Кукольная девочка или гримасы справедливости 1 страница

 

***

 

За окном вставал мрачный туманный рассвет. Таверна где-то на перекрестке мелких горных дорог была почти пуста. В камине алым закатным заревом умирал огонь, чуть выше на каминной полке посреди связок лука, мелких статуэток и "императорских" литровых кружек спал толстый чёрный кот, мурча во сне. За крепким столом неспешно беседовали двое:

– Значит, так ты и поступил? – трещит старческий, усталый голос.

– Да, именно так! – весело кивает головой кряжистый мужчина с густыми пшеничными усами на добром, чуть грубоватом лице. Мужчина одет в форму кирасирского офицера Алмарской Империи. – Вывез подальше в лесок и расстрелял. Ребята меня поддержали.

– Мне семьдесят лет, – голос старика кажется раздосадованным. – Я никогда, никогда ни во что такое не лез. Не стоило и начинать.

– Иоганн, – вздохнул кирасир, – неужели ты думал, я повезу их до столицы? Неужели ты действительно верил, что там какого-то небезразличного судью заинтересует это дело?

– Оставь это, – махнул рукой старик и отвернулся, стал смотреть в невыразительный, затянутый густым туманом пейзаж за окном.

– А даже если б я и нашёл такого судью, – не унимался человек с усами, – нам бы просто не хватило доказательств. Ни свидетелей, ни каких-то действительно важных документов. Ничего этого у нас не нашлось бы. Тащить их в столицу на суд было бессмысленно.

 

Повисла долгая тишина. В мутное стекло билась снулая муха. Пахло свечным воском, чесноком, гарью. Из камина выстрелил полумёртвый уголек, выстрелил и погас.

– Но справедливость всё же должна была восторжествовать! – Горячо завершил свою речь кирасир.

– Да, – сухо улыбнулся старик, – справедливость. Должна.

Туман за окном медленно прорезали лучи рассветного солнца, пронизав серый мир красками, наполнив торжеством и светом, осветив густую жирную грязь перед трактиром и толстого пьяницу, спящего в этой грязи в обнимку со свиньёй.

– Я стар, – закончил Иоганн. – Всю жизнь обходился без этого. Не стоило и начинать.

* * *

 

Дом был ветхим. Давно отживший своё, он превратился в обитель призраков и старой памяти. Памяти о когда-то звучавшем детском смехе. О кухонном гомоне. О неспешных разговорах в гостиной при свечах. Теперь это рухлядь. Старые доски, старая краска, старые окна с белыми занавесками, посеревшими от возраста, смотрят бельмами на дикий сад. Сад тоже стар, он зарос вязами и плющом, вереском и небольшими соснами. Он скрыл этот двухэтажный дом с мансардой и двумя флигелями, как саван укрывает мертвеца.

– Самое место для таких двух развалин как мы с тобой? – Усмехнулся охотник на монстров. Перед ним и его спутником со скрипом, жутким, замогильным, привычным, распахнулась дубовая дверь с незамысловатым витражом.

Напарник что-то недовольно пробурчал и они вошли. За дверью оказался просторный зал. На стенах – заплесневелые картины в рамах с осыпавшейся позолотой, на полу протёртый зелёный ковёр, углы затянуты паутиной. Из зала вели несколько дверей – таких же серых и с облупившейся краской, как и всё здесь. Зато с настоящими бронзовыми ручками в виде фантастических рыб. Запах пыли, плесени, паутины, ни с чем несравнимый запах старости, которым был пропитан дом, умиротворял. Здесь всё было в прошлом. Такие места успокаивают, заставляют говорить тише и ходить медленнее. И вместе с тем такие места настораживают.

На лестнице, ведущей на второй этаж – старом, скрипучем, двухпролётном сооружении с резными перилами – послышался шорох. Будто мышь пробежала. Но охотник на монстров знал – мыши не любят такие места.

Затем шорох послышался из тёмного угла, на другом конце зала. Из-за небольшой декоративной колонны с вазой выбралась невысокая фигурка. По колено человеку, не выше, в декоративном платьице с рюшечками и бантиками, в широкой шляпке украшенной искусственными цветами, с легкой улыбкой на личике...

К вошедшим в дом, тяжело переступая непригодными для этого фарфоровыми ногами, медленно шла кукла. В кукольной ручке она волочила огромный мясницкий тесак, с неё размером. Милое детское личико искривилось, кукла раскрыла рот, полный острых ржавых гвоздей, заменяющих ей зубы, рассмеялась скрипучим, зловещим детским идиотическим смехом.

Рассмеялась и довольно резво поковыляла, опираясь для надежности не только на ноги, но и на тесак, в сторону непрошенных гостей.

– Видишь, – произнес охотник на монстров, извлекая мушкетон, заряженный крупной дробью. – Я был прав. Мы имеем дело с кукольной девочкой.

– Лучше б ты ошибся, скотина! – прохрипел низким голосом его напарник.

В стеклянных глазах куклы горело синее пламя, тесак скреб по зелёному ковру, на нём были видны бурые разводы, кукольные ножки в мягких лаковых ботиночках неумело стучали по рассохшемуся паркету.

– По крайней мере, приятно знать, с чем имеешь дело, – пожал плечами охотник.

– По крайней мере, первым она прикончит тебя, – сварливо отозвался напарник.

Кукла издала победный клич, похожий на клёкот стервятника, с невероятной, неожиданной для такой аляповатой штуки, скоростью она скакнула на стену, оттолкнулась, кувыркнулась в полёте, повисла на тридцатисвечной бронзовой люстре, раскачалась и, снова заклекотав, бросилась на добычу сверху.

Мушкетон был наведён умелой рукой. Это оружие имеет задержку залпа, зато бьёт наверняка. Потому всё, что потребовалось охотнику – вычислить маршрут атаки куклы и вовремя нажать на спусковой крючок. Он сделал это, когда кукла оказалась на люстре. Остальное – дело физики.

Залп, вспышка пороха на пороховой полке, грохот, стук картечи по стенам и бронзе люстры. Изорванное тельце падает на пол. Рассыпаются осколки фарфора, падает простреленная шляпка с искусственными цветами, медленно кружась в воздухе. Прекрасное кукольное платье изорвалось и превратилось в лохмотья, из которых выкатился стеклянный глаз. Синяя искра в нём медленно погасла.

– Ну, с почином, – усмехается охотник.

– Тебе опять повезло, – внешне кисло, на деле радостно откликается напарник.

– Поможешь? – спрашивает охотник, о чём-то вполне понятном им обоим.

– Всенепременно!

Мощные, но сухие руки в плотной коричневой шерсти берутся за ручки инвалидного кресла. Напарник вкатывает охотника на монстров в тёмный зал немёртвого дома. Иоганн ван Роттенхерц очень стар и прикован к своему креслу. Но кто-то должен охотиться на монстров.

***

 

Городок Штальвесс притулился в предгорьях среди еловых зарослей, цветочных лугов и холодных горных рек центральный части большого острова, дающего название Алмарской Империи. На границе областей, населённых издревле главным народом империи – алмарами и самым важным народом империи – бригланами, на плечах которых держится могучая Церковь Империи. Этот островок цивилизации среди дикой красоты гор был полон мелких противоречий и попыток сосуществования на грани вечных обид и взаимных претензий. Фермы, шахты, охотники и пастухи, лесорубы и ювелиры - они давали городу жизнь. Имперская администрация, гарнизон, полиция и провинциальный суд под началом бургомистра – превращали его в оплот имперской цивилизации.

Но сейчас всё это было довольно неважно. Редкостное единодушие обрушилось на город, как обрушивается лавина в горах. Были забыты обиды, споры, ссоры, взаимные упреки, сословная рознь и родовые различия, всё это отошло на второй план. Город сковал страх.

На протяжении уже трёх месяцев в этом милом краю, среди гор и лесов, пропадали дети. Не всегда бесследно. Иногда местным, испуганным до одури, полицейским доводилось вылавливать из сточной канавы детскую ручку в кружевной перчатке или находить ленту для волос, висящую на ветвях горной ели. И всем становилось понятно – в город пришло зло.

Такое изредка случалось везде. Нельзя сказать, чтобы люди городка Штальвесс были напуганными белоручками. Доводилось им иногда под руководством городского священника гонять нечисть по лесам. А полицейские раз или два в год, в конных патрулях сталкивались с умертвиями, получавшимися из случайных путников, замерзших в лесу или задранных волками. Всякое, в общем, бывало. И о том, что в других местах происходило, тоже слыхали – чернокнижники, еретики, демоны, твари Пучины. Местный святой отец всегда старался держать паству информированной об ужасах внешнего мира.

Но когда в городе начинают пропадать дети, когда матери запирают двери и окна на замки, а сами ночами сторожат у двери, когда в школу бедных крошек водят группами, а учителя потом рассказывают о странных шорохах в коридорах храма науки и постоянном ощущении чьего-то злобного взгляда… Тогда даже очень глупый горожанин понимает – в город пришло зло. Зло, которое не прогонишь топором и факелом, не проткнешь багинетом. Зло, которое не уйдёт и не остановится. Которое будет становиться всё сильнее, пока не поглотит весь город, начав с детей и не оставив никого живого после себя.

Пришёл страх. Страх бессилия. Ни патрули. Ни молитвы. Ни бдительность горожан. Ни запертые ставни. Не помогало ничего. Дети продолжали исчезать. Продолжали умирать. А по ночам в городе видели странные мелкие силуэты каких-то тварей, таящихся в тенях и шастающих по крышам.

Но иногда случаются чудеса. Бывают совпадения прямо из сказок. Иногда униженным, испуганным и оскорблённым просто везёт. Впрочем, это был не тот случай. Просто тёплым днём месяца орналика знаменитый охотник на монстров Иоганн ванн Роттенхерц на почтовой станции в трёх милях от Штальвесса, пока меняли лошадей в его карете, прочёл объявление.

Мольба были привычной, полной невыраженной муки и горьких стенаний целого города:

"В город под дланью его Императорского величества, Штальвесс, графства Литтенгофт, для исправления прискорбной ситуации с врагами рода человеческого, сиречь монстрами беззаконными, требуется охотник на монстров, иначе же любой смелый человек, в ремесле сём сведущий, кой за награду достойную возьмется от напасти город надежно избавить".

Печать города – перекрещённые пушки и еловая ветка. И подпись. А внизу приписка – обращаться к бургомистру сэру Мальбору ван Рогзену.

Конечно, сердце старого героя дрогнуло от столь неистовой мольбы. Он, как настоящий аристократ и мастер своего дела, не мог пропустить мимо ушей столь отчаянный призыв. К тому же у кареты ось нуждалась в ремонте, а денег не было. И потому Иоганн ван Роттенхерц поспешил в город Штальвесс, дабы избавить напуганное его население от сей мерзостной напасти.

***

 

Бургомистр Мальбор ван Рогзен был невысок, плотно скроен и обладал великолепной осанкой, присущей всем алмарам-аристократам, что в достаточной степени скрывало такие недостатки его облика как внушительный круглый живот и ранняя лысина. По каким-то только ему ведомым причинам бургомистр не носил положенный ему по статусу парик, предпочитая отсвечивать внушительных размеров пятном голой блестящей кожи на голове, обрамлённой редкими светлыми волосами. Одет он был весьма прилично – в чёрный строгий кафтан, жилет, бриджи с чулками и великолепные башмаки с золотыми пряжками. Впечатление портила только рубашка с большим количеством кружев – бургомистр явно молодился и это ему не шло.

В данный момент, сидя в своём кабинете, на третьем этаже готической ратуши – гордости города Штальвесс, бургомистр, сдерживая брезгливость, рассматривал позднего посетителя.

В инвалидной коляске довольно странной конструкции, снабжённой какими-то ремнями, трубками, цепями и сонмищем сумок, мешков и подсумков, а так же шипами на высоких колёсах, перед ним сидел старик.

Наверное, в лучшие годы это был сильный, высокий и довольно привлекательный мужчина. Теперь он походил на дряхлую развалину, сохранившую лишь тень былого величия. Вся сухая и жилистая фигура гостя была будто скручена постоянной болью, создавалось впечатление, что старик всё время напряжён. Сухие, жилистые крупные руки с синими венами стискивали широкие подлокотники. Взгляд голубых когда-то, сейчас выцветших, глаз был внимателен и постоянно обшаривал богато обставленный кабинет бургомистра, будто ожидая, найти что-то незаконное. А единственное, что было расслабленно в этой развалине – это парализованные ноги под клетчатым, красно-чёрным пледом с белыми полосками.

Меж тем, нельзя было не заметить благородное происхождение гостя – его породистое лицо не испортили ни многочисленные морщины, ни шрамы. Высокий лоб, чётко очерченные скулы, тяжёлый, присущий алмарской аристократии подбородок. Прямой нос с узкими ноздрями и загнутым от возраста кончиком. Брови вразлёт, тонкие напряжённые губы с опущенными уголками. Всё это складывалось в какой-то природной благородной гармонии, несомненно, в молодости этот старик был красив. Образ довершали седые, отливающие серебром волосы, стянутые в кавалерийскую косицу, перевязанные кожаным шнуром и чёрным бантом поверх.

Одет старик тоже был весьма знаково – со вкусом, но не кричаще. Чёрный сюртук с рядом серебряных гербовых пуговиц. Белая рубашка со стоячим воротником, стянутым простым шейным платком тёмно-серого цвета. Узкие чёрные штаны и совершенно непонятно зачем – кавалерийские сапоги, блестящие новой кожей.

Приди этот человек обсудить покупку дома в городе или даже по какой-то секретной государственной надобности, бургомистр сразу же расстелился бы перед ним ковром, с полной готовностью помочь и услужить. Но нет. Этот суровый старик в инвалидном кресле совершенно спокойно сообщил Мальбору ван Рогзену, что прибыл по объявлению. Он-де охотник на монстров и решит возникшую у города проблему. И потому бургомистру хотелось смеяться.

– Итак, герр ван Роттенхерц, вы утверждаете, что готовы решить нашу маленькую проблему? А не будет ли это вам в тягость? – поинтересовался градоначальник из своего глубокого начальственного кресла, обитого кремовой кожей, после того, как поздний гость представился и сообщил причину визита. Сейчас стоит упомянуть, что господин бургомистр не был женат, и у него не было детей.

– Маленькую? – проскрипел низким суровым голосом, без тени теплоты Иоганн. – Я тут поспрашивал, пока шёл к вам. Двенадцать детей за три месяца. Это в городке с населением не больше тысячи человек. Не сказал бы, герр ван Рогзен, что проблема маленькая. Особенно для родителей этих милых деток, – он чуть помедлил. – Деткам-то уже всё равно.

– Да, приношу свои извинения за бестактность, – раздражённо ответил Мальбор, ещё не хватало какому-то старику учить его оценивать неприятности города. – Проблема серьёзная. Но всё же, позвольте осведомиться, герр ван Роттенхерц, находитесь ли вы в достаточной форме, чтобы гоняться за монстром? Я же не могу позволить человеку вашего возраста и положения, так рисковать собой.

– В прошлом месяце оборотня поймал, – пожал плечами Иоганн. Забыв упомянуть, что оборотнем оказался сын булочника небольшого торгового городка, и он не гонялся с ним по всему городу, а выяснил личность, накрыл паренька в его же комнате и избавил от проклятья при помощи крепкого кожаного ремня и сваренного по случаю декокта. – А в положении бывают девицы, не следящие за честью, герр ван Рогнез, – он криво ухмыльнулся, – я же в отличной форме. Мне доводилось решать проблемы навроде вашей, во много более плохом состоянии, иногда даже придерживая кишки руками. И это было ещё до вашего рождения...

– Охотно верю! – заулыбался вежливо бургомистр, он решительно не понимал, как держать себя с этим стариком. Говорил он убедительно. Но выглядел...

– А с возрастом я стал только умнее, – закончил Иоганн, – нисколько не потеряв в сноровке. Поверьте, я не собираюсь соревноваться с тварью в стометровке. Я найду её и прикончу, за неделю. Быстро и эффективно. И ваши детки будут спать спокойно.

– У меня нет детей, – почему-то скривился Мальборк, похоже, припомнив что-то очень неприятное.

– Ну, – опять пожал плечами охотник на монстров, – вы несете ответственность за всех детей этого города. Они все почти ваши, – Иоганна забавляло поведение бургомистра. – И всего за какую-то тысячу рейхсталеров я верну покой в этот город.

– Тысячу?! – взвыл градоначальник. – Немыслимо! За эти деньги...

– Вы не сможете сделать ничего полезнее спасения ещё одной детской жизни, – отрезал ван Роттенхерц. – Впрочем, вы можете отказаться. Можете вызвать инквизитора. Он прибудет через пять-десять пропавших крошек и перво-наперво спросит с вас, как город докатился до жизни такой. А потом спросит с каждого.

– Я имперский аристократ, – топнул ногой ван Рогнез, – с меня инквизитор ничего не спросит! И, кстати, спасибо за идею!

– А население города вам не жалко? – сощурившись, поинтересовался охотник на монстров. – Хотя, этот же город под графским владением. Вас, видимо, назначили, а не выбрали?

– Бригланы по большей части, – отмахнулся бургомистр. – Набожные и невежественные. Они найдут с инквизитором общий язык. И наверняка будут петь псалмы на пытках. Да, назначили.

– И инквизитор вытрясет из них много больше, чем прошу у вас я, – решил зайти охотник с другой стороны. – К тому же он и его отряд – дознаватели, гвардия, секретари. Все будут жить за счет города. Много больше недели. Я так и понял, что назначили.

– Я могу нанять другого охотника, – не сдавался Мальборк, похоже, обоих говоривших занял сам процесс спора. – Помоложе и без запросов.

– Молодость не есть добродетель, – сухо рассмеялся и немного закашлялся Иоганн. – Ну приедет какой-нибудь молодчик с пистолями на ремнях. Весь в коже, за поясом палаш, за спиной двуручный меч. Трахнет вашу секретаршу, набьёт морду полицмейстеру. Кого-нибудь прирежет, когда не понравится, как с ним разговаривают в таверне. Деньги потребует авансом. Прогуляет их всё в той же таверне, полазает по окрестным лесам, ничего не найдет и сбежит. Таких надо нанимать, когда знаешь, где сидит монстр и что это за монстр, и без особых церемоний отправлять сразу в бой. А тут дело другое.

– Хорошо, – звучно расхохотался градоначальник. – Хорошо. Уговорили. Восемьсот рейхсталеров и по рукам.

– Мой дорогой друг, – голос охотника стал холоден и смертельно серьёзен. – Я не торгуюсь, и не развлекать вас сюда пришёл. Либо вы платите мне тысячу, причем по завершении дела. Либо продолжаете вылавливать детские трупы из сточных ям.

– Тысяча, – понуро кивнул ван Розген.

– Хорошо, – снова повеселел голос старика. – А теперь расскажите мне подробности дела, но прежде прикажите подать грога.

***

 

Есть несколько правил, следуя которым можно стать успешным охотником на монстров. Первое из них – охотиться, когда монстры слабы. Днём на ночных. Ночью на дневных. На оборотней в новолуние. И так далее.

А потому, когда Иоганн с напарником вошли в скрипучий старый дом через сумеречный сад, на дворе был светлый день. Вернее, даже полдень. Солнце тёплого месяца орналика заливало предместья Штальвесса весёлыми озорными золотистыми лучами. Погода была прекрасна. К сожалению, контрасты пугают сильнее.

Несмотря на годы и годы работы охотником, Иоганн ван Роттенхерц не разучился испытывать страх. И сейчас ему и его напарнику было крепко не по себе, в старом, ветхом, заваленном всяческим хламом доме с кирпичными пятнами на старом паркете и белыми занавесками на грязных окнах, через которые, кастрированный толстым слоем пыли, солнечный свет проникал в эту юдоль ужаса.

– Будем последовательны, – предложил Иоганн, прочищая мушкетон, чтобы снова его зарядить. – Осмотрим сначала первый этаж. И как можно внимательнее. Помнишь, в прошлом году в Шваркарасе, та вампирша выскочила из шкафа, который ты поленился проверить.

Напарник лишь что-то невнятно пробормотал типа "самвиноатхррр" и неспешно покатил инвалидное кресло по коридору. Напарником охотника на монстров был хальст. Представитель горного народа, обитающего на южных островах Империи – в самой холодной и негостеприимной её части. Этот конкретный не сильно-то отличался от сородичей. Ростом с полтора метра, чуть сутулый, кряжистый и широкоплечий, покрытый жёстким коричневым мехом, с двумя парами небольших рожек на голове и небольшим симпатичным хвостиком с кисточкой, подметающим за хозяином пол. Как и Иоганн, его напарник был калекой – около шести лет назад при пожаре он повредил глаза. Потерял три из четырёх, дарованных хальстам природой, в том числе оба верхних, отвечающих за тепловое зрение. То есть в определённом смысле он был слепым. А в определённом – одноглазым. С тех пор он неистово ненавидел нежить и особенно шевалье муэртас – боевитых умертвий, в которых превращаются аристократы после смерти.

Одет напарник охотника был весьма незамысловато – в жилет из прочной кожи со стальными клепками, образующими замысловатые узоры, и множеством карманов, штаны из прочного сукна и рубаху из грубой ткани. На голове он носил берет, висевший сбоку на двух рогах, и три металлических пластины на ремнях, закрывающих повреждённые глаза. Свои густые и жёсткие чёрные волосы хальст стягивал в хвост, подражая товарищу.

Тележка остановилась возле первой из дверей, когда-то изящной, с бронзовой ручкой и резьбой. Охотник на монстров флегматично, привычными движениями закончил заряжать мушкетон и кивнул напарнику. Удар когтистой, покрытой шерстью мощной лапы распахнул дверь. Хальст отпрянул в сторону. Старик направил в дверной проём мушкетон. Ничего не произошло.

Перед двумя непрошенными гостями этого дома предстала довольно светлая, запылённая, полная добротной, но старой и потрёпанной мебели комната. Судя по большому столу и восьмёрке стульев с прорванной обивкой в центре, служившая когда-то столовой.

Комната была освещена, но плохо. Свет слабо проникал через грязные окна и плотные шторы зелёного сукна. Десять секунд ничего не происходило. Затем многочисленные ящики и дверцы нескольких шкафов, расположенных у стен комнаты, загрохотали, повыскакивали и распахнулись. Оттуда посыпались... игрушечные солдатики. Обыкновенные детские игрушечные солдатики высотой кто в палец, кто в ладонь, кто-то был похож на имперскую армию, кто-то на гвардейцев архиепископа. Но все без исключения неплохо вооружены – ржавыми ножами, вилками с частично обломанными зубьями, покрытыми засохшей кровью вязальными спицами, длинными гвоздями. Они были бы забавны, если б не были смертельно опасны. Четверо, выскочившие из-под гнилой скатерти обеденного стола, толкали крупнокалиберный пистоль, поставленный на лафет от игрушечной пушки.

Воинство устремилось к незваным гостям. Хальст, крепко ругнувшись, вырвал из ножен на поясе палаш с широким лезвием и фигурной чашкой. Иоганн оказался хитрее. Он быстро отложил мушкетон и достал из сумки, притороченной к креслу справа, небольшой флакончик. Из флакончика охотник на монстров высыпал серебристую пыль, проведя ею черту на пороге комнаты, за секунду то того, как первый солдатик добежал к нему и попытался ткнуть спицей. Попытка вышла неудачной. Злую игрушку просто отбросило назад, будто она наткнулась на невидимый барьер.

Отклонившись назад, ван Роттенхерц приподнял своё кресло, развернул его, быстро управляясь с колёсами, и откатился в сторону от дверного проёма. Через секунду пуля из комнаты, выпущенная из импровизированной пушки, вошла в стену коридора напротив. Солдатики неистово бились о невидимый барьер серебристой пыли, что-то отчаянно вереща писклявыми голосами.

– Прям как битва при Хольстэме, только там были хмааларские сипахи, против стальных колонн пикинёров ван Бреффа, – улыбнулся напарнику Иоганн. Тот лишь вяло отмахнулся, убирая палаш. – Ну же! Бодрее, мой верный Гиттемшпиц! Это смесь серебра, соли и лунного камня. Она их задержит. Пока что-то не пересечёт черту с этой стороны, мы в безопасности. Как хорошо, что в таких местах нет мух.

– Зато тараканов дохрена, – откликнулся Гиттемшпиц хмуро.

– Пока ни одного не видел, да и вообще – будь веселее. Мы пока живы. Не драться же, в самом деле, с этим марионеточным воинством. Нужно найти кукловода. Ну, или кукловодиху, – бойко перебирая руками по колёсам, охотник на монстров уже направился к следующей двери. По возможности быстро миновав дверной проём (возможно, солдатики уже перезарядили "пушку"), хальст догнал его и, снова взявшись за ручки, повёз инвалидное кресло.

***

 

Пояснения бургомистра показались Иоганну спутанными и неполными. Создалось даже впечатление, что не слишком-то волнуют градоначальника пропавшие дети. Он явно смущен происходящим. Но скорее с позиции своей репутации и исконного провинциального желания "чтобы всё было тихо".

«Не знаю, откуда вы взяли цифру двенадцать. Но может вам сообщили что-то, чего не докладывали мне. Насколько я знаю, пропали восемь детей. Помню, месяца три назад, первым был сын моего второго секретаря. Оливер. Затем Джулия, дочь булочника Фаттеншвица. Герта и Миккель – дети кожевенника, с месяц назад. Остальных не помню, как зовут. Все как в воду канули. Вообще побеседуйте с полицмейстером герром Дуко Штольбрассом. В конце концов, он ведёт это дело. А у меня и так забот по горло – не успеваю за всем следить".

Что за такие важные дела могли быть у бургомистра крошечного провинциального городка, охотник на монстров понять не мог. И, честно говоря, подход этого благообразного толстячка к делу глубоко бесил Иоганна. Старик считал, что если ты за что-то взялся, то нужно делать дело качественно. Особенно если оно касается других людей. Тем более если они доверили тебе управлять собой.

Полицмейстер оказался грубым, злословным человечишкой скромного росточка и такого же ума. Зато злобой, похоже, стремился компенсировать всё остальное. Что характерно, он тоже был алмаром, как и большинство работников полицейского управления. Алмаром худшего пошиба – ничем не отличающимся от прочих жителей города, скорее даже уступающим им, но при том считающим себя выше прочих только потому, что представители его народа, видите ли, создали и держали на своих плечах империю. Жаль, что ему ничего не передалось от ярких способностей его предков. По сути Дуко в довольно грубой форме отказался сотрудничать со "вздорным стариком-калекой, наверняка мошенником, решившим обманом вытянуть из города кровно заработанное золото". Будь Иоганн немного моложе, за подобное поведение он бы набил обидчику морду, ибо полицмейстер был неблагородных кровей, приставку «ван» перед фамилией не имел, да и вообще явно был подлым во всех отношениях человеком. Но сейчас поведение этого брызжущего слюной поросёнка лишь забавляло охотника на монстров. Полицмейстер боялся – боялся за свой мундир и свои доходы, за свою репутацию, боялся увольнения, ибо не мог сам решить проблему и боялся позора, если проблему решит кто-то ещё. Жалкое мелкое ничтожество. К слову, тоже совершенно безразличное к судьбам детей.

В итоге нужную информацию ван Роттенхерц узнал от рядовых сотрудников полицейского управления. Тех самых немногочисленных бригланов из него, которых и отправляли частенько "разгребать дерьмо" – искать пропавших детей и делать объезды самых мрачных участков вокруг города. Капрал Ульрих Торгмутт не без содрогания рассказал о детских конечностях, обнаруженных в соседних лесах. Конечности были будто бы отрублены, отпилены или отрезаны посредством множества мелких ударов. Об обрывках платьев и ленточках на подоконниках и верхушках домовых оград. О кровавых пятнах в пустых детских с выломанными ставнями. О детях, возвращавшихся из школы, с друзьями, якобы видевших, по словам тех же друзей, что-то очень интересное в переулке, и домой так не приходивших. И прочие, ставшие уже обыденными, ужасы тихого городка, где тихие люди тихо переживали своё повседневное горе.

После Иоганн также беседовал с родителями пропавших. Их друзьями, соседями, случайными разговорчивыми горожанами. Прочими полицейскими. Также он осматривал места, где пропадали дети. Искал улики, которые могли бы навести на верный след.

Зло всегда оставляет след, незаметные неопытному глазу признаки, которые отлично помогают профессионалу распознать истинного виновника происходящего. Там, где есть нечисть, часто начинают расти необычные растения или обычные растения начинают расти слишком активно. Если это злокозненные твари – им сопутствует ядовитый плющ, борщевик, омела, сорняки. Если добрые – лучше растут цветы и огородные растения. Нежить заражает всё вокруг разложением. В домах, поражённых некроэнергией, распространяемой нежитью, начинали быстрее портиться вещи, рассыхаться половицы, трескаться оконные стекла, выцветать яркие ткани. Демоны и различные производные ада сильно влияют на животных, если где-то суккубара – у всех окрестных кошек март. Им так же сопутствуют различные растения, например, демонам гнева – огненный львиный зев. А создания хаоса везде привносят дыхание моря, Пучины, из которой приходят. Такие вещи не замечают те, кто не стремится их увидеть. Но для профессионала они служат весьма верным маяком.

По завершении недельных поисков, расследований, рытья носом земли и осмотра окрестностей Иоганн был уверен, почти наверняка, что имеет дело с нежитью. И это не прибавляло ему хорошего настроения.

***

 

Прочие комнаты первого этажа оказались пусты. В гостевой комнате стояла небольшая мраморная статуя, изображавшая полководца древности, охотник забыл, как того звали. Статуя не подавала признаков жизни. Забавный факт, в общем-то, статуя не особенно отличалась от тех же солдатиков, но не была игрушкой. Она была произведением искусства, по крайней мере, многие её таковой, наверное, сочли. Произведение искусства не игрушка – развлечение для взрослых. А значит – не опасно. У кукольной девочки нет над ней власти.

Кухня встретила их пустыми закопчёнными котлами, сковородками на крючках, старой расколотой скалкой на мраморной столешнице, маленькими окнами, как и везде очень плохо пропускавшими свет, и жутковато выглядящей пузатой печкой с чугунной трубой. Это место навевало грусть, но опасности не представляло.