротив его рабочего стола. – Вы слышали ответ моего деда, и я полностью солидарен с ним. Мы все солидарны. Луи нужного спасти! – голос де Люмино наполнился пафосной бравадой. – Того требуют законы природные и голос кровного родства в моих жилах и жилах моих родственников. Лишиться Хорька, все равно, что лишиться сердца!

– Хорька? – переспросил Иоганн, лишь бы как-то прервать словоизлияние.

– Так Карла зовет наш учитель фехтования, – смутился подросток, но быстро снова возвысил голос. – И это то, о чем я хотел с вами побеседовать!

– Юноша, – ван Роттенхерц оставил оловянного воина и, сбросив с кресла куклу и медведя, устало повалился на возмущенный столкновением с грубой, да к тому же мокрой кожей бархат. – Дам вам один совет, на будущее. Когда-нибудь, думаю скоро, отец поведет вас в бордель. И если прелюдия будет столь же долгой – ваша шлюха просто заснет. Избегайте конфузов – будьте лаконичней.

– Но я же говорю об очень важных вещах! – вспылил протомаркиз.

– Так не облекайте важное в шелуху лишних слов, – Иоганн чиркнул спичкой о драгоценную обивку и закурил трубку – осенью он всегда много курил.

– Ну хорошо, – сдался Марк Виктор. – Возможно, вам часто доводилось слышать, что братья не ладят – ссорятся, дерутся, воруют и портят вещи друг друга. А старшие третируют младших.

– У меня, знаете ли, не было братьев, но старшие послушники в монастыре никогда не стеснялись наградить вашего покорного слугу тумаком.

– Так вот у нас было не так. С самого детства между мной и Луи сложилась крепкая связь. Надежная братская любовь и дружба.

– Очень рад за вас, – Иоганну совсем перестал нравиться этот разговор, он знал почему, и за это не нравился сам себе.

– Луи всегда был верным, честным и надежным, – Марк заговорил без лишней бравады, он был прям и искренен. – Мы проводили очень много времени вместе, а на занятиях по фехтованию он всегда помогал мне, если что-то не получалось.

– А не получалось, видимо, часто?

– Да, – сокрушенно покачал головой скоро-маркиз. – Иногда я думаю, что мой младший брат должен был стать старшим, он и вел себя всегда взрослее меня.

– Ну, это, я думаю, преувеличение – ведь когда он мочил пеленки, вы уже научились ходить. Это дает основания для чувства превосходства.

– Вам смешно! – вновь заговорил подросток с вызовом. – Может, я смешон, но там, наверху умирает от неизвестной хвори, или проклятия, один из самых дорогих в моей жизни людей! Черт возьми!

– Не поминайте всуе, юноша, вашему деду уже все равно, а вас, может, еще постигнет благостное перерождение, – Иоганн выпустил облако дыма, окутавшее комнату черным сумраком.

– Он даже спас мне жизнь! – продолжил Марк, не обратив внимания на ремарку. – Может я и начал ходить первым, зато мой брат много лучше умел лазать, бегать и прыгать. Как-то раз, мы шли фехтовать на природу. Наш наставник хром. Он отстал. Ожидая его, Луи и я начали играть в салки. И я свалился в колодец. Или яму. Какую-то старую каверну, наполненную вонью и гнилью.

Ван Роттенхерц призывно помахал в воздухе трубкой и изогнул бровь, требуя продолжения повести.

– Я упал и отключился! А когда очнулся – Луи на спине вытаскивал меня из этой клоаки, где я мог умереть! Я почти утонул в этой гнилостной жиже, у меня была сломана нога... А мой брат не испугался, не убежал звать взрослых, он нашел веревку, спустился и вытянул меня оттуда на своей спине.

– Поучительная история о необходимости смотреть по сторонам, – подытожил ван Роттенхерц. – Так к чему вы это?

– А к тому, месье алмарец, – лицо юного поэта, сделалось до комичности серьезным, он в изнеможении опустился в свое рабочее кресло, – что все это тянется слишком долго. Мой брат страдает. Вы привозите новые панацеи, а ему становится от них только хуже. Луи так невероятно кричал в последний раз. Я не знаю – может быть, вы шарлатан, или просто плохо разбираетесь в своем деле. Причин множество. Но ради брата я готов на все. Верните мне его!

Последние слова подросток кричал. Охотник на монстров ждал завершения бурного всплеска эмоций.

– Если требуются деньги, я готов вам их дать – от бабушки мне достался личный счет, с серьезной суммой. Если ваш хальст плохой помощник – я готов его заменить. Все что потребуется, даже собственную жизнь, я готов отдать ради брата! – смущенный собственным поведением Марк замолчал.

– Оставьте себе ваши гроши, мой юный друг, равно как и помощь, – ван Роттенхерц был одновременно раздосадован и тронут, столь сильные братские чувства встречать доводилось не часто. – Я не шарлатан и не бездарь. В этом могу вас уверить. Поклясться честью, если она чего-то стоит. И я не отступлю и не брошу вашего брата. Луи будет здоров. Оставьте себе и свою жизнь. Если понадобится, я отдам собственную. По долгам надо платить.

Выбив потухшую трубку на шерстяной ковер, не говоря более не слова, даже не попрощавшись, алмарец покинул кабинет. Он решил не медлить и вместо сна направился в комнату Луи.

По указанию Иоганна комнату «больного» освободили от всего лишнего – мебели, игрушек, картин. Гиттемшпиц особенно ворчал, когда ему на пару с хозяином, не чуравшимся грязной работы, пришлось выносить массивную кровать Луи. Ван Роттенхерц считал, что слуг дома будет излишне впутывать в «еретические» ритуалы, которые собирается проводить тут чудаковатый иностранец. И хальста, от природы не склонного излишне напрягаться, это обстоятельство не слишком порадовало. С матом, ворчанием и парой отдавленных пальцев работа все равно была завершена в кратчайшие сроки. И уже к двум часам ночи охотник на монстров смог приступить к ритуалу.

Ребенок был закутан в специальный плед, служивший для усиления ритуала и защиты подопытного от вредного влияния тех сил, к которым собирался призвать алмарец. Пеплом, киноварью и тертым мелом из Каньона мертвецов Иоганн вычертил, сообразуясь с наставлениями из старого и весьма потрепанного дневника, сложный набор мистических знаков. На специальных пьедесталах из бронзы, опала, нефрита и обсидиана расположил защитные тотемы, возле головы Луи поставил охранного идола. У ног он положил кубок Кровавой луны, мрачный сосуд из малахита и зеленой меди.

Этот ритуал ван Роттенхерц привез из мест, где заканчивалось влияние всесильного в Гольвадии культа Единого, строго запрещавшего подобные экзерсисы. Охотнику пришлось прибегнуть к мудрости таинственных джунглей и священных равнин Экваториального Архипелага. За тайные знания, которые он почерпнул там, Иоганн заплатил единственным, что умел хорошо – уничтожением пантер-оборотей, монструозных шестиглазых аллигаторов и прочих жутких тварей тех далеких, незнакомых мест. Впрочем, это было давно.

В Гольвадии – скоплении островов, где располагались, соседствуя, и Алмарская Империя, и Шваркарас, и множество других государств, то, чем собирался заняться ван Роттенхерц, считалось незаконным по религиозным и практическим основаниям. Колдовство, в самых разнообразных формах, не было запретным в этих землях – особое плетение ткани, руны, знаки и символы, хождение по снам, астрология, кузнечный мистицизм. Все это встречалось в огромных количествах, а колдунов уважали. Мистики Шваркараса даже были централизованно объединены в специальную Гильдию или Ковен, обладавшим не меньшим могуществом, чем Церковь или Гильдия Магов. Но практика, к которой собирался воззвать охотник на монстров, воспринималось гольвадийской мистической традицией не иначе как некромантия. Некроманты же, почти во всех формах, были вне закона. Слишком свежи были шрамы завершившейся восемь веков назад Эпохи Черного Неба, когда почти весь архипелаг был под властью Звездной Конфедерации чернокнижника Виттуса Мальгвезийского. Черные рыцари, ведьмы, вампиры, мастера темных искусств и многочисленные живые мертвецы, поднятые их злой волей, почти безраздельно владели этой частью мира, порабощая и уничтожая живых. Никто не хотел повторения тех событий.

И потому Иоганну вновь пришлось обратиться к старым связям, заслуженным былыми подвигами. Кровью и потом. В Экваториальном Архипелаге тоже была Эпоха Черного Неба, были свои властители тьмы и орды живых мертвецов, были взбунтовавшиеся кровососы Пантеона Двух Лун и Госпожа Змеиного Солнца с ее мумиями. Однако туземные племена и княжества, затерянные среди густой зелени далеких островов, относились к таким вещам иначе. На Экваторе умели разделять культ предков – великих людей, ставших защитниками своего народа после смерти, и темные учения зла, поднимавшего мертвых из могил. К счастью для алмарца и Карла Луи, один из таких обитателей Экваториального Архипелага оказался в Шваркарасе с дипломатической миссией и дважды удачно – у него оказалось все необходимое для ритуала.

Благодаря мудрости старого шамана, пришедшего выказать свое почтение великому королю юга, ван Роттенхерц получил все необходимое для сложного мистического обряда – ингредиенты и наставления. Возможным это стало также благодаря счастливой случайности – десять лет назад мудрый шаман чуть не стало обедом плотоядной растительной твари, а некий охотник, проходивший мимо, предложил твари вместо дряблого мяса туземца познакомиться с отточенной сталью. Еще один долг оказался выплачен благодаря Луи.

Теперь алмарец собирался призвать на помощь тень великого предка рода Люмино. Он надеялся, что тот, прошлый Луи, окажется хотя бы на сотую часть таким могучим и отважным рыцарем, как о нем говорят потомки, и сможет встать нерушимой преградой на пути козней мертвого отца Иоганна. Один мертвец против другого мертвеца, злая воля чернокнижника против смелости и отваги кругоносца. Шансы были определенно на стороне охотника на монстров и его маленького пациента.

Ритуал длился несколько дней, несколько бессонных ночей, без еды и воды, при выматывающем нервном напряжении. Под монотонный говор Иоганна, читающего слова заговора и стоны Карла Луи, сменяющиеся подчас душераздирающими воплями. Ребенка корежило и метало. Во сне он с кем-то сражался, невнятно умолял его оставить, заламывал руки, скрежетал зубами, и, протяжно воя, принимался душить воздух. Одеяло, сотканное за месяц от полной луны к полной луне, не выдержало первым. Охранная ткань из нитей трех мистических цветов – красного (ярость), синего (воля), зеленого (твердость духа), не смогла сдержать безумного порыва терзаемого внутренними демонами ребенка и, треснув в нескольких местах, разлетелась на лоскуты.

Затем, оставляя ритуал без защиты от внешних влияний, в белом пламени исчез пепел, оставив на ковре выжженные следы. Скрытые имена духов царства мертвых утратили силу вместе с ним. Утром второго дня в безумном порыве страдающий де Люмино в беспамятстве схватил деревянный тотем орла и швырнул им в стену. Между стеной и больным оказался Гиттемшпиц, который протирал своему напарнику лицо мокрой тряпкой. Еще долго он жаловался потом на огромную шишку во лбу. Хальст отрубился, а орел разлетелся в щепки. Создавая макет обряда, ван Роттенхерц избрал тотемами только тех животных, которые обитали на территории Гольвадии. Во время церемонии они должны были сопровождать ребенка в царстве его снов и кошмаров. Видимо, Луи не очень любил птиц.

Вторым из тотемов пал волк. Зверь, выполненный из эбенового дерева, издал протяжный треск в унисон к вою де Люмино и раскололся на две половины.