Когда Хозяин, сдох, как и жил, противоестественной смертью (он, по слухам, подавился своей собственной цитатой), член Хозяина набальзамировали и положили в Пантеоне величайших граждан Ибанска. Но лафа была слишком кратковременной. Не успел он растолкать соседей и занять подобающее ему центральное место, как на трибуну вылез Хряк и" спотыкаясь на всех гласных, согласных и шипящих, прочитал знаменитый разоблачительный доклад. Член пришлось изъять из Пантеона и временно зарыть снаружи как какого-нибудь рядового руководителя государства. Могилу завалили цементной плитой, так как член имел тенденцию напоминать о себе. На плите написали: видный деятель какого-то движения начала века. Забегаловку переименовали в Павильон. Художник намалевал на стене новую картину, более отвечающую духу времени. Он изобразил трех здоровенных полуголых баб с загорелыми рожами и пятками и одного здоровенного полуголого механизатора. Механизатор (так стали называть трактористов, конюхов и счетоводов) держал недозревшее яблоко и не знал, какой из баб его отдать. А бабы хихикали от удовольствия, физиономия механизатора выражала нечто аналогичное тому, что выражала физиономия Хряка в Америке, когда ему не успели подсунуть следующую страницу речи, а когда подсунули, оказалось, что не ту. Если бы это была поллитровка, думал Механизатор, я бы ее мигом разлил поровну на этих трех потаскух. А тут задачка, скажу я вам. Без кибернетики не обойдешься. Под картиной на мраморной плите высекли стих Литератора:
Ты, подружка, меньше вони,
Ни гу-гу и ни ку-ку!
Мы Америку догоним
По мясу и молоку.
Внизу мелкими буквами высекли примечание: в слове мясу ударение на втором слоге. Зарождающиеся ибанские интеллектуалы облюбовали Павильон для своих попоек и основопотрясающих бесед и стали называть его Тремя грациями, поскольку были образованными и критически настроенными.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИБАНСКА
Дайте мне любые исходные предпосылки, говорил тогда Шизофреник, и я выведу из них любое общественное устройство. Какое хотите. На заказ. Из допущения свободы и равенства выведу отеческий террор и привилегии. Из допущения насилия выведу разгул свирепой демократии. Содержание предпосылок не играет роли. Для построения любого общества достаточно иметь некоторое множество индивидов и предоставить их самим себе. Задать им какую-нибудь цель, и пусть творят, что заблагорассудится. Содержание цели тоже безразлично. Пусть хотя бы даже ваш сверхгениальный изм. Цель есть лишь организующая форма истории. Проделайте достаточно большое число экспериментов в одинаковых условиях и получите все логически мыслимые варианты. Никакой исторической необходимости того или иного варианта нет. Строго научно можно говорить лишь о степени вероятности возможных вариантов, что не имеет никакой прогностической ценности в случае индивидуальных событий. Историческая необходимость есть лишь идеологическое извращение прошлого с намерением оправдать настоящее и обеспечить какие-то гарантии на будущее.
Сидевший напротив Шизофреника Мальчик, который недавно дал согласие быть осведомителем Органов, перестал что-либо понимать в его пьяной трепотне, махнул на нее рукой и решил просто сообщить, что Шизофреник отвергает основополагающие принципы изма. Идея, сказал Супруга, только тогда становится материальной силой, когда она овладевает массами. Это - азбучная истина.
Азбучная чепуха, сказал Шизофреник. Индивидам вообще наплевать на идеи. Достаточно того, что они не возражают, когда кто-то приписывает им эти идеи.
После этого Шизофреник допил водку и выдумал Ибанск. Просто так. Шутки ради. Смешно, сказал он в заключение. Стоит выдумать какую-нибудь ерунду, как ей тут же придают вид исторической закономерности. Это еще полбеды, сказал Учитель. Берегись, люди, как правило, становятся жертвами своих собственных измышлений. Однажды, это дело было вскоре после войны, решили мы с приятелем...
ЧАС ВТОРОЙ
Как-то в школе устроили осмотр. У Крикуна обнаружили на шее медный крестик, а в рубашке вшей. Крестик выбросили, а рубашку поручили постирать одному из членов родительского совета. При стирке рубашка развалилась. Собрался педагогический совет и постановил выдать Крикуну ордер на покупку рубашки. Смотри, сказали ему, помни о том, какую заботу о тебе проявляет государство, и учись как следует. А его уговаривать учиться не надо было. Учился он так, что родители примерных учеников стали испытывать тревогу. Когда научная комиссия, выяснявшая профессиональные перспективы учеников, зачислила Крикуна в ткачи, (он быстрее всех продевал нитку через дырочки), родители несколько успокоились. Но науку эту отменили.
Крикун был хорошим товарищем. Его любили даже отличники, так как он не мешал им быть отличниками и сам не стремился к этому, а взрослые позаботились о том, чтобы он им не стал. Только однажды учитель математики взбунтовался и заявил, что такие головы появляются раз в сто лет одна на миллион. Но учитель был под подозрением, которое, разумеется, подтвердилось. И Крикуну за это снизили отметки.
Его некому было защищать, и он научился драться. За ним некому было смотреть, и он перепробовал все кружки. У него не было дома, и он проводил время в чужих домах. И видел все. Как-то раз его пригласил к себе домой сосед по парте, - красивый воспитанный мальчик, к которому на "вы" обращался даже сам директор школы, а Наставник молодежи лично провожал до дому, чтобы оградить от хулиганов. Крикун был ошеломлен большим числом комнат в квартире Соседа и обилием непонятных красивых вещей. У нас в деревне, сказал он, одна изба и горенка. А народу! Одних ребят штук шесть. Остальные разъехались. Старики не в счет. Весело жили! Когда хлеба хватало, конечно. Красивая мама Соседа угостила Крикуна пирожным. Что это, спросил Крикун. Пирожное, сказала мама. Неужели ты никогда еще не пробовал пирожное? Попробуй! Крикун попробовал, и кусок застрял в горле. Не нравится, спросила мама. Нет, сказал Крикун. Моя мама с рассвета до ночи работает, как вол, а нам даже хлеба досыта поесть не дают. Это провокация, сказал папа Соседа. Я бы хотел дружить с тобой, сказал Сосед. Но папа запретил. А как же равенство, спросил Крикун. Мы против уравниловки, сказал Сосед и пересел на другую парту. Место рядом с Крикуном осталось свободным. После уроков его позвали к директору. Перед директором на столе лежал финский нож. Вот он, бандит, сказал Наставник Молодежи. Этот нож нашли в кармане его пальто. Он связан с бандитской шайкой. Это не мой нож, у меня нет пальто, хотел сказать Крикун, но промолчал. Он понял, что говорить бесполезно. И его исключили из школы. И потребовали направить в колонию малолетних преступников. Но вскоре арестовали папу Соседа и заодно Наставника Молодежи. Ученикам объяснили, что они оказались врагами народа и что это они подстроили исключение Крикуна из школы. Но Крикун не поверил никому. Много лет спустя он встретил Соседа в солидном чине. У нас, как Вам должно быть известно, сказал Сосед, не ожидая вопроса, дети за родителей не отвечают. Допустим, сказал Крикун. Но родители должны испытывать ответственность за детей, если хотят, чтобы было кому за них отомстить.
